Власть вероятностей

Унылый весенний дождь лил уже три дня кряду, и стук капель по окнам был единственным звуком, разгонявшим тишину в опустевшем доме. Иорвет, оправившийся от своей болезни, уехал почти неделю назад, забрав с собой Юлиана. Под конец своего визита в Вызиму, мальчик совсем раскапризничался — его, казалось, больше не радовали ни долгие прогулки по городу, ни новые игрушки, ни даже общество королевы, которая еще пару раз приглашала Зяблика во дворец. Малышу хотелось одного — увидеться с мамой, и каждый вечер он устраивал форменный спектакль со слезами и криками, будто надеялся, что, если он будет требовать желаемого достаточно громко и ясно, Шани появится на пороге дома Роше и заберет его. В день, когда они уезжали, Вернон несколько раз спросил, выдержит ли Иорвет обратную дорогу, оставшись один на один с недовольным ребенком, но Зяблик, собирая свои вещи и садясь в седло, впервые за последние дни вел себя образцово — может быть, боялся, что спутник его передумает ехать, и Юлиану придется остаться в Вызиме навсегда или добираться до дома самостоятельно. Но все прошло по плану, Иорвет и Зяблик уехали, а Вернон остался совершенно один. В столице его держали не слишком срочные, но рутинные необходимые дела — королева Анаис была приглашена на коронацию нового правителя Редании, и Роше было поручено собрать и возглавить почетный караул, который проводил бы ее в Третогор — церемониальный кодекс требовал, чтобы Ани прибыла в столицу соседнего королевства не через портал, а проделав весь путь по твердой земле. И хоть опасности в этом мероприятии не было, Роше очень ответственно подошел к своим обязанностям, и в состав королевского сопровождения вошли только те, кому он полностью доверял. Сама Ани, никогда не любившая официальных церемоний, на этот раз ждала этого путешествия, как праздника — и, зная, что творилось между ней и Виктором, Вернон мог ее понять. С молодым королем Анаис приходилось в последнее время видеться все реже, и она, похоже, ждала, когда со всеми торжественными формальностями будет покончено, и жизнь войдёт в привычное русло. Сам Роше прекрасно знал, что чуть ли не каждый в Темерии, у кого были уши, уже слышал, что новый король Редании приходился ему сыном, и слухов вокруг этого факта ходило огромное множество — некоторые такие нелепые, что Вернон запоминал их, чтобы позже пересказать Иорвету — тот, сам будучи объектом бесконечных сплетен, просто обожал исследовать границы человеческой глупости, узнавая, какая еще чушь приходила в головы сплетников. Нелепые теории — вроде тех, что матерью Виктора была сама Филиппа Эйльхарт или покойная королева Адда — плодились на совершенно пустом месте, и иногда Вернон задумывался, как к ним относился сам Виктор. Успел ли он за свою недолгую жизнь нарастить достаточно толстую кожу, чтобы стрелы лжи и злословия его не ранили. С сыном после того утра, когда он предложил вылечить Иорвета от его неведомой хвори, Роше больше не виделся, но думать о нем не переставал. Его чувства к Виктору, конечно, имели очень мало общего с теми, что он испытывал к Иану. Эльфа он воспитывал с младенчества и до недавних пор знал все о его маленьких победах и поражениях — сам учил его ходить и говорить, видел, как из крикливого малыша Иан превращался сперва в юркого любопытного мальчика, потом — в талантливого смышленого юношу и наконец — в мужчину, о котором, к своему сожалению, Вернон знал не так уж много. Он ухаживал за Ианом, когда тот болел, разделял его детские трагедии и радовался вместе с ним, когда эльф покорял очередную жизненную вершину. Иан, пусть и не родной Роше по крови, был его сыном всю свою жизнь, и, даже находясь вдали от него, Вернон знал, что, стоило Иану позвать, он непременно пришел бы ему на помощь. Виктор же сделал все свои открытия без его участия — кто-то другой вводил его в жизнь и объяснял, что хорошо, а что плохо, учил его читать и разбираться в сложных вещах и простых истинах, кто-то другой наблюдал и присматривал за ним, и к кому-то другому Виктор обращался за поддержкой. Вернону сложно было представить, каким сын был младенцем или мальчиком — любил ли он засыпать у кого-то на руках и легко ли давались ему науки, выбрал ли свой жизненный путь он самостоятельно или по чьей-то указке. И грустить о потерянном времени было глупо — Роше твердо знал, что судьба сделала выбор за него, и, узнай он о Викторе, когда тот был совсем маленьким или вовсе еще не родился, Иорвета и Иана в его жизни могло и не случиться. И Вернон был этой судьбе благодарен за то, что она не заставила его выбирать. Но в успевшем возмужать и поумнеть, самостоятельном и порядочном юноше сейчас было множество тайн, которые Роше, возможно, хотел бы раскрыть, познакомиться с ним поближе, хотя бы только ради того, чтобы знать, что Виктор думал и чувствовал в разных ситуациях. Что его печалило или злило, что радовало и придавало сил. С Ианом Вернон освоил эту науку, может, и не до конца, но даже в своем нынешнем состоянии души юный эльф не был для него неразрешимой загадкой — он мог пойти войной на весь мир, но Роше был готов стать его верным оруженосцем в этой борьбе, как и раньше. Виктору же его поддержка могла оказаться совершенно не нужна. Особенно теперь, когда ему предстояло надеть корону и править самым крупным свободным королевством Севера. В доме пахло сыростью. После отъезда Иорвета, Роше почти здесь не ночевал — он оставался во дворце или, если служба уводила его прочь из Вызимы, останавливался в корчмах и на постоялых дворах, и самому себе сложно было признаться, что главным врагом человека вдруг стало тягучее нудное одиночество. Раз явившись в его простое жилище, которое раньше было лишь стенами и крышей над головой, Иорвет внес сумятицу в размеренный ритм жизни Роше в столице. Его касание, казалось, было губительно магическим — как у легендарного короля, все вокруг себя обращавшего в золото, и спать в постели, которая все еще пахла эльфом, сидеть за столом, раскинувшись на котором, Иорвет игриво манил его к себе, даже проходить мимо изгнанного в коридор портрета супруга и встречаться с его нежным взглядом, было теперь для Вернона почти невыносимо. Все было не так, хотя вещи остались на своих местах, и в собственном доме без Иорвета Роше чувствовал себя чужаком даже больше, чем в университетских жилых комнатах или в Вызимском дворце. Сырые дрова разгорались плохо, дымили, и Вернон уже начал подумывать, чтобы бросить это бессмысленное занятие и отправиться спать без ужина — не так уж он был и голоден. В доме стоял промозглый холод, но Роше было не привыкать спать даже на голой земле посреди темного враждебного леса — нужно было только поплотнее завернуться в одеяло и не раздеваться на ночь. И в миг, когда он готов был уже окончательно сдаться, раздался несмелый стук в дверь. Отряхнув руки от копоти, Вернон поднялся и неторопливо направился в прихожую — должно быть, прибыл гонец от Анаис, чтобы уточнить время завтрашнего отправления. Роше надеялся, что молодая королева выразит желание отбыть до рассвета, чтобы поскорее добраться до Третогора — это могло избавить его от необходимости ложиться спать вовсе. Стук повторился — уже настойчивей. Гонцы королевы такого нетерпения себе никогда не позволяли, и неведомый гость, казалось, боялся, что никого не застал дома — или что хозяин не желал ему открывать. — Иду! — крикнул Роше, чтобы немного успокоить посетителя, и ускорил шаг. Иорвет с портрета, ему почудилось, взглянул на него немного ехидно. На пороге, в луже натекшей с одежды воды, стоял Иан. Черная бархатная куртка отяжелела и прилипла к плечам, длинные волосы, собранные в привычную свободную косу, потемнели от влаги, и непокорные пряди обрамляли бледное и невыразимо несчастное лицо юного эльфа. Он неловко переступал с ноги на ногу, как уличный попрошайка, постучавшийся в первую попавшуюся хату, чтобы попроситься на ночлег. И отчего-то жалкий вид сына внезапно развеселил Роше. Он очень отчетливо вспомнил вдруг, как много лет назад, когда Иана еще и на свете не было, точно таким же, промокшим и несчастным, неуверенным, что его пустят погреться у костра, Иорвет вернулся из леса после того, как они крепко повздорили. — Ты что, шлялся под дождем? — без приветствия спросил Роше, пристально глядя на сына. Тот кивнул, обхватив себя руками за плечи. — Мне не хотелось возвращаться во дворец, — ответил он чуть дрожащими от холода губами, — ни в один из них. — Живо в дом, — скомандовал Роше, — околеешь. Будто боясь, что человек передумает, Иан юркнул мимо него в прихожую. В его сапогах хлюпала вода, а на деревянном полу осталась цепочка мокрых следов — Роше мысленно укорил себя за то, что так и не смог разжечь очаг. Он последовал за сыном в кухню, и тот, сразу заметив следы проигранного сражения с влажными дровами, присел перед очагом на корточки, повел рукой, и оранжевые язычки почти мгновенно заплясали по темной коре. Огонь разгорался легко и охотно, а Иан, не глядя на родителя, продолжал сидеть перед ним, теперь зябко протягивая к очагу ладони. — Сядь на лавку, — сказал Вернон, и, когда Иан беспрекословно подчинился, опустился рядом с ним, потянул и снял сперва один сапог, потом другой, поставил их к огню, — раздевайся, высушим твою одежду. Иан помедлил в нерешительности несколько секунд, все еще пряча глаза от взгляда отца, но потом начал неловко выпутываться из своей куртки. В доме почти не осталось сухой одежды, а сын, ростом пошедший в Иорвета, уже вытянулся на полголовы выше Роше, но тот поспешил на второй этаж, отыскал в спальне рубаху и шаровары, которые должны были подойти, и со своей добычей вернулся в кухню. Иан успел расправиться со своей одеждой, и та темной мокрой кучей лежала на полу у очага. Вернон сунул сыну в руки большое полотенце, а рубаху и шаровары опустил на скамью рядом с ним. Он не спешил расспрашивать эльфа, что за трагедия с ним приключилась, и почему ему пришло в голову, что слоняться под дождем — это хорошая идея. Иан был, как потерянный много лет назад пес, вернувшийся в хозяйский дом, но пока не позволявший снова себя погладить — слишком настороженный и недоверчивый. Юный эльф отжал косу и старательно обтерся полотенцем, скованно, словно стеснялся своей наготы перед отцом, натянул сперва рубаху, потом шаровары, и наконец напряженно замер у уже хорошо разгоревшегося очага. — Ужинать будешь? — спросил Роше, мысленно прикидывая, не дает ли он невыполнимых обещаний — припасов в последние дни он не добывал, и в погребе могло не оказаться совсем никакой еды для них двоих, но Иан, разглядывая свои пальцы на ногах, угрюмо кивнул. В погребе обнаружилось несколько крупных картофелин, немного масла и молока. Когда Роше вернулся со своей добычей, Иан продолжал сидеть за столом в той же позе, как нахохлившийся охотничий сокол, с глаз которого не сняли колпак. Вернон, украдкой поглядывая на него, набрал в маленький котелок воды, устроил его над огнем, и только когда потянулся за ножом, чтобы почистить картошку, сын наконец соизволил заговорить. — Я никому не нужен, — тихо выговорил он, и Роше покосился на него, подавив естественное желание немедленно броситься его разубеждать — или напомнить юному эльфу, что, раз он явился в отчий дом, то надеялся, что хотя бы одному глупому человеку было на него все-таки не наплевать. — Ани со мной не разговаривает, — продолжал Иан, не меняя тона, — Гусик так занят, что мы почти не видимся, и даже Яссэ…- эльф осекся, опасливо посмотрел на Роше, но тот слушал его, не выражая ни удивления, ни сомнений, — даже мой наставник, кажется, чем-то не доволен, и я не могу уже пару дней с ним связаться. — У всех свои дела, — пожал плечами Роше. По поверхности воды над огнем начал стелиться белесый пар, но человек не спешил браться на картошку, теперь внимательно смотря на сына, — сейчас такое время — не принимай это на свой счет. Гусик и правда занят, но ты ведь вернулся именно потому, что знал, как ему нужен. Если он будет чувствовать твою поддержку… — Да не нужна ему моя поддержка, — почти зло откликнулся Иан, — в Нильфгаарде все меня ненавидят, и Гусика — за то, что я постоянно трусь рядом с ним. Он, конечно, говорит, что мне мерещится, но я не дурак и не слепой. Даже если Иан был прав в своих неутешительных выводах, Роше не спешил с ним соглашаться. Он коротко пожал плечами. — Хочешь, определю тебя в свой отряд? — предложил он, — будешь разведчиком на службе Ее Величества. Это довольно почетно, и никто не посмеет смотреть на тебя косо. Ты мой сын, и я не дам тебя в обиду. Иан поднял на него взгляд, и на миг Роше показалось, что он готов был вот-вот согласиться, но в следующую же секунду юный эльф потупился и покачал головой. — Какой из меня разведчик? — произнес он печально, — я уже не тот маленький мальчик, который мог пролезть в любую щель и подслушать важные переговоры. Роше улыбнулся и оставил при себе замечание, что лично для него Иан никогда не переставал быть тем маленьким мальчиком, и сейчас он видел его, как наяву — сын раньше иногда точно так же сидел за обеденным столом и рассказывал о своих маленьких неприятностях, казавшихся ему настоящими трагедиями. — Как хочешь, — человек пожал плечами, — если передумаешь, ты знаешь, где меня найти. Иан кивнул и отвернулся. Роше, выбирая между тем, чтобы продолжить разговор и все же взяться за ужин, помедлил, но не успел он открыть рот, как в дверь снова постучали. Иан пугливо вздрогнул, напрягся, как беглый преступник, испугавшийся, что городская стража пришла по его душу. — Это, наверно, гонец от Ани, — успокоил его Роше, — посиди тут, я сейчас. Пока человек шел к двери, стук повторился — и он нахмурился, догадавшись, что снова ошибся в своем предположении. На пороге — не такой мокрый, но почти не менее нерешительный — стоял Виктор. И увидеть будущего реданского правителя за пару дней до его коронации у дверей своего дома Вернон уж точно никак не ожидал. Юноша кашлянул, выпрямился, как солдат на утреннем построении, и смело взглянул Роше в глаза. — Я принес лекарство, — сообщил он, — для профессора Иорвета. Роше улыбнулся. Объяснение звучало не слишком убедительно — эльф, пусть и давно страдал от своей болезни, вовсе не находился при смерти, а за прошедшие недели Вернон и вовсе почти забыл об обещании Виктора. Но, вновь решив не бросать правду в лицо собеседнику, как горсть песка в драке, человек сделал приглашающий жест рукой. — Заходи, — позвал он, — сучья погода — замерзнешь еще. Виктор помялся в нерешительности долю секунды, потом отважно шагнул за порог. Роше никогда, даже в самых смелых измышлениях, не представлял себе встречу двух своих сыновей, но та сцена, которой он стал свидетелем, превзошла все его ожидания. Иан, отогревшийся и немного успокоенный разговором с человеком, заметив, кого нелегкая принесла, подобрался, готовый вскочить на ноги. Виктор, замерев на пороге, метнулся взглядом к ножу, приготовленному Роше для картофеля. Они сверлили друг друга взглядами несколько секунд, примериваясь, как бы получше кинуться на противника, пока Вернон не подтолкнул Виктора в спину. — Не стой столбом, — подбодрил он его, — садись к огню, сейчас будем ужинать. Иан все же гордо поднялся из-за стола, сжимая кулаки. — Мне, пожалуй, пора, — холодно отчеканил он, — я с ним за один стол не сяду. — Лучше я уйду, — подхватил его браваду Виктор, — я только занес лекарство. Провожать меня не надо, я найду выход. — Сели оба, — скомандовал Роше тем тоном, от которого даже самые пьяные и разбитные бойцы Отряда Синих Полосок вытягивались по струнке и готовы были идти в бой на верную смерть, — чистите картошку. Юноши уставились на него — оба обескураженно, оба враждебно, но Виктор сдался первым. Он осторожно, как ведьмак к спящему вилохвосту, приблизился к столу, потянулся за ножом, но Иан опередил его, перехватив костяную рукоять первым. На секунду показалось, что он готов вот-вот метнуть свое оружие в глаз незваному гостю, но потом юный эльф взял со стола крупный, пустивший несколько ростков клубень и сосредоточенно принялся счищать с него кожуру, не глядя больше на Виктора. Убедившись, что кровопролитие отменяется, Вернон протянул второй нож юноше, и тот тоже взялся за дело. Несколько минут напряжённую тишину кухни разбавляло лишь старательное сопение — Иан управлялся с картошкой неумело, но всеми силами пытался не ударить лицом в грязь, тщательно вырезая темные глазки и срезая кожуру толстыми полосками. — Сразу видно, ты ни дня не голодал, — фыркнул вдруг Виктор — в его руках дело спорилось. Он очищал клубни аккуратно, срезая ровно столько, сколько было необходимо, не терзая и не мучая их, как Иан. Эльф поднял на заклятого врага мрачный взгляд. — Ты как будто голодал, — процедил он, — рожа у тебя вон какая холеная, на паперти такую не наешь. — Я голодал, — ответил Виктор так гордо, словно считал это одной из главных своих заслуг, — когда мы с матерью были беженцами в Новиграде. Правда, — он старательно выковырял темное пятнышко из желтоватой плоти картофелины, сосредоточив на нем все свое внимание, — не очень долго. Но я умею ценить пищу, дающуюся трудом. — Речи настоящего короля! — ехидно парировал Иан, — а я, между прочим, тоже перебивался с хлеба на воду, пока ездил с цирком. — Потому что после покупки вина на хлеб денег уже не оставалось? — ядовито поинтересовался Виктор, и Роше показалось, что Иан все же продемонстрирует свое умение метать ножи в живую мишень. За то, что никто из его сыновей никогда толком не голодал, как приходилось в ранней юности самому Вернону, можно было только порадоваться. — Если провозитесь еще дольше, сегодня голодать будем все вместе, — заметил он примирительно, — Иан, оставь ты этот глазок в покое — ты и так проковырял дыру насквозь. Виктор, чисти тщательней — не хочу потом вылавливать очистки. Юноши зло переглянулись и замолчали, но с картошкой расправились теперь за считанные минуты. Истерзанные куски будущего ужина отправились в кипящую воду, и Роше, помешивая ее и не глядя на сыновей, буквально затылком чувствовал, как дуэль злобных взглядов продолжалась. Будущий король и бывший циркач явно упражнялись в методах бесконтактного убийства, но вмешиваться в их сражения Вернон не спешил. — А где профессор Иорвет? — вдруг спросил Виктор, явно приняв решение просто игнорировать Иана. — В Оксенфурте, — откликнулся Роше, с радостью хватаясь за эту возможность разбавить нездоровую атмосферу, — они с профессором Шани поедут на твою коронацию своим ходом, а я — с Анаис. Шани, кажется, выпала честь поучаствовать в церемонии, кроме того, она — супруга нильфгаардского посла. А Иорвету просто нравятся красивые ритуалы — эльфская натура дает о себе знать, хотя он сам в этом никогда не признается. — А меня не пригласили, — вдруг подал голос Иан — так обиженно, точно в нем на мгновение проснулся тот самый маленький любознательный мальчишка, всегда желавший быть в центре всего. — Я тебя приглашаю, — Вернон повернулся к сыновьям, и на мгновение засомневался, имел ли право звать гостей на праздник, посвященный Виктору, не спросив его разрешения. Но Виктор отчего-то притих и ничего не отвечал, даже не смотрел на остальных. — Ты войдешь в состав делегации, сопровождающей Ани, я думаю, она будет не против. Если только… — Если только что? — с вызовом спросил Иан, — если я буду вести себя прилично и не позорить Ее Величество? — Именно так, — подтвердил Вернон твердо, и юный эльф обиженно сник. Вода в котелке ровно булькала, Роше добавил соли и засушенных трав, и по кухне потянулся пряный аппетитный аромат. Иан, не смирившийся с неприятным соседством, но пожертвовавший голоду гордость, повел носом и даже улыбнулся. — Я так люблю, когда ты готовишь, — признался он вдруг, смущенно глянув на Роше, — пока путешествовал, я иногда просыпался от того, что мне снился запах твоего жаркого или йульского супа. Ты его всегда готовил на праздник — помнишь? — Помню, — подтвердил Вернон и бросил быстрый взгляд на Виктора. Тот смотрел куда-то в сторону и, казалось, вовсе их не слышал, хотя Иан, похоже, поменяв тактику нападения, пытался добить соперника теплыми воспоминаниями, которых у юноши не было. — если до следующего Йуле ты никуда не сбежишь, а Виктору, Гусику и Ани позволят их обязанности, я могу приготовить этот суп на всех. Что ты думаешь, Виктор? Иан, видно расценивший его слова, как натуральное предательство, поджал губы и отвернулся. Виктор же напряженно вздрогнул и растерянно взглянул на Роше. Уголок его рта дернулся, словно юноша силился улыбнуться, но никак не мог себя заставить. — Не будет никакой коронации, — проговорил он очень-очень тихо, и на секунду Вернону показалось, что он ослышался. Даже Иан, державший глухую оборону, уставился на врага с неприкрытым удивлением. — Как так? — первым спросил эльф, хотя у Роше на языке вертелся тот же вопрос, — ты же единственный стрыгин наследник, для тебя уже местечко на троне нагрели. Виктор несколько секунд молчал, понурив плечи, будто надеялся под изумленными взглядами собеседников сжаться, уменьшиться и стать незаметным, лишь бы не пришлось отвечать. Собравшись с мыслями, он вздохнул. — Я передумал, — выдавил он из себя наконец, — я все взвесил, и понял, что ничего из этой затеи не получится. — Король при мудрых советниках может вовсе ничего не делать, — нейтрально заметил Роше. Над кипящей водой поднималась желтоватая пена, и он ловко снял ее, снова помешав, — а твоя наставница не бросит Реданию на произвол судьбы, даже если у тебя ничего не будет получаться. — В том-то и проблема, — Виктор поднял на него удивительно решительный для его речей взгляд, — все вокруг говорят мне, что я буду только очередной головой в короне, а решать за меня будет Филиппа. Но я так не хочу. Зачем занимать трон, если я ничем не смогу помочь своей стране? Если Филиппа захочет, она найдет кого-то другого на мое место. — Если не хочешь действовать по ее указке, думай своей головой в короне, — пожал плечами Роше, — ты будешь королем и сможешь принимать решения, никого не слушая. — Филиппа сказала мне то же самое, — потупился Виктор, — она постоянно сравнивает меня с королем Визимиром, и говорит, что у меня есть все шансы стать независимым и мудрым правителем. Но я ведь совсем не умею править. Все, что я делал до сих пор — это, прикрываясь чужим важным именем, исполнял волю Ректора, иногда тайком идя ему наперекор. Но теперь-то имя у меня останется только собственное, за ним не спрячешься. Иан громко фыркнул и скрестил руки на груди. — Я, как только тебя увидел, сразу понял, что никакой ты не сын моего папы. Ты трус, — заявил он, — думаешь, те, кто сейчас правят на Континенте, хотели для себя такой судьбы? Гусик никогда не мечтал стать Императором — но стал, хотя унаследовать трон должна была Цири. И он — лучшее, что случалось с Нильфгаардом за всю его историю. А Ани? Ее посадили на трон маленькой девочкой, но ты же не станешь спорить, что мудрее и независемей ее еще поискать! Виктор, не сумев на этот раз отвести глаза, пристально смотрел на Иана, оглушенный его внезапной тирадой — Вернон и сам не ожидал от сына такой патетики. Юный эльф гордо вскинул голову и взирал на собеседника надменно — вылитый Иорвет, ведущий дерзкую беседу со смертным врагом, стоя на широкой ветви. — Пап, ты же сам правил Темерией, хотя совсем этого не хотел, — продолжал Иан, вдруг переведя взор на отца, и тот едва не выпалил «А я-то что?», — может, теперь ты будешь править Реданией вместо этого недоразумения? Ты же тоже родственник Адды? — Уймись, Иан, — беззлобно осадил его Роше. Он покрутил в руках деревянную ложку, отчего-то вспомнив вес регентского жезла на ладони. Ничего тяжелее его он в своей жизни никогда не поднимал. Но в чем-то сын был, безусловно, совершенно прав, — Виктор, если ты не хочешь править, никто тебя за ноги к трону не привязывает, — заметил он задумчиво, — и ты можешь уехать из Редании, устроиться где-то еще и там принести, возможно, куда больше пользы, чем мог бы принести здесь. Или жить в свое удовольствие, ни о чем не заботясь. Ты свободен в своих решениях, и я отлично понимаю, как страшно и тяжело принимать такую ответственность на свои плечи. Мне до сих пор припоминают каждый неверный поступок, который я совершил, будучи регентом Ани. Но своим примером я показал ей, как действовать не нужно, и какой должна быть хорошая королева. Она выучила все эти уроки, и Иан прав — лучшей правительницы Темерия не знала давно. У тебя тоже хватает примеров — и славных, и отвратительных. Но, надев корону, ты не превратишься ни в доброго короля Визимира, ни в грозного Императора Эмгыра, ни в глупого регента Роше. Ты останешься Виктором, о чьем правлении расскажут потомки, и при котором ныне живущие продолжат проживать день за днем, и чью жизнь ты сможешь сделать лучше. Цена твоих ошибок будет выше, чем у любого из них, но и ценность твоих побед с ними не сравнится. Я почти не знаю тебя — и в этом мы с твоими будущими подданными очень похожи. Но и у меня, и у них есть все возможности, чтобы это исправить. Виктор выслушал его, не опуская глаз, и, когда Роше замолчал, в ответ только кивнул, явно не слишком убежденный. Но Вернон решил для себя, что для будущего короля Редании — возможно, несостоявшегося — они с Ианом сделали все, что могли. Картошка немного переварилась, и, когда Роше переложил ее в большую деревянную миску и залил молоком, под толкушкой золотистые клубни рассыпались, как слепленные из песка. Оба сына, продолжая держать между собой почтительную дистанцию, молча наблюдали за этим священнодействием. Роше разложил дымящееся пюре по тарелкам, уселся за стол и первым принялся за еду. Иан, как тревожный зверек на водопое, покосился на сводного брата, взялся за ложку и начал есть, едва не огородившись от него ладонью, словно боялся, что Виктор полезет к нему в тарелку. Юноша же ковырял свою порцию, отправляя в рот только маленькие клочки пюре, не глядя ни на отца, ни на эльфа. Вернон уже готов был строго выговорить ему, что, если он не поужинает нормально, придется накормить его с ложки, как маленького, но сдержался. К чаю на кухонных полках нашлось немного чуть подсохшего печенья, и, пока Виктор отмачивал его в чашке горячего чая, Иан вдруг с любопытством посмотрел на него в упор. — А что за лекарство ты принес? — спросил он, — кто-то заболел? — он пытливо взглянул на отца, видимо, припомнив, что тот был всего лишь слабым хрупким человеком. Роше мягко покачал головой. — Это для Иорвета, — ответил он за Виктора, — твой отец давно болеет, но, кажется, это излечимо. — Болеет? — переспросил Иан тревожно, — почему он мне ничего не сказал? Вернону захотелось напомнить сыну, что он вообще-то не спрашивал, но Виктор опередил его: — Профессор Иорвет и сам не знал, чем болен, — сказал он, — но, если мои наблюдения верны, снадобье, которое я принес, ему поможет. Иан критически посмотрел на юношу, скрестив руки на груди. — А если они не верны? — спросил он требовательно и резко, — я бы не стал доверять такому недоучке, как ты. Ани говорила, ты даже Клюкву толком вылечить не смог. Кусочек печенья, размокнув, отломился и утонул в чашке, но Виктор не обратил на это внимания. Он уставился на Иана таким несчастным взглядом, точно тот вынес ему смертный приговор. — Ани так сказала? — переспросил он тихо, моргнув. Иан дерзко вскинул голову. — Ну не совсем, — признал он, — но я сам видел ее шрамы. И шрамы Гусика — тоже. Роше, ничего не знавший о том, как Виктор лечил собаку и Императора, с любопытством наблюдал за новой баталией. Иан все еще говорил с вызовом, стараясь поддеть собеседника, но теперь его слова действительно походили на настоящий разговор. До братской любви ему было так же далеко, как пешком до Офира, но путь от угрюмой враждебности до заносчивого подтрунивания сын проделал на удивление быстро. — Этот эликсир готовил не я, — Виктор смущенно посмотрел на Роше, — ты прав — я сомнительный целитель. Но за качество этого лекарства я могу поручиться. Иан издевательски хмыкнул, а Роше подумал, сколько отваги потребовалось его старшему сыну, чтобы сейчас признаться. — Неважно, кто его готовил, — заявил Вернон решительно, — лишь бы помогло. Ради Иорвета я согласен на любую помощь из чьих угодно рук. Иан сконфуженно промолчал, только хмыкнул себе под нос. Виктор же вдруг понимающе улыбнулся, словно мнил себя настоящим экспертом в любви. — Я рад помочь, — ответил он, — пусть сейчас я — всего лишь посланник. Остаток вечера, пусть и не образцово приятный, прошел без новых ссор. Иан, плотно поевший, пригревшийся у огня, сонно моргал, глядя куда-то в пространство, а Виктор, всеми силами пытавшийся поддерживать беседу, наконец засобирался восвояси. — До встречи, — сказал он, уже стоя на пороге, заглянув Роше в глаза, — и спасибо. Тот улыбнулся сыну в ответ, протянул руку и похлопал юношу по плечу. — Всегда пожалуйста, — ответил Вернон. Роше уступил Иану свою кровать. Ложиться рядом с ним человек отчего-то не отважился, но, когда сын крепко заснул, едва коснувшись головой подушки, еще некоторое время сидел рядом с постелью и наблюдал за тем, как Иан, чуть хмурясь, ровно дышал во сне. С тех пор, как Вернон проводил почти каждую ночь, сидя у колыбели и охраняя хрупкий младенческий сон, прошло невыразимо много лет, но теперь ставшие чужими стены скромного жилища вновь казались Роше настоящим домом. Королева Анаис в сопровождении почетного караула прибыла в Третогор через два дня, и все это время Вернон украдкой опасался услышать вести о том, что коронация отменяется. Но ничего такого не произошло. В королевском дворце Ани встретили с должными почестями, и через некоторое время к ней присоединился Император Фергус в сопровождении рыцарей бригады Импера, которыми он командовал лично. Гусик выглядел усталым и каким-то дерганым. Официальный протокол мешал ему приветствовать и Роше, и прибывшего вместе с ним Иана, но по взгляду юного Императора Вернон понял, что тот не больно-то и стремился это сделать. Он, пряча глаза, взял за руку супругу, облаченную по случаю торжества в церемониальный доспех, и отвел ее в ложу для почетных гостей. Иан, сперва пытавшийся привлечь внимание друга пристальными взглядами в его сторону, наконец сдавшись, отвернулся и поспешил смешаться с толпой. Роше не стал его останавливать — сын так и не признался, что произошло между ним и Фергусом, и Вернон полагал, что они и сами были в состоянии решить свои разногласия. Сам он выискивал взглядом в толпе Иорвета — тот должен был приехать в числе прочих профессоров Оксенфуртской Академии, и Роше вскоре заметил его, оживленно болтавшего с нарядной улыбчивой Шани. Пару дней назад, как Вернон узнал из письма супруга, та поделилась замечательной новостью — Эренваль получил новое назначение, и теперь должен был нести службу в Третогоре, а, значит, мог воссоединиться со своей семьей. Прочитав это, Роше не смог по тону письма определить, расстроило Иорвета это известие или нет — он просто сухо поделился с ним фактом. Но Вернон знал, что отъезд Шани из Оксенфурта означал, что маленький Юлиан покидал университетский кампус вместе с ней, и Иорвету предстояло распрощаться с мальчиком надолго — может быть, даже навсегда. Сейчас Юлиан, разодетый в новенький алый сюртук и щегольские черные бриджи, цеплялся за руку матери и изумленно таращился по сторонам. На его долю выпало побывать при дворе королевы Анаис, даже познакомиться с самим Императором Нильфгаарда, разрешившим называть себя Гусиком, но торжественность обстановки и роскошь убранства зала сейчас, похоже, оглушили мальчика. Вернон подошел поздороваться, и Шани, приветливо улыбнувшись, сказала, что ей нужно было присоединиться к тем, кому выпала честь участвовать в церемонии. Она позволила ладошке Юлиана перекочевать из ее руки в руку Роше — Иорвет не сделал попытки вмешаться и перехватить инициативу, но любезно улыбаться не перестал. Когда Шани удалилась, Вернон приблизился к супругу вплотную, привычно прижался плечом к его плечу и шепнул так, чтобы, кроме Иорвета, больше его никто не услышал. — В последний раз столько красного цвета я видал на поле боя, когда одного бойца разорвало бомбой. Иорвет поглядел на него с наигранным осуждением во взоре. — Сегодня коронуют твоего сына, — заметил он, — мог бы подобрать метафору поприятней. — Ты у нас мастер по части метафор, — не остался в долгу Роше, — ты и придумывай. Иорвет снова коротко улыбнулся, но отвечать не стал. Вернон хотел было предпринять еще одну попытку неловко пошутить, но в этот момент от дверей зала раздались звуки торжественных труб, и все собравшиеся замолчали. Зяблик крепче вцепился в руку Роше, встал на цыпочки, стараясь получше разглядеть происходящее, и Вернон пожалел, что нельзя было посадить малыша к себе на плечи — едва ли придворный протокол позволял нечто подобное. В плавно распахнувшиеся двери зала по бархатному алому ковру, разрезавшему помещение, как рана — плоть, вошел Виктор. На нем была лишь простая белоснежная рубаха, выпущенная из свободных брюк, и высокие охотничьи сапоги из мягкой бежевой замши. Он был похож на деревенского паренька, по ошибке забредшего на торжественный прием, но лицо сына оставалось сосредоточенным и серьезным. Он шагал неспешно, но не как неуклюжий босяк, который боялся споткнуться и упасть, а как человек, дававший возможность всем вокруг разглядеть себя получше. За ним не следовало ни одного солдата — стража по краям ковровой раны, когда Виктор проходил мимо, приветственно отдавала честь, вскидывая алебарды на плечо, но будущий король не смотрел на них, продолжая свой неспешный путь. У самых ступеней высокого трона юноша остановился и повернулся к безмолвной толпе. Он не встал на колени, как было принято в Нильфгаарде, и не обратился к собравшимся с речью, как в свое время сделала на своей настоящей коронации Анаис. Виктор стоял безмолвный, глядя куда-то выше голов разномастной толпы — Роше показалось даже, что он выискивает глазами Ани, наблюдавшую за церемонией сверху, из ложи. От первого ряда собравшихся отделился высокий плечистый человек в полном доспехе реданского рыцаря и с генеральскими знаками различия. Он торжественно нес длинный двуручный меч в изразцовых ножнах, держа его на вытянутых руках. Остановившись в шаге от Виктора, генерал поднял свою ношу выше и заговорил глубоким густым голосом, чуть шепелявя — должно быть, во рту славного вояки не хватало нескольких зубов. — Я отдаю тебе этот меч, как символ отваги и всей военной силы Редании, чтобы ты оберегал мир, защищал свой народ и вел нас в бой против тех, кто посягнёт на нашу свободу. Виктор чуть приподнял руки, и генерал опоясал его тяжелым мечом, а потом отошел обратно на свое место. Вперед маленькими осторожными шажками вышла Шани, несшая на увесистой бархатной подушке большой золотой ключ, украшенный багровыми камнями, словно каплями крови. Роше знал, честь подносить его выпала профессору из-за того, что она была первой женщиной-деканом в Оксенфуртской Академии, а Филиппа, дирижер этого представления, очень любила такой символизм. Сама Шани до последнего сомневалась, достойна ли она выйти перед королем, но в конце концов, видимо, все же решилась. Женщина встала перед Виктором, взглянула ему в глаза и, улыбнувшись, заговорила поставленным профессорским голосом: — Я отдаю тебе ключ от ворот Оксенфуртского Университета и Хранилища, где собрана вся мудрость поколений реданского народа, как символ знания и науки, чтобы ты был нашим светочем, тем, кто будет нести просвещение и вести нас в будущее, не забывая о прошлом. Когда Виктор чуть склонил голову, Шани подцепила увесистый ключ за широкую алую ленту и надела ему на шею, отступила на полшага, словно вдруг залюбовавшись, и Роше заметил, как до того предельно серьезный и собранный, Виктор мельком тепло улыбнулся женщине. Ее место занял невысокий человек с темной обветренной кожей, и по его грубым ладоням и сутулым плечам можно было догадаться, что вся его жизнь прошла в полях за тяжелой работой. Крестьянин был облачен в традиционную реданскую рубаху с вышивкой у ворота, подпоясанную широким кушаком, и просторные темные шаровары. В руках он нес золотую державу с выточенным на навершии орлом. — Я отдаю тебе Королевское яблоко, — заговорил человек чуть хрипловато — он явно не привык выступать перед такой толпой, и сейчас старательно подбирал накрепко выученные слова речи, не глядя прямо на короля, словно боялся ослепнуть, взглянув на солнце, — как символ реданской земли, чтобы ты помнил, что истинное богатство растет из нее, оберегал, сохранял, преумножал и держался за нее корнями. Передавая державу в левую руку Виктора, крестьянин замешкался и едва не уронил ее, но юноша с неожиданной ловкостью подхватил тяжелый шар и крепко сжал вокруг него пальцы. Человек, первый из тех, кто выходил к королю, глубоко поклонился, хотя этого, должно быть, церемония не предполагала. Виктор, ничуть не смутившись, склонил перед ним голову в ответ, и крестьянин, удивленно моргнув, отходил от него, не сводя с будущего короля взгляда. Следующим на ковер выступил худощавый молодой вельможа в богато украшенном камзоле — должно быть, догадался Роше, кто-то из министров. Так же, как до него бравый генерал, аристократ нес на вытянутых руках длинный резной скипетр с неизменным орлом на верхушке. Встав перед Виктором, человек помолчал секунду, словно собирался с мыслями или оценивал застывшего перед ним правителя придирчивым взглядом — сложно было поверить, что и это не было четко отрепетировано заранее, но Виктор под этим изучающим взором и глазом не моргнул. — Я отдаю тебе этот скипетр, — заговорил наконец вельможа, — как символ государственной власти, чтобы ты был мудрым правителем и слова твои никогда не расходились с делами, чтобы ты правил Реданией, но помнил, что служишь народу так же, как народ — тебе. Виктор принял скипетр в правую руку и снова скользнул глазами куда-то вверх. Роше, ради любопытства, на этот раз проследил за его взглядом и действительно заметил, как Ани, сидевшая очень прямо в резном кресле рядом с Фергусом, искренне широко улыбалась и даже чуть шевелила губами, будто проговаривая вслед за участниками церемонии их реплики. Вернон едва заметно покачал головой — принимая символы королевской власти, Виктор отказывался не только от своей свободы, но и от своей любви — которая, впрочем, и раньше была обречена оставаться тайной. От этого человеку вдруг стало очень горько, и он отвернулся от названой дочери. Место вельможи, меж тем, заняла сама Филиппа Эйльхарт. Когда она подошла к Виктору, неся на бархатной подушке золотую корону, тот наконец преклонил колено и опустил голову, как требовал протокол. Чародейка осторожно подняла корону обеими руками, передав подушку кому-то из стражи, и удержала ее над макушкой коленопреклоненного юноши. Роше заметил, что корона была совсем не та, что носили до Виктора Радовид и даже Адда — должно быть, Филиппа распорядилась выковать новую, чтобы окончательно доказать всем, что для Редании наступали совершенно другие времена. — Этой короной, — заговорила чародейка, и в тоне ее Вернону послышалась какая-то необъяснимая нежность, — я венчаю тебя на царство и нарекаю Виктором, Первым своего имени, правителем Редании и Каэдвена, князем Гелибола, Приречья и Лукоморья, лордом-протектором Оксенфуртского Университета и Бан Арда. Встань, Виктор, и да будет славным твое правление. Да здравствует Король! Толпа подхватила ее последнюю фразу, и приветственные крики покатились по залу, переходя из уст в уста. Иорвет, все еще прижимавшийся плечом к плечу Вернона, остался безмолвным, но зато Зяблик старался за них троих. Роше и сам повторил за толпой «Да здравствует Король», пусть и не повышая голоса. Виктор поднялся с колен, и Филиппа опустила ему на плечи тяжелую, подбитую горностаевым мехом алую мантию, и новый король медленно поднялся по ступеням и опустился на трон. Люди в зале снова притихли. Роше видел, как побелели пальцы юноши, сжимавшие скипетр и державу, и будь в нем побольше силы, они непременно промяли бы золото королевских регалий. На секунду Вернона охватило волнение, и он сам едва не принялся проговаривать какие-то торжественные слова, чтобы подсказать, помочь юноше. Но лицо Виктора оставалось светлым и серьезным. — Я, Виктор Первый, — заговорил он негромко, но голос его разносился по залу так, что слышали его все собравшиеся, — клянусь быть справедливым и честным правителем, стремиться к мудрости и хранить мужество, чтобы ответить на верность — благодарностью, а на предательство — возмездием. Слава Редании! И этот его возглас толпа подхватила даже с большей охотой, чем тот, что предложила зрителям Филиппа. Чародейка, встав за спинкой трона, едва заметно улыбалась, чопорно сложив руки перед собой. Иана Вернон и Иорвет отыскали после того, как официальная часть коронации закончилась, и гости были приглашены в Пиршественный зал. Они передали Зяблика из рук в руки Шани и Эренвалю, но сами присоединиться к праздничному обеду не спешили. Юный эльф, похоже, еще питал надежду перехватить по пути Фергуса, хотя, конечно, эта затея была обречена на провал. Окруженный рыцарями и в компании Ани, юный Император проследовал к столу сразу следом за новым королем. Иан стоял, прислонившись к толстой мраморной колонне и лениво провожал глазами гостей. Когда родители приблизились к нему, он поднял на них взор и устало улыбнулся. — Гордишься им? — спросил юный эльф, прямо глянув на Роше, и тот лишь пожал плечами. — Пока не знаю, — ответил он совершенно искренне, — корону на голову может надеть, кто угодно, а каким Виктор будет королем, покажет только время. — Твоему папе не привыкать смотреть на то, как на его детей надевают корону, — ехидно встрял Иорвет. — И только мне это никогда не светит, — мрачно заметил Иан. — Как по мне, — Иорвет, выпустив руку Вернона, приобнял сына за плечи, и тот не сделал попытки отстраниться, — корона — это ерунда, с ней любой дурак способен творить великие дела. А таким, как мы с тобой, приходится стараться гораздо больше. Иан неуверенно улыбнулся, будто взвешивал слова отца, пытаясь вычислить степень своей веры. — По крайней мере, сегодня мы отобедаем за счет Реданской короны, — с улыбкой подбодрил сына Роше, — не каждый день такое бывает. Идем, пока там все не съели без нас. Иан, перехватив его руку, сжал пальцы человека и поспешил кивнуть. — Ничего вкуснее твоего йульского супа там все равно не будет, — заявил он.