Зайка Петя и Волк

– Не чай, – прищуриваюсь, наслаждаясь его реакцией, и сажусь: – Не беспокойся, скоро привезут пиццу. И кофе успеет остыть. А если захочешь, чай тут есть. Он недоумённо поднимает брови, приоткрывает рот. Переводит глаза с чашки на меня и обратно. Шумно сглатывает и достаёт телефон, а я внутренне напрягаюсь, готовый к любой его реакции. Зайка ухмыляется, заметив моё пристальное внимание, и широко улыбается: – По ходу, мы тут на полночи застряли точно, – он трясёт телефоном в руке и поясняет: – а я сказал папке, что скоро буду. Надо ему отписаться. Прищуриваюсь, не спуская глаз с его пальцев, что бегают по сенсорным клавишам. И думаю о том, что половиной ночи мы не обойдёмся. Пишу папке, что встретил ребят с универа, и что вернусь, скорее всего, утром. Добавляю, что я не замёрзну – выбежал-то в шортах и толстовке, – и «спокойной ночи». Ему на работу утром, надо выспаться. Через несколько минут, когда я, сняв кроссовки, удобнее усаживаюсь в кресле, подтянув колени к груди, приходит ответ: «Спасибо, отдыхай». – Всё в порядке? – спрашивает волк, закидывая ногу на ногу. – Да, – улыбаюсь в ответ, косясь на его чашку. – Я хорошо переношу алкоголь, – серьёзно произносит он, поймав мой взгляд. – Тебе нечего бояться. – Я не боюсь, – нагло вру. Боюсь я, ещё как боюсь! Алкоголь – двигатель! А я и так с трудом успокоился. А тут он, сидит!.. Как ни в чём не бывало! Он вырывает меня из панических мыслей незатейливым разговором. Спрашивает, люблю ли я пиццу, ем ли суши, нет ли у меня аллергии. Ставит в ступор вопросом о любимом цвете, и говорит, что сам любит стальной серый. Рассказывает забавную историю, что случилась в «Ручье» через день после открытия. А я в какой-то момент заслушиваюсь его голосом и пропускаю половину мимо ушей. Телефон Владимира внезапно вибрирует, а он улыбается: «Сейчас будет еда». Вернувшись через несколько минут, он опускает на стол три коробки пиццы, трогает кончиками пальцев мою кружку – ту, зелёную – и произносит: – Уже остыл. Открывает коробки, что с трудом помещаются на столе, и чуть склоняет голову: – Прошу. – Спасибо! – восклицаю я и встаю с кресла, подходя ближе к столу, ступая босыми ногами по пушистому ковру. Быстро решаю, с какой начать, и тянусь к той, что ближе к Владимиру. Подхватываю ломтик и кусаю, прикрывая от удовольствия глаза. Расправляюсь с ним быстро, не садясь, и тянусь за следующим. Но замираю, слыша приглушенный смех: – Не торопись, зайка, никто не отбирает. Оборачиваюсь на сидящего на диване Владимира и крупно вздрагиваю: один шаг – и я могу сесть к нему на колени. С силой выдыхаю, прослеживая взглядом невидимую дорожку от его коленей к паху и выше, к груди. На нём сегодня чёрные джинсы и тёмный джемпер, из тех, что с короткой «молнией» у горловины. И «молния» расстёгнута. …успокойся, Петька, успокойся. – Лучше выпьем, – он поднимает свою чашку и прищуривается, глядя мне в глаза. Я отвечаю на его взгляд и тянусь за чашкой. И правда уже остыл, хотя аромат всё ещё яркий. Собираюсь сделать глоток, но он вытягивает свою руку выше, и я внезапно понимаю, чего он хочет. Чокаюсь с ним, ловя одобрительную улыбку и тихий смешок, и делаю, наконец, глоток. Кофе уже не горячий, и я с удовольствием отпиваю ещё. После того, как я расправляюсь со следующими двумя кусками пиццы, не отходя от стола – по нескольким причинам, – Владимир качает головой и через минуту приносит мне стул. Я не успеваю поблагодарить, как он ставит его рядом со мной, так, что ножки касаются дивана, и садится на диван, чуть смещаясь ближе к столу. – Так будет удобнее, – произносит он и берёт свою чашку. – За хороший вечер. Я осторожно поднимаю свою, удерживаясь от того, чтобы не вытереть пальцы об бёдра, чокаюсь с ним и отпиваю. Незаметно для себя приканчиваю первую пиццу, ставлю другую на освободившуюся коробку и пододвигаю их ближе к Владимиру, который ещё не съел ни куска. Тушуюсь, внезапно осознавая это. А он наклоняется корпусом вперёд, касается меня плечом и берёт кусок другой пиццы. Выпрямляясь, он бросает на меня взгляд, значение которого я не хочу знать. Мысли переполняют голову, и я беру чашку, делаю большой глоток… И закашливаюсь, понимая, что перепутал чашки. Владимир забирает её из моих рук, опускает ладонь на спину и мягко смеётся: – Всё хорошо, зайка, дыши. Откашливаюсь, делаю пару глубоких вдохов – не люблю крепкий алкоголь, – и замираю, чуть повернув голову вбок. Его лицо – в каких-то сантиметрах от меня, на губах – оскал, в глазах – пламя. Или просто отблеск от лампы… Он шумно сглатывает, а я откидываюсь на спинку дивана, не сводя с него глаз. Испуг, беспокойство, разочарование – слишком быстро всё это мелькает на его лице, и я подаю ему чашку с кофе. Он мотает головой, резко вскакивает и спрашивает, где туалет. Предлагаю проводить его, но он отказывается, отходит на пару шагов, старательно не поворачиваясь ко мне лицом. Я объясняю, куда идти, и вслушиваюсь в его мягкие быстрые шаги. Лёгкая поступь по деревянному полу. – Не поскользнись, зайка, – говорю я, переводя взгляд на забытые у кресла кроссовки.