Власть вероятностей

Серебряная ложечка тихо звякнула о край фарфоровой чашки. Кейра двумя пальцами осторожно ухватила крохотный кекс и критически оглядела засахаренную вишенку, подцепила ее за черенок и отложила в сторону. Филиппа терпеливо ждала, пока подруга наконец заговорит. Из всех ее знакомых чародеек Кейра Мец была единственной, кто в ее присутствии не переходил сразу к делу и начинал разговор издалека. Никто из ныне живущих не любил сплетни так, как она — это были ее сокровища, и она бережно собирала их, как иные — украшения в шкатулку, чтобы надеть по случаю. И лишь из-за того, что Кейра и Филиппе иногда демонстрировала свою богатую коллекцию, она терпела эти долгие вступления, почти не считая потраченных впустую часов. — Надо полагать, новая королева Скеллиге и к тебе отправила своих послов? — наконец поинтересовалась подруга, и Филиппа снисходительно улыбнулась. — О, да, — ответила она, — я приняла их с почестями, но сказала, что ответ от Редании они получат лишь после коронации. Я не уполномочена принимать подобные решения. — Как это любезно с твоей стороны, — Кейра чуть приподняла тонкие брови, — взять заложников и назвать их почетными гостями. — Считай это соседской услугой бедным островитянам, — отмахнулась Филиппа, — может быть, проведя немного времени при реданском дворе, они поймут, как живет весь цивилизованный мир. Теперь я опасаюсь, что они не захотят возвращаться домой. Кейра тихо рассмеялась, откусила от своего кекса и опустила его на тарелочку. — Что же все-таки случилось с их прежним королем? — спросила она так, словно сама не знала ответа. Филиппа мысленно выругалась, но сохранила приветливое лицо. — Сгинул в море, — она сдержанно пожала плечами, — я подозреваю, его скинула за борт собственная команда. По крайней мере, драккар вернулся в порт Каэр Трольде невредимым, и крупных штормов у берегов Скеллиге не наблюдалось. Я не удивлюсь, если это милая сестрица приказала избавиться от этого бессмысленного упыря. — Я думаю, ты преувеличиваешь, — заявила Кейра, но на губах ее заиграла едва заметная озорная улыбка — Филиппа кормила ее не только кексами, но и именно теми новостями, которых подруга так ждала. — Отнюдь, — возразила чародейка, — острова за последний десяток лет оказались так обескровлены, что сейчас ищут любой способ не уйти под воду окончательно. Конечно, я поддерживаю приход к власти королевы Керис, но торговать с ними все равно не буду. Слишком дорого Редании обошелся бы этот акт женской солидарности. — Нильфгаард собирается открыть границы со Скеллиге, — заметила Кейра. — Чтобы пичкать их своими товарами, зная, что островитяне будут рады любой ерунде, лишь бы не питаться больше камнями и требухой сирен, — хмыкнула Филиппа, — а, окрепнув, ярлы вновь потребуют от королевы начала войны с Империей. Если она откажется, ее тоже скинут за борт. — У Керис — четверо дочерей, две из которых уже вошли в возраст, — заметила собеседница. — И ни одного мужа, — Филиппа устала подняла глаза к потолку, — дикари… — Может, и так, — подтвердила Кейра, — но вполне может статься, что она решит попытаться выдать их замуж за влиятельных людей Континента — и так укрепить свои позиции. — В Нильфгаарде знатные вельможи, может, и любят экзотику, — улыбнулась чародейка, — но в Редании мало кто согласится принять в свой род дикарку с островов. Ее же невозможно будет вывести в приличное общество, кому это надо? — Значит, ты не планируешь подарить Редании скеллигскую королеву, способную раз в год рожать по крепкому сыну, и сразу после этого ходить в набег? — Кейра чуть прищурилась, и Филиппа поняла, что подруга наконец добралась до сути их разговора. — Я могу планировать что угодно, — ответила она, не переставая любезно улыбаться, — но Виктор волен принимать собственные решения, как мы обе имели счастье убедиться. Никто из нас не предполагал, что он потеряет голову, встретив твою подопечную, и тем более — что она ответит ему взаимностью. Во взгляде Кейры промелькнуло торжество — она выбрала лучший способ похвастаться, пусть и не собственными достижениями, и Филиппе пришлось подавить приступ раздражения. Глупо было жертвовать многолетней дружбой ради секундного порыва плеснуть собеседнице горячим чаем в лицо. — Я убеждена, что тут вмешалось Предназначение, — заметила Кейра. — Только не говори мне, что веришь во всю эту чушь, — чтобы хоть немного заглушить рвущиеся наружу едкие высказывания, Филиппа отпила из своей чашки и тихо, почти не звякнув, опустила ее на блюдце, — то, что дураки и барды называют Предназначением, я зову властью вероятностей, а еще — фатальным недосмотром с твоей стороны, милая Кейра. Ты могла повлиять на эту ситуацию, но не стала. А ведь мы так не договаривались, помнишь? — Филиппа все же впустила в свой тон немного звона стали. — Я помню, что по твоему изначальному плану, моя подопечная должна была вовсе исчезнуть со сцены, — отрезала Кейра, смело взглянув подруге в глаза, — я и так три года пичкала ее зельями — по твоей просьбе. А ведь могла бы уже нянчить маленького будущего Императора Нильфгаарда. — Судя по тому, что я слышала о нынешнем Императоре Нильфгаарда, — усмехнулась Филиппа, — ждать тебе пришлось бы куда дольше, чем девять месяцев. — Это все слухи, — не слишком убедительно — и не стараясь никого убедить — возразила Кейра, — кроме того, обстоятельства бывают разные, и молодым здоровым людям могло наскучить грустить в одиночестве при живом супруге. — В любом случае, даже если бы мне вздумалось предложить Виктору жену со Скеллиге, для твоей подопечной это ничего бы не изменило, — спокойно ответила Филиппа, — если факт адюльтера будет раскрыт и обнародован, пострадает от этого вовсе не мой король — он пока не женат, и поддался природной мужской слабости, попал под чары симпатичного лица и ладной фигурки. Анаис же, изменяя Императору, совершает измену Империи. А изменников в Нильфгаарде ждет известная кара — даже при правлении Фергуса Бесхребетного. Кейра замолчала и поджала губы, потом, чтобы еще немного потянуть паузу, прикончила кекс и утерла губы салфеткой. — И что же ты предлагаешь? — спросила она наконец — слишком жестко, чтобы это было похоже на продолжение приятной дружеской беседы. — Я? — улыбнулась Филиппа в ответ, — мне казалось, это ты хотела что-то мне предложить, чтобы избежать позора и гибели для твоей любимицы. Наш маленький шпагоглотатель Фергус ни за что не пойдет на беспочвенный развод со своей дражайшей супругой, а попытка расторгнуть брак без его согласия приведет к очередной войне. Редания, конечно, поддержит свою северную сестру — примет беженцев, вышлет целителей и дипломатов… — Ты забываешь одну важную вещь, — холодно отчеканила Кейра, и Филиппе на миг показалось, что чашечка в ее руке вот-вот треснет, с такой силой подруга ее сжала, — Виктор полюбил Анаис, и не позволит тебе навредить ни ей, ни Темерии. — В каком-то смысле, он уже вредит и ей, и Темерии, — Филиппе начинала нравиться эта игра. Она не ставила перед собой цели позлить подругу — даже не особенно желала выиграть в этом споре, но Кейра сама загоняла себя в словесные силки, должно быть, медленно осознавая, что совершила страшную ошибку, — любовь слепа, особенно в магическом смысле истинная. И даже если Виктор попался именно на этот крючок, я помогу ему выбраться. Для Анаис я такой услуги оказать не смогу. Кейра молчала, и на этот раз, когда она опускала чашечку на блюдце, то едва не разбилось, ответив отчаянным звоном. Филиппа вздохнула. — Милая, ты — одна из моих лучших подруг, — заговорила она тише и вкрадчивей, даже чуть подавшись вперед, — и твое расположение для меня очень важно, особенно при том, что вокруг нас — только предатели и лжецы. И я, конечно, готова помочь маленькой Анаис, если это окажется в моих силах. Только скажи мне — чего ты хочешь от меня? — Ко мне обратились имперские чародеи, — еще секунду помедлив, заговорила Кейра, — они просили помощи в свержении Императора — с дальнейшей организацией своей Ложи. По их замыслу, как я полагаю, получив власть в Нильфгаарде, они смогут выступить против северного альянса чародеек, и предлагали мне присоединиться. Даже сулили высокий пост и огромную власть. При новой Императрице Лите, говорили они, я смогу стать не просто советницей, но той, кто сможет принимать настоящие решения. Похоже, они знают, что до Аретузы юная наследница так и не добралась. Филиппа нахмурилась. — И зачем ты мне все это рассказываешь? — спросила она, — ждешь, что я поздравлю тебя? Или похвалю за отказ? — Я еще не дала ответа, — Кейра переплела пальцы на столе перед собой, — приход к власти Литы будет обозначать конец правления не только Фергуса, но и Анаис. А потом, вполне вероятно, и Виктора. Войны, к которой мы привыкли, не случится. Не будут гибнуть солдаты и стонать раненные, не будет осад и битв — чародеи Нильфгаарда уничтожат тебя, а следом за тобой — Реданию, которая без тебя, как они полагают, не продержится и дня. — …но? — нетерпеливо поторопила ее Филиппа — она чувствовала, как вокруг ее головы смыкается плотное кольцо мигрени. Начинало печь глаза, и чародейка испугалась, что подруга примет ее недомогание за слезы отчаяния. — Но я не стану действовать по их плану, даже если соглашусь, — внезапно улыбнулась Кейра, — и ты, и они, считают, что самое главное для меня — это влияние и могущество. Но это не так. Анаис мне как дочь, и за нее я готова выступить и против тебя, и против целой Империи. Поддержав свержение Фергуса, я сделаю так, чтобы моя подопечная не только осталась жива, но и сохранила свои позиции. И предлагаю тебе действовать сообща. — И мы с тобой будем, как та несчастная ковирская княжна, что попала в магическую ловушку зазеркалья, — сухо усмехнулась Филиппа, — бесконечно бежать, чтобы оставаться на месте. — По крайней мере, у нас тогда еще будут ноги, чтобы продолжать бежать, — ответила Кейра мрачно. Чародейка, стараясь прогнать навязчивую головную боль, перебрала пальцами по столешнице. В ректорском кабинете, в котором они разговаривали, стояла такая тишина, что было почти слышно, как собеседница дышит чаще, как стремительней бьется ее сердце. Иной увидел бы в этом признаки лжи, но Филиппа знала — Кейра не врет, и всерьез намерена поступить так, как грозилась. — Я согласилась бы, даже если бы ты не стала угрожать мне смертью, а моей стране — развалом, — ответила чародейка наконец, — нынешнее положение вещей устраивает всех — и меня тоже. У меня есть только одно условие. — Долина Понтара должна отойти к Редании? — мрачно поинтересовалась Кейра, и Филиппа тихо рассмеялась. — Как пошло, дорогая, — отозвалась она, — кто же рассуждает об аннексии, когда речь идет о любви? Мое условие просто — и принесет выгоду всем участникам. Когда Императора Фергуса не станет, я хотела бы, чтобы Анаис вышла замуж за Виктора. Уверена, никто из них не станет возражать. — Срок траура в Нильфгаарде ограничивается одним годом, — деловито ответила Кейра, и было видно, что она уже приняла решение — пожалуй, даже прежде, чем пересекла порог ректорского кабинета, — после этого Анаис вольна распоряжаться своей свободой, как ей вздумается. — Что скажет на это юная Императрица Лита? — поинтересовалась собеседница негромко. — Что на свадьбе она должна непременно выглядеть лучше, чем невеста, — улыбнулась Кейра. — Это будет несложно, — покладисто согласилась Филиппа. Когда подруга ушла, чародейка еще некоторое время сидела над остывшей нетронутой чашкой с чаем, чувствуя, как обруч боли все плотнее сжимался вокруг ее головы. Новый передел мира выглядел пока занимательной карточной партией — убрать с поля одну карту, чтобы заменить ее на другую, отправить во вражеский стан шпиона, чтобы получить преимущество… Филиппе вся эта суета была хорошо знакома, она знала, как плавать в опасных водах, не давая течению снести себя. И будь дело только в нескольких перетасовках и паре точных ходов, согласиться на грядущие перемены было бы гораздо проще. Но чародейка знала, что в одном Кейра оказалась совершенно права — во всех этих выкладках, в филигранной стратегии никто из них, включая бунтарей-чародеев, не учитывали одного очень важного фактора, от которого сама Филиппа могла отмахнуться только на словах. Она медленно поднялась из-за стола и подошла к порталу — стоило, наверно, немного повременить, подождать, пока головная боль утихнет, пока не было никакой спешки. Но, еще секунду подумав, чародейка все же шагнула в магический проход. Виктор пока даже не начал осваиваться в Третогорском дворце, хотя за последние недели бывал в нем довольно часто. До момента, как он должен был покинуть едва ставший его собственностью баронский замок, оставался еще один день, и любого другого вся эта череда изменений могла бы подточить и даже сломать. Но Филиппа знала — Виктор умел приспосабливаться. Он был, как упрямый цветок, пробивавший себе путь к свету между сочленений городской брусчатки, он не нуждался ни в бережном уходе, ни в чужой осторожности, и для будущего короля это было прекрасным свойством. Чародейка нашла его в дворцовой библиотеке — пусть пышные покои и длинные коридоры, полные вооруженной стражи, пока были юноше не знакомы и чужды, как лесные тропы в зачарованной чаще, здесь, среди книг, к которым много лет никто не прикасался, он чувствовал себя, как птица в небе. Виктор стоял у одного из высоких шкафов, задумчиво перелистывая страницы тяжелого древнего фолианта. — В последний раз в это хранилище не по ошибке заходил славный король Визимир, — заметила Филиппа, подходя к юноше ближе. Ее мутило, а головная боль мешала разговаривать, но чародейка продолжала приветливо улыбаться воспитаннику. Виктор не вздрогнул и даже не удивился ее приходу — он привык к подобным появлениям, пока еще работал в Университете. Сейчас юноша оторвал взор от пожелтевшей страницы и улыбнулся наставнице в ответ. — Я хотел подобрать что-нибудь из этого собрания, чтобы послать…- он осекся, потупил взгляд и слегка покраснел. — Уверяю тебя, — Филиппа легко коснулась его порозовевшей щеки, — коллекция короля Фольтеста ничуть не беднее этой. Просто его наследники уделяют ей столько же внимания, сколь наследники Визимира. Эра читающих королей уже почти отошла в прошлое — но тут появился ты. Виктор кашлянул и неуверенно посмотрел на чародейку — та не переставала улыбаться. Может быть юноша, хотел сохранить свою любовь в тайне от учительницы, и Филиппе было даже любопытно, как долго он смог бы молчать, если бы она не обличила его. Юноша вернул книгу на полку и отряхнул руки от серой пыли. Только сейчас он, должно быть, заметил бледность на лице Филиппы и то, какой напряженной выглядела ее улыбка — чародейка мысленно прокляла собственную слабость и позорное неумение ее скрыть. Она учила и воспитывала Виктора, а он, в свою очередь, присматривался и привыкал к ней — единственный из тех, с кем ей приходилось иметь дело, способный не только смотреть, но и замечать. Еще одно чудесное свойство короля — и опасное умение для соучастника. — Снова мигрень? — участливо спросил Виктор, теперь вглядываясь в лицо наставницы очень пристально, и та вынуждена была кивнуть. — вам нужно больше отдыхать, — посетовал сердобольный юноша, но Филиппа лишь рассмеялась — смех провернул наконечник невидимого копья в правой глазнице, и чародейка поморщилась. — Еще скажи, что в моем возрасте полезен свежий воздух и долгие прогулки у моря, — заметила она. — Они полезны в любом возрасте, — улыбнулся Виктор, — пойдемте отсюда — я и сам сейчас задохнусь от этой пыли. Он отвел ее в один из кабинетов под руку, как престарелую тетушку, хватившую лишка на придворном приеме, и Филиппа успела удивиться, как точно спутник выбирал повороты в бесконечных коридорах. Если бы Виктора хоть немного интересовала военная стезя, из него вышел бы прекрасный генерал, способный мгновенно запоминать расположение своих и вражеских частей и ориентироваться на незнакомой местности. Филиппа и прежде отмечала его феноменальную память, но до сих пор она вмещала в себя лишь имена нужных людей, страницы прочитанных книг и магические формулы. Усевшись в глубокое бархатное кресло, Филиппа откинулась на высокую спинку и прикрыла глаза. Темнота под веками кружилась и отсвечивала зеленью — обычный эффект восстановленного зрения. Виктор потер ладони друг о друга, согревая их, и лишь после этого аккуратно прижал пальцы к вискам чародейки. Старательно, как ученица-отличница из Аретузы, прошептал заклинание, и Филиппа ощутила, как тиски, охватившие ее голову, медленно ослабевают. Она и сама могла бы проделать этот трюк с собой, но ей нравилось взращивать в Викторе чувство ответственности и дарить ему ощущение удовлетворения от хорошо выполненной работы. Он мог сколько угодно утверждать, что магия не была его коньком, что из него не вышло бы ни целителя, ни алхимика, но то, с какой охотой и без капли сомнений Виктор брался за каждую новую магическую задачу, было, несомненно, заслугой Филиппы. Когда мигрень утихла, оставив после себя лишь легкий назойливый звон, который вполне можно было игнорировать, чародейка открыла глаза и ласково улыбнулась Виктору. — Спасибо, Ваше Величество, — проговорила она, — простите, что оторвала вас от занятий. — Так вы мне платите за помощь? — ухмыльнулся он, — неприкрытым сарказмом? — В чем же здесь сарказм? — Филиппа сложила руки на коленях, — ты был занят, выбирая подарок для любимой, и ты — будущий король. Привыкай, «вашим величеством» тебя теперь будут звать все, включая меня. Виктор подумал немного над ее словами, но не нашел, чем возразить. Неловко выпрямился, опустив руки, и вопросительно посмотрел на наставницу. — Вы ведь пришли не только затем, чтобы я помог вам с болью? — поинтересовался он. — В проницательности тебе не откажешь, — кивнула Филиппа и, поведя рукой, пригласила его сесть рядом с собой. Виктор послушно отошел к письменному столу и поднес к креслу Филиппы один из стульев. Уселся на него с таким видом, будто ждал очередного урока — сосредоточенный и серьезный. Филиппа снисходительно улыбнулась. — Мой бедный мальчик, — заговорила она, — прошло всего несколько недель, а ты уже от каждой нашей встречи ждешь шокирующих новостей. — Я теперь жду шокирующих новостей от каждой своей встречи, — откликнулся Виктор, чуть скривив губы, — если бы все, что происходит, происходило с кем-то другим, и мне об этом просто рассказали, я бы решил, что это все — вранье, и так не бывает. — Ах, дитя, — Филиппа убрала прядь рыжих волос с его лба, снова огладила его щеку, — бывает еще и не такое. Ты станешь королем, и поймешь, что до сих пор жил в полном неведении. Но не бойся — я буду рядом с тобой и помогу тебе. — С тех пор, как меня объявили наследником престола, я только и слышу о том, что стану марионеткой в ваших руках, — ответил Виктор с прохладцей, и Филиппа решила не принимать его тон на свой личный счет, — очередная голова в короне, чьи мозги хранятся в баночке в вашей лаборатории. — Люди привыкли к крайностям, — усмехнулась чародейка мягко, — в их представлении, король может быть либо неуправляемым, каким был Радовид, либо покорным и безвольным, как Адда. Все уже забыли, какой была Редания во времена Визимира. Может быть, чтобы напомнить им, тебе стоит взять при коронации его имя. — Это воспримут, как насмешку, — покачал головой Виктор. — И тебе придется постараться, чтобы превратить это в заявление, — подтвердила Филиппа, — впрочем, твое имя ничуть не хуже. Пусть кто-то из твоих потомков решит назваться Виктором Вторым, надеясь быть на тебя похожим. — Я хочу, чтобы меня судили по поступкам, а не по имени или происхождению, — с неожиданным жаром откликнулся Виктор, и чародейка покачала головой. — Та история с твоим отцом все еще так трогает тебя? — спросила она участливо, и юноша снова потупил взор. — Может быть, я вовсе не хотел знать его имени, — ответил он, и Филиппа знала, что только ей одной он мог в этом признаться. Сама чародейка прежде не придавала большого значения личности родителя Виктора, и теперь досадовала на себя, что не открыла ему этот секрет сама — темерская разведка сработала быстрее. И как бы юноша ни настаивал, что имя отца для него ровным счетом ничего не значит, окажись им хоть сам Император Эмгыр или последний пират со Скеллиге, чародейка чувствовала, что впервые в жизни Виктор лгал — и самому себе тоже. Невозможно было узнать нечто подобное и остаться равнодушным. И чтобы не ранить нежные сыновьи чувства, Филиппа даже придержала при себе откровение о том, что именно Вернон Роше оборвал жизнь того, кто растил и воспитывал Виктора с детства. Будь Сиги все еще жив, он непременно называл бы такую скрытность выгодной инвестицией в будущее, но Филиппа не собиралась это использовать. Может быть, только в самом крайнем случае. — Твой отец — достойный человек, — заметила она нейтрально, — никудышный политик и прямой виновник оккупации Темерии, но все мы совершаем ошибки. Если захочешь, ты всегда сможешь сблизиться с ним или забыть о нем навсегда. — Я уже попытался, — вдруг признался Виктор и прямо посмотрел в глаза наставницы, — и, кажется, пообещал ему то, что не смогу исполнить. Вот это был уже совершенно неожиданный поворот. Филиппа, привыкшая все и всех вокруг себя держать под контролем, не смогла сдержать удивленного выдоха. — Его спутник, профессор Иорвет, — продолжал Виктор поспешно, будто не давая себе возможности передумать, — болен. Я знаю, что с ним не так, и обещал помочь, но, похоже, моих умений для этого все-таки недостаточно. А признаваться в этом мне… совестно, — он снова опустил глаза и покраснел гуще. От облегчения Филиппа тихо рассмеялась. Мальчишки! Вечно им хочется выглядеть героями в глазах своих отцов, даже если вслух они поносят их последними словами. — И чем же он болен? — спросила она с любопытством. Профессор Иорвет, который, несомненно, заслуживал сгнить от Катрионы, ее не слишком заботил — разойдясь однажды, их пути почти не пересекались, хоть Филиппе иногда забавно было думать, что было бы, узнай бывший мятежник, кому именно слал прошения на имя Ректора, и чьей милостью получил сперва образование, а потом должность. Не будь он эльфом, расовым меньшинством, Филиппа его и на порог Университета не пустила бы. — Мастер Сарасин в своем труде называет это «Хворью скитальца», — ответил Виктор, — он приводит формулу снадобья, но я не смог его приготовить, такой уровень алхимических знаний мне недоступен. — О, мой дорогой, — Филиппа покачала головой, — этой беде легко помочь — тебе следовало обратиться ко мне сразу. Принеси мне формулу, и я приготовлю нужный эликсир. Или тебя научу его готовить. Виктор с надеждой посмотрел чародейке в глаза. Несмело улыбнулся, совершенно по-мальчишески, и Филиппа на миг почти забыла, что помочь проклятому Иорвету в очередной раз решила исключительно из собственного интереса, а не ради гордости Вернона Роше за сына. — Только, прошу тебя, — сказала чародейка, снова погладив Виктора по голове, — не рассказывай им, кто помог тебе. Это будет наш маленький секрет. Виктор посомневался мгновение — гордость боролась в нем с рассудком — а потом согласно кивнул. Они поговорили еще немного. Филиппу снедало любопытство, но она знала, что слишком прямых вопросов о том, что ее действительно интересовало, лучше было избегать. Тема Анаис была для Виктора слишком хрупкой, как последний весенний лед, и на этот раз он делился с наставницей откровениями неохотно — она же, избавленная от мигрени, легко настроилась на энергетику собеседника и искала подтверждения своей догадке — если между юными правителями действительно зарождалось то, что поэты называли истинной любовью, а маги — унисоном энергетических сигнатур, сейчас это можно было нащупать. Виктор краснел и бледнел, подбирал слова и избегал имени возлюбленной, говорил о ней сбивчиво и скупо, но уже через четверть часа этого пустого разговора Филиппе стало ясно — Кейра была права. На глазах чародейки расцветало уникальное магическое явление — зарождение почти непобедимой связи, способной снимать проклятья и неподвластной ни чарам, ни бессердечному времени. Оставалось радоваться, что сам Виктор об унисоне сигнатур ничего не слышал, и называл это «любовью с первого взгляда». Он не боялся своих чувств — но потому лишь, вероятно, что пока не осознавал их влияния на самого себя. Никому из живущих, Филиппа не пожелала бы испытать нечто подобное — разве что смертельному врагу. Уже вечерело, когда Виктор, смущаясь, попытался закончить их беседу. Он не сказал этого прямо, но дурак бы понял, что спешил он на свидание с возлюбленной, и Филиппа не стала его удерживать. Мальчишке не терпелось ринуться в омут любви с головой, и хорошо еще, что чародейка успела обговорить его матримониальные планы. Даже приятно было ради разнообразия послужить не на благо отечества, а ради счастья влюбленных сердец — или магии в чистом виде. После ухода Виктора, чародейка вдруг осознала, что осталась со своими мыслями один на один — без необходимости срочно решать какие-то вопросы и запланированных важных встреч. Это был несомненный признак того, что стратегию она выбрала верную, и проблемы начинали решаться сами собой, но слышать тишину комнаты, не чувствуя при этом ни головной боли, ни тревоги перед предстоящими переговорами, оказалось тревожно и странно. Спокойствие, почти забытое, чуждое, было врагом рассудка, а Филиппа привыкла расправляться со своими врагами чисто и быстро. Во дворце располагалась ее лаборатория, в которой чародейка обычно проводила много времени, занятая экспериментами, и можно было, прихватив из библиотеки книгу мастера Сарасина, попытаться самостоятельно воспроизвести и приготовить эликсир по его формуле. Или связаться по мегаскопу с кем-нибудь из Ложи и обсудить планы нильфгаардских магов — туманно и осторожно, не ставя Кейру под удар. Можно было, в конце концов, перекинуться совой и пролететь по городу, слушая разговоры. Но всего этого Филиппе делать отчего-то не хотелось. Она подождала, когда солнце окончательно скроется за пиками столичных башен, и отправилась к портальному залу — в своей третогорской резиденции, скромной, даже по меркам обычных горожан, чародейка не держала ни алхимических приборов, ни зелий, ни даже ученых книг, но и появлялась в стенах своего жилища очень редко. Ее дом был убежищем, к которому прибегать приходилось нечасто — в моменты, когда мигрень становилась невыносимой, мешающей колдовать, или, когда навалившиеся проблемы рисковали утопить под собой Филиппу. Проведя ночь в своей постели, в полном одиночестве, она неизменно чувствовала себя обновленной и готовой к новым судьбоносным решениями. Едва выйдя из портала, чародейка почувствовала, что что-то не в порядке — сигнатура жилища резонировала иначе, не так, как обычно, и, подходя к дверям своей гостиной, Филиппа догадалась, в чем дело. Она толкнула тяжелую створку и замерла на пороге. Посреди комнаты, в четко очерченном мерцающем кругу, стоял высокий черноволосый мужчина, сжимавший в руках маленькую девочку в кружевном розовом платье. Девочка испуганно всхлипывала, пряча лицо на груди незнакомца, а тот взглянул на хозяйку дома злым, но совершенно бессильным взглядом. — Добрый вечер, Ваше Высочество, — улыбнулась Филиппа, — какая радость, видеть вас в моем доме. О том, что принцесса Лита в назначенный срок не прибыла в Аретузу, чародейке сообщила Маргарита. Ректоресса полагала, что девочка просто передумала учиться, или родители в последний момент поменяли свое решение — никаких других сведений до Марго не доходило. Немного позже на связь с Филиппой неожиданно вышла Йеннифер и, явно неохотно, призналась ей, что принцесса сбежала из-под ее надзора. Можно было посмеяться и забыть об этом — может быть, отвесить ехидное замечание, но заклятая подруга попросила Филиппу о помощи — и по этому легко можно было понять, в каком Йеннифер была отчаянии. Еще бы — потеряв принцессу, она рисковала вызвать на свою голову гнев бывшего и нынешнего Императоров, особенно, если бы с девочкой приключилась беда. Филиппа, решив отложить в сторону старые обиды, пообещала собеседнице помощь, а еще — полную секретность. Кроме них двоих, в тайну исчезновения Литы чародейка больше никого не посвящала. Йеннифер предупредила Филиппу и об опасном спутнике маленькой принцессы, чем, конечно, ничуть не улучшила ситуацию. Поиски Литы, поначалу казавшиеся совершенно безнадежными, на деле оказались одной из самых простых партий, которые доводилось разыгрывать Филиппе. Возглавляя Оксенфуртский университет, сама милсдарыня Ректор никогда не интересовалась личными делами подчиненных — все важные известия ей приносил Виктор, умевший отделять зерна от плевел. А еще Филиппа обычно брезговала пользоваться университетскими мегаскопами — артефакт связи был вещью столь же индивидуальной, как зубная щетка, но иногда этим принципом приходилось поступаться, если нужно было связаться с кем-то немедленно. Чародейка не помнила, что за срочность приключилась в тот день, но, решив воспользоваться мегаскопом, она обнаружила, что кто-то забыл в нем использованный кристалл — типичная ошибка того, кто не понимал принципа работы артефакта или слишком спешил, чтобы разбираться. Забытый кристалл же запечатлел прелюбопытнейший разговор между деканом Факультета Медицины и ее мужем-послом. И из него Филиппа узнала, где пряталась беглая принцесса. Найти Литу, впрочем, было несравнимо проще, чем достать. Простейшая проверка показала, что дом посла Эренваля был защищен от проникновений надежней, чем императорская спальня — для того, кто работал в опасном бунтующем регионе, в этом не было ничего странного, но добраться до Литы, «гостившей» у посла, Филиппа так и не смогла. Пришлось прибегнуть к хитрости — рядом с домом, чародейка установила простой магический силок, настроенный на энергетику принцессы — Йеннифер щедро поделилась с подругой лентой, которой Лита подвязывала волосы. Ловушка должна была безопасно и мгновенно перенести беглянку в дом Филиппы, и теперь, похоже, наконец захлопнулась. Девочка на руках у вампира продолжала плакать, но, стоило Филиппе заговорить с ней, Лита повернула к чародейке злое покрасневшее лицо и капризно выкрикнула: — Детлафф, убей ее! Вампир, аккуратно поставив девочку на пол — радиус магического круга позволял это — и ринулся было вперед, но наткнулся на невидимую стену и с шипением отпрянул. — Увы.- пожала плечами Филиппа, видя, что гость не оставил попыток до нее добраться, — моя ловушка едва ли удержала бы вас в любом другом месте. Но выйти из нее — и войти в мой дом без приглашения — вы не можете, правда? Вампир снова зашипел, припал на одно колено, готовый и дальше бессмысленно биться о магическую преграду. — Отзовите своего пса, — посоветовала Филиппа, — так он лишь выдохнется и ничего не добьется — только голова заболит. Лита упрямо топнула ножкой, но потом, снова захныкав, приказала спутнику: — Хватит, — тот немедленно замер, не поднимаясь, обвил принцессу руками, защищая, — кто ты такая? — спросила девочка, прячась в его объятиях, — что тебе нужно? — Меня зовут Филиппа, — любезно представилась чародейка, — и я с ног сбилась, пока вас искала. Вы сбежали от моей подруги, а она очень переживала за вас. — Ты отдашь меня госпоже Йеннифер? — враз перестав плакать, очень тихо спросила девочка. — Посмотрим, — туманно ответила Филиппа, — но пока вы — моя гостья, Ваше Высочество. Вы можете выйти из круга, это вам не навредит. Лита выпуталась из рук Детлаффа и, секунду поколебавшись, шагнула вперед, пересекла линию магического круга и медленно подошла к чародейке. Та следила за ней, не отрываясь, и вдруг поймала себя на совершенно глупом, необъяснимом страхе, медленно охватившим ее при взгляде на эту девочку. Сама по себе Лита не представляла никакой опасности — Йеннифер говорила, что силы ее едва начали пробуждаться, и должно было пройти много лет плотного обучения прежде, чем принцесса стала бы мало-мальски достойной чародейкой. Но в движениях Литы чувствовалась странная, глубоко сокрытая и, должно быть, не осознаваемая девочкой сила. Магия, древней природы которой Филиппа не могла распознать. И дело было не только в грозной тени вампира, стоявшего за ее спиной снова во весь рост. — Мне нужно к папе, — твердо заявила девочка, глядя чародейке прямо в глаза, — он болеет, и только я могу ему помочь. Отпусти нас, и я оставлю тебя в живых. Филиппа, силясь побороть непрошенный ужас, покачала головой. — Вы можете идти, куда хотите, — сказала она, — я даже открою для вас портал, Ваше Высочество. Но ваш спутник останется здесь. Простите мне мое недоверие, но высшие вампиры так непредсказуемы, а моя голова мне все же очень дорога. Девочка замерла, явно охваченная сомнениями. Сперва она целую минуту пристально смотрела на Филиппу, надеясь, должно быть, что та, как и все, кто разговаривал с принцессой раньше, сдастся и поступит по ее указке. Потом, осознав бесполезность этих гляделок, повернулась к вампиру. Тот стоял, понурив плечи, застыв на одном месте. — Иди, Лита, — прошептал он, — все хорошо. Магическая стена ловушки мешала настроиться на его энергетику, но от Литы Филиппа ощущала вибрацию, которую сегодня ей уже приходилось анализировать. Только в маленькой принцессе унисон сигнатур ощущался совсем иначе, чем в Викторе. Это, безусловно, была нерушимая связь, вроде истинной любви, но, в отличие от первой, глубокая и темная, как заброшенный колодец. Филиппе стало так холодно, словно она осмелилась подойти и заглянуть в него. — Я никуда не пойду, — заявила вдруг принцесса и, не глядя больше на Филиппу, вернулась к вампиру, заступила через круг и прильнула к нему всем телом, обняла за пояс, и тот опустил ладонь девочке на макушку, ласково погладил черные кудри. — Что вам от нее нужно? — спросил он глубоким приятным голосом, не выдавая ни капли эмоций. Филиппа подошла ближе, не сводя взгляда с его благородного бледного лица. Так близко ей никогда прежде не приходилось видеть высших вампиров, и зрелище было не слишком впечатляющим. Мужчина был красив, статен, но в нем, когда он не бросался на нее с когтями наголо, не ощущалось ни волнительной опасности, ни скрытой непобедимой силы. Филиппе подумалось даже, что стоило попросить его принять истинную форму — посмотреть, как, ломаясь, расширяются плечи, как острые лопатки, разрывая ткань черного плаща, превращаются в кожистые крылья, а красивое породистое лицо становится ужасной мордой кровожадного монстра. Но сейчас было не время для науки. — Пока не знаю, — призналась Филиппа, — но принцесса может чувствовать себя здесь, как дома. Она — моя почетная гостья. — Заложница, — тихо возразил вампир, и чародейка улыбнулась. — Семантика не меняет сути, — ответила она, — Сейчас уже поздно, и девочке необходимо отдохнуть. — Я не устала, — упрямо возразила Лита, — и я останусь с Детлаффом. — Как вам будет угодно, Ваше Высочество, — покладисто согласилась Филиппа, — хотите, я постелю вам прямо на полу рядом с ним? Об удачной охоте Йеннифер Филиппа, конечно, докладывать не спешила. После разговора с Кейрой Лита обрела совершенно новый вес, а ее находка — новое значение, и чародейка решила повременить и подумать, как получше использовать открывавшиеся возможности. Она, конечно, не заблуждалась насчет того, что принцесса будет покорно ждать своей участи и не попытается сбежать, да и заклятая подруга могла теперь обнаружить ее по энергетическому следу, потому, выйдя из гостиной, Филиппа сразу накрыла свой дом защитным экраном, настроенным на ее ауру, и глушившим все остальные. Вести о том, что отец Литы был болен, тоже следовало проверить, и хватило пары часов, чтобы сперва перенестись в Туссент, а потом в образе совы покружить немного над жилищем бывшего Императора, чтобы убедиться — тот вовсе не стоял на краю могилы, и принцессу, должно быть, ввели в заблуждение. Об этом наутро Филиппа и поспешила сообщить Лите. Та, как и намеревалась, провела всю ночь рядом с запертым в ловушке спутником — стоически прикорнула на мягкой кушетке, но немедленно проснулась, стоило чародейке вернуться. Выслушав новости из отчего дома, девочка немного поразмыслила, взвешивая правдивость слов хозяйки дома, но, видимо, так сильно хотела поверить ей, что долго не сопротивлялась. А, успокоившись, сперва потребовала, а потом, не дождавшись реакции, вежливо попросила Филиппу принести себе завтрак. Теперь, в свете новой хранимой тайны, у чародейки почти не оставалось времени на остальные дела. К счастью, подготовка к коронации и так шла полным ходом, обходясь без ее участия, а Виктор, решив видимо, что наставница занята новыми исследованиями, не задавал лишних вопросов и не напоминал о ее обещании. Прошло несколько дней, а верная маленькая принцесса так и не отходила от своего спутника. Она буквально разбила лагерь у края его ловушки, и готова была терпеть долгую осаду. С Филиппой Лита почти не разговаривала, а, когда открывала рот, оставалась вежливой и учтивой, и в ее любезности слышалась холодная угроза — девочка планировала побег, хоть пока части ее плана и не складывались воедино. Вампир, бессильный и загнанный в угол, почти превратился в безмолвную неподвижную статую, лишь иногда следил взглядом за чародейкой и вполголоса беседовал с Литой о пустяках. Из их разговоров невозможно было вытянуть ничего интересного — ничего такого, что могло бы натолкнуть Филиппу на идею, как поступить с Литой дальше. Она понимала, что, пленив принцессу, с каждым днем погружалась в опасное болото все глубже. Необдуманное быстрое решение оставить ее у себя, никого не известив, теперь казалось смертельно глупым. Проще всего было бы, конечно, избавиться от Литы — вампир не смог бы вмешаться, но Филиппа не привыкла так глупо разбазаривать ресурсы. Звать Йеннифер или кого-то из Ложи тоже было неразумно — девочка, уже однажды сбежавшая от чародейки, явно не хотела к ней возвращаться, а, выйдя из дома Филиппы, непременно задалась бы целью ей отомстить — и преуспела бы, в этом можно было не сомневаться. По всему выходило, что просто держать Литу при себе было самым безопасным, хоть и недолговечным решением, как камень за поясом — или змею, которая в любой момент могла ужалить. Ответ пришел однажды ночью, когда вампир, выйдя из своего оцепенения, попытался заговорить с Филиппой. Она зашла в гостиную, чтобы укрыть уснувшую на кушетке Литу одеялом, и Детлафф, сидевший на полу, скрестив ноги, попросил чародейку дать ему какую-нибудь книгу. — Принцесса плохо засыпает, — вполголоса произнес он, бросив нежный взгляд на маленькую спутницу, — ей страшно. — Меня не нужно бояться, — возразила Филиппа, — я же сказала, что не причиню ей вреда. — Она боится не вас, — покачал головой вампир, — ей снится отец — и в этих видениях он умирает. Лита плачет во сне, а потом боится засыпать обратно. В его тоне, в его взгляде, обращенном на маленькую принцессу, было столько искренней отеческой заботы, что Филиппе на мгновение стало почти совестно перед ним. Он был опасным монстром — а уж в монстрах чародейка хорошо разбиралась — но ни одно чудовище на ее глазах не проявляло такой беззаветной любви к бесполезному слабому созданию. Может быть, дело было в пресловутом унисоне сигнатур, но становилось понятно, что Детлафф не служил своей госпоже — а заботился о ней, забывая о собственном неудобстве. — Что не так с ее отцом? — спросила Филиппа, подходя к принцессе ближе и вглядываясь в ее спящее лицо. Пухлые детские щеки действительно блестели от слез, а тонкие черные брови были тревожно нахмурены. — Он умирает, — просто ответил вампир, — последствия старого проклятья. Один мой друг оттягивает его смерть уже много лет, но исход неизбежен — особенно теперь, когда рядом нет Литы. Филиппа с любопытством посмотрела на вампира. Связь между проклятой кровью и маленькой принцессой не стала для нее очевидней, но идея пришла в голову так внезапно, словно в полной темноте вдруг вспыхнул яркий факел. Девочка на кушетке громко застонала, захныкала, повернулась с боку на бок, стараясь прикрыть ладонями закрытые глаза. Вампир невольно дернулся в ее сторону и застыл, осознав бесполезность своего порыва. Филиппа, улыбнувшись, мягко коснулась плеча плачущей принцессы и аккуратно потрясла ее, пытаясь разбудить. Лита вскрикнула, вздрогнула и распахнула глаза. — Тише, маленькая, — призвав на помощь свой самый нежный тон, сказала ей чародейка, — это всего лишь сон. — Мне надо к папе, — всхлипнула Лита, — я должна его спасти. — Мы спасем его вместе, — улыбнулась в ответ Филиппа, и принцесса, вдруг успокоившись, недоверчиво посмотрела на нее. — Как это? — требовательно спросила она. — Ты когда-нибудь слышала, дитя мое, историю о принцессе-стрыге? — спросила Филиппа мягко, и, когда Лита кивнула, продолжила, усевшись на кушетку рядом с ней, — позже она стала королевой Редании — моей королевой. И моей любимой. Я берегла ее и пыталась вылечить — ведь ее терзал тот же недуг, что и твоего отца. И мне почти удалось — но я не успела. Моя милая Адда умерла, но исследования — остались. И теперь, если захочешь, я могу попытаться спасти ими твоего отца. Лита подобралась, натянула одеяло повыше и продолжала пытливо сверлить чародейку взглядом. — А что взамен? — спросила она с нажимом. Филиппа усмехнулась — маленькая дурочка успела хорошо разобраться в законах жизни. Ничто и никогда не давалось бесплатно. — Очень просто, — ответила чародейка спокойно, — вместо того, чтобы ехать в Аретузу или коротать дни в Туссенте, ты — с позволения твоих родителей — станешь моей ученицей. Будешь жить со мной в Третогоре, а я открою тебе секреты магии и сделаю из тебя настоящую чародейку. — А Детлафф? — было видно, что принцесса уже готова была согласиться, и Филиппа, повернувшись к Детлаффу, улыбнулась ему. Она знала толк в чудовищах, и это могло стать венцом ее коллекции. — А Детлафф, если пожелает, останется с нами, — ответила чародейка. Лита с надеждой посмотрела на спутника. — Ты останешься, Детлафф? — быстро спросила она. — Навсегда, моя принцесса, — шепотом ответил вампир, и выражение его лица совершенно невозможно было прочесть.