Полуночная ария

Я приподнимаю подол длинного красного платья и поднимаюсь на сцену. Сегодня вечером идёт дождь. За высокими окнами зала слышен его шум. Я направляюсь к пюпитру, держа в вспотевших руках серебряную флейту. Небольшой оркестр терпеливо меня ожидает со скрипками на плечах у каждого музыканта. Все ждут. Все смотрят. Я поднимаю флейту, и мои губы мягко прижимаются к дульцу. Медленно, очень медленно воздух из лёгких заполняет полое пространство музыкального инструмента. Заигрывает «Павана» Op. 50 Габриэля Фора — моё любимое произведение. Я закрываю глаза, когда мелодия начинает оживать вокруг, а затем только я, я и музыка, мы сливаемся в единое целое. Колин — скрипач играет ритм тихо, словно маленькие капли дождя, падающие на стеклянные окна зала. Медленный вальс. Время проходит мимо меня, и я не знаю, как долго играю, ведь оно перестаёт существовать, оно ничтожно. Скрипки начинают играть, они звучат громче и стихают, переплетая идеальные ноты со звучанием моей флейты с такой страстью, что я дрожу от удовольствия, сердце грозит вырваться из груди, а слёзы щиплют закрытые глаза. Никогда ещё я не слышала ничего более прекрасного. Когда я была маленькой, я думала, что если буду играть с достаточной страстью, то уплыву в облака. И я до сих пор в это верю. Губы отрываются от флейты, и скрипки утихают. Тишина. Грудь поднимается и опускается, и я чувствую, как дрожат руки, когда я опускаю холодную флейту. Маленькие капельки пота выступают у меня на лбу. А затем толпа ревёт. Люди хлопают в ладони повсюду, и когда вспыхивает свет, все встают. Овации. Все стоят. Я чувствую, как счастье вспыхивает в груди, и, улыбаясь, я делаю единственное, что могу. Низко склоняю голову, как учил меня мой преподаватель, чтобы достойно принять похвалу публики — всегда смиренно и с уважением. Затем спускаюсь со сцены в тишину за красными шторами. Слышно, как суетятся люди, выходя из театра. Я вздыхаю, находя футляр моей флейты из-под футляров скрипок, и кладу её туда. Шаги остальных музыкантов становятся всё более слышны, когда они входят за кулисы. Я захлопываю громко футляр, как вдруг я чувствую чужую руку, опустившееся на моё плечо. — Ого! Это было великолепно, Мария. Я смотрю в зеркало и вижу Колина со скрипкой в другой руке. Он намного выше меня, достаточно, что его подбородок находится по мою голову, светлые волосы, которые тщательно зачесаны в сторону — я думаю, он довольно… симпатичен. Я не очень хорошо его знаю, так как мы всего месяц или около того вместе выступаем с концертами по всей Италии. — Спасибо, — отвечаю я просто. — Ты потрясающая, — продолжает он. — Я знаю, это всё музыка. — Нет, — поправляет он. — Ты потрясающая, как и твоя музыка. Я снова смотрю в зеркало. Прямые каштановые волосы ниспадают на мое кроваво-красное платье. Светло-зеленые глаза, как у отца, который говорил, что они говорят обо мне всё наперёд. Возможно, поэтому я никогда особо не заботилась о своём внешнем виде, ведь тот же макияж — он только для лица, он существует и для внешней привлекательности, так и для положительного впечатления, который не сразу показывает нашу истинную сущность. Затем взгляд перепрыгивает на Колина, и я чувствую себя неловко: жар начинает подниматься с моих щёк. Пальцы сжимают ремешок футляра с флейтой, который опускается на моё плечо, заставляя руку Колина соскользнуть. — Тогда увидимся позже, — говорю я, стараясь сохранить дистанцию. — Как насчет завтра? — спрашивает он. — Завтра? Завтра у нас нет выступлений. Сегодня же суббота. — Да, я знаю, — продолжает он, — Я имею в виду, например, пойти куда-нибудь выпить чашку чая или приятно прогуляться, познакомиться с Вольтеррой поближе, до того, как мы уедем. Я подхожу к дверному косяку и оборачиваюсь. Очевидно, что он серьёзно заинтересован и сделает всё, чтобы встретиться со мной. — Хорошо, — шепчу я, медленно опуская взгляд на его обувь. — Отлично! Значит, завтра в час? На часовой башне? — Хорошо, — повторяю, — в любое время я смогу. — Ну, тогда увидимся там? — изо всех сил пытается он скрыть широкую улыбку. — Конечно, — говорю я, — буду там. Не дожидаясь его ответа, наконец, разворачиваюсь, чтобы уйти через чёрный ход, тусклый коридор которого едва освещает путь. Я отворяю дверь, и меня окропляет поток дождя. Я тут же закрываю её. Мне и в голову не приходило взять с собой зонт или свитер. Я могла бы подождать, пока всё не стихнет, но опять же, не похоже, что дождь закончится в ближайшее время. Небольшой мотель, в котором я остановилась, находится всего в нескольких кварталах отсюда, и я надеюсь, что доберусь до туда. Пусть и промокшей, но доберусь. Придётся бежать. Сняв футляр с плеча, я прижимаю его к себе, чтобы защитить его от влаги. За моей спиной люди прикрываются зонтами, возвращаясь домой. В толпе я растворяюсь, меня уже никто не узнает, ведь я — обычный человек. Приходится бежать, держась поближе к зданиям узких улочек, надеясь, что это защитит меня от дождя. Это не помогает. Я дрожу, когда холодные капли падают с моих и без того мокрых волос, которые прилипли к лицу, и стекают по рукам, ногам. Впереди несколько уличных фонарей ведут меня по различным лабиринтам дорог. Я не знаю, где нахожусь. Заблудилась. Вдалеке гремит гром, и начинается паника. Я уже стучу в двери многих лавок и магазинов, чтобы перевести дух, но никого не застаю внутри — они все закрыты. Но с другой стороны, глупо пытаться найти дорогу домой в одиночку в незнакомом городе. Мне всё же стоило переждать дождь пусть и до глубокой ночи. Это не имело бы значения, ведь я благополучно добралась бы до мотеля. Я протираю запотевшие красные часы с Микки Маусом — мамин подарок, и вижу, что стрелки остановились на 11. Они сломались. Новый порыв холодного ветра проносится по дороге и ударяет по мне. Я кашляю и отплевываюсь. Хочется домой. Предпринимая попытки бежать дальше, я падаю, потому что туфля зацепляется за камень. Футляр выскальзывает из-под моих рук. Хоть они потянулись выхватить его, это оказывается бесполезно, и я по инерции окончательно приземляюсь на землю. Мокрый твёрдый асфальт больно царапает кожу на лице. Я ощущаю треск, и в носу начинает пульсировать боль. Мир вокруг меня расплывается, и что-то теплое стекает по моему носу, и это не дождь. Я чувствую вкус крови. Собравшись силами, я поднимаюсь и в нескольких метрах замечаю футляр. Он открыт — флейта повреждена, некоторые клавиши перегнуты, одним словом — всё сломано. — Помогите, — безнадёжно говорю я в безлюдном месте. Повсюду только дождь и холод, и маленькие капельки воды вокруг меня делают то, что они всегда делают: невинно парят среди пустого облака, а затем падают, чтобы разбиться о землю. — Помогите! — я кричу громче, но отвечает только ветер, принося новую волну ливня. — Кто-нибудь, помогите! Эхо разносится по пустым мокрым улицам Вольтерры. Теперь меня не спасёт даже музыка. Я поднимаюсь и каким-то образом опираюсь к стене магазина, придерживая футляр со сломанной флейтой. Промокшая, повреждённая, грязная и разбитая вдребезги. Пальцы с силой впиваются в флейту, и я чувствую, как острый кусок металла проколол мне кожу. Тело уже перестаёт дрожать от холода, я уже пытаюсь только успокоиться, спустившись на землю, ведь у меня больше нет желания участвовать в этом дурацком туре, нет. — Помогите, — беззвучно умоляю я, — Я просто хочу домой. И вдруг появляется ощущение, что здесь кто-то есть. В нескольких метрах от меня стоит мужчина. Я не знаю, мужчина ли он, но я вижу это по походке, по его высокому и атлетическому строению тела и по черным кожаным сапогам, выглядывающие из-под черной накидки с капюшоном. Внутри меня загорается надежда, и мне удается встать, прижимая к груди обломки флейты. — Помогите! — кричу я под дождем. Он подходит ближе, в неторопливом темпе, но по его поведению я понимаю, что он не собирается мне помочь. Он сюда явился не для этого. Он хочет причинить мне боль. Прежде чем я успеваю закричать, мужчина прижимает меня к стене. Выбраться невозможно. Руки сжимают мне плечи так, что если он надавит ещё немного, то он их мне вовсе сломает, как зубочистку. Он намного выше и сильнее меня. — Что вы хотите от меня? — задыхаясь, спрашиваю я. Выбраться из этой удушающей хватки физически тяжело. Он не отвечает. — Я говорю, что вам от меня нужно?! Чувствую, как слёзы отчаяния смешиваются с каплями дождя сверху. — У меня ничего нет. Моя флейта тут, если хочешь, это серебро, сломанное, но его возможно обменять. Возьми! Он даже не вздрагивает. — Возьми, но только, пожалуйста, оставь меня в покое. Пожалуйста, — умоляю я. Он наклоняется. Я перестаю дышать, когда вижу его кроваво-красные глаза, тёмно-каштановые влажные волосы, сжатую челюсть и белую лунную кожу. Каждая идеальная линия и угол его лица словно были высечены творцом произведения искусства. Ноги подкашиваются — слишком слабые, чтобы удержаться, и, наконец, единственное, что удерживает меня, — это его руки и его твёрдое тело, прижатое к моему. Сердце бьётся так сильно, что я чувствую, он слышит это… каким-то образом. Мужчина слишком близок и не делает ни малейшего движения, чтобы забрать серебряную флейту. Он этого не хочет. Он хочет чего-то другого. И я догадываюсь, что это. Страх заковывает мне силы так, что я не могу позвать на помощь. Он наклоняется ближе, не отрывая от меня глаз. Его — как теплые угли костра, горячие и опасные. Хватка ослабевает, и сильные руки мягко скользят вниз по моим рукам, оставляя на душе смесь холодных и сырых ощущений. Я знаю, что он не должен прикасаться ко мне и это опасно, но мне становится все равно. Касайся меня, касайся меня, касайся меня. Затем, он исчезает так же, как и появился, — внезапно. Его руки уже не поддерживают моё обмякшее тело, и я прислоняюсь головой к стене, пытаясь справиться с дезориентацией. Уже безразлично, на дождь и на поломанную флейту, которая лежит на тротуаре. Внезапно я вижу, как фонари автомобиля освещают одинокий переулок, и приходится прикрыть глаза. — Эй! — кричит кто-то. — Мы нашли ее! Пара рук тянет меня на заднее сиденье машины. Я встречаюсь с обеспокоенным лицом Колина. — Мария? Мария! — он трясет меня, но я отталкиваю его. Не хочу, чтобы он прикасался ко мне. — Я в порядке. — В порядке? Мы нашли тебя посреди улицы со сломанной флейтой, и ты говоришь, что всё в порядке? Отлично! — он в отчаянии проводит рукой по волосам, — Ты с ума сошла! Ты не в порядке! О чем ты только думала, убегая вот так! — Я не убегала, — его реакция делает мой голос испуганным. — Я просто хотела вернуться домой. Выражение его лица смягчается, и он наклоняется, чтобы коснуться моей щеки: ладонь Колина отдает теплом. — Ты поедешь домой, Мария. Я закидываю ноги на сиденье, тёплая вентиляция сушит мне одежду. Я смотрю в окно, надеясь увидеть того незнакомца. Мне не забыть его сильные руки скользившие по моим рукам, то, как он смотрел на меня, как шёл сюда, его тёмно-красные глаза, как каштановые волосы падали на лицо и… и… . Может быть, я схожу с ума?