Земную жизнь пройдя до середины

      — Лили, девочка, позволь нам… — сказал Алим.       Лили разом сникла и послушно вышла за дверь. Йован напрягся:       — Будешь отговаривать?       Алим смотрел на него мрачно и задумчиво, чем-то напомнив Грегора и Ирвинга одновременно. Йован в который раз озадачился, как так вышло, что из всех учеников в башне смог подружиться лишь с эльфом едва ли не вдвое старше себя. И теперь ему не на кого надеяться, кроме единственного друга. Который, похоже, счел себя старым мудрым вершителем судеб, как случается со всеми, перешагнувшими порог сорокалетия.       — Ты ее любишь? — спросил вдруг Алим. — Насколько сильно?       — Я готов умереть за нее.       Маг покачал головой:       — Умереть много ума не надо. Жить ради нее?       — Да.       — Тогда послушай взрослого друга. Откажись от нее.       У Йована перехватило дыхание.       — Ты в своем уме? — спросил он, когда голос снова начал слушаться.       — Я — да. А ты? Хорошо. Я тебе помог, вы сбежали. Что дальше?       — Мы будем всегда вместе.       — Вместе, да. Вместе удирать от храмовников. Вместе голодать и мерзнуть под дырявым одеялом. Вместе болтаться по забытым Пророчицей хуторам, где тебе, быть может, доверят выносить навоз из хлева, а ей — таскать воду из колодца и доить коров…       — Что ты мелешь! Я образованный человек, почти полноправный маг! Я могу...       — Что ты можешь? Варить зелья? Лечить хвори? Заговаривать амулеты? Состоятельный человек не будет искать мага на улице, а обратится в Круг. Нищий, которому не из чего выбирать, не сможет тебе заплатить. И оба с большой вероятностью предпочтут сдать тебя храмовникам, а не расплатиться честь по чести. Хотя, может быть, среди воров и разбойников тебя примут. Они вообще не сильно разборчивы. Живут, правда, недолго, но это мелочи. — Алим покачал головой. — Ты настолько любишь Лили, что желаешь ей такой жизни? Зато вместе, да?       Йован отвернулся к стене, изо всех сил стараясь дышать глубоко и ровно. Руки сами собой сжались в кулаки.       — Сволочь ты, Сурана. Какая ж ты редкостная сволочь. А я-то считал тебя другом.       — Я и есть твой друг. Но еще я — эльф, который успел повидать жизнь вне Круга. И знающий, что…       — Да ни хрена ты не знаешь! — Йован схватил его за грудки, так что невысокому и худощавому эльфу пришлось подняться на цыпочки. — Что может знать о любви тот, кому семейное гнездышко опостылело настолько, что он сам пошел и сдался храмовникам!       Вот этого, пожалуй, говорить не стоило. Среди всех обитателей Башни, Сурана оказался единственным, кого навещала семья. И когда это случилось впервые, посмотреть на этакое чудо сбежались едва ли не все маги и почти все не занятые караулом храмовники. Жена его показалась тогда Йовану жутко старой — не меньше тридцати пяти — худой и некрасивой: морщинки у глаз, торчащие в вырезе платья ключицы. С ней были два парня: старший, на вид, ровесник Йована, младший — лет на пять моложе. Алим сгреб в объятия всех троих и замер на полминуты. Потом легко коснулся губами губ жены, не обращая внимания на собравшихся вокруг. А потом Грегор провел их в комнату, где обычно грелись караульщики, которым выпало дежурить на улице и, закрыв дверь, встал снаружи.       — В тот день мы отпраздновали мое тридцатипятилетие, — сказал Алим, спокойно, будто Йован не держал его за грудки. — Поужинали, выпили, пошли спать. И в самый разгар… Словом, я поджег одеяло.       Йован опешил. Пальцы, до сих пор сжимавшие мантию друга расцепились сами собой. Напряжение, до сих пор перехватывало горло, отпустило, и Йован, почти против воли, расхохотался.       — Прости, — выдохнул он. — Но это и в самом деле… Выходит, пожар страсти — не эвфемизм?       — Эвфе… — Алим пожевал губами. — Придумаете же словечки…       Он помолчал.       — Словом, когда переполох закончился, я подумал: если я сотворил такое, будучи, м-м-м… счастлив, то что сделаю, когда мы начнем ссориться? Подожгу не одеяло, а ее волосы? Или, разозлившись, превращу в жабу сына, который как раз вступил в отрочество и, как и полагается отроку, начал пробовать на прочность всех окружающих и родителей в первую очередь?       — Это невозможно.       — Но я-то этого не знал! Получалось, что я опасен для тех, кого я люблю. И еще демоны… — Сурана поморщился. — Впрочем, о них ты и сам знаешь. Словом, я решил, что надо научиться управляться с этой некстати проснувшейся магией. А где этому учиться, кроме Круга? Поговорил с женой, а потом пошел и сдался храмовникам. Вовсе не потому, что за семнадцать лет мне опостылела семейная жизнь. И именно поэтому я имею право сказать тебе: откажись от нее.       — Не могу.       — Или, хотя бы, подожди. Пройди Истязания. Побывай вне Круга, посмотри, как там устроена жизнь. Подумай, где ты сможешь жить и чем заниматься, когда сбежишь, заведи знакомых, вне башни, которые смогут тебе помочь. Да, на это уйдет несколько лет. Но если вы действительно друг друга любите, это ничего не изменит. А если вы приняли за любовь обычную страсть… Что ж, все проходит. Потом будете переглядываться и улыбаться, вспоминая, как едва не наворотили дел.       Йован вздохнул. Все-таки Сурана слишком стар и слишком труслив, чтобы понять. Придется рассказывать все.       — Я не пройду Истязания. Усмирят до них. Лили подслушала… Грегор решил, что я маг крови.       Алим помолчал, пристально глядя на него.       — У сера Грегора есть основания так думать?       — Да за кого ты меня принимаешь! — Йован поддернул рукава мантии. — На, смотри!       — Йован, я считаю тебя другом, — медленно проговорил маг. — И ты, вроде бы, считаешь так же. Поэтому не обижай меня, выставляя дураком. Какой идиот будет резать запястья, которые у всех на виду?       — Мне раздеться? Чтобы ты посмотрел и убедился?       — Просто скажи: да или нет.       — Алим, клянусь чем угодно: я не маг крови. И я очень боюсь усмирения.

***

      — Сурана, вот от кого я не ожидал.       В другое время Грегор бы кричал, ругался, топал ногами. Но сейчас он смертельно устал: малефикар оказался неожиданно силен. И было до невозможности жаль мальчишек, погибших из-за того, что он, рыцарь-командор, недооценил опасность.       — Ты же не сопливый юнец, не желающий думать о последствиях. Почему?       Маг отвел взгляд от распростертых тел.       — Я мог бы сказать, что если бы Первый чародей, когда я пришел к нему, не отделался словами что, мол, доказательства есть у сера Грегора, но магам о них знать не положено, все могло бы пойти иначе. — Он потер руками лицо. — Но что теперь об этом говорить? Легковерным дураком оказался я, мне и расхлебывать. Эонар или?..       — Казнь, — сказал храмовник. — Из-за тебя погибло двое рыцарей. И ведает Создатель, сколько погибнет еще, пока малефикар на свободе.       Он обернулся:       — Позовите кузнеца.       — Не утруждайте занятого человека, сер Грегор. — Сурана снова потер лицо, руки заметно дрожали, кончики пальцев побелели до синевы. — Я не побегу.       — Я не могу верить на слово пособнику мага крови.       Эльф кивнул, медленно опустился прямо на пол, уткнулся лицом в колени.       — Я могу просить о помиловании? — сказал он, не поднимая головы.       — Нет.       Видит Создатель, Грегор этого не хотел. Но — двое погибших.       — Думаю, вы можете обойтись без крайних мер, — раздалось от двери.       Храмовник раздраженно обернулся. Вот только его здесь не хватало!       — Страж-Командор, это внутренние дела Круга. Прошу прощения, но вам здесь не место.       — Именно здесь мне и место. Я объявляю право Призыва.