Белоснежка и четыре черепахи-панка

— А что, если мутаген забрал мой отец и спрятал где-то в вашем логове? Братья синхронно приподнимают одну бровь, выражая максимальный скепсис на предположение девушки. — Мы прожили в том месте 15 лет, Мэри, — говорит Ребел, и от одной интонации становилось неуютно. — Уж что-то, а огромный контейнер с подозрительным веществом мы бы не пропустили. — Но если его спрятали так, чтобы никто не мог найти? Например… под землёй? — Под домом есть подвал, который мы используем как оружейную, — вступает в разговор Гоуст, скрещивая руки на груди, — но в нём ничего особенного. Обычный подвал. Я бы заметил что-то странное. Маленькая надежда не тухнет, но стремительно съёживается в своих размерах, становится практически неощутимой внутри. Мэри опускает глаза и расстроенно выдыхает, не зная, что предложить ещё. Эта догадка казалась ей до безобразия логичной, интуитивно вела в верном направлении, но раз панки уверены в своей правоте… К её удивлению, на подмогу приходит тот же Гоуст, легко отвергнувший эту мысль. — Но вернуться обратно за вещами нам всё же стоит, — говорит он, обращаясь уже к своим братьям. Ребел так и подбирается, возмущённо поднимая плечи и напрягаясь всем телом. Он ещё ничего не успел сказать, как его телодвижения всеми видимыми признаками выступают против. — Ещё чего! — Большая часть нашего оружия осталась там, — невозмутимо поясняет мутант, выдерживая тяжёлый взгляд самого вспыльчивого брата. — Ты сам понимаешь, что нам оно нужно. — Знаю, но у меня нет никакого желания собирать вас по частям, если те уроды всё ещё там ошиваются и нападут на нас! Вдруг они вообще пробрались в твой подвал и забрали всё себе?! К чему рисковать?! — Вряд ли, — отрицательно качает головой оружейник. — Я закрывал комнату перед нашей вылазкой и прикрыл дверь книжным шкафом. — У меня тоже нет никакого желания возвращаться, но Гоуст прав. Нашего арсенала сейчас слишком мало, — подключается лидер банды, оборачиваясь через спинку дивана к Ребу. — Сколько прошло времени? Два месяца? Сомневаюсь, что те люди сторожат нас, но игнорировать такую возможность нельзя. Лучшее, что мы можем сделать, — это обезопасить себя тем оружием, что у нас есть. Эмси, сможешь в домашних условиях сделать дымовые бомбы? — Думаю, да, — после короткого раздумья отвечает младший, почесав средним пальцем свой висок. — Не уверен, что здесь есть всё необходимое для этого, но мы с Мэри могли бы съездить в магазин. Девушка с широко распахнутыми глазами слушает то, о чём говорили парни, и испытывает смешанные ощущения от мысли, что у тех есть целая коллекция оружия. Целая коллекция оружия в подвале. Зачем? Требуется несколько минут, чтобы осознать глупость этого вопроса. «Не тормози, Мэри, — язвительно отвечает ей внутренний голос, потешаясь над её недальновидностью. — Они же мутанты. Думаешь, они столько лет выживали за красивые глазки или вроде того?» Точно. Они не люди. Огромные мутировавшие черепахи. При первой встрече с ними спустя столько лет девушка вообще подумала, что это инопланетяне, собирающиеся съесть её на ужин. Любой другой человек при первом взгляде на них как минимум испугается, в худшем случае — вместо ожидания опасности решит ударить первым. Её бывшие питомцы вызывали какие угодно чувства, но точно не положительные. «Замри, беги или защищайся!» — кричит инстинкт самосохранения. Оказывается, она никогда всерьёз не задумывалась, насколько парням было тяжело выживать в этом мире. За последние два месяца настолько привыкла к ним, что вообще стала забывать об их истинной природе. Стала воспринимать как что-то естественное. — Можно мне поехать с вами в логово? — неловко интересуется Мэри, и Ребел стреляет в неё бешеным взглядом. — Исключено! — раскалённым железом отрезает он. — Прости, мышонок, но это правда может быть опасно, — мягче добавляет Свифт, но даже в его мягком тоне слышны нотки холодной стали. — Для своей же безопасности тебе лучше оставаться дома. — Но… я хочу помочь. — И ты поможешь — если останешься здесь. Позаботься о доме и дождись нас, ладно? «Позаботься о доме и дождись нас» — от этих слов Мэри невольно представила панков в образе солдат-мужей, что отправлялись на войну для защиты своей родины, пока их матери, жёны, сёстры, дочери оставались дома и оберегали его вплоть до возвращения мужчин. Наверное, те говорили нечто подобное на прощание. Говорили так, словно вселяли надежду, хотя сами не были уверены в этом. Говорили так, чтобы женщины не вздумали пойти следом. Намеренно подбирали такие слова, что могли бы остановить их. Но это была уловка. За время их совместной жизни Мэри уже просекла, что в Свифте жил тот ещё манипулятор, скользкий и искусный, что подвоха почти не заметишь. Он смотрит на девушку как никогда выразительно, с такой важностью, словно вверяет ей самое сокровенное, что у него есть. От такого взгляда почти таешь и не можешь ничего возразить против. Почти. Это бы сработало, если бы они были семьёй. Если бы она была им сестрой. Если бы они провели вместе не жалких два месяца, а год, например. Однако, она знала, панки её таковой не считали. Они не настолько близки, чтобы бросаться подобными словами. — То есть вас совершенно не волнует, что я могу к вашему возвращению вызвать полицию? Или спрятать везде камеры, заснять вас и выложить в Интернет? Через Эйприл выйти на Стокмана и продать вас ему? О да, она блефует. Грязно, очевидно, слишком в лоб — оттого и неубедительно. Наигранно-важный взгляд панка растворяется, сменяясь более честным неверием с долей снисхождения. — Если бы ты правда этого хотела, давно бы сделала, — логично заключает парень, и девушке нечего возразить в ответ. Однако мозг подкидывает подсказку в виде их автомобиля, ещё не отремонтированного. Значит они воспользуются её. — Тогда я не дам вам свою машину. Свифт лишь кривит одну бровь, словно говоря: «Ты серьёзно?» — Ты же понимаешь, что мы можем просто связать тебя и запереть в другой комнате до нашего возвращения? Мэри на это лишь морщится лицом. Грубо, зато честно. Она уже открывает рот, планируя ударить чем-то таким же сильным, чем-то из разряда «в таком случае можете вообще сюда не возвращаться», но, чёрт, этого она совсем не хочет. Поэтому закрывает рот, клацнув зубами, и до конца дня с грустными глазами наблюдает за приготовлениями парней.

***

Возвращение в Нью-Йорк кажется странным, чем-то неестественным. Такое ощущение, что с момента их побега прошло не два месяца, а намного больше времени. Лес хвойных и сосновых деревьев постепенно редеет, придорожные кафе и небольшие мотели встречаются всё чаще, каменные джунгли становятся всё ближе. Какой-то придурок на чёрном Мерседесе выскакивает на главную дорогу с правого поворота, когда должен был пропустить автомобиль панков, и Свифт резко нажимает педаль тормоза. Колёса издают визжаще-стонущий звук, от внезапного толчка братьев подкидывает вперёд и тут же возвращает назад. Острая боль стреляет по шее и спине, но быстро становится тупой и ноющей. — КУДА ПРЁШЬ, ГАНДОН?! Старший подаёт возмущённый сигнал и мысленно проклинает водителя впереди, даже намеревается последовать за ним, но Ребел успокаивает его и просит не тратить на это время. — Ух, это было сильно, — комментирует Эмси, надевая спавшую бейсболку. — Кажется, у нас в багажнике всё перевернулось. Второй по старшинству брат машинально кивает и тут же зависает, переваривая эту информацию. — Подожди. Перевернулось? Разве у нас там что-то было? — уточняет Реб и кидает через плечо вопросительный взгляд на заднее сидение. Насколько он помнил, утром при сборах они ничего не складывали в багажник. За боевой арсенал отвечал Гоуст, который держал необходимый инвентарь между собой и младшим братом. В подтверждение слов бунтаря, оружейник отрицательно качает головой. Свифт подрывается словно ужаленный: мигом включает аварийку, стремительно отстёгивает ремень безопасности и вылезает из машины, направляясь к багажнику. Его телодвижения выглядят настолько острыми и резкими, что невольно заставляют напрячься остальных. Когда панк открывает отделение сзади, его зрачки сужаются, дыхание на секунду задерживается, зелёные пальцы до ломоты стискивают лакированную дверцу над головой. Перед его взором — свернувшаяся калачиком Мэри, что держалась ладонью за свой лоб с болезненным выражением лица. Над бровями растеклось характерное красное пятно, что в скором времени превратиться в приличный синяк. Видимо, во время торможения её тело резко откинуло вперёд, и она прилично стукнулась головой о стенку. Именно этот звук удара заметил Эмси. Господи, серьёзно?! Залезть в багажник втихаря от четырёх панков-бандитов?! Парень настолько поражён её безбашеным, нелогичным, идиотским поступком, что в любой другой момент был бы восхищён, но конкретно сейчас он чувствовал что-то близкое к злости. — Что такое? — спрашивает обеспокоенный Ребел, вышедший из машины, и точно также замирает при виде Мэри. — МЭРИ, ЁБ ТВОЮ МАТЬ! Девчонка понемногу отходит от разрывающего гула в голове, медленно принимает сидящее положение и сквозь слёзы боли бросает решительный, колкий, такой несвойственный ей взгляд на панков. — Я хочу взглянуть на ваше логово. Если у одного ярость была холодной и острой, совсем как его излюбленная катана, то у другого — горячей и готовой испепелить на месте. — Сейчас вообще пешком домой пойдёшь! — возмущённо орёт Ребел. — Не дождёшься! — в такт орёт Мэри и предпринимает попытку закрыть багажник вместе с собой, но Свифт одним рывком открывает дверцу обратно. — Знаешь, я теперь реально думаю, что стоило тебя связать и запереть в какой-нибудь спальне, — комментирует старший своим фирменным тоном. Его голос звучит совсем как в тот раз, когда он застал её за тайным разговором с журналисткой по телефону. Низко, ровно, спокойно до дрожи в позвоночнике — в совокупности с предупреждающим, опасным, не предвещающим ничего хорошего при неповиновении взглядом. Только рискни выкинуть что-нибудь — тебе конец. Вот о чём этот голос. Однако, к собственному удивлению, в этот раз девушка не чувствует страха. Решительность в своих намерениях лишь крепнет, инстинкта самосохранения словно вовсе не существует. Мэри ещё никогда не чувствовала себя настолько уверенно. Не отрывая от старшего цепкого взгляда, она спрыгивает с багажника на асфальтированную дорогу и издевательски-послушно протягивает ему свои руки — так, как их обычно держат преступники, когда им надевают наручники. — Окей. Давай. Она ответила так просто, так спокойно, что даже такой искусный манипулятор как Свифт не нашёл, что сказать. Парень смотрит на неё долго, тяжело, но уже без прежней злости. Та стремительно съёживается до недовольства, вызывает желание сделать девчонке больно намеренно, но без цели навредить — лишь припугнуть, поставить на место, продемонстрировать собственную силу и реальность своей угрозы. И, блять, он понимает, что не может. Какие бы жестокие картины и идеи ни порождал его изворотливый ум, какие бы угрозы ни выходили из его рта, рука не посмеет подняться против Мэри. Она слишком… безобидная для такого жестокого обращения с его стороны. Слишком незаслуживающая такого жестокого обращения в принципе от кого-либо. Она слишком равная ему. Слишком своя. Свифт понимает, что пропал окончательно. Ощущение аналогично тому, что он испытал в детстве, когда мама запретила ему лезть через канализационный люк за раненым Гоустом и спустилась за ним сама. Его внутренняя защита в очередной раз даёт трещину, и её разрушение уже неизбежно, грядёт с минуты на минуту. Он не хочет с кем-либо сближаться. Он боится с кем-либо сближаться, потому что это всегда риск. Никаких гарантий безопасности, никакой защиты от брошенного в его спину ножа. Но, вопреки здравому смыслу, даже в этом грёбанном противостоянии с бывшей хозяйкой его неимоверно к ней тянет. Ребел настороженно наблюдает за происходящей картиной и не может отделаться от ощущения, что на ментальном уровне сейчас происходит что-то невероятное, почти фееричное. Он внимательно смотрит на нечитаемое лицо Свифта, подсознательно чувствует внутреннюю борьбу старшего, в которой тот сам себе проигрывает, и пугается этого. Не понаслышке знает, что проигрыш самому себе — самое тяжёлое испытание, что может быть. Лишь спустя долгие секунды лидер команды обречённо выдыхает и закрывает дверь багажника за спиной девушки. — Мы слишком близко от Нью-Йорка, — выносит вердикт старший и, ничего больше не поясняя, направляется на водительское сидение. — Садись назад.

***

— Хм… Ну, если смотреть чисто визуально, наше логово практически не изменилось, — говорит Эмси. Реб окидывает шокированным взгляд погромы, что остались после побега. Тот как главный по хозяйству уже мысленно вырисовывает объём работы, что требовался для полного восстановления дома: необходимо закрасить стены на первом этаже, вставить новые стёкла в оконные рамы, заменить плазменный телевизор, диван, люстру и шторы в гостиной и прочую мебель в других комнатах. Второй по старшинству с грустью рассматривал то, что осталось от кофейного столика, одна ножка которого постоянно скашивалась на бок и которую несколько раз приходилось подбивать молотком. На самом деле его не должна волновать разрушенная мебель — по факту, у них тут всё сворованное, но вот за этот столик реально обидно. — Ты серьёзно? — Согласись, после нашей перестрелки всё могло выглядеть гораздо хуже. Глаза Эмси невольно цепляются за горшок с комнатным растением. Широкие листья, прежде бывшие тёмно-зелёного цвета, теперь приобрели нездоровый желтоватый оттенок, их кончики высохли и обломались, но в целом растение ещё подавало признаки жизни. Кажется, оно называлось аспидистра. Реб притащил его с какой-то вылазки около года назад, чтобы немного «оживить» их тухлый дом, к тому же оно не требовало тщательного ухода и подходило неискушённым садоводам вроде панков. — Эй, Мэри, как ты думаешь, его ещё можно спасти? — спрашивает младший и, не услышав ответа, удивлённо оборачивается на застывшую в проёме двери девушку. — Мэри? Та словно не слышала парня. Широко раскрытые глаза с каким-то особым интересом изучали обстановку вокруг, тонкие пальцы рук с особым трепетом проходят по выцветшим обоям. В какой-то миг зелёные глаза задумчиво темнеют, долго рассматривают пыльный участок пола в самом дальнем углу комнаты, и девушка делает осторожный шаг вперёд, потом ещё один, с каждый последующим уверенней идёт в направлении своего взгляда, с непонятным для остальных намерением. — Мэри? Дойдя до угла, она садится на корточки и начинает постукивать костяшками рук по полу, прислушиваясь. Первые удары звучали чётко и громко, пока не сменились приглушёнными, намекающими на пустое пространство снизу. Ногти помогают пальцам поддеть тонкую дощечку и вытолкнуть её вверх. Все братья, прежде занятые осмотром помещения, забыли про своё дело и не могли оторвать взгляда от происходящего. Они совершенно не подозревали, что в этой комнате есть тайник. Мэри по локоть запускает руку в узкий тёмный проём, недолго шарит в поисках — и вынимает небольшого плюшевого кролика. Искусственная шерсть некогда приятного песочного цвета теперь была серой от старости и пыли, один пластиковый глаз тут же отвалился и с громким стуком скатился в отверстие обратно, но девушка не пытается отыскать его. Она несколько секунд осторожно перекатывает игрушку в своих ладонях, осматривая ту со всех сторон, с почти материнской нежностью проводит по мохнатой щеке и грустно улыбается уголком губ. Она ничего не говорит, парни ничего не спрашивают, но выводы приходят сами. — Ты жила здесь, — констатирует факт Свифт, наблюдая за всеми её манипуляциями. — До побега, — коротко отвечает девушка и бережно прячет игрушку обратно. Ощущение такое, словно она потревожила чью-то могилу. — Я могу здесь осмотреться? Мэри говорит «здесь», но подразумевает «везде». Пусть 15 лет назад она жила в этом доме и была его законной наследницей, он ей больше не принадлежал, поэтому право на его полный осмотр она должна получить от парней. Братья перекидываются короткими взглядами и согласно кивают, одобряя её желание. — Конечно.

***

Так странно. Многое изменилось с её последнего нахождения здесь, но даже так девушка могла провести параллель между настоящим и прошлым. Её детские воспоминания естественным образом накладываются поверх предстоящей картины, и Мэри как будто оказалась меж двух миров. Она не узнавала местной мебели, но хорошо помнила планировку дома и расположение комнат. Гостиная, кухня, ванная комната сохранили свою изначальную роль и служили по назначению, а её детская, гостевая спальня, спальня родителей и кабинет отца, видимо, теперь распределились среди братьев-мутантов. В коридоре сохранились их старые обои с изображением колибри, чей зелёный цвет с годами стал песочно-жёлтым. Если присмотреться, снизу, около пола, можно найти чуть потемневшие разводы — пятна от некогда пролитого апельсинового сока. Мэри от порога тщательно рассматривает каждую из комнат, но не смеет зайти в них глубже. Пусть панки дали разрешение на исследование их логова, она ощущала себя здесь чужой, вторгающейся в личное пространство, к которому те ревностно относились. Девушка долго стоит в проёме двери бывшего кабинета отца и с трудом находит совпадения: от прежних времён сохранился только рабочий стол из резного дерева, всё остальное явно принадлежало кому-то из панков. Дорогой новенький компьютер, принтер и сканер — два в одном, распечатки схем зданий на стенах, разбросанная одежда по комнате. В глаза особенно бросились красные кружевные стринги, висящие на экране компьютера. Комната Свифта? Вполне в его духе. Но неужели он водил сюда девушек? — Чего застыла? Внезапный голос Эмси прорывает её пелену ностальгии и размышлений, и девушка непроизвольно вздрагивает, резко оборачиваясь. — Это комната Свифта? — Ага, — отвечает он и подходит ближе, тоже заглядывая в спальню старшего и тоже не смея переступить его порог. — По бардаку догадалась? — Скорее по красным стрингам, — кивает она головой в сторону упомянутого объекта. — Честно, меня это удивило. Я думала, вы скрываетесь от людей и… ну… — Так и есть. Мы никогда не водили сюда людей. Ты вообще первая, кого мы привели сюда. — Правильнее было бы сказать, что я вам навязалась, — с улыбкой говорит Мэри, и младший также усмехается ей в ответ. — Хех, точно. — Тогда… прости, я не могу выкинуть эту мысль из головы, но зачем Свифту женское нижнее бельё? — Чёрт его знает. У старшего много необъяснимых и нелогичных причуд, и это одна из них. Лучше расскажи, как здесь всё было раньше. Ну, до твоего побега. В голубых глазах сорвиголовы искрится искреннее, почти детское любопытство. Мэри снова окидывает спальню взглядом и старается сконцентрироваться на своих воспоминаниях. В прежние времена красивый стол из резного дерева стоял посередине комнаты, являясь его эпицентром. Отец мог проводить здесь часы, восседая на своём любимом кожаном стуле, куря сигарету и постоянно болтая с кем-то по телефону. Даже находясь дома, в компании любящей жены и озорной дочурки, он продолжал дистанционно решать какие-то вопросы, наверняка связанные с мафией. Мэри неспеша описывает младшему обстановку и больше акцентирует внимание не на интерьере, а на связанных с ними событиях. Парень слушал её внимательно — ему всегда нравились истории, связанные с прошлым и ностальгией, будь это мировые события или воспоминания из чужого детства. На какой-то миг Эмси удавалось погрузиться в них, представить себя их участников, пусть даже косвенным, и это как будто дополняло уже имеющуюся картину, делало её тем, чем она являлась сейчас. Прошлое делало настоящее таким, какое оно есть, и эту трансформацию интересно наблюдать. — Только я не помню камер в доме, — между делом замечает девушка, на секунду прерываясь от своего монолога. — Кажется, одна у нас висела на входе, но внутри дома их не было. Это вы установили? Эмси только сейчас обращает внимание на камеру с работающим красным сигналом и недоуменно округляет глаза. Первые две камеры в коридоре не работали, поэтому парень предположил, что они все были отключены, но почему-то именно эта продолжала свою деятельность. Мутант достаёт из кармана джинс свой телефон и через специальное приложение пытается подключиться к внутренней сети, чтобы изображение передавалось на его устройство, но ничего не выходит. — Эмси? — Подожди. Так не должно быть. Он пробует взломать собственную программу, которую они вместе со Свифтом разработали, чтобы каждый из братьев имел доступ к камерам в доме и мог с телефона обследовать внутреннюю обстановку. И снова провал. На экране мобильного устройства высветилось уведомление о том, что доступ закрыт. Лысые дуги предполагаемых бровей задумчиво сошлись на переносице, взгляд младшего устремился в никуда, а мозг стремительно заработал. Мэри прежде не видела Эмси настолько озадаченным чем-то, поэтому это вызывало беспокойство. Прошло около минуты, когда лицо мутанта прояснилось — догадка явно осенила его, но ничуть не обрадовала, потому что парень выглядел испуганно-напряжённым. — Надо уходить! Он резко хватает девушку за руку и, игнорируя её болезненный вздох, тянет в сторону выхода. У Мэри внутри поднимается десяток вопросов, но она не смеет задать их вслух. Отзеркаливая реакцию мутанта, она тоже чувствует испуг. — Парни, валим отсюда! — орёт Эмси, когда они оказываются в коридоре. Из кухни тут же навстречу выскакивает Ребел, держа в руках коробку с необходимой посудой. — Что такое? — За нами следят! Валим! — С чего ты взял? — Кто-то подключился к нашей внутренней сети и закрыл доступ к камерам слежения. Эмси без церемоний открывает входную дверь с ноги и стремительно направляется в сторону машины. Мэри слышит, как Ребел окликает остальных и быстро складывает коробку в багажник. Когда трое открывают двери автомобиля, из дома выбегают Свифт с Гоустом и пулей запрыгивают внутрь. — Нас взломали? — уточняет старший, услышавший слова сорвиголовы из другой части дома. — Да. Жми на газ! Главный стратег команды игнорирует тот факт, что сейчас самый младший отдал приказ ему, потому что времени на подколки не было. Он быстро заводит машину, жмёт сцепление, включает первую передачу и также быстро, отпуская сцепление, давит на газ. Шины визжат, автомобиль трогается и набирает высокую скорость. Сердце девушки бешено колотится в груди, кровь стучит в висках от ударившего адреналина. Пусть парни и говорили, что за ними могут следить, она не предполагала, что всё может обернуться таким образом, что кто-то мог наблюдать за ними через камеры. Теперь Мэри испытывала вину за то, что не обратила внимание братьев раньше: она заметила ещё одну камеру с красным сигналом в другой комнате ранее, но не придала этому значение. Наивно предположила, что они работали ещё со времён отъезда парней, потому что те в спешке не могли их выключить. Мыслей о подвохе не было. — СВИФТ, СЛЕВА! Поразительно, как всё может измениться в одно мгновение. Крик Ребела подобен удару молнии — вспыхивает на долю секунды и тут же исчезает. Всё происходит так быстро, что никто не успевает осознать происходящее. Бронированный чёрный джип, весьма крупный и тяжеловесный, вылетает из левого поворота на перекрёстке и, не планируя останавливаться, не подавая никакого возмущённого сигнала, сталкивает хрупкий форд Мэри. Всё происходящее разбивается на множество пазлов воспоминаний, потому что никто из команды не наблюдал полную картину. От силы удара по левой стороне Свифт и Гоуст тут же теряют сознание. Их машина отъезжает на приличное расстояние, Ребел что-то кричит и спешит достать пистолет из-за пояса, чтобы начать обстрел, но получает не менее слабый удар справа. Другой бронированный джип, не сбавляя скорости, продолжает своё движение и прижимает автомобиль Мэри к первому, зажимая ту в тиски и отрезая пути к отступлению. Вот дерьмо. Эмси жмурит правый глаз из-за крови, вытекающей из рассеченной брови, и пытается пошевелиться, но тело его не слушается. Болевой шок парализовал конечности и не даёт тем работать как надо. Он окидывает взглядом остальных, испуганно окликает каждого из братьев, и только Ребел отвечает ему болезненным стоном. Мозг заторможено разрабатывает стратегию, слабо ищет возможности для спасения, но прерывает свою мыслительную деятельность, когда ближайшая дверь открывается и тело младшего само падает вниз, на асфальтобетон. Его вырубает на минуту. Тьма поглощает стремительно и беспощадно, но Эмси всё равно выныривает наружу, поднимает своё сознание из последних сил. Он видит, как безвольные тела его братьев и девушки вытягивают из автомобиля люди в чёрном. Те самые люди в чёрном. — Уроды! — он хочет заорать так, чтобы от одного крика им всем снесло головы, но сквозь зубы вырывается лишь бессвязное шипение. — Не смейте их трогать! Я вас убью! По его лицу тут же прилетает чья-то нога — и темнота поглощает парня окончательно.

***

Первой в сознание приходит Мэри. Этот раз, по сравнению с прошлым, когда Свифт ударил её по лицу, даётся в разы тяжелее. Сначала приходит боль — ноющая и тягучая, идущая не из конкретного места, а как будто отовсюду сразу. И только спустя пару секунд девушка понимает, что так болит у неё всё тело. В голове стоял гул, во рту — привкус тошноты, перед глазами — плавающие мушки. Она сидела на деревянной стуле со связанными сзади руками и ногами в полуразрушенной гостиной бывшего логова панков. Видимо, пока они были в отключке, напавшие притащили их сюда. Слева от неё в таком же положении сидели мутанты, ещё не пришедшие в себя. Парни выглядели плохо: с кровоподтёками на лице, синяками по всему телу и местами порванной одежде. Их головы безвольно свисали вниз, утыкаясь подбородком в собственные ключицы, и такой беспомощный, такой уязвимый и такой непривычный вид пугал её. Мэри окидывает братьев взглядом и, насколько позволяли её ветеринарные способности, видимых серьёзных повреждений не находит. Их прочные панцири наверняка защитили от удара самое важное и самое сложное — внутренние органы, но в идеале было бы осмотреть каждого из них без одежды. Если у кого-то были наружные раны, стоило как можно быстрее их обработать и перевязать, чтобы внутрь не попала инфекция и парни не потеряли много крови. — Эй, девчонка пришла в себя! — громко и резко восклицает мужской голос справа, от неожиданности заставляющий зажмуриться. Только сейчас Мэри обращает внимание на ещё одного человека в комнате. Молодой парень в чёрной толстовке и с капюшоном на голове стоял в углу, прислонившись спиной к стене со скрещенными руками на груди, — судя по всему, тот сторожил пленников. Из-за спины послышались тяжёлые шаги, и от этого звука всё её естество сжалось от предвкушения опасности. Во время побега девушка не единожны оказывалась в ситуациях, когда они с матерью чуть не попадали в ловушку: прятались от преследователей на улицах города, скрывались от погони на машине, маскировались с помощью одежды и выходили через чёрные ходы зданий, избегая подозрительных людей поблизости. Она всегда ходила по краю лезвия, но никогда не сталкивалась с опасностью лицом к лицу. Теперь эта опасность имела фигуру перевёрнутого треугольника, строгий чёрный костюм и низкий мужской голос с испанским акцентом. Из-под выреза рубашки на груди выглядывала татуировка черепа с красной банданой и сигарой меж зубов. — Амелия? Опустившись на одно колено, на неё смотрел мужчина латиноамериканской наружности, со смуглой кожей и широкой челюстью. Его левый глаз был зелёного цвета, а правый — янтарного. Гетерохромия. Совсем как у Реба.