Апельсиновая девушка

между берегов, садов, мостов — девушка, застрявшая во времени думаю — и кто сказал бы мне, что апельсины падают во тьме, валятся мне под ноги ступенями

♫ Мельница — Апельсиновая баллада

      С него хватит.       Достаточно.       Надоело.       Это перешло все границы.       Перси терпел, видит бог, всегда и все терпел. Когда близнецы издевались над ним, а мать молчала. Когда Рон говорил гадости в лицо. Когда отец ухудшал и без того паршивое положение их семьи. Сначала у Перси не было иного выхода, кроме как терпеть, он был ребенком и тогда еще до конца не понимал всей плачевности ситуации. Став подростком — понял. Понял главное: в этой жизни и в этой семье он сам за себя, потому что никто не стремится его поддерживать, да и он никого поддерживать не стремился — кого? Близнецов с их потрясающе смешными идиотскими шутками? Младших, у которых в голове пока что был один квиддич? Они все смеялись над его желанием подняться хотя бы немного выше, выбраться из того дерьма, в котором они все бултыхались, и Перси больше не собирался позволять им тянуть его на дно. Как будто ему так сильно нравилось пресмыкаться перед вышестоящими! Особенно перед Фаджем; Крауча Перси жалел, и для него было совсем не сложно позаботиться о нем, когда-то великом человеке, а теперь больном и несчастном. Фадж же был глупым и высокомерным, но Фадж любил лесть, и если только с помощью лести можно было достичь хотя бы каких-то высот — Перси был готов. Пару минут позора, но повышение и прибавка к зарплате, а потом он обязательно достиг бы такого уровня, когда ни перед кем не пришлось бы кланяться. Если они жили едва не впроголодь из-за гордости отца, который мог делать то же самое… а так оно и было… гордость важна, но разве не бывает того, что важнее?       Для Артура Уизли, очевидно, не было, хотя и гордиться ему было нечем. Только фамилией в списке двадцати восьми священных, Норой и фамильными часами-артефактом. Больше у них ничего не было. Кто из предков умудрился все промотать, оставалось только догадываться.       Хуже всего было даже не то, что отец не пытался достичь большего. Хуже всего было то, что отец не позволял достичь большего ему, Перси. Мало того, что из-за репутации Артура от его сына ожидали того же, так еще и когда Перси, придя домой, поделился потрясающей, по его мнению, новостью о повышении — отец не то что не порадовался за него, отец пришел в бешенство. С чего он взял, что Перси будет шпионить за ним для Фаджа? Ну с чего? Чем Перси заслужил, чтобы о нем думали так плохо? Он даже ни разу в жизни не жаловался профессорам на братьев, только угрожал им, что пожалуется — а стоило бы на самом деле многое о них рассказать!       Ноги его больше не будет в этом доме. Перси решительно шагал по улице, и уголки глаз обжигали вовсе не слезы, а ветер, холодный и порывистый в октябре. Не хотелось думать ни о ком и ни о чем, кроме своей обиды и злости, но вдруг боковым зрением Перси выцепил в окружающей лондонской серости яркое оранжевое пятно. В следующую секунду по дороге покатилось множество апельсинов и раздался обиженно-возмущенный девичий вскрик. Перси поправил очки и почти машинально бросился помогать — хотя его никто не просил, но он был ближе всех, а остальные прохожие не спешили останавливаться.       Рассыпавшая апельсины девушка была рыжей, куртка на ней — желтой, и чем-то она сама напоминала апельсин. Перси вручил ей последний фрукт, и их пальцы соприкоснулись.       — Спасибо, — сказала девушка.       — У-угу, — он снова поправил очки, неловко кивнул и зашагал вперед — если бы был Фредом или Джорджем, обязательно попытался бы с ней познакомиться, но Перси не умел знакомиться на улице. С Пенелопой он расстался еще на шестом курсе, и, хотя она не высказала ему никаких претензий, просто предложила «встречаться с другими», Перси понимал — ей стало с ним скучно. Либо она решила, что он не перспективный и нет смысла тратить на него время. Объяснений он не попросил, а она объяснять не стала. Они перестали встречаться, и, хотя прошло расставание тихо, все равно Перси было обидно.       Казалось, обиду сейчас вызывало у него буквально все — даже холодный ветер. Даже запах выпечки из маггловских кафе. Даже серое небо. Даже эти чертовы яркие апельсины — что за безрукая девчонка, как могла не удержать? И зачем ей столько апельсинов? Что она будет с ними делать? Лишняя бестолковая трата денег.       Перси свои деньги тратил аккуратно. Очень аккуратно и предусмотрительно, потому что знал им цену, и снимал квартиру в Лондоне тоже не просто так, а выбирая подходящую по цене. Однокомнатную — брать большую не было смысла. Удобную, чистую, но не дорогую. Найти такую, как ни странно, получилось, он все оформил и осталось только въехать туда. Только открыть дверь полученным от хозяина ключом и войти.       В глаза снова бросилось рыжее пятно. Перси моргнул. Девушка с апельсинами стояла у двери в соседнюю квартиру и пыталась вынуть ключи из кармана — получалось у нее плохо, так как приходилось придерживать огромный пакет с фруктами.       Сейчас же опять рассыпет.       — Давайте помогу, — предложил Перси. Девушка с удивлением на него посмотрела.       — О, это вы! Держите!       Не успел он опомниться, как ему в руки пихнули пакет апельсинов. Без тяжелой ноши девушка быстро вынула ключ и открыла дверь.              — Спасибо, — она хотела забрать апельсины, но Перси мотнул головой.       — Они тяжелые. Давайте помогу донести.       — Тогда на кухню, — она даже не засомневалась, пускать ли его в дом — кивнула головой в направлении кухни и зашла в квартиру. Перси зашел следом.       Стены маленькой уютной прихожей были окрашены в теплый оттенок желтого, а на полу лежал яркий коврик. Здесь царил легкий беспорядок: обувь не стояла ровно, а лежала у стены, на небольшом столике в углу лежали какие-то счета, у плинтуса — конфетная обертка, видимо, нечаянно упавшая, да так и забытая. Зато этот беспорядок был частью жизни и говорил о том, что квартира жилая и любимая.       — Не разувайтесь! — раздался голос девушки уже с кухни. Ковров, кроме маленького в прихожей, у нее не было, так что Перси не стал снимать ботинки и прошел на кухню — здесь было еще уютнее. Светлые обои с едва заметным рисунком создавали ощущение простора, вытяжка аккуратно вписывалась в интерьер, на краю стола в красивом боксе устроились специи: перец, базилик и розмарин, на открытых полках — банки с приправами и домашние консервации.       — Вот, — он поставил пакет апельсинов на стол. — Вы будете что-то готовить? — все же не удержался от вопроса.       — Да, сегодня — чиамбеллу. Хотите, угощу? — она весело прищурилась.       Перси смутился — выглядело это так, словно он напрашивался на угощение, но отказаться тоже казалось невежливым.       — Не знаю, удобно ли…       — Вы же только что вселились? — уточнила девушка.       Перси кивнул.       — Тогда это будет поводом отметить ваше новоселье, — она широко и весело улыбнулась. — Меня зовут Одри Хепберн.       — Перси Уизли, — в ответ представился он. Девушка вдруг удивилась:       — И вы не спросите, не шучу ли я?       — Насчет угощения? — растерялся Перси.       — Насчет имени!       — А что с ним не так… — он совершенно перестал понимать, в чем проблема. Одри рассмеялась.       — Вы не знаете Одри Хепберн? Неужели не смотрели ни одного фильма с ней? Хотя это старое кино, но все мои ровесники о ней как минимум слышали, а вы выглядите моим ровесником, — она окинула Перси оценивающим взглядом. Он испытал облегчение — оказывается, вот в чем дело. Ее зовут так же, как маггловскую актрису, а он, конечно, понятия не имеет об этом. Телевизора в их доме не было. Ходить в кино Перси мог — на каникулах, присутствие волшебника в кинозале не создало бы проблемы, но его как-то ни разу туда не тянуло.              — Я… хм, не фанат кино, — пробормотал он.       — Да я уж вижу. Что ж, шутка не удалась, но меня на самом деле зовут Одри Хепберн. Мама обожает эту актрису, да и отец тоже, а мне всю жизнь за эту их любовь расплачиваться сравнениями с Холли Голайтли и Элизой Дулитл, да и не только… Но я ничего не имею против, и мне тоже нравится Одри Хепберн. То есть, та, которая актриса.       Она болтала без остановки, и при этом не стояла без дела — двигалась по кухне, раскладывала апельсины, поставила чайник, махнула рукой на стул:       — Присаживайтесь, если хотите чаю.       Перси сел — хотел чаю или нет, а отказаться вновь было бы неприлично, да и… здесь было хорошо. Здесь было тепло. С соседями же нужно иметь хорошие отношения, вот он их и налаживает.       Чай тоже оказался апельсиновым. Насыщенным, терпким, пряным от корицы, но все-таки слегка кисловатых и свежих ноток апельсина в нем было больше.       — Вы решите, что я фанатка цитрусовых, — рассмеялась Одри. — На самом деле не будете далеки от правды, мне нравятся цитрусы. Я не питаюсь только ими, но сегодняшний день идеально подходит для апельсинового чая.       — Сегодня особенный день?       — Нет, но вы же видите, как пасмурно? А апельсины солнечные. Нет солнца на небе — будет в чашке. Терпеть не могу серость. Или вы любите осень? — спохватилась она. — В осени есть своя прелесть. Много прелести. Но только не когда пасмурно и этот противный дождь и туман.       — Да, — согласился Перси. — Я тоже не люблю такую погоду.       — В такую погоду всегда грустно и одиноко, даже если ты не один. А если ты еще и один, — голос Одри стал грустным, — совсем паршиво.       Перси кивнул. Хотя вряд ли на его душе было бы лучше, если бы погода была хорошей и ясной, но среди сырого серого тумана все вправду лишь усугублялось.       — И даже до Рождества еще далеко, — Одри подперла щеку рукой. — Даже до Хэллоуина. Октябрь — самое скучное время. Ничего не происходит и ты просто зависаешь в ожидании. Курсируешь по направлению от работы до дома и обратно… и все. Кстати, где вы работаете?       — В Министерстве, — брякнул Перси. Одри болтала так много и непринужденно, что он забылся и тут же выругал себя за это. Она уставилась на него огромными восхищенными глазами.       — Ну нифига себе! В Министерстве! Но вы выглядите молодо для чиновника… наверное. Не очень хорошо себе представляю, как выглядят чиновники. Вряд ли они все старые и пузатые. А я врач. Ну, почти. Я психолог.       Что на это сказать, Перси тоже не знал, и чем занимаются психологи, представлял смутно. Судя по названию, они работали с психикой, но вряд ли так же, как целители в Мунго. Заодно он окончательно удостоверился в том, что Одри — маггла, и почему-то расстроился. Слишком волшебной она выглядела. Он бы скорее поверил, что она училась в другой магической школе, потому что в Хогвартсе он такую бы точно заметил.       — Вы даже не спросите меня ни о чем таком? — снова удивилась Одри. — Впрочем, конечно, не спросите, — ответила она сама себе. — У вас явная депрессия. Не уверена в степени тяжести, но депрессия точно есть.       Перси решил, что лучше не спрашивать, что такое депрессия, а зайти в книжный магазин и купить что-то на эту тему.       — Возможно, я ошибаюсь, но у вас грустные глаза, — продолжила Одри. — И вы ни разу не улыбнулись даже из вежливости. В это время года у многих депрессия. Практически все мои пациенты сейчас этим страдают. Даже те, кто жалуется на другие проблемы. Депрессия бывает приятным бонусом. Точнее, неприятным. Кстати, апельсины помогают. Не так, как антидепрессанты, но в них есть подходящие витамины. А еще помогает горький шоколад, в нем есть гормон радости.       — Вот как, — проговорил Перси. Ничего лучше ответить он не смог.       — Простите, я всегда много болтаю. Это утомляет, я знаю, — виновато сказала Одри. — Но и поделать с этим я ничего не могу. Подозревала у себя СДВГ, у коллег консультировалась, но нет, я просто такая. Без отклонений.       Что такое «СДВГ», Перси тоже не знал, и это было неприятно — так много чего не знать и быть абсолютно некомпетентным в обсуждаемых темах. Он привык к обратному, но ему нравилось слушать болтовню Одри — это отвлекало от собственных сверлящих голову мыслей, и когда чай был допит, Перси немного расстроился, что пришло время прощаться.              На прощание Одри протянула ему руку и он легонько пожал ее теплую ладошку, а потом зашел в свою почти пустую и еще не обжитую квартиру, где его со всех сторон окутала рвущая душу на части тишина.