Власть вероятностей

Иорвет сам не заметил, как принялся украшать ту лачугу, которую его человек называл своим домом. По пути из дворца — после всех драматичных событий, что там приключились — было принято общее решение не возвращаться сразу под эту убогую крышу, а пройтись немного по весеннему городу. День клонился к вечеру, и робкое солнце нагрело камни темной брусчатки, почти высушило глубокие лужи, и город, пока не знавший о грядущих переменах на полях большой политики, жил своей обычной жизнью. Зяблик, успевший объесться пирожными и нахвататься новых впечатлений, больше не тянулся к лоткам со сладостями, теперь сосредоточившись на красивых вещицах на прилавках заморских купцов, а у витрины игрушечного магазина простоял добрых десять минут, пока Иорвет не предложил зайти и выбрать что-нибудь в подарок мальчику. Одной покупкой дело, конечно, не ограничилось, и эльф, видя, как улыбчивый продавец заворачивает в темную бумагу очередную резную безделушку, начал волноваться, как же они потащат все это новое добро Зяблика обратно в Оксенфурт — и, конечно, что скажет Шани. Она не любила, когда Юлиану делали слишком дорогие подарки, и даже Лютику, то и дело привозившему малышу то музыкальную шкатулку очень тонкой работы, то очередную нарядную курточку, неизменно пыталась вернуть деньги за столь расточительные покупки. Лютик каждый раз не уставал оскорбляться, заявляя, что подарки делал от чистого сердца, и Иорвет решил последовать его примеру. Видеть, как мальчик радовался пустым мелочам, стоило того, чтобы потратить на эту ерунду деньги. Вернон, конечно, всю дорогу молчал. На него за это невыносимо длинное утро свалилось больше всего новостей, и он, оглушенный, шагал рядом со своими спутниками и лишь скупо улыбался, когда Зяблик спрашивал его мнения о раскрашенной в черную и белую полоску деревянной лошадке или самой настоящей позолоченной пан-флейте. Иорвет не лез к нему ни с расспросами, ни с сочувствием, ни даже с пустыми легкими разговорами, давая человеку время переварить всю полученную информацию и уложить ее в голове — за один день Вернон встретился со слишком большим количеством собственных сыновей. Эльф обратился к своему человеку лишь однажды — когда в очередной лавке со старинными безделушками обнаружил прекрасный деревянный стул с высокой резной спинкой — немного колченогий, но явно в прошлом обтертый задницами каких-то знатных особ в роскошных поместьях. Зяблик заметил его первым и немедленно взобрался на него, уселся, как на императорский трон, и продавец, недовольно глянув на мальчика, строго произнес, глядя прямо в глаза Иорвету: — Это очень дорогая вещь. Придержите своего ребенка. Иорвет гордо вскинул голову, смерил жалкого человека тяжелым взглядом и заявил, не успев взвесить своего решения: — Мы его покупаем. Думаю, эта рухлядь, если ее починить, будет неплохо смотреться у нас дома, правда, Вернон? Человек, до этого бездумно разглядывавший полки с пыльными старыми книгами, вздрогнул и посмотрел на Иорвета так, словно забыл, что гулял по городу не в гордом одиночестве, и на мгновение эльф даже пожалел о своей поспешности. Продавец мог заломить за стул очень высокую цену, а кошелек Вернона и так изрядно похудел за время их прогулки. Но человек вдруг широко улыбнулся, кивнул и перевел взгляд на купца. — Сколько за стул? — спросил он придирчиво. Продавец, как Иорвет и ожидал, ударился в россказни о том, какую невероятную ценность они намеревались приобрести, и в каких домах она стояла прежде, но человек его не слушал. Он отсыпал ровно столько оренов, сколько за него запросили, и вынес стул из лавки с таким видом, словно спасал принцессу из пожара и уже слышал восторженные крики толпы. Тем вечером Иан, хоть и обещал, конечно, не явился — ничего другого Иорвет и не ждал. Он мог про себя оправдать сына, объяснив его отсутствие тем, что тот после долгой разлуки воссоединился с возлюбленным, и им необходимо было провести вместе немного времени — а еще, может быть, решить, в качестве кого Иан будет жить при Фергусе и Анаис. Но все эти объяснения не могли заставить угаснуть злость и обиду на сына, которые Иорвет испытывал, видя, как Вернон, отвлекаясь от ужина или игры с Зябликом, поглядывал на дверь, дожидаясь, когда в нее постучат. Эльф хотел приняться за ремонт своего приобретения немедленно, но быстро сообразил, что не захватил с собой никаких инструментов — даже плохонького резака. В последние годы, с тех пор, как почти все его имущество сгорело на пожаре, он вовсе не брался за работу руками, враз потеряв к ней интерес. Набор инструментов, которые подарил ему на один из праздников Иан, сгинул в огне, а новые покупать не хотелось. Видя растерянность эльфа, Вернон пообещал, что завтра они непременно отправятся в город и купят все необходимое — он словно боялся, что Иорвет передумает и бросит свою затею, и стул останется стоять в углу, сломанный и никому не нужный. Но теперь, ходя по крохотным комнатам вернонова дома, эльф смотрел на их голые стены совершенно другим взглядом — он представлял, каким уютным можно сделать это убогое место, если немного постараться. Может быть, в прихожую у лестницы влез бы высокий книжный шкаф, на кухне явно не хватало полок и ящиков для цветов, а кровать в спальне совершенно никуда не годилась — чем такая солдатская лежанка, лучше уж было спать прямо на полу. Даже для собственного портрета Иорвет подобрал бы раму получше, а еще перевесил бы его куда-то, где собственный взгляд не следил бы за ним, пока он будет спать — или не только спать в новой постели вместе с Верноном. Картину написал Гусик, и Иорвет догадывался, что память юного Императора сделала моделью для этой картины вовсе не лицо старого эльфа, а томный взгляд он рисовал, основываясь на собственном опыте времени, проведенного с Ианом. От этого осознания портрет начинал казаться жутковатым, и Иорвет настоял, чтобы уже сейчас Вернон отнес его вниз и повесил в коридоре. Человек совсем не сопротивлялся этим переменам. Одного Иорвета в его спальне ему оказалось вполне достаточно. Теперь, когда стало понятно, что цели своего путешествия они не достигнут — представление труппы Огненного Яссэ было отменено — Иорвет начал задумываться о том, сколько времени прилично удерживать Зяблика вдали от матери. По-хорошему, стоило отправиться в обратный путь уже на следующий день, но эльф поймал себя на мысли, что ему совершенно не хотелось так быстро уезжать из города, который прежде он так ненавидел — из дома, который так быстро стал называть «нашим», и от Вернона, конечно. Человек и так слишком задержался в Оксенфурте, и в свете новых событий, Анаис ни за что не согласилась бы вновь его отпустить, а Иорвет не стал бы настаивать. Девчонке нужна была поддержка того, кого она считала отцом. Но эльф решил, что спешить им было пока некуда — Зяблик, слишком захваченный новыми приключениями и впечатлениями, тоже явно не стремился домой, и можно было дождаться, пока он затоскует по маме и запросится обратно. На следующий день Вернон, как и обещал, раздобыл для Иорвета нужные инструменты — и даже немного столярного лака, и эльф с удовольствием принялся за дело. Пока его человек снова гулял где-то с Зябликом, рвущимся из клетки на волю, Иорвет починил расшатанную ножку, аккуратно ошкурил его, подправил резьбу на спинке, покрыл свежим лаком, и к возвращению Вернона и Зяблика, старый стул совершенно преобразился. — Он теперь выглядит, как беглая графиня среди мужичья, — заметил Вернон, окинув взглядом кухню, посреди которой красовалась иорветова гордость, и эльф снисходительно рассмеялся. — Возможно, теперь придется выбросить всю твою мебель, — ответил он, и по лицу человека было совершенно понятно, что он был готов заняться этим хоть сейчас. К закату Иан снова не явился. Зяблик, почти бросивший свои капризы, должно быть, уяснивший, что на Вернона они совершенно не действовали, покорно отправился спать, а Иорвет, ожидавший еще одного вечера, полного тоскливых взглядов человека на запертую дверь, предложил проверить, прочный ли стул им достался. Отремонтированная ножка с честью выдержала испытание, и, устроившись на коленях человека, все еще тяжело дышавшего после испытания боем, Иорвет наконец отважился с ним заговорить. — Едва ли этот стул видал задницу лучше, чем твоя, любовь моя, — решил он зайти издалека, оставил на шее Вернона несколько легких поцелуев, и тот, рассеянно гладя его по спине, тихо рассмеялся. — Ты такой романтик, — сообщил он, подставляя под поцелуи лицо. Иорвета такими уловками было отвлечь не так-то просто, хотя на то, чтобы утолить остатки жажды близости ушло еще несколько долгих минут. Вернон целовал его с такой жадностью, словно с момента их последней встречи прошли целые годы, и когда ситуация начала становиться все более напряженной, эльф наконец отстранился от него и посмотрел человеку в глаза. — Не дело, что нам приходится заниматься этим на столах и стульях, — заметил Вернон, пока руки его по-хозяйски сжимали ягодицы Иорвета, и тот, почти потерявший всякое желание разговаривать, негромко усмехнулся. — Твой дом, конечно, не баронский замок, где мы могли бы осквернить каждую пригодную для этого поверхность, как в старые добрые времена, — ответил он, — но ведь ты сам отказался от наследства своего папаши. Вернон, которого фраза эта явно застала врасплох, нахмурился и опустил руки. Иорвет сразу понял, что, зайдя с козырей, похоже, позорно проиграл партию, но отступать было некуда. — Не нужен мне никакой замок, — произнес человек, аккуратно ссадил эльфа со своих коленей, прошелся по кухне как был, голышом, зачерпнул ковшом воды из деревянной бочки у очага и сделал несколько долгих глотков, словно надеялся за эту паузу получше подобрать слова. Иорвет уселся за стол и терпеливо ждал, пока он закончит. — От моего папаши, даже если все, что рассказал Талер, правда, мне не нужно ничего — ни наследства, ни имени, ни денег. Я, как и Ани, предпочел бы, чтобы все это отошло в королевскую казну. Но раз вышло иначе — так тому и быть. Человек явно избегал имени своего новообретенного сына, и Иорвет не спешил настаивать. Сам для себя он решил, что заговорит о Викторе лишь в том случае, если человек сам этого захочет. Пока же у них были темы и поинтересней. — Я подумал, что в новом университете Вызимы может найтись для меня работа, — произнес он то, что уже давно крутилось у него в голове. Решение Иорвет принял едва ли не сразу, как они въехали в столицу, но делиться им с Верноном не спешил, давая себе время вспомнить, за что в свое время так ненавидел этот город. Никакой ненависти сейчас он не испытывал, и можно было говорить прямо, — я подам прошение на имя Ректора, когда вернусь в Оксенфурт. Мне, в сущности, все равно, кому вдалбливать в головы законы бытия. А Ани вряд ли будет против. Иорвет видел, что Вернон едва не выронил ковш из рук — и именно на такой эффект он и рассчитывал. Человек подошел к нему, присел рядом на лавку и осторожно взял руку эльфа в свои, сжал и посмотрел прямо в лицо. — Ты ведь гражданин Редании, — напомнил он тихо, и все в Верноне буквально умоляло Иорвета начать возражать и разбить все его аргументы вдребезги, — что на это скажет правитель твоей страны? Дружба дружбой, но для Оксенфуртского университета ты — не просто преподаватель, а представитель расового меньшинства. — А в Вызимском университете я буду просто преподавателем, — улыбнулся Иорвет, — и, может быть, тогда все поймут, что я — профан и самозванец или действительно чего-то стою не потому что я — эльф среди профессоров-людей. Кроме того, правительница моей страны недавно почила, знаешь? И кто займет ее место, пока неизвестно. Я могу успеть сбежать до того, как чья-то упрямая башка наденет эту проклятую корону. Вернон несмело улыбнулся. — Хочешь, я сам поговорю с Ани? — спросил он. — Не нужно, — покачал Иорвет головой, — в моей работе ты ничего не понимаешь, и твоя протекция мне не нужна. Я же сказал — хочу, чтобы меня оценивали по моим делам, а не форме ушей или тому, кто у меня муж. К тому же, Ректором Вызимской Академии, скорее всего, станет Кейра Мец, а ты ей не больно-то нравишься. Вернон возмущенно поднял брови в притворном удивлении, но потом от души рассмеялся. — Если ты и впрямь хочешь перебраться в Вызиму, я куплю для нас лучший дом, который найду, — пообещал он, — с садом и огромными окнами. — Ты и так поиздержался, купив этот стул, — заметил Иорвет с улыбкой и потянулся к человеку за поцелуем. Первый акт его пьесы был разыгран безупречно, и наступало время кульминации. Отстранившись от Вернона, Иорвет опустил взгляд на свою руку, которую тот все еще сжимал в своей ладони. — Есть еще кое-что, о чем я хотел тебе рассказать, — произнес эльф и вздохнул, — мне нужно было сделать это гораздо раньше — еще до отъезда из Оксенфурта, но просто… случая не представилось. Да я и сам пока толком не понял, что именно узнал и чем это чревато. Вернон сдвинул брови и посмотрел на него пристально и прямо — проклятый человек всегда умел смотреть так, что под его взглядом хотелось немедленно признаться во всех своих преступлениях, и Иорвет, не дожидаясь его сурового вопроса, продолжил: — Это касается Иана. Те письма, что он мне писал… я все же прочитал некоторые из них. Не все — их накопилось слишком много — но из тех, что прочел, понял одно — наш сын все эти годы вовсе не был просто циркачом в бродячей труппе, и учился не только крутить кульбиты и показывать невинные фокусы. Он занимался магией. Этот Яссэ — лидер их компании — учил его. И, насколько я понял, учил не тому, чему могут научить чародейки Севера или мастер Риннельдор, а тем опасным заклинаниям, одним из которых он в свое время вылечил Ламберта… — Из-за которых Йеннифер подняла тогда такой шум, — договорил за него Вернон. Он все больше хмурился, а Иорвета при взгляде на него вдруг пробил озноб. Только прочтя первое письмо Иана, он обрадовался, даже воодушевился тем, что сын не тратил времени впустую, не бросил выбранного пути и упорно шел по нему, пусть и почти никого не ставя в известность. Но то, что случилось во дворце, заставило Иорвета задуматься и встревожиться — о Магии Огня он ровным счетом ничего не знал, и понятия не имел, стоило ли верить опасениям Йеннифер. Чары эти были под запретом не только для Знающих, но и для человеческих чародеев, и на то, должно быть, существовала веская причина. Иан же — слишком юный, чтобы принимать осмысленные решения, мог поддаться очарованию неизведанной силы и отдаться ей, не думая о возможных страшных последствиях. Но с другой стороны, и слова чародеек Иорвет привык делить на сотню, никогда до конца не доверяя их мнению, и теперь смотрел на Вернона, чтобы в свою очередь дождаться, что он разубедит и успокоит его. Но Вернон выглядел слишком встревоженным. Он встал из-за стола, подхватил с пола свою рубаху, натянул ее и не спешил садиться обратно. — Эта магия опасна и непредсказуема, — проговорил он неуверенно — в чародейских делах человек понимал не больше Иорвета, и сейчас их разговор грозил превратиться в дискуссию слепого с глухим, — почему он мне об этом ничего не писал? Иорвет пожал плечами. — Думаю, отвечай я на его письма, он и со мной был бы осторожней в откровениях, — заметил он, потирая руками мерзнущие плечи. — Иан не совершал ничего страшного, используя эти чары. Он писал о своих упражнениях — о том, как проращивал пшеницу в ладонях и учился открывать порталы. Любой ученик мага этим занимается. Но там, во дворце… — Иорвет сглотнул — за всеми волнениями прошедших дней об ожоге Зяблика они успели позабыть. След от него почти совсем исчез с щеки мальчика даже без целебных примочек, и Вернон, должно быть, решил, что тот просто переел сладкого, — Иан показывал фокус с огнем — и обжег Юлиана. Зяблик сам виноват — потянулся за волшебной пламенной птичкой… Но я испугался. По-настоящему испугался собственного сына, понимаешь? Вернон на этот раз долго молчал. Видя, что эльф начинает дрожать от внезапного холода, он поднял с пола собственную куртку и укутал ею плечи Иорвета, потом все же уселся рядом на скамью и сцепил пальцы в замок на столе перед собой. — Мы должны поговорить с ним, — наконец вынес человек вердикт, — без этого рано делать какие-то выводы. Едва ли Иан хотел причинить Юлиану вред — это была случайность, наш сын, должно быть, не очень хорошо пока контролирует свои силы. А потом, наверно, нужно спросить совета у какой-нибудь чародейки. Он ушел от Яссэ и, вероятно, захочет учиться у кого-то из них. Иорвет кивнул, не глядя на человека, плотнее кутаясь в его куртку. Все, что он говорил, было разумным и правильным, должно было его успокоить, но отчего-то спокойствия не наступало, и к тревоге добавилось еще одно неприятное тянущее ощущение — чувство вины. Он три года ничего не хотел знать о своем сыне, хотя был единственным, кто мог действительно что-то изменить, посоветоваться и добыть информацию гораздо раньше, найти нужных людей и нужные слова для Иана. Но ничего этого в своей усталости Иорвет не сделал, а теперь надеялся переложить ответственность на плечи Вернона, который, конечно, не пропустил ни единого письма от Иана. — Если он не придет завтра, — наконец сказал эльф, стараясь, чтобы голос звучал решительно, — я сам вернусь во дворец и найду его. — Он придет, — улыбнулся Вернон и снова сжал его ладонь. От уверенности, зазвучавшей в его тоне, Иорвету захотелось расплакаться. Человек, впрочем, оказался прав. Иан и Гусик явились на следующий же день вскоре после захода солнца. Юный Император, храня свое инкогнито, пришел замотанным в плащ с ног до головы, но хотя бы без взвода рыцарей-стражей за спиной. Иан же сменил свой костюм бродячего артиста на простой нильфгаардский дублет, замшевые бриджи и высокие кожаные сапоги, и в этом наряде выглядел таким взрослым, что у Иорвета при взгляде на него засосало под ложечкой. Выгоревшие на солнце волосы сын теперь носил в небрежной свободной косе, которую то и дело перебрасывал с плеча на плечо, и старый эльф узнавал в этом жесте самого себя во времена далекой юности. Оба юноши выглядели немного усталыми, но приветствовали хозяев с радостными улыбками. Вернон так крепко обнял сперва сына, а потом его спутника, что Фергус, явно отвыкший от подобных непротокольных приветствий, смутился и покраснел до кончиков ушей. Зяблик, не ожидавший в их скромной обители таких почетных гостей, пытался сперва приветствовать Императора по всей форме, но тот лишь отмахнулся от вежливых поклонов и разрешил мальчику называть себя Гусиком. Иан же, присев перед оробевшим мальчиком на корточки, внимательно осмотрел бледный ожог у него на щеке и, смущенно улыбаясь, извинился перед ним. Юлиан, конечно, и не думал держать на него зла. Эта теплая встреча, конечно, не предполагала немедленных серьезных расспросов, и гостей пригласили к столу. Фергус, все еще державшийся скованно и неуверенно, попытался возразить, что они уже поужинали, но Иан, быстро ощутив себя, как дома, лишь махнул рукой. — Я не для того три года скитался по всему Континенту и перебивался с водки на картошку, чтобы теперь отказываться от второго ужина, — заявил он, — тем более, если его готовил папа. Вернон заметно нахмурился — для него новость, что сын познакомился с водкой, была не из приятных, но он решил не делать замечаний, а Иорвет не стал добавлять, что, ко всему, еще и застал их сына на дворцовой стене за набиванием трубки табаком — у юного эльфа оставалось право на собственные пороки, и хорошо, если речь шла о тех, через которые его отец и сам прошел почти невредимым. Ужин проходил своим чередом. Иан набросился на еду с таким пылом, словно ничего не ел пару дней, а Фергус, почти не прикасаясь к своей порции, рассказывал, что задержало их на целых три дня. — Мы с Ани должны были присутствовать на похоронах ее сестры, — говорил он, смущаясь, что приходится поднимать такую неприятную тему во время ужина, — а потом вместе держали Советы — и здесь, и в Нильфгаарде — на тему того, кто теперь взойдет на трон Редании. Имя пока не названо, но у Адды было не так уж много родственников, имеющих право надеть корону. Наши советники считают, что новым королем станет Виктор. Иорвет и Вернон быстро переглянулись. Должно быть, такие выводы они могли бы сделать и самостоятельно, если бы задумывались на этот счет, но сейчас имя сына человека прозвучало в его доме впервые за последнее время. — Головокружительная карьера, вы не находите? — заметил Иан, и в тоне его прозвучал ядовитый сарказм, которого прежде за ним Иорвет не замечал, — из никому неизвестного колдунишки — в бароны, а теперь и в короли. — Это политика, — пожал плечами Фергус, — Позиции Редании сейчас так прочны, что имя наследника, по сути, не имеет значения. Страной правит чародейка Филиппа Эйльхарт, и все это знают. А Виктор… — юный Император опасливо посмотрел на Роше, но тот лишь пожал плечами, не спеша перебивать Гусика — Император старательно избегал тему родства Вернона и будущего реданского короля, и человек не спешил сам ее поднимать, — Виктора возведут на трон ради того только, чтобы место не пустовало, и в стране не началась смута. После коронации мы пригласим его на официальный прием в Нильфгаард — или сами прибудем в Третогор, и потом уже можно будет делать какие-то выводы. Ани считает, что из него выйдет толк — я не знаю, почему. Иан вдруг послал Иорвету через стол быстрый ехидный взгляд, и эльф понял, что сын ничего не рассказал своему спутнику о том, за какими переговорами застал юную королеву и новоиспеченного реданского наследника пару дней назад. Должно быть, решил приберечь этот козырь в рукаве до лучших времен — могло статься, Яссэ учил юношу не только запретной магии, но и тонкостям политической игры. Тот Иан, которого знал Иорвет, никогда не мог хранить тайны от тех, кому доверял, и это изменение не понравилось эльфу. — Пожалуй, хватит политики, — поспешил заявить Иорвет — тем, на которые ему хотелось поговорить с сыном с глазу на глаз становилось с каждой минутой все больше, но юноша притащил с собой надежный щит, может быть, неосознанно защищаясь от необходимости оставаться с родителями наедине. Гусика они, конечно, считали членом семьи и любили, как родного, но устраивать скандалы при нем точно не стали бы. — Давайте сменим тему, — эльф поднял на сына пристальный взгляд, и тот, не отведя глаза, улыбнулся ему — кажется, немного снисходительно, — я прочитал твои письма и узнал, что ты продолжал занятия магией. — И я тут же перестал быть в твоих глазах подгнившим яблочком, упавшим с ветки и покатившимся в никуда? — поинтересовался Иан легкомысленным тоном, и Иорвета кольнуло мучительное раздражение. Сын дразнил его, ничуть не скрываясь. — Никто не считал тебя подгнившим яблоком, — ответил за Иорвета Вернон. Он, может, и не чувствовал ядовитого сарказма, который сын вкладывал в свои слова, но тон его человеку тоже не понравился. Прежде Иорвет и представить не мог, что им с его человеком придется всерьез противостоять собственному сыну в словесной перепалке, — прекрати ерничать, и расскажи нам, чему ты научился. Нам очень интересно. — Я могу показать! — воодушевленно воскликнул Иан, поднимаясь на ноги. Иорвета вдруг, как внезапно отпущенной веткой по лицу, хлестнуло ужасным воспоминанием — вот он спускается по лестнице их старого дома в Оксенфурте, а в кухне уже все полыхает, и огонь медленно облизывает все его книги и незаконченные рукописи, пляшет на деревянном столе и очерчивает оконные рамы, отрезая путь к спасению. — Не здесь! — не успев себя сдержать, выкрикнул Иорвет, и все сидевшие за столом замерли и уставились на него. Иан же ехидно вздернул подбородок и перекинул косу за спину. — Боишься, что я все здесь сожгу дотла? — спросил он с вызовом, отчего-то мельком глянув на притихшего Зяблика — чуткий малыш чувствовал, что в комнате происходило что-то нехорошее, и сейчас пугливо прижался к Вернону. — Боюсь, — Иорвет тоже медленно поднялся на ноги, — ты сам писал, что терпел неудачу за неудачей, и я видел, как опасны даже самые простые твои заклятья. Если хочешь нам что-то показать, идем на улицу. Они стояли, сверля друг друга взглядами, и Иан не выдержал первым. Он отвернулся, продолжая кривовато улыбаться, и сел обратно за стол. — Не стоит, — сказал он тихо, — вы все равно не смогли бы этого оценить. Вы ничего не смыслите в магии, вам для удивления достаточно ярмарочных фокусов. От желания отвесить сыну пощечину у Иорвета зачесались руки. Он быстро глянул на Вернона — тот сидел, подобравшись, приобняв Зяблика и поджав губы. — Я видел чары Иана, — попытался сгладить ситуацию Фергус, — и это потрясающе! Он умеет творить заклинания, не произнося их вслух — это большая редкость среди чародеев. — Не надо, — Иан накрыл его ладонь своей и враждебно посмотрел на Иорвета, — мой отец, должно быть, вспомнил, что говорили о Магии Огня, и теперь тоже считает, что я — преступник, потерявший разум. Для него всегда было важно, чтобы меня хвалили и называли уникальным. Сперва — просто за то, что я — эльфский ребенок, потом — за то, что я — Исток. Теперь мне уже никто не поражается, и я стал ему неинтересен. — Иан! — резко осадил его Вернон, но мальчишка лишь рассмеялся. — Скажешь, не так? — продолжал он, на этот раз уперевшись взглядом в человека, — почему тогда он никогда не читал моих писем? Почему заинтересовался мной, лишь поняв, что я занимаюсь чем-то, что может вновь принести мне славу и похвалу? Человек открыл рот, чтобы ответить, но Иан снова перебил его. — А ты? — он оперся на локти и подался вперед, — ты даже толком не мог сказать, чем именно я занимаюсь. «Учится какой-то магической ерунде» — разве не так ты всегда говорил своим друзьям? Я не писал тебе о своих уроках, потому что знал, ты ответишь, как всегда — «Вот и молодец» и тут же забудешь, о чем прочитал. Ты никогда… Иорвет оборвал его, грохнув по столу кулаком. Зяблик, всхлипнув, спрятал лицо в плече Вернона, а Иан испуганно моргнул и уставился на отца. — Убирайся из моего дома, — отчеканил Иорвет очень четко, глядя сыну прямо в глаза, — и не возвращайся, пока не вспомнишь, как следует говорить с тем, кто вырастил тебя. Если бы не Вернон, ты так и остался бы в «Семи котах», и, если бы трактирщица не вышвырнула тебя на улицу, как одного из своих котов, стоял бы за стойкой и разливал пиво пьяным деревенщинам. И всем было бы насрать, Исток ты или нет. — Мы пойдем, — Гусик, скрипнув скамьей, неловко поднялся, — простите… — Не надо извиняться, — Иан снова встал вслед за ним и расправил плечи, — они считают, что я должен быть благодарен за то, что меня не вышвырнули вон, хотя мой отец очень жаждал этого, пока я был несмышленышем. Ты ведь никакого сына не хотел, правда? И все твои разговоры о великом эльфском народе — просто пыль. Как и все, что ты говоришь. А мой папа растил и воспитывал меня, но стоило мне уйти из дома — под крыло к мастеру Риннельдору или в цирковую труппу — был только рад от меня избавиться. Он привык уходить — и от меня, и от отца, чтобы возвращаться на пару дней, а все остальное время пропадать по лесам или служить очередному королю. Скажешь, это не правда? — Иан прямо смотрел на Иорвета, и взгляд его искрился злой насмешкой. — Пошел вон! — выплюнул Иорвет, и юноша, смеясь, развернулся, хлестнув себя косой по плечу, и зашагал к двери. Гусик нерешительно глянул ему вслед, потом перевел отчаянный взгляд с Иорвета на Вернона, но следом за Ианом не ринулся. Когда юный эльф со всего размаха хлопнул за собой дверью, Фергус устало опустился обратно на скамью. — Мне очень жаль, — произнес он тихо, — Иан боится, что, вернувшись, оказался никому не нужен. Пока он путешествовал, мы продолжали жить без него, и теперь ему сложно вписаться обратно — Кейра не захотела взять его в ученики, в Нильфгаарде на него посмотрят косо и никогда не примут, особенно мастер Риннельдор. А я… я ведь Император, и у меня столько забот. — Очень хорошо, — все еще трясясь от гнева, Иорвет сел на свое место, — может быть, теперь Иан поймет, что мир не вращается вокруг него. За свой выбор всегда приходится платить. — Я понимаю его, — Гусик посмотрел на эльфа очень прямо, — я никогда не хотел становиться Императором и не ожидал этого, но теперь, если я решу отречься и жить так, как мне нравится, я боюсь, что мой отец тоже перестанет отвечать на мои письма. Иорвет посидел еще несколько секунд, пока остальные вокруг него молчали. Потом он встал и решительно двинулся к двери, не оглянувшись. Иана он обнаружил на ступенях крыльца. Сын сидел, скрестив ноги и понурив плечи, и пытался дрожащими руками забить табак в трубку. Заслышав шаги за спиной, он выпрямился. — Идем скорее, не хочу тут больше оставаться, — бросил Иан, не оборачиваясь. Иорвет спустился на две ступеньки, присел рядом с ним, и юный эльф, заметив, что обознался, отпрянул от него. Отец забрал трубку из его рук и сам занялся табаком. Ночь была промозглой и холодной, похоже собирался снег, и ветер гонял по пустой улице дорожную пыль. Эльфы сидели молча, пока Иорвет не вернул трубку Иану, и тот, щелкнув пальцами, разжег крохотный оранжевый огонек. Прикурил, не глядя на отца. — Откуда ты сейчас зачерпнул силу? — поинтересовался Иорвет нейтрально. Иан помедлил с ответом две глубокие затяжки. — Из вашего очага, — ответил он наконец, — я чувствую источник в радиусе нескольких ярдов. — Почему ты не использовал воздух? — спросил отец, — я слышал, это проще всего, и воздуха вокруг предостаточно. Иан посмотрел на него исподлобья, потом хмыкнул. — Я знаю, что ты делаешь, — сказал он, — пытаешься симулировать интерес? Не надо, я не хочу распинаться впустую. — Ладно, — пожал плечами Иорвет и зябко поежился — он вышел на улицу в одной рубахе, но возвращаться за курткой было поздно, — я действительно не понимаю, чем ты занимаешься, и не знаю, в самом ли деле это так опасно, как говорят. И я виноват перед тобой, что не отвечал на письма и не интересовался твоей судьбой. Мне пришлось заново научиться одиночеству, с которым раньше я был так хорошо знаком. Прости, что и тебя заставил почувствовать себя одиноким. Иан снова усмехнулся, но на этот раз звук больше походил на хриплый всхлип. Он опустил руки и уткнулся лбом в колени. Иорвет, опасливо, как к дикому коту, протянул ладонь и погладил его по встрепанным волосам. Он не знал, что еще добавить, слова просто не шли на ум, а Иан, похоже, теперь тихо плакал, не поднимая головы. — Я больше тебя не брошу, — пообещал Иорвет шепотом, продолжая гладить сына по волосам, — где бы ты ни оказался, что бы ни делал. Мои обещания мало стоят, я слишком часто отказывался от своих слов. Но других доказательств у меня нет. Они сидели так, пока старший эльф окончательно не окоченел на поднимающемся ветру. Он встал, быстро похлопав Иана по плечу. — Идем в дом, — сказал Иорвет, взойдя по ступеням, — и извинись перед Верноном — он тут совершенно ни при чем. Иан вернулся в дом через несколько минут, должно быть, докурив свою трубку. Он, пряча руки за спиной, встал перед Верноном, все еще обнимавшим напуганного Зяблика, и, не опуская взгляда, произнес: — Извини меня, папа, я наговорил того, чего говорить не хотел. Я знаю, что ты всегда любил меня и гордился мной. Если хочешь, я расскажу, чем занимаюсь — это не так уж сложно. — Даже глупый человек разберется? — усмехнулся Вернон, потом вздохнул и махнул свободной рукой, — ладно, ты ведь тоже ничего не понимаешь в том, что делаю я. «Пропадаю по лесам и служу очередному королю», да? Иан неуверенно улыбнулся. — Ну, ты вроде какой-то там солдат, — ответил он, — или разведчик… Вернон рассмеялся, отпустил Зяблика и встал, опустил руки на плечи Иану и посмотрел на него. — Будем считать, что мы квиты, — заявил он. Остаток вечера прошел спокойно. Иорвет, который никак не мог согреться, сидел на новом стуле у очага и прислушивался к разговорам гостей с Верноном. Иан почти не вмешивался в беседу двух людей, а Вернон и Гусик, как в старые времена, сцепились в споре о каком-то тактическом приеме — так, словно наутро им необходимо было выдвигать войска для захвата очередной крепости. Зяблик, непохожий сам на себя, погрустневший и скучающий, сидел за столом и рисовал что-то на листе бумаги, пока не начал клевать носом. Заметив это, Фергус объявил, что им с Ианом пора уходить восвояси, а юный эльф обещал заглянуть в гости, когда представится такая возможность, больше не зарекаясь на определенное время. Простились они очень мирно, словно ужасной вспышки вовсе не было, и подходил к концу обычный семейный вечер в череде таких же вечеров. Закрыв за гостями дверь, Вернон понес уснувшего Зяблика наверх, а, вернувшись, обнаружил Иорвета, жмущегося к огню и тянущего к нему дрожащие руки. Человеку все эти признаки были слишком хорошо знакомы, и он, нахмурившись, опустил ладонь Иорвету на лоб. — У тебя поднимается температура, — сказал он по-солдатски четко, и эльф вынужден был кивнуть — он чувствовал, как все тело начинает привычно ломить, а голова наполняется свинцовой тяжестью. — Идем в постель, — скомандовал Вернон, — утром я приглашу Кейру. — Не надо, — попытался возразить Иорвет, — чародейки нам только не хватало. — Без разговоров, — улыбнулся человек в ответ, — Шани здесь нет, а я в целительстве ничего не понимаю. Под одеяло Иорвет укладывался аккуратно, чтобы не потревожить Зяблика, но, стоило ему коснуться головой подушки, на него навалилось тяжелое жаркое забытье, сразу швырнувшее его прочь из маленькой спальни в липкую паутину сна. Он сидел на коленях перед раскрытым сундуком и рылся в нем, не находя того, чего так отчаянно искал, откидывал в стороны какие-то тряпки и клочки бумаги, обломки окровавленных стрел и влажные бинты, а вокруг него смыкалось кольцо огня, подступая все ближе, наполняя воздух вокруг удушливым разрушительным жаром. Пальцы не слушались, глаз застилал едкий дым, и по щеке катились горячие слезы, но Иорвет продолжал искать, зная, что, если не преуспеет, потеряет все. Огонь трещал и гудел, откуда-то из-за спины доносились голоса — Иан звал на помощь, но эльф был слишком занят своим поиском, чтобы откликнуться. Очередной свиток рассыпался в руках серым пеплом, пламя уже лизало плечи и спину, и Иорвет в отчаянной последней попытке спастись обернулся — и встретился со знакомым взглядом карих глаз. Горячее наваждение отступило, эльф потянулся навстречу внезапному спасению, стараясь не отвернуться, даже не моргнуть, лишь бы продолжать видеть глаза своего человека. Постепенно из жаркого марева проступило его лицо. Губы беззвучно двигались, человек что-то пытался сказать, но эльф его не слышал. — Вернон! — давясь дымом, выкрикнул он, — Вернон! Он перехватил чью-то руку и рывком проснулся. Знакомое лицо никуда не исчезло, и Иорвет хотел уже улыбнуться и что-то сказать Вернону, но тут сообразил, что карих глаз, глядевших на него, было два. Он отпрянул, как от всполоха пожара. Виктор поспешил удержать его за плечи. — Тише-тише, — проговорил он мягко, — все в порядке, это всего лишь я. Иорвет, быстро моргая, стараясь сбросить с себя остатки душного кошмара, смотрел на юношу, сидевшего на новом стуле у его кровати и сжимавшего в одной руке влажную тряпицу. Виктор улыбнулся ему. — Здравствуйте, профессор, — сказал он. Иорвет огляделся. Постель рядом с ним была пуста. Вернона в комнате не было. — Где Зяблик? — спросил эльф и услышал, как хрипло и жалко прозвучал его голос, откашлялся, чувствуя, как в горле проворачиваются ржавые острия кинжалов. — На кухне, играет, — ответил Виктор. Он отжал тряпицу над миской с зеленоватой водой и, не спросив разрешения, обтер ею лицо Иорвета. Тот попытался отстраниться, но от мягкого аромата, исходившего от тряпицы, дышать стало легче, и эльф откинулся на подушку. — А Вернон где? — спросил он уже гораздо спокойней. — Я отправил его к травнику за ингредиентами, — ответил Виктор покладисто, поудобней устраиваясь на стуле, — приготовлю вам отвар, и к вечеру вам полегчает. — Лучше бы сам сходил, — недовольно проворчал Иорвет, — Вернон в травах ничего не смыслит. — Я написал ему список, — пожал плечами будущий король Редании. Только теперь до Иорвета начало доходить, какой нелепой была сцена, в которой он оказался — будто эльф все еще продолжал видеть горячечный сон. Но Виктор казался вполне реальным, как и солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь неплотно задернутые шторы, и пылинки, пляшущие в желтоватом свете. — А ты что тут делаешь? — спросил Иорвет, провел ладонью по своему влажному от испарины лбу, и Виктор поспешил снова отереть его лицо тряпицей. С ответом он, однако, не спешил, потупив взор и делая вид, что ужасно занят исцелением болезного старого эльфа. — Я пришел поговорить…- наконец сообщил мальчишка, — со своим отцом. — Надо же, — Иорвет нашел в себе силы ухмыльнуться. Все его тело наполняла неподъемная тяжесть, глаза слезились, будто он и впрямь побывал на пожаре, а слова давались с трудом, но больше слабости, чем уже показал, он демонстрировать мальчишке не собирался, — ты же сказал, тебе не нужен отец. Ты вырос без него и уже почти стал королем последнего свободного королевства Севера. И вдруг взял и передумал? Виктор отставил в сторону миску, сложил руки на коленях и кивнул. — Передумал, — подтвердил он, — когда мне все рассказали, я не смог сразу понять, что произошло. Но потом решил, что должен прийти и все спокойно обсудить с милсдарем Роше… То есть, с отцом. Ани сказала, где он живет, и вот — я пришел. — Ани, — передразнил его Иорвет, и мальчишка густо покраснел. Эльф устало опустил веко, — пришел и попал в эпицентр очередной драмы. Везучий ты. — Я рад помочь, — ответил Виктор, — когда я пришел, отец собирался идти во дворец — за госпожой Мец, но боялся оставить вас одного. Я предложил помощь, и он согласился. Иорвет некоторое время молча смотрел на мальчишку, потом, сев повыше на подушках, подался вперед. — Послушай меня очень внимательно, Виктор, — заговорил он серьезно, не обращая внимания на боль в горле, — если ты собираешься повторить свою речь о том, что тебе никто не нужен, и отец для тебя — просто тот парень, с которым однажды по глупости переспала твоя мать, лучше сразу уходи. Ты ничего не знаешь о Верноне, но я скажу — он прожил почти всю жизнь с ужасным бременем ненависти к собственному папаше, мог убить любого, кто произносил в его присутствии слово «ублюдок», и ему потребовалось много времени и сил, чтобы справиться с этим призраком. Он вырастил чужого ребенка, как собственного, и это ему помогло. Но тут появляешься ты — его плоть и кровь, сын, о котором он прежде и не слышал, и которого, по его мнению, бросил. Ты и сам ничего не знал, и твоей вины тут нет, но, клянусь тебе, Виктор, если ты причинишь моему человеку боль — неосторожным словом или как-то иначе — я найду и убью тебя, пусть бы даже в Третогорском дворце. Ты меня понял? Виктор, пока Иорвет говорил, смотрел на него, не отрываясь, и собирался уже ответить, но дверь в спальню отворилась, и на пороге появился Вернон со свертком в руках. — Очнулся, — он поспешил к кровати и, сунув Виктору сверток, присел на край постели и провел ладонью по щеке Иорвета, — Ты меня до полусмерти напугал, зараза ты ушастая. Когда начал метаться, я думал, сам помру с тобой рядом. Хорошо, что Виктор пришел. — Да уж, великолепный Виктор снова явился в самый нужный момент, чтобы всех спасти, — усмехнулся Иорвет, перехватил руку Вернона и прижал ее к своей щеке плотнее, — но я ведь говорил тебе, мой глупый человек, я старею — и такое со мной теперь будет приключаться часто. Если каждый раз ты будешь впадать в панику, долго мы не протянем. — Совсем необязательно, — встрял вдруг Виктор, и человек быстро обернулся к нему. Мальчишка, ничуть не стушевавшись под его пристальным взглядом, улыбнулся, — я еще в прошлый раз, когда предлагал помощь, хотел это сказать. В Университете я читал труды одного эльфского алхимика — он описывал болезнь с подобными симптомами. Он называл ее «Хворью скитальца» — она случалась с теми, кто долго терпел лишения, недоедал и подвергался воздействию природных ядов. Некоторые органы от такой жизни изнашиваются, как старые шестеренки, и весь организм начинает страдать. — Почему Шани об этом ничего не знала? — резко спросил Вернон, и снова, как в недавнем разговоре, Иорвет услышал, что человек хотел, чтобы его разубедили. — Профессор верит в современную науку, — пожал плечами мальчишка, — и не тратила времени на чтение старых фолиантов, особенно магических. — И эльфских, — закончил за него Иорвет, и Виктор, не услышав подвоха, кивнул. — Эта болезнь встречается редко, и только у представителей Старшего народа, доживавших до почтенного возраста — а таких в истории было слишком мало. — продолжал он, — но от нее есть лекарство. Думаю, если бы вы сразу обратились к чародею — или к Знающему — он бы сказал это вам. — Ты можешь ее вылечить? — быстро спросил Вернон, не дав Иорвету возразить. — Мои познания в алхимии довольно бессистемны, — опустил взгляд Виктор, — я знаю рецепт, но лучше вам обратиться к какой-нибудь чародейке или эльфскому магу. Они помогут наверняка. Вернон повернулся к Иорвету, и по его взгляду эльф понял, что человек ждал решения от него. Тот тяжело вздохнул — чего только не сделаешь из-за любви — даже позволишь недоучке-человеку лечить себя древними эльфскими эликсирами, если недоучка этот — сын твоего мужа. — Не надо чародеек, — Иорвет устало откинулся на постели, — и эльфские маги нам знакомы только весьма сомнительные. Если ты можешь помочь, Виктор, я буду тебе очень благодарен.