Зайка Петя и Волк

До закрытия целый час, но я всё равно отпускаю продавцов. Кристина обслуживает позднего покупателя и закрывает кассу, пока Ольга быстро проходит по залу, убирая забытые на столах и подоконниках книги. Я, дожидаясь их ухода, бесцельно брожу между стеллажей. Закончив и одевшись, девочки желают мне хорошего вечера, благодарят и уходят, тихо переговариваясь между собой. Я улавливаю короткие обрывки фраз, но не обращаю на них внимания. Закрываю дверь магазина и беру пакет, что привёз с собой. Медленно расставляю на полки и стеллажи пряжу с игрушками. Котят – рядом, мышонка – пониже, мотки пряжи синих оттенков – на подоконник. Недовязанного зверька – на самую верхнюю полку, вместе с крючком. Закончив, кажется, спустя вечность, гашу свет, оставляю одинокую лампу у дивана. Сажусь, осматривая магазин, и обхватываю голову руками, пытаясь справиться с накатившей болью. Тянусь к выключателю на лампе, но внезапно в дверь стучат. Света в окнах уже нет, и дверь, разумеется, закрыта, но я всё равно стучу, надеясь застать хоть кого-нибудь. Хотя бы кого-нибудь. Спрошу о Владимире, может, попрошу работников позвать его в магазин завтра днём. Или, может… Поворачивается замок, и я вскидываюсь, улыбаясь, готовый сперва попросить прощения, что пришёл, когда они закрылись, да так и застываю с глупой улыбкой, видя на пороге Владимира. – Здравствуйте! Он смеряет меня взглядом, но отходит, пропуская. Какие-то мгновения не могу заставить себя пройти, чувствуя, что что-то не так, но проскальзываю мимо него. Осматриваюсь по сторонам, отмечая, что здесь очень темно, только лампа в конце зала горит. Волк закрывает дверь и проходит вглубь, садится на диван, а я следую за ним. Он откидывается на спинку и не сводит с меня глаз. Замечаю то, как болезненно он хмурится, словно у него болит голова. Торможу у стеллажа, внезапно понимая, что не так. У папы было такое же лицо, когда мы разбирали мамины вещи. Он тогда совсем сломался. Из нас двоих сильным пришлось быть мне. Я отнёс на помойку мамину одежду, её косметику, резинки для волос. Почему-то самым сложным оказалось выбросить зубную щётку. …а я ведь даже не знаю, когда умерла его жена. Может быть, совсем недавно. – Я помешал? Наверное, мне стоит уйти, – произношу, откашливаясь, разрушая тишину в зале. – Не уходи, – вырывается моментально. А зайка вздрагивает, поднимает испуганный взгляд. Его светлые глаза полны неуверенности, страха. – Не уходи. Я действительно рад тебя видеть. Он заметно расслабляется, улыбка трогает его губы. Вздыхаю, чувствуя, как отступает боль, и встаю: – Кофе будешь? – он открывает рот, но я опережаю его: – С молоком. Прохожу мимо него, случайно касаясь его пальцев своими, и оборачиваюсь: – Новые комиксы пришли, девочки как раз вечером расставили их на полки. Посмотри пока, может, тебя что-то заинтересует. – Он прячет растерянный взгляд, но я успеваю заметить покрасневшую скулу. Добавляю: «чувствуй себя как дома», и иду варить кофе. Проходя мимо кабинета, вспоминаю, что в шкафу стоит бутылка коньяка… Наверное, мне стоит выпить не кофе. Он уходит, а я замираю, вслушиваясь в его шаги. Вот открывается дверь, шумит вода. Щёлкает чайник, и его усиливающийся шум заглушает остальные звуки. Все, кроме ускоренного биения сердца в ушах. Он коснулся меня!.. Случайно, наверное, но я всё равно рассматриваю руку, надеясь только, что он ничего не заметил. Всё, что я успел нафантазировать до этого, с новой силой встаёт перед глазами, и я быстро опускаюсь на кресло, сжимая бёдра. Успокойся, Петька, успокойся. Радуйся, что он вообще тебя не выгнал! Чайник всё ещё шумит, и я с трудом заставляю себя отвлечься, обратить внимание на комиксы. Без интереса рассматриваю корешки, а перед глазами всё те же кадры. …успокойся! Не слышу его шагов и подпрыгиваю от неожиданности, когда сзади раздаётся приглушённое «зайка». – Ха-ха, не бойся, – скалится он, подавая мне чашку – сочного зелёного цвета, без рисунка, – я тебе не наврежу. Мы ведь, – он дожидается, когда я забираю из его руки кружку, с трудом удерживая дрожь, и чуть наклоняется, оказываясь вровень с моим лицом, – уже не незнакомцы. Щёлкаю челюстью от возмущения и внезапной близости, чудом не расплёскивая кофе. Он скалится шире, тень от лампы за его спиной окрашивает его лицо жуткой маской. Втягиваю носом воздух, едва не задыхаясь, и делаю глоток… – Фу, прокисло!.. – морщусь, с трудом глотая, и вытираю губы ладонью. Владимир забирает у меня чашку, принюхивается, пробует и качает головой: – Прости, я не знал. Вот, – подаёт мне свою кружку, а я выпаливаю слишком громкое: – Я не пью горячее! – Буду знать, – отвечает он. Медлит немного и добавляет: – Подожди немного. Прикусываю губу, провожая его взглядом, и сплевываю неприятный привкус во рту. Знал же, что надо было купить молока. Ребята, наверное, и сами не знали, что их молоко уже прокисло. Ничего. Я всё равно не хотел кофе. Мою его чашку, переливаю в неё свой кофе. Беру из кабинета коньяк и щедро наливаю в свою чашку. Подумав, достаю телефон и заказываю доставку: пицца лишней не будет. Возвращаюсь в зал, ставлю чашки на низкий стол у дивана, с интересом рассматривая его лицо: он подозрительно поднимает левую бровь и кривит тонкие губы. – Это же не чай? – говорит он, глядя на янтарную жидкость в моей чашке.