Это не лечат врачами

      Проснувшись, Хаджиме на секунду теряется: почему он лежит не в своей постели? А руку словно бы отрубили — совсем не чувствует. Ответ прост, конечно, — безмятежно спящий Ойкава лежит у него на плече. И спит явно крепко, вон даже рот открыл. Но дышит спокойно, мерно. Нет сомнений, что кошмары даже не думали атаковать сон Тоору сегодня. Возможно — Хаджиме не хочется этим как-то кичиться, но от догадки все равно тепло и приятно — он действительно помогает отогнать от Ойкавы дурные воспоминания, усмирить его мысли. Не подпускать кошмары, быть той стеной, которая защищает от них Тоору.              Его Тоору. Господи, даже не верится.              Хаджиме проводит по лицу ладонью, хмыкнув, покачивает головой, вновь оглаживает профиль Ойкавы взглядом, и инстинктивно на губы ложится улыбка. Да, возможно, будет непросто. Возможно, в будущем он ошибется в деталях. Но Хаджиме сделал итоговый выбор, и тот не изменится: он будет рядом с Тоору столько, сколько тот сам захочет. А может, и больше. Теперь Иваизуми не согласится так просто отпустить Ойкаву, не отдаст этого парня кому-то. Он будет бороться за их общее счастье. Бороться за искорки радости в глазах Тоору, за его чистый смех, за глупые шутки, за голос, который с нежностью каждый раз произносит когда-то глупое, но теперь такое родное для Хаджиме «Ива-чан». Бороться за то, чтобы больше никогда не видеть горьких слез Ойкавы, особенно когда сам Иваизуми является их причиной.              Ойкава мычит, причмокивает, словно младенец в поисках соски, но все-таки продолжает спать. Хаджиме сомневается на секунду, но все-таки убеждается, что Ойкава серьезно дрыхнет и не притворяется. Да только рука уже совершенно ощущается как инородная. Стараясь действовать с феерической аккуратностью, Хаджиме постепенно вынимает ее из-под головы Ойкавы. Освободившись, аж жмурится: плечо пронзает россыпью тонких уколов, когда кровь вновь разбегается по онемевшей конечности.              Выскользнув из постели, Хаджиме буквально на цыпочках выходит из комнаты, чтобы ненароком не разбудить Ойкаву. Наскоро приняв душ, Иваизуми оценивающе оглядывает свое лицо, чешет пальцами подбородок, раздумывая, стоит ли сегодня побриться или пока некритично.              — Щетина колется при поцелуях и раздражает кожу.              Одновременно с голосом из-за спины Хаджиме встречается глазами с Ойкавой в отражении зеркала.              — А ты с бородатыми пореже целуйся, — хмыкает Хаджиме, продолжая смотреть на Тоору посредством непрямого контакта.              Ойкава стоит в дверях ванной комнаты, оперевшись плечом в косяк, и будто бы ждет: а можно ли зайти дальше. Впрочем, у того на лице написаны все сомнения. Неужели полагает, что вчерашнее может просто бесследно исчезнуть? Откатиться обратно в заводские настройки? Будто Хаджиме может сделать вид, словно не было фраз, сказанных на той маленькой улочке возле разбитого автомобиля и не менее поломанного из-за чувств Тоору?              — Так и будешь топтаться там? — подначивает Иваизуми нарочно. И выжидает.              Оттолкнувшись, Ойкава шагает ближе, сокращает не такое уж и великое расстояние. А после несмело, почти боязливо кладет ладони сначала на голые лопатки Хаджиме, затем ведет вниз, останавливается на боках и быстро, будто чтобы не передумать, обхватывает вокруг пояса. Смущенно, так не по-Тооровски, клюет Хаджиме в щеку и избегает контакта взглядов, утыкаясь лицом возле шеи, чтобы спрятаться. Хаджиме почему-то веселит подобное поведение. Это почти непривычно мило, зато на фоне неловкости Ойкавы сам Хаджиме ощущает прилив уверенности. Потому как его черед делать шаги навстречу. Он опускает поверх рук Тоору собственные, успокаивающе гладит по коже.              — Я не возьму обратно ни одно из обещаний, что дал накануне. Я рядом, Тоору. Я не уйду и не передумаю насчет тебя, — без колебаний заявляет Хаджиме и слышит, как Ойкава позади него сглатывает. Неужто и правда боялся подобного? Можно было бы даже обидеться, но только не после той боли, что Хаджиме причинил Тоору, пусть ненамеренно, но отрицать бесполезно.              — Мы теперь… — Ойкава мнется, но быстро собирается и заканчивает: — … действительно вместе? Как пара?              Поднимает взгляд, опять взирает через зеркало в глаза Хаджиме, ждет ответа. Несмотря на тревожный флер, Ойкава, однако, заметно выспался, нет следов от усталости или последствий вчерашнего срыва. Он буквально сияет, от него словно исходит свет, пусть и неяркий, как будто пока боится пробиться полностью. И, кажется, Хаджиме в курсе, что именно его сдерживает.              — Может, сразу внесешь меня в семейный реестр Ойкавы? — подшучивает Иваизуми. Ну а кто сказал, что он прекратит подтрунивать только лишь потому, что теперь они вышли за рамки дружбы? Нет уж, теперь поводов даже больше.              — Я готов, — слишком уж серьезно и без раздумий отвечает Ойкава. — Если захочешь.              Хаджиме усмехается подобной прыти. Ещё немного, и Ойкаве всё-таки удастся его смутить неприкрытой прямолинейностью.              — Дуракава.              А затем наконец разворачивается лицом к Тоору и кладет ладони тому на щеки.              — Иди ко мне.              И оба одновременно тянутся за поцелуем. Хаджиме прислушивается к ощущениям, но ни единая клетка тела по-прежнему не противится близости. Наоборот, требует даже больше. Только это, наверное, слегка и пугает, как нечто новое, ранее непривычное. Но Ойкава опять, как и прежде, не давит, не спешит получить возмещение за продолжительное ожидание, позволяя Хаджиме управлять степенью их схождения. Как далеко они могут забраться, и где теперь пролегают границы.              Но границы стерты практически окончательно. Остальное лишь вопрос времени. Хаджиме мысленно благодарен Тоору за понимание.              А еще благодарен судьбе за такого понимающего Тоору.              Хаджиме прерывает поцелуй первым, но не отстраняется полностью. Они обмениваются дыханием, их носы трутся, и Хаджиме почти рефлекторно мягким мазком языка облизывает губы Тоору. Тот так и не размыкает веки. То ли ждёт продолжения, то ли все ещё местами боится открыть их, словно картинка в реальности отличается от ощущений. Хаджиме понимает: как бы Ойкава ни чувствовал, нужно время, чтобы уверить того в искренности обещаний. Показать делом свою готовность быть рядом. Хаджиме приложит для этого все усилия.              Но неожиданно Ойкава хмыкает и улыбается.              — Чего? — уточняет Хаджиме, заправляя тому прядь за ухо. У Ойкавы слегка кудрявятся на концах волосы, но обычно это заметно лишь утром, когда тот просыпается. Теперь Хаджиме будет видеть его таким даже чаще. От этого по телу растекается тонким слоем тепло и совсем вскользь волнение.              — Ещё вчера я думал, что это утро будет худшим из всех, что я пережил, — полушепотом признается Ойкава и продолжает тереться носом о Хаджиме. — Но в итоге мне даже немного страшно от того, насколько я сейчас счастлив. Ива-чан?              — Ну что ещё? — бурчит для проформы Хаджиме и бодает Тоору в лоб.              — Скажи это ещё раз, — просит Ойкава без уточнения.              Но уточнять и не требуется.              — Я хочу быть вместе с тобой, — так же негромко произносит Хаджиме. Сам закрывает глаза, словно чтобы все внимание сосредоточить на голосе. На словах. И на всем моменте. Только осязать. Чувствовать. — Я не уйду, не брошу тебя. Пока ты сам не захочешь, чтобы я исчез из твоей жизни.              — Никогда такого не будет! — мгновенно протестует Ойкава и плотнее жмется всем телом к телу напротив. На нем надета пижама, но все равно касание кажется очень интимным, словно наголо.              Хаджиме обнимает Ойкаву за плечи, кладет ладонь тому на затылок, как будто баюкает. Целует в мягкий участок кожи возле виска, а затем спрашивает:              — Что будешь на завтрак?              И тут же получает лёгкий толчок под ребра.              — Эй?! — возмущается Хаджиме. — За что это?              — Ива-чан, ты только что разрушил романтику.              Господи, думает Хаджиме, улыбаясь, и вот на это я подписался собственноручно.              

~~~

      — Тоору, тебе не обязательно ехать со мной, — говорит Хаджиме, когда Ойкава воодушевленно собирается вслед за ним наведаться посреди рабочей недели в Нагано, чтобы поздравить Нао с пятнадцатым днем рождения.              — Конечно, обязательно, Ива-чан, о чем ты? — удивляется Ойкава, зависая с поднесенными ко рту палочками за ужином. — Он твой брат, я хочу с ним познакомиться. Или ты меня стесняешься?              И смотрит, прищурившись с подозрением.              — Ты вообще-то работаешь, — напоминает Хаджиме. У него же завтра как раз выходной от занятий в зале у Нариты. Изначально он даже не думал, что вообще сможет отправиться к Нао. И так бы оно и случилось, останься он обычным бойцовским псом в клубе. Даже если бы Хаджиме выкроил день, то вполне мог испугать брата побитой физиономией, а последнее, что хотелось — сообщать младшему, почему его старший дерется за деньги.              — Я вообще-то сын президента компании, — бахвалится Ойкава с ухмылкой, за что Хаджиме кидает в него комок из салфетки. — Ничего не случится, если я не буду в офисе день или два, ты же знаешь, что я вполне успешно работаю и за его пределами.              — Тогда ладно, — соглашается Хаджиме, зная, что бесполезно спорить, да и не хочется. К тому же Тоору моментально радуется его решению.              Следующим утром Ойкава с самого подъема на рабочих звонках и в мобильнике, решает вопросы, раздает указания. Но когда они с Хаджиме заходят в магазин за подарком, тот отбрасывает все дела и с каким-то по-детски умилительным энтузиазмом рассматривает товары на полках, будто это ему они пришли выбрать игрушку.              — Ива-чан! Смотри! — зовет Ойкава, а затем тычет под нос коробку с конструктором и предается воспоминаниям. — У меня был похожий в детстве, только деталей меньше. Папа подарил вскоре после того, как мы переехали в Токио.              — Может, купим его для тебя? — хмыкает Хаджиме, наблюдая, как радуется этот большой ребенок. — Потому что Нао пятнадцать, да и лет с десяти он скорее предпочтет заумную книжку или набор для проведения химических опытов.              — Тогда зачем мы пришли сюда? — в недоумении уточняет Ойкава, продолжая, однако, бережно держать в руках коробку с конструктором.              — Ну… я не мог лишить тебя удовольствия побродить по магазину с игрушками. Кажется, тебе было весело, — подкалывает Хаджиме, едва сдерживаясь от наглой ухмылки.              — Да? А по-моему, это ты тут веселишься, глядя на меня, — парирует Ойкава, но без единой нотки обиды. Наоборот, улыбается.              — Возможно, — подтверждает Хаджиме и ловко уворачивается от очередного тычка в отместку. Да уж, они оба сейчас ведут себя так, будто пришли в магазин игрушек по адресу.              В итоге Ойкава настаивает на покупке обновленной электронной книги с бо́льшим объемом памяти, выудив из Хаджиме информацию, что брат все еще читает на старом девайсе, куда уже не влезают все его книги. А в придачу в бумажном виде покупают серию любимой манги Наото.              Уже в поезде до Нагано Хаджиме думает: написать ли Нао заранее, что вместе с ним приедет Ойкава? Но не решается. Он и сам за минувшие дни все еще привыкает к факту, что вступил в отношения с парнем, а уж как сообщить об этом брату, Хаджиме и вовсе теряется. Вряд ли Нао осудит подобный выбор, но вываливать правду на младшего кажется тоже излишним. Может быть, следует обсудить этот вопрос с Ойкавой? Сильно ли он расстроится, если Хаджиме, например, совсем утаит правду о статусе их отношений? И заденет ли его это в принципе? Хаджиме смотрит на Ойкаву, но тот увлечен работой. Его пальцы бегают по клавиатуре маленького ноутбука с бешенной скоростью, параллельно успевая что-то печатать в мобильнике. На носу у Тоору очки, брови слегка насуплены, вид до жути серьезный, так что Хаджиме чувствует смесь из гордости, веселости и… возбуждения.              За минувшие трое суток они не продвинулись дальше, пусть и куда более жадных, чем прежде, но все-таки лишь поцелуев. Оба не скрывали очевидные реакции тела, но никто не стремился первым пересекать финальную линию. Хаджиме колебался: должен ли он быть тем, кто даст зеленый сигнал на продолжение? Ведь нет сомнений, что Ойкава готов к более взрослым играм. Но готов ли сам Хаджиме? Ойкава вызывает желание, его тело манит и выглядит привлекательным, от его прикосновений Хаджиме разгорается, а организм откликается и выдает все знаки готовности к близости. Но почему-то конечный страх… нет, ладно, просто некоторое волнение перед чем-то на практике неизведанным заставляет Хаджиме усомниться, что он сможет сделать Тоору приятно. Тот бы, прочитав мысли, точно бы улыбнулся, заверив, что сам факт наличия Хаджиме рядом уже делает Ойкаву счастливым, что ему большего и не нужно — ну уж точно не нужно всего и сразу, и он потерпит, сколько потребуется. Но проблема и в том, что Хаджиме, в общем-то, тоже мужчина, у которого, как ни прискорбно, слишком давно не было секса. Это сбивает с толку. Правда, память тут же подкидывает воспоминание, что на Кумико у него фактически так и не встало, независимо от времени воздержания. Хаджиме одновременно смешно над ситуацией, что он как будто заново готовится потерять девственность.              Где-то с передних рядов вагона доносится плач младенца, отвлекая от мыслей. Хаджиме складывает на груди руки и присползает вниз по сиденью, прикрыв глаза. Он пока отдохнет, а Ойкава пусть поработает. До пункта их назначения остается чуть меньше часа.                     — Ива-чан, мы приехали.              Хаджиме чувствует касание на плече, а потом открывает глаза и встречается взглядом с разбудившим его Ойкавой. Надо же, думает Хаджиме, даже не уследил, когда отрубился. Поезда действительно расслабляют.              — Надо было раньше меня растолкать, — говорит Иваизуми, разминая шею.              — Зачем? Ты выглядел расслабленно, а мне все равно пришлось поработать, тебе стало бы скучно со мной, — оправдывается Ойкава, на макушке которого все ещё сидят очки. Кажется, он о них просто забыл.              — Ладно, нестрашно, — отмахивается Хаджиме. Встаёт и берет с полки над ними сумку. — Готов?              Ойкава кивает, забрасывая на плечо ремень чехла от ноутбука. Остальные пассажиры тоже поднимаются с мест и аккуратно двигаются к выходу из вагона на станцию.              До клиники, в которой находится Нао, путь на такси занимает приблизительно полчаса. Хаджиме пишет брату, что он совсем скоро будет, и тогда Нао ему отвечает, что встретит его в палате. Обычно врачи не разрешают парнишке часто пользоваться мобильником, но сегодня, вероятно, сделали исключение, пока тот ожидает приезда аники. Ойкава по-прежнему занят работой, хотя по малейшим признакам Хаджиме отмечает: Тоору волнуется. Неужели из-за встречи с его младшим братом? Боится неодобрения? Впрочем, Хаджиме и сам чуть-чуть мандражирует, хоть и знает, что Нао — чудесный, воспитанный парень, которого он сам фактически вырастил.              Ойкава тихо под нос чертыхается, нервно давит на кнопку, видимо, что-то стирая. Выдыхает, захлопывает устало на ноутбуке крышку. И вздрагивает от неожиданности, когда Хаджиме перехватывает его руку, сжимая ладонь в ладони — таксист все равно следит за дорогой, так что пофиг, не его дело, что творится на заднем сиденье.              — Ива-чан, а вдруг я не понравлюсь Наото? — тут же озвучивает свои опасения Ойкава, тем самым подтвердив подозрения Хаджиме.              — Не нервничай. Вы поладите, — обещает в ответ Иваизуми. Кажется, Дуракава готов полезть обниматься, но сдерживает порывы благодарной нежности, лишь улыбается и крепче сжимает пальцы Хаджиме.              — А твой брат такой же красавчик, как и ты? — видимо, своей шуткой Ойкава пытается разрядить обстановку.              — Ему пятнадцать, даже не думай, — фыркает в ответ Хаджиме.              — Не ревнуй. Ты единственный Иваизуми для меня.              И смотрит снова так, что у Хаджиме появляется непреодолимое желание впечатать в лицо Ойкавы ладонь и отвернуть прочь от себя, потому что этот полный любви и преданности взгляд просто до одури милый и заставляет смущаться. Ну или, как еще вариант, можно впечататься Ойкаве в губы, но тогда таксист определенно что-то заметит, даже если будет очень стараться следить за трафиком на дороге.              Возле здания клиники Ойкава опять медлит, так и хочется поддеть его под руку и вести за собой, но Хаджиме понимает причину. Он тоже волнуется, даже если убеждает себя, что это и глупо. Нао всегда был на его стороне. Точнее, они оба были на стороне друг друга. И если Хаджиме сообщит, что Ойкава для него важен, то Наото обязательно этот факт примет и не осудит их.              Перед палатой тормозят уже оба. Ойкава вручает пакет с подарком, который сам тащил от такси.              — Тебе, наверное, лучше зайти одному. Хотя бы для начала.              Хаджиме чешет лоб и раздумывает.              — Тогда… я позову тебя позже, ладно? — уточняет он и на сердце как-то спокойнее, когда Ойкава кивает с улыбкой. — Тем более это ведь подарок от нас двоих, так что…              — Я не возражаю, если ты присвоишь все лавры себе, — добродушно хмыкает Ойкава. А затем коротко сжимает ладонь Хаджиме. — Иди, Нао ждет тебя. Все в порядке, я пока проверю, вдруг что-то важное на работе.              И виляет перед Иваизуми телефоном.              Кивнув, Хаджиме соглашается и берется за ручку двери.              — Нии-чан! — тут же раздается радостный голос Нао.              Брат сидит в кресле возле окна, видимо, надеялся увидеть появление Хаджиме, но пропустил, что очевидно. Нао подскакивает с места навстречу и обнимает старшего брата за пояс, прижимаясь худеньким телом. Для пятнадцатилетнего пацана Нао выглядит более мелким и хрупким из-за болезни, но после времени, что им не удавалось увидеться, Хаджиме кажется, что Нао все-таки чуточку вырос. И это не может не радовать.              — Ну привет, козявка, — отставив пакет и стискивая брата в руках, произносит Хаджиме, даже не журя за такую активность, которая младшему противопоказана. Треплет Нао по волосам, от которых пахнет шампунем, словно тот был в душе совсем недавно. — Как ты здесь?              — Отлично! Утром были процедуры, но я чувствую себя на все сто, — отчитывается Наото и снизу вверх смотрит на брата, не прекращая его обнимать. — Я соскучился по тебе, нии-чан.              — Я тоже, братишка. Прости, что не мог вырваться раньше, — извиняется Хаджиме. Быстро, чуть стесняясь порыва нежности, чмокает Нао в макушку. — С днем рождения.              — Спасибо, Хаджи-чан, — благодарит Нао и, отпустив брата, кивает на ожидающий на полу подарок. — А это что там в пакете? Это мне?              — Конечно, нет. С чего бы мне дарить тебе что-то? — усмехается Хаджиме и тут же поднимает пакет за ручки. — Сначала сядь.              Нао послушно забирается на край кровати, сложив по-турецки ноги, и едва не сияет в предвкушении от подарка.              — А теперь держи, поздравляю.              Взяв подарок, Нао мгновенно залезает внутрь пакета и с очевидным восторгом выуживает оттуда коробку.              — Вау! Нии-чан, она просто охренительная! — восхищенно восклицает Нао, вертя в руках еще запечатанную электронную книжку.              — Эй, не говори такие слова.              — Какие? — наивно уточняет Нао, начиная с энтузиазмом распаковывать свой подарок.              — Охренительная.              — Нормальное слово. И мне пятнадцать, а не пять, Хаджи, поэтому я уже могу говорить слова вроде охренительная, — парирует довольно Нао.              Хаджиме садится рядом и следит, как блестят глаза брата, когда тот наконец берет в руки читалку.              — Да сюда можно загрузить просто тонну книг и манги!              Нао едва не подпрыгивает на месте, а затем резко вешается на шею Хаджиме.              — Спасибо! Это просто супер подарок.              — Там внутри еще кое-что.              Нао вновь лезет в пакет, достает завернутую в подарочную упаковку мангу и распечатывает ту следом.              — Да ладно?! Вся серия? — Нао поднимает полный восторга взгляд, и его лицо буквально лучится. Ради такого настроения брата Хаджиме и готов был сражаться, лишь бы Нао ни в чем не нуждался, был счастлив и изо дня в день чувствовал повод для радости.              — Эм… кстати, это не только от меня, — начинает чуть издалека Хаджиме и быстро жалеет, когда выражение Нао заметно меняется, а по лицу пробегает неприятная хмурость.              — Только не говори, что от… мамы, — последнее слово Нао озвучивает гораздо тише.              — Нет, — тут же качает головой Хаджиме. Тема матери для Нао стала чем-то особо болезненным, когда тот понял, что он ей совсем не нужен. Нао до последнего пытался оправдать мать, помогать ей, но когда здоровье его подкосило, стало окончательно ясно, что той женщине наплевать даже на своего родного сына. — Я не общался с ней с тех пор, как забрал тебя.              — Вот и славно, — пытаясь вернуться к прежнему настроению, произносит Нао, но видно, что упоминание матери опять сделало ему больно. — Тогда… это от твоей девушки?              Нао с любопытством смотрит на брата и хитро улыбается.              — Я угадал, да? Ты покраснел, нии-чан, — дразнится Нао, смеясь, а после ойкает, когда Хаджиме щелкает того по лбу.              — Это не девушка, — бурчит Иваизуми. — Это…              Вот черт! Вот и попался. Слова копошатся в мозгу в попытке слиться в удобоваримую формулу. Как лучше представить Ойкаву? Нельзя вывалить Нао всю правду скопом, да и в двух словах обо всем не расскажешь. Но и скрывать, уворачиваться и юлить Хаджиме тоже считает нечестным в отношении брата.              — Нао, — Хаджиме прокашливается, — я… в общем…              — Нии-чан, ты меня пугаешь, — хмыкает Нао, а потом выпаливает: — Неужели ты успел жениться?!              — Что? Нет! — опешивая, Иваизуми отрицает подобное предположение. Вот мелкий негодник. Надумал себе, отчего Хаджиме окончательно чувствует себя попавшим в ловушку собственной нерешительности. — Дурачина, чего несешь, а?              Пихает брата, заставляя младшего покачнуться, когда тот нагло прыскает от реакции Хаджиме.              — Я приехал с близким другом, — наконец озвучивает Иваизуми. Не лучший из вариантов, но пока важно обозначить сам факт наличия Ойкавы. — Он в коридоре, я хотел бы вас познакомить. Ты же не против?              — Ну вот, нашел там уже в Токио кого-то, пока я тут лежу, да? — вздохнув, спрашивает Нао, и только когда на губах вновь пробивается улыбка, Хаджиме понимает, что брат снова его подкалывает, мелкий засранец. — Ну конечно, пусть заходит, — явно с любопытством говорит Нао.              Хаджиме быстро подходит к двери палаты и, выглянув, зовет Ойкаву внутрь.              — Привет, — тут же здоровается Тоору, взмахнув рукой, едва переступает порог. А затем резко шагает к кровати и протягивает парню ладонь. — Я Ойкава Тоору, но ты можешь звать меня просто по имени.              — Иваизуми Наото, — вежливо представляется тот в ответ. — Для друзей просто Нао.              Хаджиме замечает, что последняя фраза явно не оставляет Ойкаву равнодушным.              — Спасибо за подарок, Тоору, — говорит Нао и демонстрирует распечатанную электронную книгу и мангу.              — Я рад, что тебе понравилось. Но это все заслуга Ива-чана, в смысле твоего брата, — быстро исправляется Ойкава, но для Нао обращение не остается незамеченным, хотя тот и не подает особого вида.              — А чего вы стоите-то? — мимоходом говорит Нао. — Садитесь.              Ойкава вопросительно оглядывается на Хаджиме, будто спрашивает разрешения.              — А как вы познакомились? — новый вопрос Нао заставляет Хаджиме в очередной раз впасть в ступор. — Просто удивительно, что у нии-чана есть такие приличные друзья.              — Так, ты сегодня явно напрашиваешься, — в шутку грозится Хаджиме, опять заняв место на кровати возле брата. Ойкава же разместился в кресле напротив.              — Мы встретились в одном спортзале, — приходит на помощь Ойкава. — Я как раз остался без тренера, а Хаджиме отлично справлялся со всеми этими снарядами и упражнениями, так что я попросил его помочь мне. С тех пор мы стали заниматься вместе, а потом как-то стали общаться и вне тренировок.              — Ага, — кивая, подтверждает Иваизуми. Нет смысла что-то выдумывать, тем более крупицы истины будто и правда есть в том, что придумал Тоору. По крайней мере они действительно встретились в зале у Нариты.              В итоге втроем болтают о всякой всячине, Ойкава активно вливается в разговор с Нао, интересуется тем, что тому нравится, говорит с ним о книгах и манге, поражая Хаджиме довольно глубоким познанием. Чуточку рассказывает о работе, когда Нао о ней любопытствует. Сам Хаджиме в большей степени наблюдает за их общением. Наверное, даже любуется тем, как два важных для него человека нашли общий язык и не ощущают препятствий.              Теплое чувство, окутывающее изнутри от этого зрелища, не сразу находит определение, но все-таки Хаджиме ловит его, пытаясь осмыслить. Это словно что-то давно забытое, снова поднятое из глубин памяти. То, о чем Хаджиме перестал скучать, чтобы зря не бередить душу. То, что было потеряно не по своей воле, и теперь немного боязно обрести снова, отвыкнув.              Это чувство семьи, где вокруг любимые, самые дорогие для тебя люди.              Это Нао и Ойкава вместе с ним, рядом. Хаджиме большего и не нужно.              Их идиллию нарушает вошедшая после стука в палату медсестра. И хоть минуло уже больше часа, кажется, время проскочило мгновенно.              — Прошу прощения, но график посещения заканчивается.              — Ну-у-у, — расстроенно тянет Нао, когда за медсестрой закрывается дверь. — Вы же только недавно пришли.              — Они заботятся о твоем состоянии. И вынуждены соблюдать правила, — говорит Ойкава, хотя будто и сам сник, что пришло время прощаться.              — Теперь я смогу навещать тебя чаще, так что мы скоро снова приедем, обещаю, — пытается подбодрить брата Хаджиме, но, конечно, его слова лишь капля в море. — Тебе нужно отдыхать.              — Я не устал, — бурчит Нао. — Я вообще чувствую себя гораздо лучше, чем раньше.              — Я поговорю с Ямагучи-сенсеем о твоем состоянии, — говорит Хаджиме. Он в любом случае должен встретиться с лечащим врачом брата, узнать о прогрессе в лечении. И продлить пребывание Нао в клинике. — Возможно, он разрешит тебе какие-то послабления в режиме. Ладно?              Нао молча кивает.              — Спасибо, что навестили. И за подарки.              — Рад был познакомиться с тобой, Нао, — Ойкава крепко жмет его руку на прощание.              — Я тоже, Тоору. Присмотри за нии-чаном, ладно?              — Можешь на меня положиться, — Ойкава, искоса бросив взгляд на Хаджиме, подмигивает Наото. — Ладно, оставлю вас наедине, а то вдруг Ива-чан захочет поплакать, не буду смущать.              Получив от Хаджиме выражение в диапазоне между «Дома поговорим» и «Я больше никогда не подпущу тебя близко к моему брату, и домой мы едем по отдельности», Ойкава выходит.              — Он классный, — первым делом отмечает Нао. — Я рад, что у тебя в Токио есть друг.              — Ойкава, он… — Хаджиме мешкает, нервно трет шею, но знает, что должен быть откровенным с Нао. — Знаешь, на самом деле этот парень мне гораздо ближе, чем просто друг.              Нао моргает и явно ждет продолжения.              — Он очень дорог мне, — еще попытка описать свои и без того сумбурные чувства к Тоору.              — Вы типа встречаетесь, что ли? — без экивоков, прямо интересуется Нао. И пока Хаджиме подбирает ответ в легком замешательстве на такую проницательность брата, тот добавляет: — Нии-чан, я уже не маленький, и знаю, что такое бывает. И я, ну, не против, если ты боялся этого. Тоору мне нравится, правда.              — Мне тоже, — облегченно выдохнув, признается Хаджиме. Нет смысла искать иное определение, переубеждать Нао в том, что в принципе правда, хоть это пока продолжает укладываться даже в мозгу Хаджиме. — Я вроде как люблю его.              — Больше чем меня? — не всерьез возмущается Нао.              — Нет, козявка, ты всегда номер один в моем списке, — заверяет Хаджиме и, притянув брата, обнимает того за плечи. — Но Ойкава идет сразу после.              — Тогда ладно. Здорово, что ты не один в Токио, — искренне радуется Наото.              

~~~

      Пока Иваизуми общается с врачом, занимающимся лечением Нао, Тоору ждет в коридоре. Разговор занимает меньше четверти часа, так что Тоору надеется, что это положительный признак. Ямачуги-сенсей оказался приятным, опрятным мужчиной едва за тридцать. Он мгновенно узнал Иваизуми, поприветствовал их с Тоору с улыбкой. Судя по тому, что успел сказать Ива-чан, этот врач правда один из лучших в Нагано, и поэтому все надеются на полное выздоровление Нао со временем. В медицине Тоору абсолютный профан, да и Хаджиме не вдавался в детали, так что в общем, что было ясно — у Наото серьезное заболевание крови, отчего тому сложно жить вне больницы, так как постоянно требуются процедуры и ежедневный прием препаратов, а также суточный мониторинг его состояния. После операции год назад, ради которой Иваизуми и вписался в долг в клубе Нариты, Нао действительно стало лучше, он по крайней мере может вставать с постели и вести хоть короткую, но активность. Но это еще, к сожалению, не панацея.              Иваизуми выходит из кабинета и плюхается на стул справа от Ойкавы.              — Все в порядке? — спрашивает Тоору и кладет ладонь Иваизуми на спину.              Тот вздыхает, потирает устало глаза, ворошит волосы.              — Состояние Нао довольно стабильное, но в том и проблема, — признается Иваизуми. — Для дальнейшего выздоровления необходима еще одна операция.              — Тогда давай перевезем Нао в Токио, я оплачу операцию, и вы будете ближе, — не колеблясь, предлагает Тоору. Если вопрос лишь в сумме, то это совсем не проблема. Жизнь брата Хаджиме гораздо важнее.              Но Иваизуми резко оборачивается и категорично говорит:              — Нет, Тоору, это дорого. Слишком.              — Сколько? — прямо спрашивает Ойкава.              — Приблизительно столько же, как и первая, — утыкаясь лицом в ладони, делится Иваизуми.              — Ну и в чем проблема? Я смогу заплатить эту сумму. Ива-чан, это вопрос здоровья Наото, деньги здесь не важны. Тем более, я могу себе это позволить.              — Но не могу я! — неожиданно восклицает Иваизуми, вскочив с места. Мимо идущие медики косо смотрят на его взрыв эмоций, но молча минуют. — Я не знаю, как расплатиться с тобой даже за мой первый долг. А тут снова… Блять, — ругается Хаджиме, но уже тише. Устало.              Встав за ним следом, Тоору, наплевав на всех, берет Иваизуми за руки, держит крепко, чтобы не вырвался.              — Ива-чан, слушай внимательно, — серьезно просит Тоору, и Хаджиме поднимает глаза, встречаясь с ним взглядом. — Для тебя мне не жаль ни денег... да ничего из того, что у меня есть. Я готов все отдать ради твоего благополучия. А Нао твой брат, поэтому для меня он отныне тоже не чужой. Это не долг, я не прошу вернуть деньги. Я просто хочу помочь, потому что это в моих силах.              — Снова играешь в богатенького благодетеля? — ляпает Иваизуми, но по его глазами Тоору читает, что о словах тот сожалеет мгновенно. — Черт, прости.              Да, это обидно, но Тоору не злится. Он понимает. Пытается. Хаджиме очень сложно, тот боится за брата, печется о нем, потому как они единственные, кто есть друг у друга. Но теперь у них есть и Тоору. И это не из каких-то корыстных целей.              — Ива-чан, я не пытаюсь купить твое расположение или благодарность. Кажется, мы это уже прошли. И нет, я не буду на тебя обижаться, хотя не скрою, что меня это задело, — против воли Тоору чувствует жжение в уголках глаз. — Но если ты хочешь видеть в этом какой-то мотив, то ладно… Пусть так, хорошо. Если тебе от этого проще принять мою помощь. Но мне плевать на деньги, если ты рядом и если ты счастлив. Я нашел тебя и не позволю проходить через беды в одиночестве. Для меня ты — семья, Хаджиме.              Иваизуми молчит, его челюсть крепко сжимается. Тоору боится, что тот просто вырвется и пошлет его. И на этом недолгое счастье закончится. Но быстро дает себе мысленную оплеуху — Иваизуми не врет о чувствах. Хватит бояться. Просто сейчас тот подавлен, в смятении из-за брата. Из-за всей ситуации, которую контролировать в одиночку трудно.              — Мне тяжело быть тебе обязанным, — тихо признается Иваизуми, понурив голову.              — А какому-то мутному типу вроде Нариты легко, значит? — хлестко парирует Ойкава.              Иваизуми высвобождается и опять занимает место на стуле.              — Ты не чужой мне, это другое.              — Именно поэтому я и хочу помочь, — убеждает Тоору.              Присаживается перед Иваизуми на корточки, кладет на колени руки.              — Думай в первую очередь о Наото. Если это его шанс на полноценную жизнь, то прекрати думать о чертовом долге. Он только здесь, — Тоору тычет кончиком пальца Иваизуми по центру лба, — ты сам себе выдумал какие-то препятствия. Ты ничего не должен мне, Иваизуми Хаджиме, мне изначально не нужны были обратно деньги, которые я отдал Нарите, а теперь и подавно. Я первым же делом разрываю и аннулирую наш контракт, как только мы вернемся домой. Ты свободен. Ты даже можешь уйти от меня, если захочешь. Ты сам себе хозяин. Но ты не можешь запретить мне помочь твоему брату. И вообще, я всегда могу сделать анонимный взнос на его имя и…              — Да прекрати ты уже тараторить, понял я, — перебив его, просит Хаджиме, но без намека на грубость. А затем, покачав головой, хмыкает. — Тебя легче убить, чем с тобой спорить. Чокнутый богатенький Дуракава.              — Значит, ты позволишь оплатить операцию? — с надеждой уточняет Тоору.              — Но я все равно однажды верну тебе все деньги, — упирается Иваизуми.              — Лучше отложи их на счет Нао, оплатишь ему учебу, — советует Тоору, поднимаясь. А после протягивает ладонь. — Пойдем, скажем Ямагучи-сенсею, чтобы он подготавливал документы. И заодно предупредим, что мы забираем Нао в клинику в Токио.              

~~~

      Из Нагано возвращаются ближе к вечеру. Пока Тоору завершает дела по работе, Иваизуми уже что-то стряпает им на ужин.              Подойдя к нему со спины, Тоору кладет голову на плечо Иваизуми, обнимает за талию, водит кончиком носа по коже на шее. Все еще порой так непривычно, что можно вот так открыто, не скрывая желаний, касаться. На плите что-то булькает, но Тоору голодный и еду Иваизуми он готов есть в любом виде, даже не спрашивая. Правда, сейчас его мучает голод другого сорта, пусть ему и не место на кухне.              — Если нечем заняться, можешь приготовить салат, — говорит Иваизуми, но не пытается отстраниться от посягательств на свою шею.              — Неа, если у меня стоит выбор между тобой и салатом, я выбираю тебя, — вполголоса отвечает Тоору и прикусывает Ива-чана за мочку уха.              — Тогда сходи в душ, — предлагает другой вариант Иваизуми.              — От меня что, неприятно пахнет? — тут же реагирует Тоору и, приподняв руку, обнюхивает рубашку, из которой так и не переоделся. Он и правда планировал помыться до ужина, но вот отвлекся.              — Конечно, нет, — Иваизуми шлепает его по торчащей из-за плеча голове прихваткой. — Просто ты… мешаешь.              Тоору слышит за этим особый смысл.              — Не можешь сосредоточиться, да, Ива-чан? — мурчит Ойкава, ведя ладонями по животу Иваизуми выше, хоть и поверх ткани футболки.              — Могу, — явно наперекор отвечает тот. — Но твой одеколон перебивает запах еды.              — Твои отговорки просто детские, — усмехается Тоору. Чмокает Иваизуми в щеку, сжаливаясь, и отступает. — Ладно, я быстро, не начинай без меня ужинать, договорились?              — Вали уже, — подгоняет Хаджиме.              — Ива-чан?              — Ну что? — тот оборачивается.              И в то же мгновение получается поцелуй в губы.              — Всё, я ушел, — смеется Тоору, пятясь, чтобы ему ненароком не влетело за подобные игры.              Температура в кабинке быстро нагревается от теплой воды, мышцы приятно расслабляются после обратной полуторачасовой дороги из Нагано на поезде и почти сорока минут на такси от вокзала из-за вечерних пробок. День был насыщен событиями, но в сон, как ни странно, не тянет, хотя неплохо было бы завалиться в кровать, обнимать Ива-чана и включить фильм, чтобы заснуть еще до финала. Как-то негласно с той ночи они вместе проводят все остальные именно в спальне Тоору. А высыпаться с Иваизуми под боком становится за прошедшие дни абсолютно нормальным явлением.              Стук в дверь кабинки заставляет Тоору немного вздрогнуть. Он оборачивается и ясно видит за матовым стеклом силуэт Иваизуми.              Выглядывая наполовину из-за двери, удивленно спрашивает:              — Ива-чан, что-то слу…              — Можно к тебе? — не дослушав, задает вопрос Иваизуми.              Тот одет в те же вещи, которые были на нем на кухне. Но когда Тоору практически рефлекторно кивает в знак одобрения, тот шустро избавляется от штанов и футболки, бросая одежду на пол. Вступает внутрь кабинки, заставляя на шаг отойти Тоору, а после, закрыв дверь, цепляет Тоору за пояс и резко вжимает в себя, впечатываясь поцелуем в губы. Тоору едва соображает, что происходит, кроме разве что факта возбуждения Иваизуми. Член Хаджиме трется ему о бедро, еще мягкий наполовину, но вряд ли это надолго. Тело Тоору в ответ вспыхивает моментально. Он и так был разгорячен из-за душа, но рядом с мужчиной, которого так сильно любит, в принципе готов напрочь расплавиться.              — Ива-чан, почему ты… так резко… — прерывисто пытается выяснить Тоору в коротких паузах между затяжными, мокрыми поцелуями.              Ладони Хаджиме блуждают около поясницы, чуть опускаются ниже, задевая верх ягодиц, иногда пальцы сильнее сминают кожу, отчего Тоору глухо мычит в рот Иваизуми, не в силах сдержать удовольствие. Сам он цепляется за его широкие, крепкие плечи, пытается максимально тесно слиться телами. У Тоору стоит как по команде. Кажется, рядом с Хаджиме он заводится, как вечно фантазирующий о сексе школьник во времена пубертата.              — Нечего было отвлекать меня от готовки, — Иваизуми жаром выдыхает слова в губы Тоору, а после снова целует так страстно, глубоко, опьяняюще сладко. Их языки сплетаются, они мягкие, словно вата, но это так вкусно. Тоору готов кончить лишь от этого ощущения.              На них льется вода, отскакивает от кожи, стекает влажными ручейками. Наверное, испаряется от того, какие они с Иваизуми сейчас горячие. Тот подталкивает Тоору к стенке кабины, переносит одну руку с пояса и укладывает Тоору на горло. Не жмет, не давит, просто касается, скользит большим пальцем по центру, обводит бугорок кадыка, когда Тоору кое-как сглатывает, потому что целовать Иваизуми ни на секунду не прекращает. От горла ладонь плавно спускается, замирая где-то возле груди, где под ребрами дикий ритм отбивает сердце. Кажется, то готово рваться навстречу. Освободиться из клетки и подарить себя Иваизуми физически.              — Ива-чан…              — Тшш, — останавливает Иваизуми.              Отлипает от губ и короткими прикосновениями переводит ласки на шею. Тоору стонет от неожиданности, когда Хаджиме присасывается с явным желанием запечатлеть метку. Это будоражит до неприличия, хотя вроде бы дальше некуда. Тоору, может быть, сходит с ума от любви, но носить на себе след Иваизуми, будто знак, что только тот один может касаться Тоору, заставляет ощущать странную эйфорию. Он действительно принадлежит Иваизуми, и иметь на то физическое доказательно просто до безумия здорово.              — Раздвинь ноги немного, — просит Хаджиме с возбуждающей хрипотцой в голосе, и Тоору беспрекословно слушается.              А затем ладонь Иваизуми сжимает в кулак их стволы вместе. Тоору все еще чуточку выше, но его ноги уже подгибаются, так что разница в росте почти нивелируется. Свободной рукой Иваизуми продолжает обнимать его, а вторая в дурманящем ритме дрочит сразу обоим. Тоору улетает куда-то за пределы сознания. В голове — короткое замыкание, по конечностям, от самых пальцев бегут разряды, концентрируясь в животе и ниже. Кулак Иваизуми без проблем скользит вниз и вверх по влажной коже, пальцы проезжают подушечками по головке члена, раздразнивая. Лбом Тоору падает на плечо Иваизуми. Стонет, не щадит голоса. Под закрытыми веками все расплывается — возможно, отчасти из-за воды на ресницах.              Хаджиме дрочит более резко, несдержанно, сам дышит часто, шумно, так что обжигает кожу Тоору. Им обоим не требуется много времени для разрядки, скорее, каждый пытается оттянуть финиш, продлить это чувство близости. Оно, конечно же, не последнее, но первое — самое сладкое для Тоору.              Ойкава кончает раньше, буквально хватается за Иваизуми, чтобы не скатиться вместе с водой по стенке. По чувствительной коже члена все еще скользит крепко сжатый кулак Иваизуми, доводя и того до оргазма. Их семя смешивается на руке Хаджиме и вместе стекает в слив душевой кабинки. Пульс бухает по перепонкам, феерическая легкость льется по телу. Тоору улыбается, вжимаясь лицом в шею Хаджиме. Пальцами ловит набрякшие от воды прядки волос на затылке, перебирает. Тело Хаджиме придавливает Тоору к стенке. Кажется, они стоят на ногах чудом, потому что опираются исключительно друг на друга.              — Ива-чан? — вновь зовет Ойкава.              — М?              — Я люблю тебя.              Вместо ответа припухшие губы Тоору снова атакованы поцелуем. Он еще дождется произнесенное вслух признание, спешить некуда. А такая реакция Иваизуми и без слов говорит Тоору о многом.