Уникальная потеха

      И вновь ужасная комната с обшарпанными стенами, и вновь привязана к стулу, будто не прошло десять лет — всё возвращается к тому самому моменту жизни, когда мечты разбились вдребезги, а желание остаться в живых — вот, настоящая, истинная мечта подбитого странника и по совместительству, как двадцать дней, капитана полиции. Не смерти она боялась, а того, что придётся принять смерть от рук самого близкого человека, которому открылась на все сто процентов — не утаивала ни одной детали своей жизни, своих мыслей, — всё было в ладонях той, кто стоит в десяти шагах и направляет на Риту пистолет.       Остаться в живых, чтобы изо дня в день уничтожать себя прежнюю — чтобы больше никогда не открываться человеку, не быть к нему так близко.       Одно дело видеть незнакомого человека, который направляет на тебя пистолет и жаждет твоей смерти из-за тупого желания убить, насладиться тем, что ты страдаешь, а другое — когда тебя хочет убить человек, с которым ты делил жизнь, ложе и все свои тайны, сокрытые от остальных. И в глазах твоей «любви» пустота, рука тресётся, в кармане грязных джинс без умолку звонит телефон. Может, это совесть пытается дозвониться до твоей любви? Может, это последняя капля вашей любви пытается вывести зелёноглазую женщину из транса? Но плевать, ведь телефон никто не возьмёт, — никто не ответит и не скажет: «А нас больше нет».       Рита словно побитая собачка, привязанная к деревянному стулу, смотрит на своего потенциального убийцу и качает головой, до сих пор не понимая, как это возможно. Ещё месяц назад они мило болтали в зале и тайком целовались в раздевалке, совершенно не беспокоясь о том, что подумают люди, если вдруг застукуют из целующихся. Ещё недели три назад Кира готовила завтрак и рассказывала, что на работе подумывают о сокращении. Ещё… недавно она держала за руку и шла в сторону какой-то заброшки и твердила, что знает, кто взломал систему безопасности их части. Рита не додумалась о том, что это и была Кира — только она могла взломать любой сервер и остаться незаметной, используя никому неизвестный язык программирования — вещь, над которой она работала всё своё свободное время. И Рита знала об этом — точнее, об этом знала только она, и знала в чём секрет, поэтому она стала прямой мишенью для любимой.       — Нет… Кир, ты не сможешь, — шептала Рита, качая головой, и не замечала, как по щекам реками текут слёзы, оказывающиеся тут же на полу. — Обещаю, я буду молчать… Я буду…       Но уговоры лишь заставляли женщину делать шаги вперёд, дабы точно не промахнуться. А она не хотела, чтобы всё было за зря — но и убивать ту, которая обнимала ночами, согревала, дарила любовь и поддержку в самый отвратный момент — больно; невыносимо делать выбор, который сама же и создала.       — Малыш, тогда стреляй, — твёрдо произнесла Рита, шмыгая носом, и посмотрела в глаза Кире. — Мы обе в тупике. Пусть твоя пуля ласково коснётся моего сердечка. Позволяю, потому что она не хочет больше ни черта чувствовать. Стреляй, твою мать!       И какой бы сильной женщина напротив не казалась, она не могла взять и выстрелить в любовь всей своей жизни.       — Не могу, чёрт возьми! — прокричала Кира и упала на колени рядом с Ритой.       Не было сил бороться с собой — и их спас мог спасти только поцелуй. Незамедлительный, — так и случилось спустя пять минут рыданий. Их губы в последний раз исполнили страстный танец и через мгновение прозвучал выстрел.

***

      Нет ничего хуже сна, действия которого происходили ранее в жизни — и хочется забыть, но больной рассудок вновь и вновь выдаёт ненужный эпизод жизни, будто говоря: «Помни, кем ты была и будь сильнее, тряпка». И после очередного «живого» кошмара Рита резко привстаёт и пытается отдышаться. И с каждым разом кошмар всё больше и больше становится похож на реальность. Когда дыхания приходит в норму, Рита замечает, что на другой половине кровати каким-то образом оказывается Данилов — гость вчерашнего вечера; такой ненужный, такой неправильный, но если бы не он, возможно, было бы хуже.       — Дрыхни, хорёк, — с грустной усмешкой произнес хозяйка квартиры, накрыв мужчину оделом, а сама уходит на кухню, по пути завязывая волосы в пучок.       Плевать на кошмар. Плевать на то, что где-то рядом дрыхнет нелюбимый коллега, ведь лучше закинуться одной, двумя кружечками кофе и ринуть на работу. Риту всегда спасала работа — риск, необходимая холодность в общении, тир. Даже мрачный морг дарил своего рода спокойствие, которого так не хватало в жизни; здесь можно было не бежать — присел, сделал вдох-выдох, осмотрелся — никто сюда не заглядывает лишний — наслаждаешься холодом безутешным.       — Рит, я это… ночью к тебе переполз, не знаю, как это вышло, — голос Данилова вывел Риту из своих мыслей. — О, кофеёк, не нальёшь и мне?       — Видишь чайник? Банку кофе? Сахар? — три кивка головой. — У тебя, дружок, есть ручки. Поэтому самостоятельно берём и делаем себе кофе, а я пошла одеваться. Это у тебя выходной. Кстати, кофе выпьешь и марш к себе! Приют для пьяных коллег прикрывается в восемь часов. Так что, времечка у тебя немного.       И действительно, до восьми часов оставалось всего ничего. Рита оделась, накрасилась и заглянула на кухню, дабы поторопить своего коллегу, но тот уже и сам собрался и даже кофе успел выпить. Они молча вышли из квартиры.       — Спасибо, Рит. Ты настоящая по… — хотел договорить Степан, но Рита кивнула головой и взглядом показала, что ничего от него не требуется.       Между ними ничего не было, ничего нет и никогда не будет. Даже если иначе думает вторая сторона, — это ничего не значит. Его вчерашнее появление и её принятие этого самого появления — лишь случай, оставшийся в ритиной трезвой голове. И в будущем она забудет о том, что Степан пытался её поцеловать, ведь поцелуй для неё уже давно ничего не значит, минутная слабость и за неё можно ой как поплатиться. Да слишком высока плата.       Степан заказал такси, а Рита уехала на своей машине на работу, пытаясь откинуть всё ненужное — оставить навязчивые мысли там, в своей спальне. И Киру, и Степана, и то, что со всем жизненным багажом придётся плыть дальше. Никто не знает, никто ничего не слышал и ладно, — значит, можно выдохнуть и показаться нынешним коллегам в прекрасном цвете.       По дороге она успевает успокоиться и настроиться на работу. Расписывается в журнале прихода и идёт в раздевалку, но по дороге сталкивается с вездесущим Иваном, который извиняется и быстро убегает к себе в отдел.       — Чтоб тебя Рогозина… даром бессмертья наградила, — пробубнила про себя капитан.       А начальство уже звонит и сообщает о новом деле, — работа не дремлет. И это устраивало — ведь нет времени на лишние мысли. Быстро переодевшись, Рита поправляет причёску и направляется к Галине Николаевне, но вдруг у входа в кабинет она вновь сталкивается, но уже не с Иваном, а с Валей — бумажки, которые ещё недавно были в руках у патологоанатома по воле случая разлетаются по коридору — и хозяйке бумажек приходится, скрепя зубами, собирать их.       — Боже, вот что за чёрт! — взмахнула руками и произнесла Рита, через мгновения начав помогать коллеге.       — Ты могла иди дальше. Не за чем помогать, — как-то холодно произнесла Валя, не взглянув на капитана.       — Ну, по моей же вине всё твоё богатство разлетелось, — ответила капитан и протянула Вале бумаги.       Патологоанатом, недолго думая, взяла бумаги и вошла в кабинет Рогозиной. Ей не хотелось никак контактировать с Ритой, хотя на то не было объективной причины. В свободное от работы время они могли переброситься парочкой слов, обсудить дело или немного поговорить о жизни в отвлечённом аспекте, но не более — ни у одной, ни у другой и мысли не было, чтобы стать друг другу чем-то большим, да и какие могут быть подружки из двух совершенно непохожих людей? Если Валя была всеобщей любимицей, человеком, который может приободрить любого, ласковая, в меру болтливая, то с Власовой всё было ровно наоборот.       — Рита, присаживайся, — строго произнесла Галина Николаевна, указав капитану на стул, стоящим между Антоновой и Майским. И капитан, не раздумывая, выполнила приказ, но перед этим посмотрела на патологоанатома, — что-то в её поведении настораживало, с первого взгляда — обычно: с иголочки одета, в глазах не читается: «Я убью тебя и всю твою семью», не нервничает, но что-то определённо было не так. Возможно, не на всех распространялся странный настрой Валентины, а только на избранных — особенно на тех, кто сидел по левую руку — на рыжеволосых женщин с «ужасным», «ледянным» характером.       — Коллеги, сегодня мы берёмся за новое дело. Его передали нам из ГУ МВД. Скажем так, коллеги нашей Риты, — после этих слов Рогозиной на капитана посмотрели все присутствующие и каждый был немного поражён, ведь до момента икс никто не был осведомлён о прежней работе Риты. — Я поначалу не хотела брать дело из-за некоторых аспектов, но Олег Анатольевич настоял на том, чтобы именно мы занялись делом под кодовым названием «Аксо». Не знаю, что это может значить, но… дело невероятно важное.       — Галь, да ты к делу переходи. Как-то всё вокруг да около, — возмутился Майский, смотря на начальницу.       — В том-то и дело, Сергей, что в этом деле невозможно взять и всё выложить на блюдечке, — с таким же недовольством произнесла Галина Николаевна и посмотрела на задумчивую Риту. — Рита и Иван, выйдите из кабинета, а остальные остаются на своих местах.       Майский, Белая и Антонова переглянулись, будто спрашивая друг друга, что могло такого случиться.       — Галина Николаевна, а какой смысл был вызывать нас? — произнесла Рита, встав со стула, и подошла к Ивану.       — С вами будет отдельный разговор, — сказала, как отрезала, Рогозина, указав им на выход.       Недолго думая, двое чем-то провинившихся пошли медленным шагом в сторону буфета — не договариваясь, по зову сердца. И каждый был озадачен: почему именно они? И что за разговор их ожидает в кабинете Рогозиной? Никаких провинностей за обоими не наблюдалось, работали качественно. Никаких предположений.       — Рит, чай аль кофе? — немного нервно спросил Иван и поставил чайник.       — Зелёный чай, — отстранённо ответила Рита, сев за стол, и закрыла ладонями глаза.       Капитан анализировала слова начальницы и всё больше и больше убеждалась, что дело касается её непосредственно — и упоминание её места работы, о котором она попросила умолчать; и упоминание начальника; и странное название дела. Мыслями Рита вновь вернулась на десять лет назад, когда их отдел занимался не менее странным делом — «Анзи»: опять на «а» и опять на четыре буквы, а то, как закрывали дело лучше и не вспоминать, но капитан понимала, что, скорее всего, через некоторое время Рогозина будет долго и упорно расспрашивать её о том самом деле.       — И чем интересно мы с тобой провинились? Ай, ладно, ты. Но я то! Нет, ты не подумай. Просто я сижу в своём отделе тихонько, никого не трогаю, а ты могла… руку кому-нибудь при задержании сломать. Предположим, — тороторил Иван, не позабыв о чае для себя и коллеги.       — Не прекратишь так выражаться и рука действительно будет сломана, но неопределённого, а у тебя, — резко ответила Рита, проводя руками по своему лицу. — Молча делай чай. Может, это твой последний чай в этой жизни.       — Тьфу на тебя, — улыбнулся Иван и поставил перед Ритой чашку с чаем; он никогда не злился на её выпады, прекрасно понимая, что она никогда не сделает того, чего понаобещала. — А чего ты не рассказывала о своей работе до ФЭС? Как я понимаю, ты прям высоко забралась. Год-другой и майором бы стала, наверное.       — Не стала бы, Иван, — ухмыльнулась Рита, сделала глоток чая и посмотрела на коллегу. — Да и в ФЭС меня взяли по воле случая. Повезло, как говорится.       — О, мне тоже повезло. За решёткой бы сидел, сухари сушил, да Галина Николаевна решила мой талант в нужное русло направить, — с улыбкой произнес Иван, поедая бублики. — Понимаешь, раньше не было у меня цели особой в жизни, вот и творил всякую фигню, не думая о последствиях. Ну, так не думал — не думал, и чуть не загремел.       — Ох, Ванечка, даже не представляешь, как понимаю, — неожиданно выдала Рита, опустив голову. — Так, сделаем вид, что я ничего не говорила.       — Как пожелаешь. Захочешь — сама расскажешь, — вновь с улыбкой ответил Иван, похлопав капитана по плечу.