Это не лечат врачами

      Тоору точно не знает, какова причина, но Иваизуми убирает колючки. Не все и не до конца, но после того, как тот притащился домой весь побитый, а после позволил Тоору себя подлатать и вечером приготовил заказанный ужин, — дела будто пошли на подъем.              Тоору сталкивается с Иваизуми в прихожей, когда встает на работу раньше обычного. На Тоору — шелковый домашний халат, как банально и пошло. На Иваизуми — шорты поверх спортивных лосин и закрытая под самый подбородок олимпийка. Сексуально, уж по мнению Ойкавы точно.              — Ты… куда это? — не сразу спросонья соображая, спрашивает Тоору, протирая глаза и подавляя зевок. Почему-то в квартире зябко, и он плотнее запахивает халат. Думает: а выглядит, будто стесняется под оценивающим (точно ли?) взглядом Иваизуми.              — На пробежку, — коротко объясняет тот. Может, холодно от его отношения, а все прочее Тоору лишь кажется? — Нельзя?              Смотрит, словно с вызовом. Так, что у Тоору подобострастно скручивается узлом в животе далеко не от боли.              — Я внимательно изучил контракт. Бегать мне по условиям не запрещено.              Вообще-то, согласно подписанному еще неделю назад договору, который подготовил юрист, Иваизуми вообще практически ни в чем не ограничен. Разве что не имеет права не выплатить перекупленный Ойкавой долг. И отрабатывать его должен, выполняя личные поручения господина. Какие конкретно — договор почему-то умалчивает. «Мои, которые будут необходимы» — просто поясняет Тоору, пожав плечами, а сам понимает, что наиважнейшим условием для него является само присутствие Ива-чана. Но такое тому не скажешь.              — И давно ты бегаешь по утрам? — любопытствует Тоору.              Подходит ближе, опирается плечом о зеркальную дверь гардеробной, сложив на груди руки. Оценивает внешний вид Иваизуми. Сглатывает. Черный спандекс красиво обтягивает натренированные икры ног. Под шортами, хоть и не слишком узкими, все же выделяется контур спортивных ягодиц. Чуть взлохмаченные после сна темные волосы бессистемно топорщатся. Иваизуми вообще не слишком щепетилен в плане прически. Даже одевается по-прежнему в то, что сам перевез из дома. На вопрос же, почему он не носит вещи, которые они купили с ним вместе, Иваизуми бросает: дорого. Тоору не наседает, хотя очень бы хотел подобрать для Иваизуми что-то еще.              — Всегда, — отвечает Хаджиме, но уточняет, видимо, понимая, что Тоору намекает о времени, что они живут вместе. — Дня четыре.              Ясно, потому что сначала, как бы тот ни храбрился, отбитые ребра болели. Тоору замечал, как Иваизуми, забывшись, хватался то за бок, то за живот, куда без сомнения тоже наносили удары. Тоору плевал на запрет не спрашивать о самочувствии, волновался, за что был отправлен в более мягкой форме, мол, спасибо, хозяин, пес без твоей помощи скоро залижет раны.              — А можно с тобой? — задает вопрос Тоору. Кажется, неожиданно даже для себя самого. Слова вылетают быстрее, чем он об этом подумал. Как будто рефлекс. Тяга.              — Я могу отказать? — хмыкнув, уточняет Иваизуми. И за разговорами, чтобы не терять время зря, разминает шею, наклоняя голову то вправо, то влево. Будто хочет сказать: Тоору, мне плевать на твои желания, не задерживай. Впрочем, не хотел бы, тогда сразу ответил ясным коротким «нет».              Колючки еще видны, но, кажется, острые кончики сгладились. Тоору улыбается.              — Попробуй, узнаешь, — кокетливо поведя бровью, говорит он.              Иваизуми сгибает ногу в коленке назад, цепляется ладонью за щиколотку, тянется.              — Завтра к семи будь готов. Сегодня уже не успеешь. Я ждать не буду.              Тоору нравится эта дерзость. Как острый перец. Делает пищу вкуснее, пикантнее. Лучше. Тоору облизывается. И протягивает вперед ладонь.              — Согласен.              Иваизуми медлит мгновение и жмет руку Тоору, скрепляя их соглашение.                     — Не отставай, — произносит Иваизуми сутки спустя, когда оба готовятся к старту в парке близ дома.              — Не дождешься, — парирует Ойкава, первым пускаясь в бег с улыбкой на лице.              Тоору кажется, он давно так не уставал и вместе с тем не веселился. Мышцы болят, откликаются, но оживают. Прямо как их хозяин. Все-таки походы в спортзал не прошли даром. Тело помнит. И вновь тянется к чувству легкости, которая опускается после пробежки. Тоору глубоко дышит на финише, где уже ждет Иваизуми — конечно, тот прибегает первым. И ждет с едва заметной кривой ухмылкой при взгляде на попытки Тоору не свалиться прямиком ему в руки. Тоору бы с удовольствием, но есть подозрения — не поймают. Пока что. Но Тоору будет стремиться. Чтобы однажды влететь в раскинутые в приветственном жесте объятия и долго оттуда не вылезать. Даже если для подобного финиша придется бежать еще тысячу километров.              Теплые струи воды после пробежки приятно ласкают измотаное тело. На мгновение — всего на пару коротких секунд — Тоору воображает на коже касание влажных пальцев. Закрывая глаза, проводит кончиками вниз, вдоль по ребрам, по животу, а под веками — Иваизуми.              Вода вмиг становится слишком горячей.                     — Я буду возить тебя в офис, а по вечерам забирать, — Иваизуми не спрашивает. Заявляет, преподнося как данность. Как аксиому, будто так и заведено их личным порядком.              Как и тарелка с завтраком каждое утро на кухне, хотя Тоору обычно есть не привык. Только приготовленная Иваизуми еда — исключение. И за компанию вместе с Хаджиме у Тоору просыпается аппетит. Особенно после пробежки. Ради этого почему-то действительно хочется просыпаться.              — Я не всегда возвращаюсь в одинаковое время, — отвечает Тоору. Не спорит, просто делится фактами. Как например: — Ива-чан, яичные рулеты сегодня абсолютно прекрасные. Возможно, стоит доплачивать тебе за готовку.              Лишь по нахмурившимся, прям как в первую встречу, бровям Иваизуми Тоору понимает ошибку. Не стоит задевать в шутку вопрос их денежных отношений.              — Слушай, я не содержанка, — протестует Иваизуми, отрываясь от завтрака. Сверлит Тоору хмурым взглядом. — Мы подписали с тобой договор, я должен отрабатывать. Дай мне занятие. Готовка не стоит той суммы, которой ты ежемесячно закрываешь мой долг.              Иваизуми все еще временами злится, но пытается сдерживаться. Только палочки между крепких пальцев скрипят и вот-вот треснут.              — Ладно, назначаю тебя водителем. Только песни по радио все равно выбираю я, — с улыбкой, чтобы сгладить накал, соглашаясь, отвечает Тоору. Понимает: Иваизуми важно чем-нибудь заниматься, ощущать свою пользу. Глупо действительно оставлять его дома, как ожидающую возвращения хозяина зверушку. Иваизуми привык работать. Впахивать.              И теперь у них больше совместного времени, хотя Тоору по-прежнему чаще приходится вытаскивать фразы из Иваизуми, первым начинать разговор. И вовремя замолкать. Но все-таки между ними постепенно зарождается диалог, не смахивающий на допрос и пустую болтовню в никуда. Слышать голос Иваизуми — награда. Даже если он пытается простебать. Почему-то любые его слова совершенно без горчащего на нёбе и в сердце вкуса обиды.              

* * *

      Хаджиме никогда не любил бегать с кем-то на пару. Музыка в уши, ритм в венах и ветер в лицо. Но каждое утро он ждет Ойкаву, который не пропускает ни одной тренировки. Ойкава, впрочем, неплох, хотя сначала Иваизуми серьезно готов, что тот сдастся.              Его лицо становится предельно серьезным, настроенным, словно на финише ждет олимпийское золото. У этого парня без сомнения есть сила воли. И, стоит признать, нарастающее уважение Хаджиме. Ойкава ни разу не просит остановиться, не просит его подождать. Он догоняет сам, подстегивая инстинктивно спортивный кураж Хаджиме.              Возможно, стоит пересмотреть свои правила насчет одиночества.              — Ива-чан, м, вкусно пахнешь, — обыденно замечает Ойкава, проходя мимо, когда вторым появляется из душа на кухне во время завтрака.              Не флирт, ни даже особенный комплимент, которые Ойкава вполне без колебаний может себе позволить. Исключительно факт. Замечание. И лишняя пара секунд позади, за спиной, чтобы принюхаться к волосам, вымытым, к слову, банальным дешевым шампунем, который часто гоняют в надоедливой телерекламе.              Хаджиме уже не шугается внутренне от неожиданной близости, осаживая годами выработанные рефлексы защиты. Просто Ойкава Тоору, кажется, презирает понятие личных границ. Кажется, (почему так?) только с Хаджиме.              Он замечает это за короткое время, забирая Ойкаву с работы. Например, когда Хаджиме, притормозив возле офиса, видит того у выхода из крутой стеклянной высотки, где Ойкава работает. Тоору с наклеенной на губы улыбкой болтает с какой-то девушкой, выдерживая расстояние. Та якобы невзначай делает шаг вперед, медленно приближается, то и дело пытаясь прикоснуться к Тоору: погладить его по плечу, задеть пальцами по ладони. Ойкава также аккуратно пятится, а когда замечает сидящего в машине поблизости Хаджиме, ловко уворачивается от порыва себя обнять и стремится уйти, вежливо помахав на прощание.              — Привет, Ива-чан. Долго ждал? — спрашивает Ойкава, едва заняв место на пассажирском сиденье. И расслабленно улыбается, параллельно развязывая галстук на шее.              Эта улыбка настоящая, искренняя. Хаджиме верит. От нее не дергается нерв над верхней губой, и не сщуриваются лукаво глаза с мыслью «Ну когда это кончится? У меня скоро сведет лицевые мышцы». Нет, он не видел при разговоре с незнакомкой лицо Ойкавы настолько детально, но он видит его достаточно каждый день, чтобы знать — успеть выучить — как Ойкава радуется без наигранности. Это самое ненужное, наверное, знание в жизни Хаджиме. Но это как еще одна сорванная перед Иваизуми маска, заглядывать под которую Хаджиме до нелепости любопытно. Каждый день они растворяются. И вот уже тот элегантный, смазливый хлыщ, впервые показавшийся у больницы на навороченной тачке, встречающий после выписки Хаджиме, сидит теперь чуть лохматый после пробежки и душа, с румянцем на гладко выбритых, будто совсем юношеских щеках, в домашней одежде, голыми ногами, потому что «Ива-чан, в доме полы с подогревом, я не люблю носить тапки. А ты что, за меня беспокоишься, да?», лопающий каждый приготовленный завтрак, потому что нельзя убивать желудок одним лишь кофе и «Ива-чан, ты прям как мамочка. Но знаешь, папочкой было бы лучше», а следом летящая в его глупо хохочущую (и неприлично для парня красивую) рожу салфетка.              И расстояние, которое сокращается, потому что у Хаджиме, понимаешь ли, волосы вкусно пахнут обычным шампунем за двести йен, ниточка на футболке, прямо на воротнике возле шеи, которую вскользь надо коснуться теплыми пальцами, или «Ива-чан, хочешь помогу тебе с ужином?» резко из-за плеча, обдавая при этом Хаджиме ароматом совсем не в пример дорогого средства, который Ойкава всегда источает, выйдя из душа.              Тоору полон контрастов. И ту сторону, которую все чаще перед собой видит Хаджиме, дозволено наблюдать далеко не каждому. Ему, вероятно, вручили клубную карту сообщества «Ойкава дурашливый, домашний и без прикрас», но не сразу изложили свод правил. Не знаешь, где есть шанс оступиться. Поэтому Хаджиме осторожно шагает навстречу. Но уже не стоит в надежде сбежать.       

* * *

      — Ива-чан, мне срочно нужна твоя помощь, — сообщает Тоору, осознав, что забыл папку с контрактом дома. — Возьми, пожалуйста, у меня в комнате документы, наверное, на столе. Они мне необходимы к совещанию после обеда. Не понимаю, как утром о них не вспомнил, — жалуется он, вздохнув.              Может, виной тому появившийся без майки за завтраком, с одним лишь полотенцем на плечах Иваизуми. Тоору непроизвольно облизывает губы, на rewind отмотав картинку на утро.              — Подожди, сейчас проверю, — отвечает из трубки голос Иваизуми. Потом лишь слышно его дыхание и шаги, пока тот направляется в комнату. Звук отпираемой двери. Еще пара секунд молчания. — Синяя папка?              — Да-да-да, это она, — радуется Тоору. Впрочем, вряд ли та могла потеряться бесследно. — Буду ждать тебя в китайском ресторане возле офиса, заодно пообедаем, ладно?              И набирает сообщение секретарю забронировать стол на двоих на ближайшее время.              — Хорошо. Выезжаю, — коротко рапортует Иваизуми. И не сбрасывает. Ждет. — Что-то еще?              — Нет, — машинально улыбаясь, отвечает Тоору, крутясь в мягком рабочем кресле. — Веди аккуратно. До встречи.                            Конечно, Тоору приходит первым. Обходительная хостесс провожает его за стол, оставляя меню, готовая позже вернуться по первому зову. Иногда Тоору хватает для влияния ласковой полуулыбки и красивого лица, хотя не менее привлекательный банковский счет и платиновая карта добавляют его образу блеска и совершенного неотразимого шарма. Он здесь уже не впервые.              Когда звонит мобильник, Тоору почти расстраивается, что на экране имя Матцуна.              — Здарова, есть минутка? — спрашивает тот после приветствия.              — Если бы не было, я и отвечать бы не стал, — справедливо замечает Тоору, откинувшись лениво на мягкую спинку. — Что ты хотел?              — Как насчет встретиться сегодня после работы? Маки не будет, — говорит, словно пароль, кодовое слово для особого доступа.              Обычно если кто и третий лишний в их проклятой троице, то сам Тоору.              — Я почти заинтригован. Неужели даже тебе настолько надоел Маки, что ты решил избежать его компании? — хмыкает Тоору, рассматривая в меню наобум открытое изображение утки по-пекински.              — В чем-то ты прав. Да и с тобой мы не виделись уже, сколько там прошло, больше месяца? Примерно с того похода на подпольный бой, помнишь?              Тоору помнит прекрасно. Как его эмоции выкручивало наизнанку, выжимало, как половую тряпку. Помнит загнанный взгляд Иваизуми, которым его полоснуло по брюху, куда на секунду рухнуло сердце, обжегшись кислотой воспоминаний. Полыхнуло вспышкой, причины которой Тоору все еще не нашел. Помнит, потому что в тот день что-то зерном засело в его мозгу и теперь проросло. Не созрело, но быстро всходит.              — Хорошо, скинь адрес, я приеду, — быстро соглашается без дополнительных вопросов Тоору, когда замечает, как к нему приближается фигура Иваизуми. — До встречи, мне пора.              Сбрасывает ровно в момент, когда Иваизуми отодвигает стул напротив и садится, а после выкладывает папку с контрактом на стол. На нем — джемпер, тот, что дарил Тоору. Он безумно идет Ива-чану. А Тоору радуется, будто увидел единорога, в которого никто раньше не верил, кроме него.              — Ива-чан, ты меня выручил. Так что позволь угостить тебя обедом. Сугубо по-дружески, — добавляет Тоору, заранее заботясь о том, если Иваизуми взбредет взбрыкнуть. — Я рад, что можно поесть в твоей компании.              Нажимает кнопку вызова официанта.              — Мы и так едим вместе дважды в день. Тебе мало? — отзывается Иваизуми. Пальцы сцеплены в замок, но вся поза расслаблена. Почти открыта.              Тоору на корню подрезает порыв вытянуть вперед руку, прикоснуться, накрыть ладонью эти длинные, крепкие пальцы. Постоянно залипает на них на руле в машине, на рукояти ножа дома на кухне, пока Иваизуми готовит. В волосах, сквозь которые Ива-чан иногда невзначай проводит, а Тоору мечтает ощутить это касание на своих. Залипает на эти руки на собственном теле в мимолетной фантазии, а после пытается успокоить дыхание, сняв напряжение в душе и смыв мутные капли спермы в сливное отверстие. Дрочить на руки Иваизуми втайне становится почти ежеутренним ритуалом.              — Ну-у, не будь врединой, Ива-чан, мне казалось, мы подружились. И да, мне нравится завтракать и ужинать с тобой. Тебе тоже, не пытайся переубедить.              Подошедшая принять заказ официантка нарушает атмосферу, но все равно получает улыбку, явно польщенная. А у Тоору чуть дергается губа. Как и обычно, когда на самом деле не хочется улыбаться.                            — Вечером можешь меня не забирать. Я еду на встречу, — сообщает Тоору, цепляя палочками кусок курицы в кисло-сладком соусе.              — Я могу довезти тебя до места, — отвечает Иваизуми и черпает ложкой свой суп с ребрышками.              — Доберусь на такси. Но, наверное, позвоню тебе, когда закончу. Постарайся не заснуть рано.              Тоору подмигивает, когда Иваизуми поднимает на него взгляд от тарелки.       

* * *

      Матцун тащит Тоору в клуб. Неудивительно. Но лаунж зона достаточно ограждена от танцпола, что позволяет им спокойно поговорить. Матцун заказывает какой-то адский сет шотов, Тоору ограничивается коктейлем, он не планирует напиваться. Он в принципе не планирует теперь проводить прежнее количество времени ни с Матцуном, даже если тот в целом нравится, ни тем более с Маки, чтобы заткнуть пробелы в череде одиночества. Заполнить пустоты, которые исчезли, лопнули, как мыльный пузырь, с появлением Иваизуми. С ним Тоору не нуждается в компании суррогатных друзей.              — Матцун, только давай без увиливаний, о чем ты хотел поговорить? — прямо спрашивает Тоору и тут же беззаботно потягивает через трубочку принесенный коктейль. Какое-то рыжее месиво с привкусом тропических фруктов. Но Тоору на удивление нравится.              — Маки проболтался о твоем недавнем… приобретении, — облокотившись на спинку дивана, начинает Мацукава и совершенно не тонко намекает о предмете их диалога.              — У него есть имя. Иваизуми Хаджиме, — проглотив напиток и колкое желание нагрубить, говорит Тоору. Что? Еще один будет остерегать его от «блох уличного пса»? Сразу нахуй, вспыхивая, думает Ойкава. — И он… работает на меня, а не моя игрушка или еще какая-нибудь херня, которую тебе залил в уши Маки.              Тоору заводится. Загорается, как пламя в зажигалке, стоит лишь высечь искру.              Стоит лишь упомянуть Иваизуми в контексте подобной грязи.              — Воу, Ойкава, дружище, не кипятись, — осаживает Матцун, выставив перед собой руку, словно знак «Стоп». — Я не наезжаю. Прости, ляпнул, не с того конца подошел.              Матцун не такой мудак, как Маки. Матцун просто сильнее сросся с маской, которую Тоору снимает и надевает обратно по собственному желанию.              — Извини, просто… меня бесит… — Тоору запинается. — Я не жалею о том, как поступил. И не обязан никому об этом отчитываться.              — Слушай, я правда не так начал, — и в голосе нотки сожаления. Ойкава их принимает. — Я не осуждаю. И даже… понимаю. Мы оба здесь, хм, не по праву рождения находимся, — дипломатично напоминает Мацукава. О его прошлом Тоору не осведомлен в деталях, но эта не первая их встреча тет-а-тет. И иногда они напивались до состояния откровения. Не жалели, но по негласному договору молчали, особенно когда рядом был Маки. — Но не скрою, что мне любопытно, откуда такое рвение? Почему именно этот парень? Почему сейчас? Пусть мы скорее приятели по ситуации, и я не буду бахвалиться, что раскусил тебя. Но ты совсем не напыщенный богатенький пиздюк, под чьей личиной прячешься для публики… не знаю… для защиты? Дело твое. Мне ли что-то вякать на этот счет.              Мацукава хмыкает. Тянется за стопкой, опрокидывает в себя, закусывая ядреное пойло долькой лимона. Тоору молча наблюдает. Кажется, его часть пьесы в двух лицах еще не начата. Интересно, что еще может сказать Мацукава.              — Ну так почему этот… Иваизуми? Благотворительность? Или же что-то глубже?              Тоору зависает. Злится? Но агрессия стихла. От Матцуна все же не веет опасностью. Презрением, как было в случае с блядским Маки.              Отставив свое сладкое пойло, Тоору повторяет трюк Мацукавы, проглатывая шот, который пламенем обжигает кишки. И будто дает зеленый свет. Видимо, каждая личная встреча с Матцуном в компании алкоголя пытается выбиться в статус задушевной беседы.              — Ты поверишь, если я скажу, что сам до конца не понимаю? — удрученно ухмыляется Тоору. Упирается локтями в колени. Не смотрит Матцуну в глаза, следя за отражающимися огнями ламп в стекле своего бокала. — Я заметил Ива-чана в его первый бой, когда он уложил того парня, Бешеного Пса, кажется. И… не знаю, правда, Матцун… меня к нему потянуло буквально на уровне инстинктов. Рефлексов. Когда я ушел, меня как заклинило. Я спать толком не мог. Снова. Возвращался обратно в клуб, наблюдал. А потом… — Тоору сглатывает, вспоминая тот чертов день, когда удача отвернулась от Иваизуми на ринге. — Блять, его забивали, и все смотрели на это с ублюдочным восторгом. Я тогда едва не сломал нос какому-то уроду, который… — Тоору не договаривает. Лишнее. — Короче, я не думал. Просто заявил хозяину клуба, что выкупаю долг Иваизуми, готов заплатить сверху, неустойку или что там могло требоваться. Нарита, хозяин, может, и беспринципный мудак, но относительно честен как бизнесмен. Он получил бабки…              — А ты получил своего бойца, — врываясь в поток воспоминаний, заканчивает Мацукава, перебивая тихий, но в реальности кипящий от холодной ярости голос Ойкавы.              — Да, я получил Иваизуми, — повторяет, соглашаясь, Тоору. — И теперь быть рядом с ним будто нечто естественное. Мне комфортно с Иваизуми. Чувствую, что так… правильно. — Он поднимает голову, надеясь, что его глаза не блестят. Нет, конечно, это не слезы. Грустить не о чем. Разве что радоваться. Смотрит на Матцуна с налетом наглой непоколебимости. — Что? Даже не пошутишь на этот счет? А то вот Маки потренировался в снобистском остроумии.              — Я уже сказал, что не имею на этот счет предрассудков. У меня все еще есть совесть. И воспоминания о том, как я практически был на месте твоего Иваизуми, — произносит Мацукава и уничтожает еще один шот, щурясь. Да уж, думает Тоору, адская дрянь. Иссей съедает дольку лимона, отчего щурится еще сильнее. Вытирает рот тыльной стороной ладони, словно показывая, что еще не забыл о старых дворовых привычках, и костюм за круглую сумму только обертка.              Твоего Иваизуми. На губах Тоору пролегает улыбка. Самая мягкая среди искренних. Та, которая красной нитью переплетается с именем Хаджиме.              — Что же… спасибо, наверное, — благодарит Тоору. — Думаешь, стоит надеяться, что Маки не растрезвонит об этом половине Токио?              Качая кудрявой головой, Матцун хмыкает.              — Больше всего в своей жизни этот оболтус любит трахаться, пить и трепаться. Так что я бы не делал высоких ставок на сохранность твоей частной жизни, — шутит Мацукава. Наклоняется, хлопает Тоору по ноге. — Но я попробую с ним побеседовать и убедить, что есть сплетни посочнее, чем какой-то неизвестный парень, купленный Ойкавой.              Тоору знает, что в отличие от него, Матцун считает Маки хорошим другом и правда имеет на того какое-то волшебное влияние. Тоору подозревает: замешано что-то сугубо личное, о чем сам он никогда не будет расспрашивать, да, откровенно, и не горит желанием.              Оставшееся время забивают болтовней ни о чем. Тоору даже успевает расслабиться. С Мацукавой все еще может быть весело. А после, уже за полночь, Тоору звонит Иваизуми с просьбой забрать. И сует в ответ средний палец Матцуну под нос, когда тот нагло подтрунивает над Ойкавой, через трубку воркующим с Ива-чаном.              — Ты типа даже не пытаешься скрыть, что этот боец тебе нравится, — утверждает Мацукава, прикуривая уже на улице. Ночи не слишком прохладные, но разгоряченный выпивкой Тоору слегка вздрагивает при дуновении ветра.              — Он… мне ничего с ним не светит, — откровенничает Тоору. Потирает себя по плечам, но ждать внутри было наоборот слишком душно. Ночной воздух слегка трезвит.              — Ну так пусть отрабатывает, — ляпает Мацукава и ловит ледяной взгляд напротив. — Извиняй, я бухой, — отсмеивается Иссей, отгораживаясь от Тоору ладонями, пока сигарета бесконтрольно тлеет между губами.              — Нет, — мотает головой Тоору. — Я ни за что не поступлю с ним так подло. Можешь назвать меня идиотом, но мне достаточно его присутствия рядом.              — Ты идиот, Ойкава, — отзывается Иссей и хохочет, все же роняя изо рта сигарету. — О, кажется, мое такси прибыло.              Давя подошвой ботинка окурок, Мацукава кивает на тачку далекую от эконом-класса возле обочины, тянет к Тоору руку и хлопает по плечу.              — Удачи тебе с приручением, — желает Матцун напоследок. — По поводу Маки не беспокойся, я найду на него управу. И еще как-нибудь потусим, да?              — Возможно, — обещает Тоору. Думает: но лучше при возможности проведу время наедине с Ива-чаном.              Чтобы не топтаться на месте и свалить от шума, излучаемого клубом и его посетителями даже снаружи, Тоору медленно плетется по улице в направлении откуда должен приехать Иваизуми. Свет фонарей и десятков огней отгоняет ночную мглу, а ходьба согревает.              «Пять минут», — приходит в чат «лайна».              Но четыре хватает, чтобы нарваться на неприятности.              Кто-то валит Тоору сзади, трусливо подкравшись из-за спины — шагов не было слышно.              — Бабки давай, — парень в черной маске на пол-лица жестко взирает близко посаженными глазами из-под козырька кепки.              — А вежливо просить тебя не учили? — язвит Тоору в попытке подняться.              — Не рыпайся, — парень пихает ногой и без того неустойчиво держащего себя в равновесии Тоору, и он падает обратно на задницу. — А то подправлю твою смазливую рожу.              Щелк, и от лезвия складного ножа бликует свет фонаря.              Удачно, думает Ойкава, дождался момента, когда эхо толпы позади стихло, а остальная часть улицы давно разбрелась по домам. Не понимает: как сам успел так далеко отойти. Наверное, Иваизуми выбрал другую дорогу, чтобы подъехать к клубу.              Неудачник, думает про себя Ойкава.              — Ну?! Долго ждать? Деньги гони! — бесится парень.              — Думаешь, я на случай ограбления с собой тонну налички ношу? — прыскает Тоору. Думает: черт, мне страшно, но сарказм, словно защита. «Которая тебя нахер убьет», — пробегает в уме, а глаза безотрывно следят за ножом, пока Тоору опять поднимается.              Когда парень в бешенстве замахивается, Тоору машинально прикрывает лицо рукой, но боли не следует. Вместо этого шум быстрых шагов, брань, удар и падающее на асфальт тело, которое он уже видит, открыв глаза.              — Какого хера ты уперся?! — первым делом орет Иваизуми и, не дожидаясь ответа, тянет Тоору, схватив за рукав.              Парень уже без ножа, явно в нокауте, свернувшись на тротуаре в позу зародыша, стонет что-то невнятное.              А со свободной — правой, рабочей — руки Иваизуми, не впивающейся болезненно в плечо Тоору крепкими пальцами, стекает кровь.              — Ива-чан, ты ранен! — вопит Тоору, будто вмиг протрезвев окончательно.              — Царапина. Не тормози! — рычит Иваизуми, яростно втаптывая подошвы в асфальт. Дергает Тоору, чтобы он шел рядом, подталкивает к показавшейся впереди тачке, брошенной с распахнутыми дверьми даже не на обочине — почти посреди пути.              Торопился. Спешил на выручку. У Тоору мутно в глазах.              — У тебя вся рука в крови, Ива-чан, — переживает он. Сердце пружинит к глотке.              Ноль реакции.              — Да отпусти ты! — психует. Вырывается уже возле машины. Указывает: — Садись сейчас же, я вызову скорую. Я выпил, не смогу вести…. блять, — внутри миллион сожалений.              — Я сам…              — Заткнись, Ива-чан, лучше не зли меня сейчас, — дрожащим против воли голосом угрожает Тоору, набирая номер экстренной службы. В носу свербит, мутит от вида крови. Вот этой, конкретной, капающей темно-алыми каплями с пальцев, успевшей окрасить всю кисть. — Да сделай же что-то! Перевяжи ее! Где-то должна быть аптечка! Ну? Чего стоишь?              В глазах горит. Влажно. А Иваизуми, опираясь спиной на дверь, пытается ладонью прикрыть рану. Только кровь сочится сквозь пальцы. Иваизуми оседает, и Тоору бросается на колени рядом, срывая с себя рубашку. Голую кожу дуновением лижет ветер, а лазурная ткань за секунды питается красным.