Фонарик, который погас.

Бруно становится страшно вставать по утрам. Без очков становится страшно. Он с ними ходит в душ, в туалет, не снимает до самой ночи, даже когда глаза жутко болят. Пускай он перестал просыпаться один, пускай рядом Леон, пускай он сможет подать очки, купить новые если что - Бруно всё равно старается держать очки как можно ближе, не выпускает их из рук. Это стало похоже на паранойю. Что забавно, это заметил сам Бруно, ни Леон, ни Фуго не говорили ему про это. Оба никогда не отличались тактичностью, но, возможно, они понимали причину паранойи, потому решили не приставать. В мафии дела шли неважно. Зачистка наркоторговцев и лабораторий, делающих наркоту, прекратилась. Зато начались предательства. Бруно даже перестал верить во всяких подающих надежду новичков. У них с Леоном появилась игра "Угадай кто предатель". Чем больше было новичков-энтузиастов, тем больше из них оказывались предателями, и они в самый неподходящий момент пытались затеять драку, убить Джорно, Мисту или Бруно, несколько раз покушались на Триш, Леона и Фуго. Новым Капо тоже перестали доверять, устраивали всякие проверки на прочность и верность, а потому тяжёлые дела, которые нельзя было доверить им, обычно доставались либо старым Капо, либо команде Бруно. Как Наранча просил, вернулись те самые старые задания, когда они все ехали в машине к чёрту на куличках и там дрались, рискуя жизнью ради мафии. Драться кстати становилось все сложнее. Зрение садилось очень быстро, спустя месяц после покупки второй пары очков, всё опять начало постепенно расплываться. Бруно наверное никогда не забудет, как проснулся утром, с чувством лёгкой паники в груди видя перед собой размытые цветные пятна, потянулся к очкам, ожидая увидеть чёткий мир, и, как он испугался заметив, что картинка перед глазами растекается будто краска. Он не рассказал об этом Леону ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. Никому не сказал. До сих пор. Леон суетился с ним больше всех, напоминал о том, что нужно есть, таскал с собой запасные капли, капал их сам если у Бруно сил не было, спрашивал каждый день не село ли зрение, не болят ли глаза, и именно в тот день когда он, наверное, уверился, что зрение падать перестало и не спросил об этом, оно резко упало. Ирония, жестокая ты сука. Если с Бруно в бою слетали очки, он буквально не мог ориентироваться в пространстве, становился уязвимой целью, а в драках каждая минута на счету, потому Бучеллатти стал завсегдатым травматического пункта. Все катилось в жопу, сам Бруно это понимал, порывался пойти к врачу, но ему было сликшом страшно услышать холодное и безразличное "Вы слепнете". Сегодня выходной. Он просыпается неохотно, с разочарованным вздохом замечая, что картинка перед глазами поплыла ещё сильнее. Рядом дрыхнет Леон. Уже полтора месяца как он перебрался в спальню Бруно. Причин особых не было, но в душе тот был рад, что просыпается не один, так почему-то было спокойнее. В комнате тихо. В коридоре тихо. Будто весь дом вымер. Бруно с с теплотой вспоминает дни когда уже к семи утра и на первом, и втором этаже стоял шум и гам, с сейчас все заняты, и уже к девяти все уходят по своим делам; Наранча - в школу, Фуго - на работу в мафию, Миста вообще стал правой рукой Джорно и теперь везде и всегда с ним, даже Леон скоро пойдёт на работу. Выходные дни превратились для Бруно в ад, он один, нет под боком Наранчи или Мисты, по всему коридору тихо, комнаты пустые, мир перед глазами расплывается, он даже телевизор смотреть не может - он слишком далеко, от очков глаза устают слишком быстро, даже на улицу не сходишь - туда выходить стало небезопасно, а драться в одиночку он не сможет, вот и получалось, что Бруно часами напролёт спал под телевизор. Отвратительно. Он впервые за несколько лет так остро чувствовал одиночество. Впрочем, на данный момент он не один. Леон спал много, и вставал поздно, и Бруно всегда веселил контраст между Леоном в сознании, жёстким, сухим, язвительным, вечно хмурящимся, смотрящим с презрением почти на всех, и спящим Леоном, умиротворённым, спокойным,с детской невинностью на лице и лёгким румянцем на щеках, который тут же пропадал, едва тот просыпался. А ещё его волосы были везде. Бруно никогда не понимал почему Аббаккио так часто убирается у себя в комнате - вот почему. Белые волосы были везде - на подушке, на постельном белье, на одежде, на столе, между бумажками, они цеплялись за ручки, ногти и заколки. Это было в какой-то степени мило как педантично тот каждое утро убирал свою волосню с подушек и одеяла. -Чё пялишься на меня? Я помаду не смыл до конца? - Леон сонно смотрит на Бруно из под светлых ресниц. -Нет, всё нормально... Давно не спишь? -Только что проснулся... -Может не пойдёшь сегодня? -Да я б с радостью, но там килограммов пять макулатуры накопилось... Сколько время? -Пол десятого... -Бля-я-я-ять... Надо купить будильник... - Бурчит Леон себе под нос и ползёт к краю кровати, сонно потирая глаза. -Тебе сделать кофе? -Не успею. Лучше позавтракай. Ты похудел килограмма на три за последние недели... Леон быстро одевается, делает на голове тугой пучок, ещё раз напоминает Бруно позавтракать и выбегает на улицу. Вот он и один. Бучеллатти вяло наблюдает в окно как Аббаккио идёт по улице быстрым шагом, как он заправляет волосы за уши, как смотрит на наручные часы, и завидует. Для Бруно выходить из дома стало сложно и неприятно, очки слетают, потеют, пачкаются, так ещё и зрение ухудшилось,и он, что в очках, что без них видит ужасно, потому либо ходит с рядом идущим почти под ручку, либо врезается, спотыкается и пытается погладить камень. Половина кровати на которой спал Леон ещё теплая, пахнет им, и даже волосы валяются. Есть не хочется... Бруно переползает на другую половину кровати, укрывается одеялом Леона, которое тот притащил ещё со своей самой первой квартиры, которую он снимал до поступления в полицейскую академию, укутывается, вдыхая горьковатый, ставший домашним запах и засыпает. Ему впервые ничего не снится. По крайней мере ничего тревожного, после чего он вскакивал бы в холодном поту. Кажется, какое-то море, Бруно после пробуждения помнит лишь шум прибоя, картинками как из каких-то учебников и энциклопедий, идеальная и яркая, лазурная вода лениво облизывала белый песок, пена почти идеально белая. Наверное, так было. Бруно не особо уверен в том, что ему действительно снилось именно это, но всё равно приятно было проснутся с чувством умиротворения в груди, а не липким кошмаром. В комнате темно. Он проспал так много? Наверное, уже около пяти, солнце на эту сторону дома не светило, и когда переваливало за час, свет переставал проникать сюда, и всё здание накрывало густой тенью. Бруно приподнимается на локтях, откидывает горячее одеяло, под которым было жарко, и смотрит на часы, стоящие на тумбе. Время два. Да ну нет... В два в комнате светло... Внутри уже царапает тревогой и дурными предчувствиями, Бруно вскакивает и быстрым шагом, почти бегом, натыкаясь на углы, дверные косяки и углы кровати, идёт в соседнюю комнату. Фуго в ней почти не ночует, работа стала его домом, но часов в ней было дохрена. Все три пары показывали два часа дня. Даже те, которые никогда не ломались, стоящие у кровати, говорили, что время два часа три минуты. Руки начинают дрожать. Бруно негнущимися пальцами хватает часы и валится на кровать. В два часа так темно быть не может. Он ещё раз осматривается, ища какой нибудь лучик света, но все в сероватых тонах, будто тонет в тени. Он слепнет. Сердце бешено колотится. Ему впервые так страшно. Он действительно слепнет, никакие очки и капли не помогут, он просто теряет зрение. Кровь стучит в ушах набатом слишком громко, так быстро, что ещё немного и произойдёт разрыв сердца. Об этом даже думать страшно, страшно до дрожи, но перед глазами мелькали кадры смерти один за другим. Его убьют в бою. Его убьют во время очередного предательства. Он лёгкая цель, его легко убьют. Он точно умрёт, семья не сможет быть рядом, окажется он один - однозначно умрёт. Он в этом уверен. В голове вертится одно - "Я умру". Бруно уже видит гроб, себя в этом чёртовом белом костюме, холодного и бледного, видит толпу людей на кладбище, видит эти цветы, ужасные цветы, которые покупают только на могилы, видит свою могилу, чётко видит своё имя на ней, идеально выточенные, с годами жизни. Дыхание сбивается. Часы валятся на пол, кажется разбиваются, а Бруно плевать. На глаза наворачиваются слёзы, умирать не хочется, и он даже не совсем понимает почему он уверен в своей смерти, но от слёз начинает не хватать воздуха. Он хватает воздух ртом, старается делать глубокие вдохи, но дышать катастрофически нечем. В комнате темно, кажется тесно, стены давят, грудь стягивает, сдавливает, кажется, рёбра трещат от того насколько глубокие, невозможные для своих лёгких, вдохи. Чёрт... Может какая-нибудь аллергия на что-нибудь, надо что-то делать, Бруно встаёт, пошатнувшись, бежит в ванную, там аптечка. Он не в очках, идёт на ощупь, его бьёт крупная дрожь, на лице испарина и вся спина мокрая от пота. Как же отвратительно, он же не умрёт сейчас?.. Наконец он наваливается на дверь в ванную и вваливается внутрь. Воняет. Тут тесно, воняет хлоркой и окна нету. От этого становится хуже, комната ещё и мелкая, но нужно добраться до аптечки. Сваливая всё с раковины, все зубные щётки, пасты, средства для умывания и крема, он на ощупь ищет аптечку, не отпускает раковину и бортик ванной, держится за них, потому что боится не устоять на ногах. Едва руки трогают гладкую поверхность аптечки, внутри что-то будто вскипает, прёт наверх, к горлу, пузырясь и Бруно кидается к унитазу - повезло, что он рядом. Его выворачивает всем, что он успел съесть вчера, но еда заканчивается скоро, а спазмы желудка не превращаются и Бруно блюёт уже водой. В комнате темно, душно, воняет хлоркой и он не знает сколько провёл здесь, постепенно, даже жидкость покинула его организм, и он сгибается над унитазом, мокрый, потный, уставший, дрожащий. Двигаться сил нет. Всё на что их хватает - отползти в сторону, прислониться к влажному холодному кафелю затылком и сидеть в темноте, слушать бешено бьющееся сердце. Он слышит как в соседней комнате тикают часы, слышит как внизу ходят люди, как они смеются, как звенят тарелками и столовыми приборами. Какое-то время он не шевелится, сколько - не знает, ждёт пока сердце успокоится, пока кровь перестанет набатом бить в ушах, ждёт пока сможет ровно дышать, вдыхает хлорированный воздух. Начинает гудеть голова. Наливается свинцом затылок, едва кровь хлынет вниз от висков - они начинают болезненно ныть. Господи, почему ему так херово... Постепенно и в лоб приливает ноющая боль, то усиливающаяся, то ослабевающая. Желудок тянет вниз, живот стягивает, но сил блевать уже нет. Трясущейся рукой в бусинках пота Бруно накрывает унитаз крышкой, и наваливается на неё, прижимаясь лбом к прохладному пластику. Сил нет думать о том насколько унитаз грязный. Кажется, он отключается. Веки тяжёлые, они сами собой опускаются, и он проваливается в прострацию. Не сон. Даже в этой отключке Бруно чувствует себя устало и тревожно. Перед глазами мелькают красно-синие пятна, иногда всплывали глаза Леона и Фуго, но ничего не снилось и это даже к лучшему - в таком состоянии сны могут лишь ухудшить ситуацию. Внизу что-то хлопает. Бучеллатти пытается вскочить, но удаётся лишь вскинуть голову и вяло отползти от унитаза. Шаги. Кто-то поднимается на этаж. Леон наверное вернулся. Сколько же он сидел в ванной? -Я этого Джорно-Хуерно уе... Бруно? - Тихо скрепят петли двери. Леон стоит на входе несколько секунд и, судя по звуку, идёт вдоль коридора заглядывая во все комнаты попутно. - Бруно ты тут? Шаги оказываются совсем рядом и дверь в ванную открывается, по полу бежит узкая полоска света. -Какого хера ты тут сидишь? Тебя вырвало что ли? Я говорил, сливки просроченные, кофе с ними пить нельзя. - Леон заботливо опускается на колени и несколько секунд разглядывает Бруно. - Блять, что случилось?.. - Несколько секунд Бучеллатти пытается выдавить хоть слово, но безуспешно, потому просто прислоняется взокшим лбом к плечу Леона. - Пиздец... Аббаккио подхватывает того под руки, под коленками и тащит в комнату, настороженно сверля взглядом тёмную макушку. Кладёт на кровать, спускается вниз за водой и мокрым полотенцем, вытирает с лица пот. -Голова или живот болит? Бруно кивает. -Сейчас принесу таблетки... После таблетки полегчало, хотя и не намного. Голова болеть перестала, гул в ушах прошёл, но мир перед глазами все ещё угрожающе чернел. Глаза слипаются. Леон с книгой ложится на кровать рядом, задумчиво уставившись в потолок. Глаза слипаются. Почему он так устал? Что это вообще было? Думать об этом не хочется. Накатывает усталость, по странному сильная, и Бруно, привалившись к плечу Леона, засыпает, проваливаясь в глубокий сон. В комнате темно. Темно как ночью, но тени гуще. Рядом храпит Леон, книга лежит у него на груди, постепенно сползая вниз. Голова гудит. Бруно приподнимается на локтях, щурится, пытаясь хоть что-то увидеть, но безуспешно, перед глазами пляшут лишь чёрно-серые пятна. Сейчас, наверное, около шести часов, может семь... Наранча уже должен был прийти со школы, надо с ним поговорить хотя бы. Он пытается слезть с кровати, держась за каркас. -Ты куда? В туалет? -Я к Наранче. -Он не пришёл ещё... Так что случилось то? Тебя вырвало? Чем ты завтракал? -Я плохо вижу. -Зрение опять упало? -Да. -И это всё? Сходим завтра ко врачу вместе, подберём тебе очки крутые, это ж не проблема. -Я слепну. -С чего ты взял. Из-за того что зрение упало? Это не значит, что ты сле... -В два часа мне казалось, что в комнате темно. Сейчас мне темно как ночью. Леон молчит. Он смотрит на Бруно, немигающим взгядом, его глаза белыми пятнами выделяются из темноты. -Ну ничего, сходим к врачу, они наверняка что-то сделают... - Его голос дрожит. -А что врач сможет сделать? -Что нибудь! Он же врач! - Голос Леона ломается, как ломается сухая ветка, с хрипотцой, с отчаянием. Он подскакивает, бежит к компьютеру, - Я запишу тебя на приём... - По пути включает свет. В комнате светлее не становится. Теперь, всё всегда будет тёмным.