we should match it up

— Ты, конечно, не механический бык, — Сяоджун пьяно икает и закидывает свою правую ногу на бедро шокированного Хендери. — Но тебя я бы оседлал.       И впервые за долгое время их случайного знакомства двухлетней давности, вместо привычных подколов и обидных шуток по поводу его метода подачи эскизов зданий и отсутствия санузла в планировке, Хендери густо заливается краской, но тем не менее вовремя удерживает мягкую ляжку Сяо, потому что старший начал шататься в сторону от потери баланса. Сяоджун вновь пьяно икает, позволяя алкоголю поглотить его слабое тело, и впервые за долгое время он ощущает долгожданное умиротворение, эйфорию и прилив уверенности в своих действиях, хоть сейчас иди в деканат и плюй в лицо грозному преподавателю Ву, который по своей сучьей натуре незаслуженно снизил ему балл по живописи на первом курсе.       Когда его однокурсник Ли Донхёк говорил, что окончание олимпиады надо отпраздновать как следует, он скорей всего не имел ввиду нажраться до беспамятства в душном, подозрительном на первый взгляд клубе, находящийся в не самом благополучном районе, с мигающей вырвиглазной зелёно-неоновой вывеской сомнительного названия «Take Off», но Дэджун сделал именно это, и сейчас под какую-то китайскую пошлятину в динамиках вообразил из себя местного мачо ростом в метр с кепкой, бессовестно приставая к студенту из другого универа, что пару часов назад был его соперником на творческом конкурсе и довёл до слёз.       Сяо Дэджун на самом деле не обидчивый и не настолько чувствительный, насколько его приятели говорят об этом окружающим. Дэджуну больше нравится считать себя впечатлительным и открытым к своим эмоциям, поэтому, когда этот проклятый и наглый Вон Куньхан в первый день их знакомства на олимпиаде по клаузурам назвал его проект «подражанием Фрэнку Гери», то Сяоджун открыто, смело и безо всяких возражений моментально бросился в слёзы, оставаясь преданным своим искренним чувствам. И вообще, если кому и должно быть стыдно в этой ситуации, то этому проклятому Хендери, который посмел участвовать и в последующих конкурсах и при каждой встрече припоминать ему их первую встречу и продолжать говорить, что его проекты явно вдохновлены знаменитым канадским архитектором. Каждый раз, когда они случайно сталкивались на олимпиадах, творческих конкурсах, даже галерейных выставках, после получения очередной дозы обидных слов, Сяоджун обещал себе, что он точно утрёт нос этому бесячему Вон Хендери, которого по факту даже зовут не Хендери.       Где-то в подсознании маячат воспоминания образа преподавателя Чжан, монотонным голосом философствующий про забавные игры судьбы-злодейки, пока сам мужчина с меланхоличным видом сыпал снотворное в полную кофе кружку, обрисованную энгри бёрдс, учителя Ву, бурча что-то про недоделанного пьяного Пикассо и его несчастные стены гостиной, которые никто не в силах отдраить— После «отдраить, как следует» преподаватель начал что-то бормотать про преподавателя Пак, но Сяоджуна к реальности возвращают тяжёлые биты, от которых стены шаткого клуба буквально шатаются. Видимо не выдерживают мощь китайских поэтических метафор, адресованные таинственное Агате, которая настолько хороша, что исполнитель почувствовал надобность повторить это несколько раз. — Я может и не похож на наездника, но поверь, я могу — с полной уверенностью повторяет Сяо, и для пущей убедительности закидывает свою правую ногу выше, целясь к плечу, но оказываясь на талии, совсем не замечая, как его любимые тёмные джинсы рвутся в районе задницы.       Где-то в другом конце клуба под одобрительные крики Тэна подвыпивший Джонни пытается закадрить сопротивляющегося Джэхёна, что криками просит помощи у своего лучшего друга Чону, слишком увлеченный явно захватывающим обсуждением структуры параметрических зданий со своим парнем Вон Юкхэем посредством заталкивания своего языка в рот вышеупомянутого китайца. У липкого от дешёвого алкоголя, предназначенного для бедных студентов, бара, что декорирован в безвкусную космическую тематику и щедро обрисованная звёздами флуоресцентной краской заедающего неонового цвета, Кун спорит с Марком о важности функциональности сооружений, опасно покачиваясь на шатком барном стуле, а явно не трезвый Ли горячо возражает наставлениям старшекурсника, ведь «форма следует за функцией, сам Салливан говорил это, хён!» под одобрительные кивки Донхёка, который вообще не понимает что за функция и какие мифические формы их преследуют. Один Юта спокойно попивает своё пиво в сторонке, наблюдая за всем этим позорищем своих однокурсников, периодически переписываясь Доёну, что явно является куда более занимательным, судя по широкой улыбке японца. — Дэджун, мы в клубе, ты пьян, — нервно пищит Хендери, но всё равно сжимает в своих пальцах мягкую ляжку широко улыбающегося Дэджуна, и, немного подумав, добавляет. — А ещё от тебя разит конфетами с ликёром.       Откровенно говоря, Сяоджун никогда не отличался особой стойкостью к алкоголю, и все об этом знали, однако наблюдать, как у парня резко подскакивала самооценка и открывалась его тщательно скрываемая натура ловеласа и тупицы в одном флаконе в куда более интересное зрелище. Последняя попойка Сяоджуна была на дне рождения Марка в скромном кругу друзей в комнате Ли, которая находится в другом конце коридора, в чём Дэджун видел только сплошные преимущества: никаких подозрительных баров с накрученными ценами на слабое пиво, и с не менее подозрительными личностями, а только свои люди. Закончилось тем, что Сяоджун в порыве пьяной щедрости заказал ящик арбузов в качестве подарка имениннику. И это было бы довольно милым жестом, вот только адрес он указал не их общежития, а дома родителей Марка в Ванкувере, о котором Сяоджун внезапно вспомнил именно, будучи пьяным, и плюс ко всему, оплата была произведена через карточку Марка. Так что можно понять лёгкое смятение мистера и миссис Ли когда они получили в доставку ящик квадратных японских арбузов с запиской «главной арбузной сучке нашего района от папочки Диджей Сяо». Марк потом около трёх месяцев объяснялся родителям, и даже при помощи тяжёлой артиллерии в виде Джонни затащил Сяоджуна на разговор через скайп. И, поверьте, не каждому хочется представляться родителям друзей с фразы «Здравствуйте, я и есть папочка Диджей Сяо. Простите, что я назвал вашего сына сучкой, он не сучка».       В клубе грохочет трек какой-то загадочной группы, где они воспевают про джем в пончиках и лимонные торты, но Куньхан старается не вдаваться в подробности в общий посыл произведения— кто он такой, чтобы осуждать других за их сексуальное влечение, верно? Пусть даже если это влечение направлено к шедеврам кондитерского искусства. Особенно плевать на это было девушкам, которые явно не вслушиваясь в текст, самозабвенно танцевали в своих маленьких сектах, не подпуская любого представителя мужского пола, а если кто и осмеливался подойти близко, то его окидывали таким презрительным взглядом, что парни чувствовали себя последними ублюдками и извращенцами и спешно ретировались. Тяжёлые биты выбивают любой здравый смысл, а это столпотворение людей только больше пьянит и веселит, но Хендери только больше нервничает от такой близости с Сяоджуном, ощущая, как перед глазами иногда плывёт от недавно выпитого горького пива. Потому что полумрак, странные песни про сладости, алкоголь — это такие пустяки, на самом деле, ведь Сяоджун сейчас смотрит на него и становится только жарче. — Оу, ты так пытаешься сказать, что я сладкий? — жеманно хихикает Сяоджун, застенчиво прикрыв рот ладошкой, совсем игнорируя тот факт, что они стоят посреди танцпола и его за ногу держит ошарашенный Хендери, сам он аки фламинго стоит на одной тощей ноге. — Я так польщён. Хендери замечает, как у бара один из приятелей Сяоджуна верещит что-то про метаболизм, другой в отместку орёт про органику, третий, явно забив на эти активные дебаты, методично жует фисташки и листает ленту в мобильном, и Куньхан к своему сожалению понимает, что они орут уж точно не про важность правильного питания в целях здорового похудения.       Говорила ему мама, чтобы он не учился на архитектора, так нет же, он не хотел верить в то, что все архитекторы — суеверные, истеричные психопаты с нерегулярным сном и полным отсутствием личной жизни, которые плюс ко всему коллективно на автопилоте начинают нервно потеть при загадочной фразе «где север?», а более умудренные опытом и доступом к мощным успокоительным, на вопрос про проект и экспертизу, молча вытаскивают бутылку виски из тумбочки на рабочем месте. Нет, что вы, Хендери же живёт для того, чтобы бунтовать мудрым словам дорогой матушки и в очередной раз доказывать ей на основе собственных проёбов, что она права — и что архитекторы истерички, независимо от половой или гендерной принадлежности, и что архитекторы латентные алкоголики и наркоманы, и что архитекторы потенциальная угроза нормальному слою населения. И самое главное- — Детка, да ты слаще любых сладостей, шоколадный милкшейк и орео не стоят рядом с тобой, — томно выпаливает Хендери, снизив свой голос на пару тонов, загадочно шевеля своими густыми бровями, вызывая у Сяоджуна смущённый вздох и румянец на щеках. — Настолько сладкий, что у меня от тебя зубы сводит. -что архитекторы вероятнее всех представителей других профессий умрут в одиночестве, ибо навык социализации атрофируется с первого курса, куда уж там подкатывать.

///

      Сяоджун просыпается с визгом будильника, от которого голова начинает нещадно трещать по швам и в затылке болезненно пульсировать, словно он перед сном ритмично бился ею об бетонную стену. В любой другой ситуации, молодой человек бы запустил мобильный под свою кровать, где валяются бесконечные пустые бутылки от колы, шуршащие пакеты из-под жаренных арахисов, которыми Сяо заедает свой стресс перед сессией или во время просмотра дорамы, где чёртов главный герой тупее кастрюльки и вместо того, чтобы раз и навсегда нормально поговорить с возлюбленной, он молча ошивается вокруг да около в поиске подходящих слов, даже когда героиня прямым текстом заявляет, что ним надо поговорить. Серьёзно, вскоре этот дешёвый приём жадных до лишних денег сценаристов перестанет действовать, и только тогда уставшие зрители начнут бунтовать и сериал накроется медным тазом. Кто, кроме уставших от серой реальности личностей среднего возраста и пожилых старушек жаждет лицезреть, как откровенно идиотничают главные герои, ну? Но об этом попозже, потому что это другая ситуация. То, что этот день отличается от других его дней после бурной попойки ясно с первых нот мелодии, потому что верещит явно не его мобильник с несколькими царапинами на пленке, которую в идеале надо уже было два года тому назад сменить, а с обратной стороны наконец отодрать остатки наклейки дракончика Мушу. Нет, вместо привычного заедающего ринг динг донга, небольшую и душную комнату заполняет небезызвестный сорри сорри и почему-то на китайском, что и послужило причиной пробуждения Сяоджуна. Можно было, конечно, скинуть всё на соседа по комнате, но вот неурядица: Сяоджун ни с кем не делит на данный момент, потому что обожаемый соседушка Юта Накамото взял моду в последнее время торчать в комнате Тэна и нет, тут дело уж точно не в его щенячьем восторге к новенькому первокурснику-соседу, который из корейского знает только кивать на вопрос «ты из Японии?» и подозрительно похож на милого, смущённого зверька со своими блестящими глазами, за которыми тщательно скрываются те ещё чертята. Ох, и не к добру эта будущая японская делегация. — Чёрт возьми, Джун, ты реально не вовремя позвонил! — раздаётся чей-то отдалённо знакомый голос, а после следует лёгкий хлопок двери. Сяоджун резко распахивает глаза и вовремя давит шипения из-за солнечных лучей, что заполнили небольшую комнату своей ослепительной мощью. Парень слегка трёт свои уставшие глаза, настраивая на постепенное пробуждение, про себя отмечая, что в комнате слишком жарко и надо бы открыть окно. И почему в его комнате настолько светло, если она находится на теневой стороне в это время суток? И вот тогда Дэджун ощущает неладное и медленно открывает свои красные глаза, разглядывая свою комнату. Комната небольшая и явно нуждается в ремонте, судя по напрягающей трещине на стене, которую безрезультатно пытается скрыть кривой слой белила, напротив находится застеленная кровать милой простыню с муминами, на которой раскиданы стопкой деревянные планшеты. Это не его комната. Вместо привычных трещин на потолке и расклеенных композиций его проектов зданий, на стене почему-то замысловатые карты и генпланы водоснабжения и канализации, генпланы дорог с транспо— Стоп. Карты городов? Вот тогда паника неуклюжими шагами подкрадывается к него ничего не подозревающей персоне, и холодный пот окатывает его тело. Генпланы, генпланы, генпланы, почему так много одних и тех же генпланов одного несчастного Сеула?! И почему его ноги так сильно ноют, будто он всю ночь занимался растяжками с Тэном?! Дэджун резко встаёт с жёсткой кровати грацией контуженного лося, шипя от того, что его задница тоже не по-божески ноет даже похуже его желейных ног. Боже, последний раз, когда его бедные ноги так страдали было, когда Донхёк заставил повторять с ним какую-то хореографию, к которой сам Сяо не имел ни малейшего отношения. И только сейчас он замечает, что на нём не его любимые джинсы, а какие-то свободные синие шорты, сползающие с его узких бедер, а вместо рубашки с принтом, чья-то пропахшая острым соусом розово-синяя футболка с эмблемой футбольной команды. — Чао Пак Кей, — вырывается у Сяоджуна, словно на подсознании он знает про команду. Скорей всего услышал что-то про неё от Чону с Марком. Парень, не особо подумав, начинает вертеть головой по помещению, в надежде, что какая-то деталь вернёт ему всю память вчерашней ночи, предварительно привалившись к стеночке, чтобы не дай боже его унесло в сторону из-за дрожащих ног. Однако мало того, что Сяо заработал себе дополнительную головную боль, он увидел то, что презирает больше всего на свете, даже сильнее самого Гитлера и противного Вон Куньхана вместе взятых. Макеты. Обилие макетов генпланов районов разных вариаций раскиданы по столам и полу, у Сяоджуна буквально рябит в глазах, потому что мозг дурнеет, а внутренний покой разрушается от одного вида раскромсанных и переклеенных между собой кусков пвх, раскрашенной гуашью рек и самодельных мини-деревьев из проволоки и губок для посуды. Господи, какой больной ублюдок может так трепетно относиться к будущему пылесборнику?! — Блять, я должен бежать отсюда, — нервно шепчет себе Дэджун, внезапно протрезвев. — Я должен валить отсюда. Он лихорадочно рыскает глазами по комнате в поисках своей сотки, медленно ощущая, как к горлу подступает тошнота. Говорил ему Кун не есть эти любезно предложенные загадочно улыбающегося мужчины у бара конфеты с ликёром, так нет ведь, он же взрослый, самостоятельный мужчина, который периодически нуждается в помощи Юкхэя когда по комнате ползает паук. Правда Сяо каждый раз благополучно забывает, что Вон тоже боится всяких ползущих тварей, и на крики помощи к ним приходит Джонни со своим верным свернутым журналом с заманчивым названием «Интриги и грязные тайны портативных туалетов». Помимо вот этой незначительной детали, Сяоджун вполне себе самостоятельный, рассудительный, отвествен— — Боже, блять, здесь ещё книги по градостроительству! — не своим голосом взвизгивает Сяоджун, пятясь подальше от письменного стола и ближе к двери, судорожно дёргая её. — Никакая сотка не стоит этого! В чужой розовой футболке, чужих синих шортах, в чужих тапочках в виде огурцов — Дэджун молится небесам, лишь бы трусы, которые на нём сейчас, оказались бы его собственным. К счастью, случайные прохожие студенты в коридорах не обращают на него внимания, когда он, периодически шипя, подозрительно шаркает в тапочках в сторону выхода из общежития. В том, что это общежитие Сяоджун сразу же понял по хреновым условиям помещения, в котором он проснулся, и даже успел поликовать, что всё-таки его с Ютой комната ничего такая. Длинные коридоры, окрашенные в жуткий бежевый оттенок, настолько узкие, что Сяо невольно чувствует себя в муравейнике, скрипя по деревянному полу. Судя по одному общежитию, сам университет скорей всего рассчитан на более малое количество студентов, в сравнении с университетом Сяоджуна. «Ну, да, понапреследовали половину потока, похлеще свидетелей Иеговы», — мрачно подмечает про себя Сяо, вспомнив удручающие рассказы от Сычена, которого представители университета буквально преследовали с начала средней школы. Почему они привязались к Дуну всё ещё остаётся загадкой, но Юта выдвинул свою теорию о том, что всему виной красота парня. Правда потом японец убегал от летающей посуды, но об этом в какой-нибудь другой раз. Внешний мир встречает его с ослепляющими солнечными лучами, из-за которых Сяоджун на секунду проклял весь мир, и со сладким ароматом весенних цветений. Или может дело в кондитерской, не суть. На улице некоторые люди окидывают его чуть задумчивым взглядом, отчего Сяоджун буквально ощущает, как липкий, холодный пот скользит по телу, словно он совершил преступление и сейчас сматывается с места своих противозаконных деяний. Здравый рассудок подкидывает теорию, что возможно дело в знакомой для здешних студентов одежде, благополучно забывая про наличие тапочек в жаркую погоду. Голова трещит, пятки жутко ноют, поясница тянет, солнце нагревает так, словно пытается тебя убить, ещё и пот градом скользит по уставшему телу — по идее самое обычное состояние здоровья студента, но поскольку Сяоджун не так часто отрывается, для него каждый раз, словно первый. Ну, и то, что он проснулся в кровати какого-то больного на голову человека тоже в новинку, да. — Мне до, — Сяоджун зависает, пока таксист лениво затягивает сигарету. В своё общежитие он не может вернуться по двум простым причинам. Первая: кто-то должен ждать его с деньгами, потому что как денег, так и сотового нет, а вторая: он не знает какую легенду успели пропеть его друзья коменданту по поводу его отсутствия в его комнате. И как назло, львиная доля его приятелей тоже иностранные студенты. Кун, Юкхэй, Тэн, Юта— — Пацан, ты долго будешь маячить? — грубо рявкает водитель такси, чуть ли не выплёвывая слюну. — Тебе докуда? Корейский не понимаешь, что ли? — Да, понимаю, — чуть морщится Сяо. — Мне до жилого комплекса «Саммер 127». — У тебя деньги хоть при себе, пацан? — подозрительно щурится тот. — Ты же понимаешь, что в том комплексе живут в основном люди зажиточные. Вот наглый водитель ему попался-то. — Да не трясись ты так, пацан, я шучу, — хрипло смеётся тот, открывая дверь Дэджуну. Осталось только надеяться, что Джемин дома, иначе всё будет плохо.