Трое в лодке, не считая хорька

Антон сразу понимает, что что-то не так, когда эти двое заваливаются домой: Бестужев с пакетами из продуктового и Щепин-Ростовский с раскуроченной физиономией. Последнее Арбузов по началу не видит, просто чувствует молчаливое напряжение, когда выходит в коридор их встречать. Забирает у Миши пакеты, тащит их на кухню, а в спину его подталкивает пугающая неестественная тишина. Поэтому он по-быстрому сгружает продукты на стол и возвращается к парням, как раз вовремя, чтобы услышать, как Димка взрывается. — Блять, Бестужев, только не пизди, что ты никогда не дрался, — и Антон сразу все видит: и разбитую окровавленную губу, и ссадину на полщеки, и любимую Димкину куртку всю изгвазданную грязью по правой стороне. Миша совершенно не ведётся на тон, спокойно вешает пальто на вешалку и принимается расшнуровывать ботинки. — Пиздеть не буду, дрался. Когда был подростком, — говорит и голос спокойный, лицо совершенно бесстрастное, и если бы Антон не знал Бестужева, он бы подумал, что ничего не происходит, что Миша спокоен, как удав, вот только Антон Мишку знает и отлично понимает, что тот злится. Обратно пропорциональная связь по-бестужевски: чем больше злости, тем тише голос. — А сейчас решаю дела по-другому. — Конечно, — кипятится Щепин и даже своей фирменной язвительности в голос подпустить забывает. — Может при виде тебя, такой дылды, все эти мудаки и согласны решать дела по-другому, а вот у меня как-то не получается их уговорить, уж прости, — Дима смотрит на Мишу требовательно, ждет реакции, но не дожидается, взмахивает руками. — Ну не мог я просто так мимо пройти, как ты не понимаешь?! — Не шуми так, — говорит Бестужев. — Я понял. И уходит на кухню. Дима пару секунд смотрит ему вслед, играя желваками, затем стягивает куртку, матерится, разглядывая причиненный урон, упираясь пятками, стаскивает кроссовки, снова матерится и падает на пуф. Смотрит на Антона отчаянно и зло. — Они к девчонке приставали. И я же не полез сразу морды бить, я подошел, спросил у нее, не нужна ли помощь, а она так испугана была, ну сразу же все ясно. Как я мог ее там одну оставить? — объясняет, а Антон кивает, «не мог» — говорит и «правильно сделал», и «пойдем, обработаю твои боевые ранения». Щепин фыркает пренебрежительно, мол, тоже мне ранения, но плетется за Антоном в ванну. В ванной тут же стягивает штаны и закидывает их в стиралку, усаживается на борт ванны, поднимает лицо к Арбузову. Тому в принципе не впервой обрабатывать порезы и ушиби. Вся его любовь к активному отдыху способствовала развитию навыков оказания первой медицинской помощи, но с появлением Димки его скил прокачался до небывалых высот. Один раз он даже зашивал ему глубокий порез, который Щепин посчитал сущей мелочью, недостойной посещения больницы. Опыт этот запечатлелся в голове Арбузова, кажется, до конца дней его, потому что одно дело, когда это тебя протыкают иглой, другое — когда именно ты зашиваешь другого человека, как тряпичную куклу. Но чаще же всего нужно было просто обработать ссадины и намазать мазью синяки, которые Щепин получал на тренировках. По-настоящему за все время их знакомства он дрался всего пару раз, и каждый этот раз Мишка переживал очень болезненно. Бестужев был стопроцентным пацифистом и, не смотря на свои угрожающие размеры, а может как раз именно из-за них, не переносил насилие. Щепину же, имеющему в загашнике очень сомнительные в плане закона и благополучия детство и юность, от насилия было не так просто отказаться. — Блять, Тох, ну какого хера он меня отчитывает, как маленького? — Дима матерится шепотом, когда Антон проводит ватой с перекисью по губе, смывая кровь, глазами яростно сверкает. — Я ему, блять, что, ссыкло малолетнее или пацанчик на побегушках, чтобы жить так, как хочет он? Антон проходится ватой по ссадине, смотрит укоризненно. — Но он тебя не отчитывает. Дима выдыхает, дергает головой согласно. — Ну ладно, не отчитывает. Но молчит! И смотрит так… ну так, знаешь, будто я его разочаровал, — Щепин вздрагивает, когда вата опять прижимается к скуле, и закрывает глаза: — Не люблю когда он смотрит на меня вот так, — выдыхает тихо, и Антону в этот момент он вдруг кажется очень потерянным и… хрупким? Крепыш Щепин-Ростовский, гроза всех хулиганов района, сидит перед ним и кажется дико несчастным из-за того, что опять влез в драку, которые Бестужев так не любит. Арбузов замирает, смотрит на него такого беззащитного и, не противясь желанию, склоняется и легко прижимается губами к коже над ссадиной, целует чуть выше и еще. Щепин выдыхает шумно, и ресницы у него дрожат, а у Антона нежность комом в горле и дикое желание, чтобы эти двое не ссорились никогда. Не желание, а утопия, конечно. — Он просто за тебя беспокоится, — говорит и отходит, чтобы убрать вату и перекись в шкафчик. Щепин, конечно же ухмыляется, но когда распахивает глаза, то Антон видит в них отголосок растерянности, которую он чувствовал только что, а ещё Антон ухает в эти черные дыры с головой, привычно, но от этого не менее возбуждающе. — Нашел из-за кого переживать, из-за какой-то шпаны подзаборной, — фыркает Дима и уже выглядит так, будто не сидел тут только что несчастный и потерянный, у него даже голос меняется. — Шпаны, которая, однако, по тебе неплохо прошлась, — поддевает Антон — Их было четверо, — Дима усмехается и кажется дико гордым за то, что навешал пиздюлей аж четверым, а Антон смеётся, пытаясь игнорировать тот факт, что его такой Щепин заводит. Эта ухмылка человека, который ничего не боится, и красные росчерки царапин на скуле, и кровь, снова выступившая на губе. Антон вдруг зависает, глаз не сводя с Диминого рта, борясь с желанием эту каплю слизнуть, и Щепин это замечает, ухмыляется еще шире, смотрит на него своими чертовыми черными глазами и медленно кровь слизывает. Антона шпарит паром. Он придвигается к Диме, нависает над ним так, что тому приходится откинуть голову. — Дииим, — тянет то ли вопросительно, то ли требовательно, а голос позорно сел, и в горле пересохло так, что Арбузову самому приходится несколько раз облизнуть свои губы. Щепин ничего не говорит, лишь продолжает улыбаться и ведёт ладонями по бёдрам Антона вверх и устраивает их на его заднице, сжимает. Антон в отместку с силой проходится большим пальцем по разбитой губе, размазывая кровь, а уже в следующую секунду целует. Жадно, с шумным выдохом, обводя языком губы и совершенно теряя голову от их соленого вкуса. Они целуются мокро и горячо, Антон, обхватив голову Щепина и закидывая ее назад, чтоб толкнуться языком дальше, Дима, сжимая пальцы на ягодицах, чтобы притянуть Антона ближе. Антон совсем теряет голову, когда тянет зубами нижнюю губу и слышит хриплый Димин стон. Щепин вдруг поднимается и рывком вздергивает Антона на себя, матерится в губы шепотом и устраивает его на стиральной машинке. Антон тут же обхватывает Щепина ногами, вжимается, выгибается навстречу. Чувствует Димины ладони с силой проходящиеся по спине и цепляющие край футболки. В следующую секунду футболка летит куда-то в ванну, а Дима беспорядочно мажет губами по щеке, шее, ключицам, оставляя кровавые следы и красные следы от укусов. Антон стонет и подставляется, льнет к Диминому рту и рукам, но потом тянет его вверх, чтобы снова поцеловать. Арбузову горячо и безумно, и где-то на задворках сознания бьётся мысль, что угораздило же хорошего и правильного Бестужева связаться с ними двумя, такими ебанутыми, и что сейчас вот для этого всего не совсем подходящее время, нужно этих двоих как-то мирить, а не вылизывать рот Щепина так жадно и активно, будто от этого зависит его жизнь. Вот только Щепин ныряет рукой за резинку Антоновых штанов, и все мысли в миг улетучиваются. Антон со всхлипом откидывает голову и подаётся вперёд, в ладонь, обхватывающую член. Дима делает несколько движений и отстраняется, вызывая недовольный стон, но в следующую секунду снова обхватывает его член, но уже вместе со своим. Арбузов шепчет «Бляяяять», чувствуя трение, и обхватывает Димину ладонь своей. Они двигают руками синхронно и целуются. — Ребят, я… — дверь распахивается и в проёме возникает Миша. Замирает, глядя на них, и Антона от этого взгляда шпарит кипятком. Он сам замирает, от Димы отстраняется, опускает руку, вот только Щепина появление Миши не замедляет ни капли. Он лишь секундно стреляет в него глазами и возвращается к Антону, впивается губами в шею, ускоряет движение. Антон ничего не может с собой поделать, подаётся вперёд, стонет сквозь зубы, понимая, что в Димке сейчас злости не меньше, чем желания, но, черт, от этой его ярости наслаждение только острее, ярче, безумнее. Как и от Мишиного взгляда. Антон цепляется за Димины плечи и от Миши глаз отвести не может. Смотрит, смотрит, смотрит, как краска заливает его щеки, как напрягаются челюсти и раздуваются крылья носа. Кажется, что Миша хочет отвернуться, но позорно не может и шарит глазами по их телам, по Диминой двигающейся руке и наконец встречается глазами с Антоном. Через пару секунд Антон кончает, вскрикивая, откидывается, зажмурившись и дыша загнанно. Еще через пару секунд понимает, что Щепин тоже кончил, толкнулся в его живот и замер, вздрагивая крупно и впиваясь зубами в плечо. Антон его к себе прижимает, выравнивает дыхание и наконец открывает глаза. Смотрит на Мишу, у того щеки все такие же красные, но голос ровный, когда он говорит: — Я пришел сказать, что ужин разогрел, можно идти есть.   Дима выпускает Антона из рук, и тот соскальзывает с машинки, подтягивает штаны, подхватывает футболку. — Отлично, — говорит, скалясь. — Я пипец голодный. Он планирует проскользнуть мимо Миши, но тот его тормозит, говорит: — У тебя тут кровь, — и стирает большим пальцем Димину кровь с его щеки.  Черт. Арбузов бросает взгляд на Щепина, тот стоит в пол-оборота и в их сторону даже не смотрит, пялится на стену, будто плитка на ней интересней ему всего на свете. Самое время оставить их одних, кажется. Даже если нет, Антон именно это и планирует сделать. На кухне он вытирает бумажным полотенцем сперму с живота и натягивает футболку. Заглядывает в сковородку, стоящую на плите, и давится слюной. Фирменные Мишины котлеты пахнут одуряюще, но Антону так не хочется есть одному. Он наливает в стакан воды и выпивает залпом. Тело после оргазма ватное, и Антон, раскинув руки, тянется, прислушивается к тому, что там происходит в ванной, но коридор длинный и ни черта не слышно. Он какое-то время пялится в окно, но там не происходит ничего интересного, подсыпает Арбузику корм и думает, что надо найти хотя бы его для компании, но в коридоре не может удержаться и заглядывает в ванную. Дверь приоткрыта, и в широкую щель видно и Бестужева и Щепина. Первый сидит на борту ванны, как до этого сидел Димка, сам же Димка стоит между Мишиных разведенных ног, обхватив ладонями его голову. Бестужев утыкается лицом в его грудь. — Дим,  — выдыхает глухо, Антон, стараясь не шуметь, делает шаг поближе, чтобы лучше слышать. — Мне страшно за тебя, мне пиздец как за тебя страшно. Он обхватывает Щепина руками, а тот проходится ладонями по его затылку, ероша волосы и приглаживая их обратно, фыркает. — Блин, Мих, я как-то прожил до двадцати пяти лет, и некоторые из этих лет были в разы хуевее нынешних, поверь мне. И ничего же. Вот он я, вполне себе живой и здоровый, и планирую оставаться таким ещё долго. У меня есть кое какой опыт в этом всем, ну. Ничего со мной, блин, не случится. — Но я не хочу проверять. — А придется, — говорит Дима и в следующую секунду вскрикивает, отшатывается. — Ты укусил меня? — спрашивает неверяще. — Меня укусил ты?! Укусил?! Антон пытается не хохотнуть вслух. Кажется, они Мишаню поломали. Бестужев же взлохмаченный и раскрасневшийся, и, судя по всему, очень собой довольный, тянет Димку к себе обратно. — Это за то, что мне пришлось волноваться. — Да со мной же все в порядке! — А могло бы не быть. — Блять, Миша! — Дима встряхивает головой, выдыхает, успокаиваясь, и снова обхватывает Бестужева за затылок, заставляет того поднять глаза. — Мне придется смириться вот с этим твоим постоянным волнением, да? — со вздохом то ли спрашивает, то ли утверждает. — Как мне придется смириться с твоими рыцарскими подвигами, — тянет Миша, трется затылком о Димины ладони и наконец улыбается широко. — У нас обоих, похоже, нет выбора. Щепин усмехается, прижимается губами к Мишиному лбу, затем склоняется ниже и целует его в губы. Антон смотрит как эти двое, что десятки минут назад друг на друга злились, целуются неспешно и нежно, и сам от чертовой нежности задыхается. — Ну, — добавляет Щепин, отстраняясь, — Есть ещё вариантец: мы можем расстаться. И тут Антон не выдерживает. — Э, блин, — он врывается в ванну. — Что за разговорчики? Какие «расстаться»?! Я вам, блин, расстанусь! Говорят чушь какую-то. Щепин фыркает и смеется, Мишка следом, Антон же улыбается во все щи, потому что все как прежде: никакой злости, обид и страха, только любовь и понимание —  та самая утопия. — Дураки, — тянет он счастливо.  Его любимые дураки.