пыльные крылья

      Что-то не то.       Что-то конкретно сломалось в тебе, никчемный битый мальчишка, себе не ври.       Ривен отмахивается, отплевывается — скуривает зудящие, вставшие комом в горле слова, на которые солнечная девочка всегда готовит удар; он над собой смеётся, честное слово, вот ведь идиот, там — кровь королевская, золото — в волосах. Ему с ней места нет, Ривен понимает, поверьте, но взгляд отвести не в силах, как блять не пытайся — Элизабет в белом во всем, как в снегу.       Теперь яркость на максимум, контраст до ста — там глаза ее синие на фоне его, Ривена, дебильного сигаретного дыма да Беатрикс, что под руку лезет, поцелуями липкими клеймит, аж блевать охота, ведь она наблюдает. Его нежно-острая, на коже оставляющая булькающие ожоги, словно родное ее солярийское солнце, Лиззи упрямо видит Ривена в ответ.       И ненавидит плохих мальчишек, бракованный материал.       А Ривен любит — непокорных, словивших горячку и брошенных в утиль, ведь, да, Стелла водит Лиззи под ручку аккуратно, пташкой сладко поёт всем «моя сестра», однако улыбочка у младшей, будто оскомина сумасшествия — пугающе тёмная, густая. Там историй тысяча и тысяча и один привод докторов во взорванную кухню, толи кишки, толи макароны по стенам; ничто не меняется — лишь у Лиззи сильнее опускаются плечи.       И вот кто теперь тут неудачник — они оба на чертовом опустевшем тренировочном поле. Лиззи у ног его сидит, склонив золочённую голову, а как они оказались в такой ситуации, хрен поймёшь.       Что-то не так.       Определенно внутри какой-то сбой, Ривен знает точно — у него сердца нет, так, лишь обугленный окурок; оно не бьется, нет.       Но волосы у принцессы мягки, поцелуи — жестки. Она гнётся навстречу, плавкая, что смола, а после ударяет сильнее, чем Ривен мог бы представить.       — Это было первый и последний раз. Ты для меня — никто, — такая одинокая, такая она хрупкая; она так умело лжёт.        Если не приручить ее,        То, может,        Хотя бы        Сберечь?       … А, дурной мальчишка?..