Власть вероятностей

Они остановились на невысоком холме, с которого открывался вид на широкую долину, пересеченную лентой реки, и баронский замок. Весеннее солнце стояло уже высоко, и безоблачное прозрачное небо отражалось в ленивых водах, делая их ослепительно-голубыми. Иорвет улыбнулся и мельком глянул на спутника. Ради того, чтобы Вернон приехал хотя бы взглянуть на свои новое владения, малышка Анаис развернула целую кампанию. Эльф прекрасно понимал, почему молодая королева так хотела ввести названного отца в число темерской знати, это делало его голос, всегда поддерживавший начинания правительницы, громче и внушительней, и такое подспорье было Ани необходимо. Но, кроме того, Иорвет знал, что мотивы королевы не ограничивались ее политическими интересами — она хотела, чтобы Вернон получил по заслугам, пусть и целого баронского замка со всеми угодьями для этого было недостаточно. — Это уже не просто каменный дом с маленьким садом, — заметил эльф, подставляя лицо свежему речному ветру, — и одному пожару его не уничтожить. Вернон, почти весь путь от Вызимы хранивший молчание, вздохнул и улыбнулся. — Я еще не решил, не пустить ли все это с молотка, и не потратить ли вырученные деньги на развитие Университета, — напомнил он, — мы же решили, что просто посмотрим. — Все будет так, как ты скажешь, — покладисто кивнул Иорвет и, не взглянув больше на человека, пришпорил своего коня, пуская его галопом вниз по тропе в долину. Замешкавшийся Вернон догнал его только у широкого моста, ведущего к замковым воротам, и эльф, придержав своего жеребца, позволил человеку выиграть забег. В конце концов, новый барон Кимбольт должен был въехать в собственный замок первым. Тяжелые деревянные створки открылись перед ними с глухим скрипом — про себя Иорвет отметил, что неплохо бы было смазать петли и подлатать ворота в нескольких местах. Старый барон, похоже, в последние годы не слишком пекся о собственном имуществе, а молодой пробыл бароном слишком недолго, чтобы об этом позаботиться. Эльфу и самому вдруг стало смешно от того, с каким непраздным любопытством он осматривал сейчас и высокие стены, и широкий внутренний двор, и ставни на узких окнах, прикидывая, как все это украсить и улучшить — так, словно уже стал здесь хозяином. Не успев пересечь порога замка, он уже понимал, что не смог бы позволить Вернону отказаться от этого наследства. Замок был старым и наверняка полным мрачных призраков прошлого, но Иорвет был уверен — ему всего лишь не хватало умелой руки, чтобы превратиться из пустых чертогов в настоящий дом. Во внутреннем дворе их встретил невысокий улыбчивый человек в синей ливрее. Он поклонился сперва Вернону, потом его спутнику, отдал распоряжение подоспевшему мальчишке-конюшему увести лошадей, и наконец, любезно склонив голову, широким жестом указал на парадные двери замка. — Добро пожаловать, барон Кимбольт, — обратился человек к Вернону, и тот, чуть нахмурившись, ответил скупым коротким кивком. Документы о присуждении титула еще не были подписаны, но незнакомец — по всей видимости, управляющий — для себя уже все решил.- Желаете осмотреть замок? Вернон помедлил пару мгновений, повернулся к Иорвету, словно искал у него ответа на этот сложный вопрос, и эльф поспешил прийти своему человеку на помощь — каким бы отважным и жестким ни был командир Роше, сколько бы лет ни провел при дворе, изучив все тонкости аристократического поведения, сейчас он похоже, был растерян и сбит с толку. — Благодарим, — эльф выступил вперед, — мое имя Иорвет, я… — Я знаю, кто вы, — услужливо улыбнулся управляющий, — я — Эрих, Ваша светлость, и я — к вашим услугам. Отчего-то от этого вежливого ответа Иорвету стало смешно. Мало кто в Темерии, да и за ее пределами, сомневался в том, какие отношения связывали знаменитого Вернона Роше с его эльфом — по крайней мере, те, кому было до этого дела, не заблуждались на этот счет. Официальные узы их не связывали, но управляющий Эрих, казалось, мысленно присвоил эльфу статус баронессы и не находил в этом ничего необычного. Любопытно, чем же таким промышлял старый Раванен, если это сделало его слуг такими невозмутимыми? Впрочем, считаться баронессой Кимбольт Иорвет был совсем не против. — Мы осмотримся, — подал голос Вернон. — Позвольте проводить вас, — предложил Эрих, но новоиспеченный барон покачал головой. — Просто расскажите, где здесь что, и мы сами справимся, — попросил он. Управляющий снова поклонился и быстро и четко описал хозяевам расположение комнат в замке и построек рядом с ним. Вернон, привыкший получать доклады от вышколенных солдат, слушал его, кивая головой, и под конец, поблагодарив, отпустил управляющего. — Тебе стоит начать привыкать, что у тебя в услужении находится добрая сотня людей, каждый из которых будет рад исполнить твои приказы, — заметил Иорвет, когда, рука об руку, они вошли в парадные двери и оказались в высокой светлой галерее, заканчивающейся широкой мраморной лестницей. — и это не считая крестьян, работников и их семей, живущих в твоих владениях. Вернон недовольно поморщился — с тех пор, как он оставил должность регента, ему приходилось только командовать, но не управлять. Солдаты под его началом быстро становились дисциплинированными и готовыми верно нести службу и даже погибнуть за своего командира, если потребуется. Но одно дело — военная выучка, и совсем другое — целый штат слуг, которых нельзя было выводить на построение и учить держать оружие и снаряжение в порядке. — Ты знаешь, — тихо возразил Вернон, оглядываясь по сторонам, — что дело вовсе не в этом. Иорвет покосился на него и тяжело вздохнул. Бывший владелец замка, даже преставившись, казалось, остался блуждать по этим галереям, и теперь остановился за спиной у нового хозяина невидимой мрачной тенью. Эльф почти ничего не знал о Раванене Кимбольте — пока был жив король Фольтест, барон не участвовал в открытых военных действиях, занимаясь дипломатией и представляя интересы знати. А Иорвету и его отрядам до какого-то темерского дворянина, решавшего важные политические вопросы в переговорных залах и на собраниях аристократической элиты, не было никакого дела. За его голову никто не назначал цену, и его лицо было скоя’таэлям не более знакомо, чем лица бесчисленных нильфгаардских послов — если кому-то из них не посчастливилось напороться на эльфскую стрелу, никто не считал это особой удачей. Да и сам Вернон, пока не узнал правды о своем происхождении, едва ли интересовался делами старого барона. Он оставался всего лишь одним из аристократов, осуждавших нильфгаардскую экспансию и презиравших «выскочек-простолюдинов». Но в момент, когда призрачная отвратительная фигура отца человека соединилась с образом Кимбольта, для Роше все изменилось. Взращиваемая долгими годами ненависть обрела плоть, и оставалось порадоваться, что к этому моменту барон Кимбольт успел стать куском мертвого мяса. В противном случае, жажда мести могла побороть в человеке разумность. Может быть, это была одна из причин, почему люди, знавшие тайну рождения Вернона, держали эти знания при себе. Убийством барона, пусть и открыто выступавшего против политики королевы Анаис, Роше мог поставить крест на всем, за что так долго и отчаянно боролся. Но даже понимая, что сейчас это все не имело никакого значения, Иорвет подумал, что не прочь был бы поднять проклятого старика из мертвых, чтобы еще раз умертвить его — или позволить Вернону сделать это собственноручно. — Этот Эрих сказал, где находится фамильный склеп, — поджав губы, напомнил человеку Иорвет, — если хочешь, пойдем туда прямо сейчас и вместе помочимся на могильную плиту твоего папаши. Вернон посмотрел на него — секунду его взгляд оставался тяжелым и мрачным, но потом он вдруг тихо рассмеялся. — Ты такой романтик, — ответил он. — Все ради тебя, любовь моя, — улыбнулся Иорвет. На миг он крепче сжал пальцами ладонь своего человека, потом снова поднял глаза к высокому потолку. — Я хочу все здесь переделать, — заявил он, — идеально было бы, конечно, снести эту развалюху до основания и отстроить заново, но это заняло бы слишком много времени. А я больше ни дня не хочу жить ни в твоей вызимской норе, ни в университетских кельях. Так что начну с того, что велю вынести и сжечь все эти мерзкие портреты, — он широко повел рукой, указывая на мрачные лица стариков и роскошно одетых женщин, взиравших на них со стен галереи, — кто это такие? Я их не знаю. Попросим Гусика написать новые портреты, а эти — долой. Роше снова рассмеялся, и сердце Иорвета, поддавшееся было тяжелой тревоге за любимого, екнуло и забилось быстрее. Вернон постепенно оттаивал, больше не хмурил брови так недовольно, и лед в его взгляде шел трещинами. — Ты, я погляжу, в прекрасном настроении, — проговорил он, чуть прищурившись. Иорвет охотно кивнул. — Похоже, лекарство Виктора работает, — признался он, чуть понизив голос. С тех пор, как его реданское величество передал через отца чудесное снадобье по рецепту древнего алхимика, Иорвет, хоть и не слишком-то надеялся на эффект, старательно принимал его, согласно строгим предписаниям. Целую неделю он пил по несколько капель утром и вечером, не пропустив ни дня. И эликсир, похоже, начинал действовать. Первой ушла гнетущая и ставшая привычной мутная усталость — Иорвета больше не мучила бессонница, он спал почти без сновидений с вечера до утра, и, проснувшись, не мечтал лишь о том, чтобы срастись с кроватью и никуда не идти. Боли в суставах, мучившие его после долгих лекций, на которых он вынужден был часами стоять перед аудиторией, исчезли бесследно. Снова обострились зрение и слух, вернулся аппетит. А когда пару дней назад Иорвета сильно продуло в университетской библиотеке, и он приготовился провести следующие сутки в уже вполне обычной горячке, на следующее утро эльф проснулся без следа простуды, даже ни разу не чихнул. Он пока опасался делиться этими маленькими успехами с Верноном, слишком его обнадеживать. Прошло совсем мало времени, и все положительные перемены могли оказаться лишь совпадениями или обычным облегчением, свойственным всем эльфам с приходом весны. Но шли дни, и Иорвет чувствовал себя все лучше. А вместе со страданиями тела проходило и вечное непереносимое уныние. И теперь эльф чувствовал в себе достаточно сил, чтобы в этом признаться. — Кто бы мог подумать, что этот недоучка и правда мне поможет, — усмехнулся Иорвет, перехватив взгляд Вернона. — Полегче, — усмехнулся тот, — ты говоришь о своем короле. Эльф закатил глаз и независимо отмахнулся. — Мое реданское гражданство было вынужденной мерой, когда я поступал на обучение в Университете, — ответил он, — теперь в этом нет необходимости. И вместе с заявлением о переводе в Вызимскую Академию, я подал прошение на получение темерского гражданства. Вернон, до того неспешно шагавший по гулкому каменному полу и лениво озиравшийся по сторонам, вдруг замер, развернул эльфа к себе и недоверчиво посмотрел ему в лицо. — Ты — что? — переспросил он тихо. Иорвет усмехнулся — пожалуй, сообщи он супругу, что тот вскоре снова станет отцом, изумления и скрытой недоверчивой радости в его взгляде было бы и то меньше. — Если мое прошение примут, я стану подданным Империи, — сообщил он, почти не издеваясь — может, лишь самую малость, — и темерским гражданином. Ты рад, мой славный патриот? Лицо Вернона просветлело, и впервые со вчерашнего вечера, когда они окончательно решили съездить в баронский замок, он широко и искренне улыбнулся. — Тебе стоит немедленно решить, какую из этих комнат мы оскверним первой, — сообщил он торжественно, — иначе я сделаю это прямо здесь, на глазах всех этих ужасных портретов. Иорвет, смеясь, потащил его в сторону, к одной из тяжелых темных дверей, надеясь, что та окажется незапертой. Но услужливый Эрих, похоже, позаботился о том, чтобы новый хозяин мог осмотреть все помещения своих владений, хоть и не догадывался, должно быть, как барон изволит воспользоваться этой возможностью. Комната, в которую они так поспешно свернули, оказалась небольшим темным кабинетом. Здесь царил идеальный, почти первозданный порядок, словно этим мрачным помещением никто никогда не пользовался. У плотно зашторенного окна стоял большой шахматный стол с аккуратно расставленными фигурами, готовыми к игровой баталии. Шкафы, возвышавшиеся от пола до потолка, были плотно заставлены книгами, и эльф успел подумать, что стоило присмотреться к ним, и присоединить самые бесполезные к костру, к которому были уже приговорены портреты. Вкусы покойного барона Кимбольта в литературе едва ли отличались изяществом, а хранить в доме трактаты о величии Вечного огня или рыцарские кодексы прошедших веков Иорвет не собирался. На резной металлической подставке в углу высилась потускневшая от времени золотая астролябия, у тщательно вычищенного огромного камина на пол была брошена шкура крупного черного медведя, и его мертвая пасть кровожадно скалилась на непрошеных гостей. Остановка кабинета совершенно не располагала к тому, чем новые владельцы намеревались здесь заняться, но Вернон, не обративший ни малейшего внимания на все эти следы баронского китча, настойчиво повел Иорвета к широкому письменному столу, на котором, при желании, можно было разложить дюжину таких же эльфов, как он. Человек, явно забывший о собственных мрачных настроениях и наплевавший на тень отца за спиной — а, может быть, специально демонстрируя ей все в лучшем виде, словно проводя ритуал изгнания призрака, помог Иорвету взгромоздиться на стол и сдернул с него сапоги так стремительно, будто боялся, что эльф передумает. Следом за сапогами отправились прочь узкие бриджи и исподнее. Сам Вернон не потрудился даже толком раздеться, лишь приспустил собственные штаны и, навалившись на эльфа, вскинул его ногу себе на плечо. Иорвет сухо рассмеялся, облизывая губы. — Ты полюбил делать это на столе, любовь моя, — заявил он с вызовом и поерзал под человеком, устраиваясь поудобней. — Кровать мы тоже найдем, — пообещал он весомо, и рука его, скользнув между их тел, уже принялась готовить Иорвета к вторжению. Вернон никогда не отличался сдержанностью и не любил долгих прелюдий. Поначалу, много лет назад, еще не изучив и не привыкнув к эльфскому телу, он еще опасался причинить боль и навредить, сделать что-то не так и в своей поспешности доставить больше неудобств, чем удовольствия. Но те времена давно прошли. Их тела, совершенно не созданные друг для друга, за годы, проведенные вместе, притерлись, привыкли друг к другу. Вернон прощупал границы дозволенного, научился читать беззвучные сигналы, которые посылал ему супруг, знал, как погладить, как ухватить, как сжать и отпустить, чтобы довести эльфа до опасной грани удовольствия, еще не успев овладеть им. Насаживаясь на его настойчивые, смоченные слюной пальцы, Иорвет выгнулся и застонал. В особенно тщательной подготовке не было никакой необходимости — немного боли при вторжении легко искупилось тем, что следовало дальше. Но человек продолжал настойчиво вести в этой партии, не давая эльфу вырваться и не слушая его отчаянных просьб поскорее приступить к настоящему делу. Вернон, казалось, специально не касался особенной чувствительной точки внутри, сосредоточившись на том, чтобы раскрыть Иорвета, заставить его расслабиться и впускать себя без сопротивления, и тот, мешая громкие вздохи и короткие проклятия, извивался в его руках, стараясь притянуть человека ближе, сломить ненужное стойкое сопротивление, получить от него все. Словно наконец сжалившись, Вернон ловко изогнул пальцы, надавил чуть сильнее, и Иорвет, далеко закатив глаз, вскрикнул, потянулся ладонью к своему члену, который уже сочился желанием, но человек свободной рукой хлопнул его по пальцам, как обжору, нацелившегося на лишнее пирожное. — Вернон, — выдохнул Иорвет, дрожа и чувствуя, что еще немного, и он, не сдержавшись, кончит от одних только пальцев, — хватит, пожалуйста. И человек, вечный поборник вежливости, все же сжалился. Он выпустил эльфа, и на месте, где только что старательно работали его пальцы, тот почувствовал тянущую досадную пустоту. Вернон, придерживая его одной рукой, поднес вторую ладонь ко рту Иорвета, и тот, уже готовый исполнить любой приказ, старательно облизал ее, хотя во рту у него пересохло. Все тело пульсировало от нетерпения, и проклятый человек, прекрасно знавший это, точно издеваясь, приблизился к нему мучительно медленно. И в момент, когда Иорвет, давясь своим дыханием, готов был начать сыпать ругательствами, Вернон наконец овладел им. Он вошел в эльфа резким толчком, забыв о своей медлительности и осторожности, о том, что подготовил тело супруга недостаточно для такого порыва. Иорвет вскрикнул, снова выгибаясь, поджал пальцы на ногах, зажмурился, но потом, плавно выдохнув, позволил своему телу расслабиться, впуская. Сжалившись или желая отплатить за долгие муки подготовки, Вернон, погрузившись до конца, накрыл ладонью эльфский член, и у Иорвета перед глазами поплыли яркие белые круги. Человек усмехнулся, склонился к нему, шепнул прямо в губы: — Уже? Эльф с трудом сообразил, что напряжение, старательно выстроенное грубыми человеческими ласками, оказалось для его тела невыносимым, и он кончил слишком быстро. И из этого мог бы выйти настоящий конфуз, если бы в следующий миг Иорвет не осознал, что, сбросив первую волну напряжения, он был снова готов ко всему. Возбуждение, которое должно было улечься, оставив его расслабленным и разбитым первой разрядкой, возвращалось по мере того, как Вернон двигался в нем сперва осторожно и плавно, но все ускоряясь. Должно быть, это тоже был результат действия целебного эликсира — долгие месяцы, пусть и не отказывая человеку в близости, Иорвет привык, что больше одного раза за ночь он вынести был уже не в состоянии. Но сейчас его тело, жадно пульсируя вокруг твердого человеческого естества, снова горело от страсти и нетерпеливого желания. И Вернон тоже это заметил. Он поднял голову, перехватил затуманенный взгляд эльфа и, не сбавляя темпа, ласково улыбнулся и прильнул к его губам. На этот раз к краю бездны они подобрались вместе, и Вернону не потребовалось даже помогать Иорвету рукой. Человек, придерживая эльфа под оба колена, на последних секундах этой гонки вбивался в него так отчаянно сильно, что супругу оставалось только коротко вскрикивать, чувствуя, как, поднимаясь, затопляя собой все его тело, разум, стирая все прочие чувства, бросив пелену на глаз и заставив отдалиться и замолкнуть все звуки, разливается обессиливающее, яркое, как взрыв наслаждение. Вернон в последний раз вогнал себя до основания, дернулся, вжимаясь, застонал и излился, крупно вздрогнув. Приподнявшись на локтях и наблюдая за тем, как Вернон чопорно утирал следы его страсти со своего дублета краем плаща, Иорвет лениво усмехнулся. Продолжать экскурсию ему больше не хотелось, хотя обычной тяжелой усталости после разрядки он совсем не испытывал. — Думаю, теперь нам стоит поискать баронскую спальню, — заметил он, — хочу повторить все это на нормальной кровати, ради разнообразия. Вернон покосился на него, усмехнулся и явно собирался отпустить какое-нибудь скабрезное замечание о ненасытности эльфа, но в дальнем конце кабинета, рядом с пыльной астролябией, шипя вдруг обозначился круг портала, и через секунду в комнату ступил высокий беловолосый эльф в длинной темной мантии и медальоном с солнцем на шее. Иорвет мгновенно подобрался, скользнул со стола и, стараясь прикрыться ладонью, потянулся за своими бриджами, небрежно брошенными на полу. Мастер Риннельдор — а его лицо было эльфу хорошо знакомо еще по тем временам, когда Знающий был учителем его сына — осталось бесстрастным. Он окинул хозяев немного презрительным взглядом. — Думаю, вам стоит одеться, мастер Иорвет, — процедил Знающий, едва размыкая губы, — дело не терпит отлагательств. Бесполезно было спрашивать, как нильфгаардский маг вообще сумел открыть проход в эту комнату, не тревожась о том, чтобы застрять в незнакомых стенах, как он обнаружил их и зачем, в сущности, явился без предупреждения. Может быть, его направил любезный управляющий Эрих. Может быть, Риннельдор решил рискнуть и преуспел. Но, взглянув ему в глаза, Иорвет сразу понял — все эти вопросы совершенно ничего не значили. Знающий явился, потому что его вынудили какие-то страшные обстоятельства. И Вернон, похоже, тоже пришел к этим выводам. — Что вам нужно? — спросил он резко. Знающий наградил его презрительным взглядом. Люди, по крайней мере, те, кто не входили в состав императорской семьи, были для этого эльфа говорящими зверьками, речи которых не стоили воздуха, потраченного на ответы им. Мастер Риннельдор снова обратил взор на Иорвета — тот уже успел натянуть бриджи и воевал с сапогами, прыгая на одной ноге. Наконец, когда баланс был восстановлен, Знающий протянул эльфу руку. — Я все объясню на месте, — отчеканил он, и Иорвет, бросив отчаянный непонимающий взгляд на Вернона, принял его ладонь. Человек не успел даже выкрикнуть «Эй!», когда Знающий утянул Иорвета в портал. Путешествие, длившееся лишь пару мгновений, выбило из легких эльфа весь воздух, и, очутившись на твердой почве, он сперва не понял, куда его привели. Перед высокими створками двери стояли двое рыцарей в черных доспехах и крылатых шлемах, держа на плечах тяжелые алебарды. Они были в Нильфгаарде — это можно было понять наверняка. Иорвет растерянно посмотрел на спутника — в голове тут же сложилась неприятная картинка. Иан, и так мозоливший глаза имперским придворным, выкинул какую-то скандальную глупость, может быть, публично взял Императора за руку на глазах у толпы. Может быть, нагрубил кому-то из важных вельмож, и теперь был заключен под стражу за свою дерзость. Иорвет открыл было рот, чтобы спросить, что же все-таки случилось, но мастер Риннельдор опередил его. — С вашим сыном случилось… несчастье, — начал он и сделал многозначительную паузу. Иорвет попытался независимо усмехнуться. — И вы позвали меня, чтобы я отчитал его? — осведомился он. — …он подвергся воздействию магического взрыва, — прервал его тот, — повреждения оказались очень серьезными, и теперь он умирает. Иорвет растерянно моргнул. Сглотнул за секунду накопившуюся во рту вязкую слюну. Оставалась робкая надежда, что от слишком сильного оргазма он просто отключился, и теперь бредил. Вот-вот эльф должен был услышать взволнованный голос Вернона, зовущий его из забытья, почувствовать, как человек хлопал его по щекам, стараясь привести в чувства. Но мастер Риннельдор — самый настоящий, не плод его воображения — смотрел на Иорвета очень серьезно и прямо. — Он… умирает? — тихо переспросил эльф. Знающий терпеливо кивнул и поманил спутника за собой. Рыцари у двери пропустили их, неподвижные, как пустые доспехи, и Иорвет, не чуя под собой ног, вошел в просторную затемненную спальню. На широкой кровати, до середины голой груди накрытый легким покрывалом, лежал Иан. Его руки — истончившиеся, точно истаявшие на жарком солнце, высушенные, как ветви мертвого дерева — покоились вдоль тела. Длинных волос больше не было — вокруг головы по подушке были разбросаны обкромсанные неровные пряди. Лицо — исхудавшее, осунувшееся, но казавшееся совершенно нетронутым — было почти прозрачным. Тонкие губы потрескались и ввалились, веки чернели густой тенью, нос, казавшийся сейчас длинным, как птичий клюв, болезненно заострился. Сын дышал — но впалая грудь поднималась и опадала редко и едва заметно. Иорвет, совершенно оглушенный этим зрелищем, парализованный им, замер у порога, и мастер Риннельдор остановился за его спиной. — С ожогами мне удалось справиться, — заговорил он негромко, — но от слишком большого магического усилия и затрат энергии его органы были повреждены, и теперь отказывают. Боюсь, я ничего не могу с этим поделать. — Сколько?..- едва слышно обронил Иорвет первое, что пришло ему на ум. — Пара дней, — пожал плечами Знающий, — а, может быть, одна ночь. Точно не знаю. — Нет, — эльф сделал один несмелый шаг к кровати, застыл, точно боялся, что, подойди он ближе, все происходящее из ужасного сна превратится в настоящую реальность. — Я не верю. — Верите вы или нет, но это правда, — сдержанно ответил мастер Риннельдор, — Его Величество вызвал во дворец личного лекаря своего отца — а тот, говорят, настоящий гений целительства. Но даже он ничего не смог поделать. — Нужно позвать кого-нибудь из Ложи! — воскликнул Иорвет, повернувшись к спутнику, пока не решаясь переступить невидимой границы, отделявший дурной сон от яви, — Кейру Мец или Филиппу Эйльхарт! — Госпожа Эйльхарт прибудет через пару часов, — все так же отвратительно невозмутимо ответил Риннельдор, — а госпожу Мец сейчас допрашивают по подозрению в измене. — Но ведь что-то еще можно сделать, — к горлу Иорвета подкатил горький ком, мешавший говорить и даже вдохнуть, — вы же Знающий, чтоб вас накеры драли! Мастер Риннельдор покачал головой и прикрыл глаза — на короткое мгновение Иорвету показалось, что на лице его вот-вот готово было проступить какое-то выражение, отличное от холодного спокойствия, и эльф едва сдержался, чтобы не вцепиться в него ногтями, выцарапать глаза, заставить спасти его сына — любой ценой. — Мы решили, что вам хотелось бы попрощаться с Ианом, — голос Знающего зашелестел низким шепотом, — я оставлю вас. Не дав Иорвету ответить, мастер склонил голову и, отвернувшись, поспешно вышел из спальни, оставив эльфа со смертью наедине. Когда за Знающим закрылась дверь, Иорвет еще несколько мгновений стоял, не глядя на сына, опустив плечи и борясь за каждый новый вздох. Ему хотелось бежать прочь, не разбирая дороги, спрятаться, закрыть глаз и уши, лишь бы не видеть того иссушенного незнакомца, которого мастер Риннельдор по ошибке назвал его сыном. Много лет назад, еще живя в Вызиме, Иорвет однажды уже держал на руках маленькое трясущееся тело Иана, проклятого и балансирующего на грани смерти. Тогда, собрав все свое мужество, высушив слезы и глядя реальности прямо в глаза, эльф нашел в себе силы принять неизбежное, забыть о себе и петь сыну, чтобы в последние минуты жизни он не испытывал страха. Но сейчас все было иначе. Тогда, отвоевав Иана у наползающей беспощадной тьмы, Иорвет поклялся себе, что больше с его сыном ничего подобного не случится, что он будет оберегать и защищать его до конца своих дней. И подвел его. На негнущихся ногах эльф приблизился к постели. Присел на край, опасливо протянул руку, боясь, что, если коснется ладони Иана, она треснет и рассыплется пылью, как гнилой прутик. Так и не найдя в себе сил дотронуться до него, Иорвет, сглотнув горечь, прошептал: — Иан? Может быть, если бы ему хватило сил дозваться до него, дать сыну понять, что отец здесь, рядом, не бросил его, смерть, испугавшись, отступила бы. — Иан? — повторил Иорвет громче, — Иан! — но сын не откликался. Его потемневшие веки не дрогнули, слабое дыхание не участилось, а к мертвенной бледности кожи не добавилось ни одной новой краски. — Иан…- последний раз Иорвет позвал его почти неслышно. В спальне стояла гулкая невыносимая тишина, она давила на виски и плечи, как тяжелый полог позднего снега. Эльф опустил веко, словно теперь старался докричаться до сына мысленно, но все было тщетно. Решение пришло нам ум так легко и быстро, словно Иорвет давно ждал шанса принять его. Словно тот, чье имя он произнес вместо имени сына, всегда крутилось у него на языке, застряло в мыслях, дремало, дожидаясь случая быть разбуженным. — Какая ужасная трагедия, — произнес над ухом ровный приятный голос, полный, казалось, самого искреннего сочувствия, — ни один отец не должен хоронить своих сыновей… Иорвет дернулся, хотя знал, что услышит эти знакомые, издевательски мягкие интонации, знал, кого увидит, открыв глаз. Господин Зеркало стоял в паре шагов от постели, привычно сложив пальцы рамочкой, и на этот раз не улыбался. Его лицо — обычно приятно округлое, приветливое и открытое — сейчас осунулось и вытянулось. Глубокие тени залегли под совершенно черными глазами, очертили линии острых скул и опущенные уголки губ. Он был созданием тьмы — может, самой воплощенной смертью, нависшей над Ианом — и теперь это было совершенно очевидно. Словно, решив не притворяться добрым торговцем, к отчаявшемуся отцу Гюнтер на сей раз явился в своем истинном обличие. Но разглядывать его и бояться увиденного было поздно. Иорвет вскинул голову и перехватил его пристальный любопытный взгляд. — Спаси его, — выпалил он, не задумываясь, — бери все, что хочешь — мою жизнь, мою душу, мой разум. Только спаси его. — Вот видишь, — господин Зеркало мягко покачал головой, — я же говорил тебе, что, позвав меня снова, ты больше не захочешь торговаться. Иорвет раздраженно повел плечами. — Забирай все, — повторил он, — верни моего сына, а меня — бери себе. — Какая удивительная щедрость для того, кто утверждал, что у него ничего нет на продажу, — усмехнулся Гюнтер. Эльфу невыносимо было смотреть ему в глаза — будто он пытался сосредоточить взгляд на расплывающейся тьме на дне глубокого колодца. — Ты уверен, что новая сделка того стоит? Я ведь могу потребовать не только твою душу — что если в уплату за спасение я заберу любовь твоего человека? Или велю принести мне его голову? Иорвет молчал, но не отводил взгляда. Вернон, еще ничего не знавший о случившемся, остался в баронском замке и теперь, должно быть, искал способ найти и добраться до супруга. И его лицо — взволнованное, ожесточенно решительное, с плотно сжатой челюстью, потемневшим взглядом карих глаз — встало перед внутренним взором Иорвета, как живое. Услышав такую цену за спасение жизни сына, Вернон принял бы ее, не задумавшись. Он, может, сам бы вонзил нож себе в сердце или предложил собственную душу в обмен. Но эльфом вдруг овладела неподъемная удушливая слабость — он разрыдался бы, если бы на это еще оставались силы. Гюнтер коротко усмехнулся. — О, мой дорогой, я ведь вовсе не так жесток, — покачал он головой, — и я знаю законы этого мира. Унисон сигнатур — с этим даже я ничего не могу поделать, и, даже заключив такую сделку, ты сам не смог бы выполнить ее условия. За это я презираю магию. От нее, знаешь, одни беды. Иорвет сжал кулаки, вонзив ногти в ладони, но не почувствовал боли, даже когда теплая кровь засочилась по запястьям. — У меня есть идея получше, — Гюнтер не сделал ни шага, но в миг очутился совсем близко с Иорветом, навис над ним густой ледяной тенью, — в обмен на жизнь твоего непутевого сына я попрошу тебя об одной услуге. Не сейчас — но тогда, когда она мне понадобится. Ты будешь мне должен — и выполнишь мою просьбу по первому требованию. А если не сумеешь или откажешься — я заберу то, что ты так щедро уже мне предложил. Иорвет моргнул. — Я согласен, — выпалил он. Если не Вернона, он готов был прикончить кого угодно, пусть бы даже после этого его самого постигла бы жестокая кара. — Не спеши, — покачал головой Гюнтер, — я — честный торговец, и, прежде, чем заключить договор, должен ознакомить тебя со всеми обстоятельствами. Ты готов отдать что угодно за жизнь твоего сына — но что, если я скажу тебе, что он сам принял это решение — сам призвал смерть и отдался ей с радостью? Иорвет качнулся назад, взглянул на бледное лицо Иана, потряс головой. — Чушь, — ответил он уверенно, — Иан не мог этого сделать. — К чему мне лгать? — пожал плечами торговец, — я мог бы умолчать об этом и просто дать тебе то, о чем ты просишь. Но я справедлив. Что если, вернувшись к жизни, Иан через несколько дней снова наложит на себя руки, и все окажется бессмысленным? Иорвет трудно сглотнул. Его сын — вернувшийся в родной дом, к родным людям — не встретил почти ничего, кроме осуждения и презрения. Его возлюбленный прятал его, как позорную тайну. Вернон, пусть и не оттолкнувший его от себя, дарил свою заботу и любовь другим, даже обзавелся новым сыном, родным ему по крови. А Иорвет был так погружен в собственные разочарование и усталость, что не смог даже найти нужных слов, чтобы утешить Иана — пока не стало слишком поздно. То, что говорил сейчас торговец, представало жестокой непобедимой правдой, и убивало Иана надежней, чем магический взрыв. Эльф повернулся к Гюнтеру, почти не видя его. — Я сделаю так, чтобы он жил, — ответил он наконец очень тихо, — только верни его. Что будет дальше — тебя не касается. Торговец покладисто кивнул. — Слово клиента — закон, — ответил он, протянул руку и прижал ладонь к груди Иорвета. Эльфа выгнуло дугой от внезапной жгучей боли, сбившей дыхание и едва не заставившей остановиться сердце. Он ухватился за ворот рубахи, стараясь разорвать ее, и, когда тонкая ткань треснула и разошлась от его усилий, увидел на своей груди полыхнувший алым огнем и застывший багряным шрамом витиеватый знак, похожий на неведомые письмена. — Это будет напоминанием, что ты отныне — мой должник, — улыбнулся услужливо, как управляющий Эрих, торговец, — а теперь ступай, и, если сможешь, сам выведи своего сына на свет. Иорвет, ждавший, что после заключения сделки, Иан немедленно превратится в себя прежнего, очнется и откроет глаза, удивленно посмотрел на Гюнтера. — Что…? — начал было он, но торговец кончиком длинного пальца легко стукнул эльфа по лбу, и тот провалился в непроглядную мглу. Падение длилось долго, и в самом конце Иорвет начал думать, что непременно разобьется — или все же очнется от кошмара на широком письменном столе в баронском кабинете. Но его приняла в себя большая податливая куча черных сухих листьев, взметнув вверх столб удушливой пыли и трухи. Дрожа и кашляя, Иорвет выбрался из кучи, отбрасывая в стороны ошметки гнили, с трудом поднялся на ноги огляделся. Он оказался посреди темного густого леса, в котором недавно, похоже, бушевал страшный пожар. Ветви почерневших деревьев, покрытые длинными шипами, изогнутые и изломанные, тянулись, переплетаясь до самой земли. Откуда-то издалека доносился низкий смутный гул, точно кто-то растревожил осиное гнездо. Грудь жгло, и каждый вдох давался с мучительным трудом, но Иорвет, отбросив парализующий страх, двинулся вперед, не зная дороги, устремившись на непонятный звук. Шипы цеплялись за одежду, впивались в кожу и оставляли на плечах и бедрах глубокие царапины, но кровь, едва проступив, тут же сворачивалась багровой коркой — в сгоревшем лесу с каждым шагом становилось все жарче, будто эльф шагал к самому центру еще не потушенного пожара, хоть и не видел ни одного отблеска огня. — Иан? — попытался позвать он, но гудящая тишина проглотила звук его голоса, как трясина зазевавшегося зверя. Иорвет упрямо шел вперед, отводя ветви от лица, чувствуя, как шипы остаются занозами в его ладонях, и через несколько шагов снова попытался позвать сына по имени. На этот раз ему ответило издевательское эхо. Где-то справа, мелькнув среди ветвей, пронесся оранжевый отблеск, раздался приглушенный детский смех. Так смеялся Иан, когда в далеком Туссенте — бесконечно много лет назад — Вернон сажал его себе на плечи. Иорвет слышал, как звук, прокатившись по густой лесной тишине, замолк где-то вдали, оборвался тяжелым мучительным кашлем — Иан, охваченный горячкой страшного проклятья, отплевывал сгустки крови, и ладони Иорвета были все в ее алых следах. Эльф споткнулся, едва не упал, ухватившись за очередную ветку — та изогнулась, как живая змея, вонзила клыки-шипы ему в запястье, но Иорвет даже не дернулся. Теперь из пульсирующей чащи до него долетал его собственный голос — бесстрастный, пустой, как высушенный на солнце пчелиный улей. «Не подходи!» — подхватило хриплое эхо, и эльф почувствовал собственный страх — его сын применил заклятье, ранившее маленького мальчика, которого Иорвет бросился защищать, оттолкнув его. — Иан…- его губы сложили имя почти беззвучно. Тьма теперь застилала глаза, как вода, в которую он погружался с головой, заливалась в легкие, словно это не Иан, а он сам тонул в холодной реке, получив удар отломившимся куском лодочного остова. А из вязкой тины у берега один за другим, стрекоча и шипя, поднимались полчища темнокожих утопцев. Иорвет сделал рывок, с хрустом ломая обхватившие, связавшие его по рукам и ногам ветви, застонал, зажмурился, и лесная чаща наконец выплюнула его из себя. Эльф упал на колени и несколько долгих секунд еще не мог отдышаться. Наконец, справившись с болью в груди, поднял голову. У одинокого костерка на самом краю узкой выжженной прогалины кто-то сидел. Совершенно черное, болезненно изломанное существо опустило на потрескавшуюся иссушенную землю длинные тонкие руки с неестественно длинными пальцами-когтями. Безликая голова, вокруг которой, как рядом с разоренным гнездом, кружилась стая черных ос, была низко опущена, точно тонкая шея не могла ее удерживать. — Иан? — Иорвет сделал короткий шаг к существу, и стопы его погрузились в сухую землю, как в неподатливый талый снег. С невидимого высокого неба, кружа, падал серый пепел, и, двигаясь вперед, эльф увязал в нем все глубже. Существо встрепенулось, подняло голову, распахнуло черный провал рта и вместе с протяжным гулким стоном выпустило новый рой черных ос. Они устремились к Иорвету, облепили его лицо, пытаясь проникнуть в ноздри, залепить губы, ослепить, но эльф, смахивая их руками, чувствуя, как они жалят его, как горящие угли, продолжал двигаться. — Иан! — позвал он настойчивей. — Иан! Черная кожа существа шла трещинами, осыпалась хлопьями сажи и копоти. На лице, как шрам, проступил глубокий разлом, и Иорвет на миг испугался, что сейчас фигура вовсе рассыплется без следа, исчезнет. — Иан! — позвал он, хотя пепел и осы набились в рот, и имя звучало невнятно и скомкано. Хлопья пепла опадали с головы существа, как отцветшие розовые лепестки, и из-под него проступило наконец бледное осунувшееся лицо. Веки Иана были плотно сомкнуты, истончившиеся губы — упрямо поджаты, из ноздрей острого носа-клюва сочилось что-то черное и вязкое. Иорвет сделал последний отчаянный рывок к сыну, понимая, что сил хватит лишь на эту последнюю попытку, и спеленавшая его сухая черная хмарь вдруг со вздохом выпустила эльфа. Последние несколько шагов до сына он полз, едва передвигая руками, цепляясь за твердую горячую землю, сбивая ладони и колени в кровь. Иан сидел неподвижно, но Иорвет не сводил глаз с его мертвого лица. Вот бы хватило дыхания на то, чтобы еще раз выкрикнуть его имя, вот бы протянуться к нему если не рукой, то мыслью. — Иан, — это, казалось, был даже не вздох, а единственный удар сердца. Черная пелена вокруг неподвижной фигуры дрогнула и осыпалась, выпуская сына — еще мгновение, и Иан, панически глубоко вдохнув, распахнул глаза. Иорвет осознал, что лежит, утопая в чем-то мягком, а к его лбу прижимается теплая твердая рука. В следующий момент он ощутил знакомый терпкий запах и с жадностью вдохнул его. — Какие эти эльфы впечатлительные, — раздался откуда-то со стороны снисходительный голос. — Чуть что — падают без чувств. Иорвет открыл глаз и встретился со взволнованным взглядом Вернона. Тот, заметив, что супруг очнулся, улыбнулся ему и переместил руку со лба ему на щеку, ласково погладил. Эльф подкинулся вверх, но тут же снова обмяк в объятиях глубокого кресла. — Вернон, — прошептал он, и человек покачал головой. — Ну и спектакль вы учинили с Риннельдором, — заметил Вернон, и в его тоне ясно прозвучала обида, — если бы мегаскоп в замке не был настроен на связь с Филиппой, так бы и метался я там, грызя стены. Иорвет моргнул и поднял голову. На постели, держа руку Иана, сидела чародейка. Голову ее оплетали аккуратные змеи кос, а на лице не читалось ничего, кроме легкого отстраненного презрения. Она явно считала пульс юного эльфа, а сам пациент полусидел, оперевшись спиной на высоко взбитые подушки и рассеянно моргал, словно не понимал, где находится и что происходит. — Иан, — Иорвет сделал еще одну попытку встать. Грудь саднило — оставленный Гюнтером знак ясно давал понять, что все приключившееся было вовсе не сном, но его сын был жив — и в сознании. Эльф с облечением прикрыл веко. — Что с ним? — спросил он, чувствуя, как слова острыми шипами ворочаются в горле. — Мальчик поправится, — сухо откликнулась Филиппа, — не понимаю, зачем было гнать меня сюда в такой панике. Мастер Риннельдор явно не очень-то силен в магической диагностике. Опираясь на руку Вернона, Иорвет все же поднялся на ноги и, подволакивая обе ноги, приблизился к постели. Иан поднял на него испуганный взгляд, словно ждал, что родитель будет его отчитывать. — Я все слышал, отец, — голос Иана шелестел, как падающий с неба пепел. Иорвет улыбнулся ему, прижал палец к губам и, будь у него два глаза, подмигнул бы. Иан понимающе слабо улыбнулся и замолчал. — Магическое ядро истощено, — продолжала свою речь Филиппа. Она выпустила руку Иана и встала, посмотрела на родителей мальчика, — но со временем оно восстановится. Нужно набраться терпения. Вернон серьезно кивнул чародейке. — Не знаю, что бы я без тебя делал, Филиппа, — заявил он, и Иорвету вдруг захотелось рассмеяться — проклятая сова прилетела под занавес и готова была сорвать финальные аплодисменты — но на сей раз он был рад отдать ей всю славу. — Сочтемся, — туманно ответила чародейка.