Блеска Ключ от Всех Дверей

— Сёстры Диалогус должны быть почтительными к кому-либо, ибо Слово освещает как субъект, так и объект Познания… Но это не твой случай, осквернённый мальчишка. Я практически уверена в том, что ты уже поддался пагубе ереси и только ждёшь шанса, дабы пробудить её в прочих сёстрах! Этому не бывать, понял меня?! — Сжигала меня отборным пламенем своего Слова Селестина, палатина Общины Диалогус Санктума Знаний. Сжал зубы, закрыл глаза: возвышенность и светлая надежда после столь прекрасного Слова канониссы обратились в уже такие приевшиеся угнетённость и печаль…       Святая обитель палатины окружала меня и вселяла благоговение. Не помню, когда мы вошли в эту просторную келью монастыря; повторный допрос всё продолжался и продолжался, изливался в меня и из меня. Я не был удивлён насчёт её подозрений, ведь практически каждая дева Диалогус думает обо мне абсолютно так же. Тело уже блуждало во мраке полусна, но Селестина не останавливалась в своём пламенном желании обнаружить и уничтожить скверну… меня, знаете ли. Нет уж, теперь я ни малейшего шанса этому не дам. Моя цена признана, мой Путь проложен! Да и с чего это мальчишка, в конце концов?! Где-то позади Пути миновал уже двадцатый год моего бытия! Разве я не полноценный мужчина? Хотя по моему худому телу этого не скажешь…       Я сидел и медленно тлел в кресле наподобие тех, что стоят перед главным алтарём. В камине мерно потрескивало пламя, переливалось тёплыми тонами. Казалось, на него можно смотреть вечно… Скромная кровать, письменный стол, заваленный свитками, объёмными книгами и планшетами; на стенах искрилась геральдика Ордена и Империума. Помещение освещалось как огнём, так и настенными флюоресцентными лампами. Также подметил подвешенный утончённый посох Диалогус, представляющий волю Экклезиархии и самого Бога-Императора всем, кто его узрит. Прекрасная вещь, знаете ли, чтоб по усталости опереться, ударить в случае опасности… Наконец, предо мной уверенно расхаживала в своих богато расшитых одеяниях и сжигала мой разум Словом худощавая женщина. Длинные волосы её были жёстко завязанными в три косы. О длительность и тяжесть пройденного Пути указывали шрамы на шее и руках с утончёнными пальцами. Кроме богатого кроя, балахон палатины волей посеребренной нити представлял взору мудрейшие письмена, часть из которых мне было не прочесть при всём желании. Это и не удивительно, ведь Селестина давно прошла Путь Старшей Сестры, возвысившись в познании где-то на уровень самой канониссы, насколько я понимаю. Однако же о ней не гласят легенды о сёстрах-основательницах… Впрочем, легенды — Слова красивые, но не очень правдивые. Не люблю легенды… Банально, но порой занятно. — Против воли святейшей канониссы не пойду — слишком много нас связывает воедино: цель, Слово, Путь… Я была против того, чтобы в это впутывался потенциальный еретик; привлекла наисветлейшие Слова, но святейшая… настояла. — Заключила после длительного расспроса Селестина. Её надменный взгляд давил на меня, пригибал к полу, — Путь тебе известен, мальчишка. Рассказывать обо всём увиденном и услышанном ты будешь мне и только мне, каждый день после вечерней трапезы — я распоряжусь, чтобы тебе её тоже выдавали… Исключения будешь оговаривать со мной заранее. — Возможно, — продолжала палатина, подойдя поближе и снизив тон, — на твоём Пути в стенах Санктума тебе встретится мужчина с непокрытой и очищенной от волос головой. Его также можно узнать по атрибутике Инквизиции. В частности, на лбу. Да, мальчишка. В гостевом блоке проживает инквизитор «широкого познания» Еретикус, ибо Путь Диалогус крепко связан с ересью… Инквизитор знает о тебе и не раз проверял твои помыслы, благо не еретические. Сейчас будет даже лучше, если ты его не встретишь, а если и так — забудь напрочь о своей цели, пока он рядом. Надеюсь, ты понимаешь, на что способна святая Инквизиция? Что грозит всем нам, мальчишка, если ты не выполнишь свою задачу? — Я нервно сглотнул, ведь Знал и Читал (показалось, что и палатина тоже сглотнула). Пред борцами со скверной по воле самого Бога-Императора нет и не должно быть никаких преград. Если вы становитесь на пути у инквизитора или его дознавателей — вы сошли сума и, скорее всего, еретик, а в долгосрочной перспективе — мертвец. — Путь Ордена опасен, посему подвешен. Если Еретикус узнают, что происходит — Малая Жертва захлестнётся Большой. Ты ещё многого не понимаешь, мальчишка… — По велению канониссы Госпитальер вставили в твою извращённую голову один из сестринских блокираторов пси-видимости. Удобно при ведении переговоров, где другая сторона может перехватывать Слово на половине Пути… послужит и сейчас. Я была против, но канонисса… неважно. Теперь ты невидим для ментальных проверок инквизитора; издали он не навредит твоим блудливым похожденьям. Но и для наших сестёр «широкого познания» ты тоже стал невидимым… так что если не будет отчёта — Сёстры Битвы с Астартес выследят и изничтожат твоё еретическое тело благим пламенем. Понял меня? — Да, — незамедлительно ответил я. А кто такие, или кто такой этот Астартес… что-то знакомое.       Монолог оказался весьма содержательным. Всё предельно просто и ясно. Как и всё прочее после Слова Мириэм…

***

      Подкрепившись и вдоволь отдохнув, я принялся за своё новое дело. Признаю, что поначалу мне везде мерещилась ересь — так называемый пыл инициативности, пробуждающийся в самом начале выбранного Пути. Через несколько дней он пал, что естественно. Расчертив себе поле действия, я принялся за свою задачу. Первым же делом я решил мягко обратиться к давней знакомой, старшей сестре Анне.       Помню её ещё мудрой женщиной, чьё лицо было усеяно глубокими морщинами и чьи ноги уже начинали понемногу терять былую стойкость. Она порой общалась со мной, умственно отдыхая от своих мыслимых и немыслимых трудов; мне, разумеется, было радостно оттого. Потом на неё излился частый внешний Путь и я потерял собеседницу. Ей удалось выжить и она возвысилась до старшей сестры, прошла обряды омоложения и взялась за новый виток Пути. С тех пор наше совместное времяпровождение как-то оборвалось… но не навечно. Вопреки тому, что её стало труднее узнать, полагаю что таки найду её. Вернее даже, что искать и не придётся. — Здравствуй, Симеон… — Чуть повернула голову в мою сторону девица с короткими вьющимися волосами, выглядывающими из-под капюшона. — Здравствуй… — Тихо ответил я, сидя рядом. Затем уже шёпотом, дабы не надрывать неразвитое для длительных бесед горло, — давно… не общались. — Это да, но ты сам оборвал Путь. Всегда знал, как меня найти. — Да. Как твой… Путь? — Вьётся как змея, но я от неё не отстаю, — Анна улыбнулась, полагая, что никто этого не видит. — Но, полагаю, ты не с этим вопросом вернулся, Симеон. Твоё Слово… выдаёт тебя.       Наш своеобразный ритуал был примитивен до безобразия. Сразу вспоминается самый первый раз, когда я просто сидел на лавке в главном монастыре, отчаявшийся в том, смогу ли я попрактиковать свою речь с кем-либо. Анна первой заговорила со мной, сидя рядом. Милейшая получилась беседа, простая и понятная, без высоких материй. Затем я уже каждый раз присаживался рядом с ней и просто ждал, слушая молебны и шёпот стен, думая о чем-то своём. Если она не хотела разговаривать, то просто не начинала беседы. В противном случае совместный Путь всё-таки преображался. Банально, знаете ли, но приятно. Так вот получилось и в этот раз… — Да, Анна… — Пришлось хорошенько продумать то, что я буду говорить. Палатина и сама канонисса не одобрили бы раскрытия моей цели и общего замысла, — мне страшно. — С чего же? Разве в обители затемнение? Хотя… пролетело Слово, что тебя волокли к высшим из Ордена. Стража поработала с телом… ты об этом? — Нет, это… — Не продумал этот случай. Глупый, глупый Симеон! Боже Всемилостивый, дай ума! — Меня поймали, когда… кхм, читал за спинами. — Ты уже получил заслуженное… Твой пытливый ум погубит тебя, дружок. — Знаю… но я не об этом, Анна. Кажется, будто… затемнение. Я же ведь… много где хожу. Что-то не так… — Хм… — она задумалась, подперев лоб рукой и отложив на время планшет. Наконец заключила, — не видела затемнения в Санктуме, Симеон. Ты слишком засиделся в родных стенах, дружок. Внешний Путь отлично это правит, но… ты понимаешь нормы. — Да… — Разумеется, никто не разрешит мне полноценный внешний Путь. Я могу сбежать, однако не выживу в тех условиях. Да и знаний моих недостаточно для такого. — А что же… сёстры? — Сёстры? — Удивлённо повернулась ко мне уже всем лицом Анна, нахмурив тонкие чёрные брови. — Может, они… что-то знают. Просто хочу понять… что со мной. — Разве я заслушиваюсь сплетнями? — Хм… но ты же узнала… что меня волокли… — Неплохо, неплохо, — улыбнулась на этот довод Анна, — отменное Слово, Симеон. Подловил старую Анну. — Я не хотел… ничего плохо. — Понимаю… Твой страх я тоже понимаю, дружок. Но сестры, особенно старшие, не очень общительны. Ты редко услышишь их шёпот в стенах… Особенно тех, кто вернулся от особо опасных внешних Путей. Катарина уже который месяц не может отойти, а Аксентия и вовсе языка лишилась… Нет, Община и Орден молчат касательно затемнений, Симеон. Лучше тебе будет поискать ответ внутри самого себя. Не всё что движется — ересь, дружок…       Больше я не получил от неё ни Слова, но первые подмётки уже просочились. Катарина… Аксентия… Внешний Путь часто меняет дев Диалогус, порой совершенно невообразимо. На моей истории встретился один случай, когда старшая сестра после внешнего Пути сошла сума. Как же её звали… не вспомню, прости Боже. Но после того я её никогда уже не видел. Впрочем, капюшоны скрывают лица, так что кто знает… Что же касательно полученного Слово — буду держать его в уме. Если о ереси знает сама канонисса — то дело явно не ограничивается одной или двумя сёстрами… Более того, это лишь домыслы, легенды… а легенды я не люблю. А вот последнее, что сказала Анна, очень занятно. С ней поспорят несколько постулатов из «О ереси в монастырях Экклезиархии…».       Дальше я начал осматривать те места, к которым мне был строго-настрого закрыт доступ ранее. Из интригующего сразу припоминается один из уровней главного комплекса. Каждый его вход был защищён удивительно толстыми воротами, закрытыми для абсолютно любого посетителя, включая и меня. Казалось бы, мне открыто всё по велению самой канониссы — но нет… — Я ожидала, что своими еретическими домыслами ты доберёшься туда… — Высказалась Селестина, когда я описал ей увиденное, — тот уровень не должен тебя интересовать, мальчишка. Туда входят только сервиторы, да и то редко. Там проживают те, чьё общество… скажем так, не очень хорошо сказывается на всех остальных. Да и с чего я тебе вообще должна это пояснять? Ереси там нет — можешь даже не искать! — Слово её дробило ум во властной манере. Мне ничего не оставалось, кроме как отстать с последующими расспросами, в коих я не силён. У меня есть предположение о том, кто же это там познаёт свой «тихий» Путь, знаете ли, но… не люблю лживого Слова, а любое непроверенное Слово — лживо. — Поддался пагубе ереси, мальчишка? — Спрашивала Селестина с затаённой надеждой на положительный ответ, когда я в очередной раз рассказал всё об услышанном и увиденном. Её Слово было достаточно прямолинейно. — Нет, — твёрдо ответил я. Выговаривать простейшее было всё легче и легче из-за повторяющейся практики. Оно и к лучшему, знаете ли, ведь если канонисса вдруг опять «позовёт» меня на допрос — мои Слова будут более выверенными. Я предстану в лучшем свете… — Не сомневаюсь, — ухмыльнулась палатина, смерив меня взглядом подозрения в тусклом свету настенной лампы, — чем дольше ты находишься под защитой блокиратора, тем больше у меня подозрений. Твоя несговорчивость действует тебе во вред, мальчишка… — с этим можно согласиться, знаете ли, но Мириэм говорила, что я прелестно храню Слово… Как же сложен мир. — Отныне ты будешь проходить небольшой экзамен, на подобии тех, что проходят сёстры. Быстрый вопрос — быстрый ответ. Промедление приравнивается к сомнению, сомнение — к ереси. Понял меня? — Да. — Ну что же, начнём, мальчишка…       Эту проверку я затем проходил изо дня в день. О том, каковы были вопросы, хочу вспоминать в последнюю очередь. Запретные и ложные знания, сладострастие, связи с внешним миром, поклонение богам Хаоса и прочим фетишам, осквернение Слова — мои молниеносные ответы в этих областях были тем крюком, что удерживал меня от гибели. Были и другие вопросы, более лёгкие и незатейливые: о сёстрах, Боге-Императоре, Ордене и Общине, устройстве монастыря и так далее. На них тоже хотелось ответить правильно и быстро, ведь Бог Смотрит и Видит; Его длань сдерживает меня от паденья.       В поисках и проверках пошёл уже восьмой день. Никаких успехов… Вот, например, исследуемые мной складские помещения. Они заполнены едой и питьём в стазисе, походной и монастырской атрибутикой Ордена, среди которой особенно выделялись массивные посохи с овальной фигурой на вершине и специфические верхние одеяния — балахон, поверх которого был нашит пергамент с текстами на неведомом мне языке. Моих знаний достаточно, дабы сказать точно: раньше их носили девы Диалогус в своих походах внешнего Пути. Сейчас же я редко встречаю возвращающихся сестёр в подобном. Всё больше входит в «моду» вручную исписанный кожаный доспех, прикрытый плащом… Много чего я узрел на складах итого, но никакой ереси, ни днём, ни ночью. Хотя это было бы очень уместно: пространство тихое и редко посещаемое (сервиторы не в счёт, разумеется). Очень надеялся на успех, знаете ли, но увы…       Также отрицательный результат среди сестёр и послушниц. Мерный шёпот, мерный ход, мерная беседа и мерные темы этих бесед. Как же сложно разделять это с шёпотом стен, знаете ли… Я чувствую себя настоящим еретиком оттого, что намеренно подслушиваю разговоры всех окружающих. Палатина доходчиво повторила мне о цели моих наблюдений, Пути, истинной ереси и, собственно, ереси в моих сомнениях, но оправдаться перед собой, да и перед Богом-Императором вовсе — в разы сложнее. Заслушиваюсь ублажающими душу молебнами, сам часто молюсь о спасении и прощении за сотворяемое, когда выдаётся время для передышки. И всё не то, всё не то.       Беспокоят мой рассудок Сёстры Битвы, знаете ли. А именно их неутолимый голод ярости и сражений. Безусловно, хулители-гвардейцы не лучше, но… не знаю. Разве такая кровожадность не является даром одному из богов Хаоса, да не будет высказано его имя всуе? Именно здесь, как мне кажется, закопана ересь, но наблюдаемое мной расходится с предположением, ведь Бытиё Сестёр Битвы ещё более замкнуто, чем у обычных дев Диалогус. Ничем не интересуются, Путь не совершенствуют, Слова не ведают; им не нужен никакой комфорт либо уединение. Многие из них даже спят стоя. До поворота моего Пути я мог сосчитать по пальцам рук Слова, ими сказанные (дубликаты не в счёт). После поворота же я начал улавливать их недолгие тихие переговоры, сокрытые шёпотом стен. Эти беседы тоже ничего нового не привнесли в мою цель, хотя мне понравится слушать их пересказы минувших военных событий. Мальчишеский пыл не ушёл полностью… Банально. А вот едят Сёстры Битвы за троих обычных, но это уже совсем другая история.       Двенадцатый день позади и я расстроен из-за отсутствия прочих зацепок. С «подсказки» Селестины я решился на подглядывания за сёстрами и старшими сёстрами в то время, когда они спокойно отдыхали в своих комнатах. Не передать Словом то, как же мне было стыдно за эти действия. Денно и нощно молился за прощение у Бога-Императора, но и с Пути не сходил, ведь сама канонисса рассчитывает на меня. Пришлось заняться и этим не богоугодным делом, тоже не принёсшим ожидаемого, кроме… кроме того, что я нашёл комнату Анны и не застал её одной в её опочивальне, как в полусотне других случаев.       В тот злополучный вечер я как раз передвигался в темноте коридоров комплекса Ордена, обозревая быт комнатушек старших сестёр сквозь ключные скважины. В большинстве своём они были однообразны, знаете ли, и никакого восхищения не вызывали в отличие от кабинета канониссы либо же палатины. Сами сёстры там не теряли времени зря и попросту падали на свои малые кровати, устав от очередного дня поглощения знаний, дополнения Пути. Некоторые спали прямо в своих креслах у столов, но Анна… я даже не знаю, как это назвать. Назвать то, что они на её кровати делали с ещё одной сестрой — это ужасно, это… это сладострастие, грех и ересь! Дрожь моя была неимоверной от увиденного, и не столько от осознания скверны, сколько от собственной бури страсти, внутри собственных вен. Я отстранился назад, припав к холодной стене спиной, натужно дыша. Да разве можно… ужасно, это ужасно! Хорошо, что тогда в коридоре никого не было, и никто не увидел моего состояния… хотелось бы думать, что никто. И что же, я должен рассказать об этом Селестине? Рассказать об единственной деве, которая спасла меня от вечного молчанья? Но если не расскажу, то как же вера канониссы в меня… Боже Всемилостивый, как же тяжко на душе! Соберись, Симеон, надо подумать. Ты же любишь думать, да? Сейчас самое время к тому…       И что же это получается, со мной незатейливо и свободно общаться способны только погрязшие в ереси?! Единственный пример — не правило, знаете ли, и всё же. Ох, Анна, Анна… что же ты наделала. Что же я наделал… что делать?       Я плакал, да, молился и проклинал. Единственный, хоть сколько-то близкий мне человек погряз в ереси и у меня, похоже, нет шансов… или есть? Сам ведь упорствовал на том, что некоторые постулаты в том святейшем труде, «О ереси в монастырях Экклезиархии…», излишне радикальны. Но ведь в каждом суде существует время, когда человек может оправдаться, постоять за себя. Или я просто хочу оправдать Анну в своих глазах. Да, хочу, знаете ли… Да, хорошо, да, я не расскажу о ней палатине. Я сначала выслушаю, попробую убедить в самостоятельном покаянии что ли. Знаю ведь Залы Очищения Диалогус… Боже Всемилостивый, прости за сокрытие Истины, прости!

***

— Раздевайся, мальчишка, — прожгло мою повидавшую лучшую жизнь спину, когда я уже собирался идти на заслуженный отдых после проверок. — Что? — Прокашлял я удивлённо, разворачиваясь вполоборота. Ну что же, Симеон, ты это заслужил за сокрытие. Пора отвечать по делам своим. — Ты правильно всё услышал. Пагуба ереси предаёт тело гнилостному разложению, Симеон. Хитрый еретический разум может провести экзамен, но тело всегда говорит истинное Слово… — С этим нельзя было не согласиться, хоть я и был против. Сам ведь читал об этом в труде «О ереси в монастырях Экклезиархии…», да и в прочих трудах тоже. Одни лишь движения тела — целый язык, изучающийся в этих стенах. Что же, такая постановка вопроса ещё раз напомнила мне о моём месте здесь… вернее о том, что места мне здесь нет. — Промедление приравнивается к сомнению… — Зло улыбнулась палатина, явно представляя, как меня избивают цепями до полусмерти в одном из хмурых Залов Очищения.       Таким образом к проверкам добавились ещё и осмотры моего нагого тела, сначала лишь торса, затем, ещё через несколько дней — всего, от макушки до пяток. С таким рвением, с такой ухмылкой Селестина принималась за это дело, тогда как меня выворачивало от подобных процессий. Разве дал я один лишь повод к тому, чтобы обвинить меня (запретные знания ни в счёт — поиски совсем не располагали к возобновлению былого Пути; про Анну и вспоминать не хотелось). Слишком часто в последнее время я представал перед кем-то нагим, будто только родился… ересь ли это? Да нет, это же сама палатина Общины Диалогус! Но все же её проверки излишне радикальны, как по мне. Впрочем, как и некоторые постулаты труда «О ереси в монастырях Экклезиархии…». Зря удивляюсь итого, знаете ли… Банально.       Замечания палатины о том, что «от меня воняет, как от последней крысы на нижних уровнях», логично привели меня в банные пещеры, где абсолютно все сёстры Диалогус регулярно проводили обряды очищения тела. Для прохода в эти владения природы либо смышлёных зодчих был оборудован один из нижайших уровней комплекса Общины, особенно уходящий вглубь горы. Пространство здесь было душным, наполовину заполненным горячей водой, освящённой благостными молитвами. Подозреваю, что замешаны не мудрые заклинания «широких сознаний» и не загадочные артефакты старых времён, а всего лишь внутренние процессы в планете… Ранее я не имел никакого доступа сюда, но наконец и мне открылся этот Путь. Почему бы им не воспользоваться для общего блага? Переговорив с Селестиной, коя разумеется не была в восторге от моего плана, я потратил несколько вечеров и ночей на бытиё в банном мире…       Верхи многоуровневых пещер были покрыты мелкими зубками причудливых сталактитов. Кое-где из-под завесы жидкости к ним неуверенно тянулись сталагмиты; их внешний вид в свете безвредных биолюминесцентных грибов, растущих от повышенной влажности, многогранно отражала чистейшая вода. Впрочем, свечения было недостаточно для полного видения, поэтому моё присутствие отлично скрывалось, когда мне это было нужно. Находясь здесь, прячась за естественно сформированными колоннами, изгибами пещерных проходов, выше и ниже уровнем, я задумывался о том, что бы я мог узреть. Боже Всемилостивый, может сама канонисса предстанет предо мной… Гнал от себя эти мысли. Сладострастие — худший грех, знаете ли. Даёшь ему волю — и оно медленно пожирает разум, откидывает Путь; не спрятаться и не укрыться от сего порока. — Но я не хочу! Меня больше мои забавляют. Их Путь имеет то, что может дополнить Слово, просветить его по-новому… — Услышал я извивающийся голосок среди бульканья и отдалённого шёпота стен. Голос сам был шёпотом по сути, но мой чуткий слух, воспитанный годами и годами, меня не подвёл. Ноты желанного сокрытия беседы особенно привлекли моё внимание. — Я тебя отлично понимаю, Миринда… Но ты ведь блуждаешь в темноте, вынужденная искать знание по крупицам… Она предлагает уже готовое. Нужно просто помочь с переводом. Неподготовленный разум может потерять связь с реальностью, как это часто бывает с Диалогус, но ты… Объединившись, мы сможем достичь успеха. Знание из сегментума, в котором ты проходила свой внешний Путь, здорово нам помогут. Я уверена в этом… — Шептал иной голос, настойчивый, уверенный и хорошо поставленный. Слово этой девы было превосходно в своём глубинном обволакивании не столько своего Пути, сколько чужого. В этом плане даже Селестина не сравнится с этой старшей сестрой — я уверен в статусе, иначе и быть не может. — Она беспокоит меня, Сюзанна… Последний внешний Путь переменил её. Другой взгляд, другое поведение. Ранее говорливая — теперь молчаливая… Нет-нет, я не обвиняю, что ты… Но она уже не та сестра, которую я знала. — Такое часто бывает… Всякий Путь имеет свою связь с внутренними духовными эссенциями тела. События меняют нас — и это даже к лучшему, ведь Путь становится индивидуальным, неповторимым. Мне кажется, что ей открылось большее, чем нам. Будущее Катарины лежит в высших сёстрах Ордена… Разве тебе не хочется прикоснуться к такому возвышению? — Чрезмерно пафосные Слова. Впрочем, не мне судить. — Возможно… всё возможно… Но дай мне закончить мой труд и я подумаю над твоим предложением. — О, у тебя достаточно времени, сестра…       Катарина, старшая сестра в Ордене… О ней я ничего не знаю, но вот уже дважды этот незримый образ мелькает в моём разуме, а также на устах сестёр. Её похожденья что-то затронули в Пути… Теперь она занимается чем-то таким, о чем прочие сестры предпочитают общаться шёпотом, используя формацию сокрытия Слова. Отменная тропка проложена, знаете ли, отменная… И снова Анна вспомнилась, её Слово про Катарину. Эх, Анна, что же ты наделала?!

***

— Катарина? Из старших сестёр? Нет, мальчишка, она не может. Мы уже проверяли весь Орден. Ни одна из дев не попала в угодья Хаоса. Я не палатина Ордена, но… Катарину тоже проверяли и не раз. Боже-Император, да она сама проверяет других, и уже не раз вычисляла ересь в умах, зыбкость Пути. Нет, мальчишка, Катарина не может. Ты ошибся. Ищи ещё. — Но всё указывает… — Селестина сегодня была явно не в духе. Может опять пришлось успокаивать буйных «груд» либо же боевых сестёр… — Нет и ещё раз нет. Ты разочаровал меня, Симеон. Клеветать на старшую сестру, сомневаться в её преданности и вере! Это заслуживает особенно долгих проверок… — И проверки последовали, в полном объёме и даже свыше того.       Но я получил указания не от палатины, а от канониссы. Мириэм не сосредотачивала моё внимание исключительно на обычных сёстрах либо послушницах. А это значит, что, вопреки всему, Катарина может подходить. Но даже сама вероятность того, что старшая сестра Диалогус впала в ересь — ужасает в особенности (хотя о чём тут размышлять после Анны…). Но она же и сильнее дёргает меня в правильном направлении. Я должен найти Катарину и узнать каким-то способом, что же она скрывает.       И удалось мне это неимоверно просто: либо же она была весьма глупа, либо же — весьма мудра. Когда-то я услышал от одной из сестёр мудрое выражение о том, что если хотят что-то спрятать, то прячут на самом видном месте. Возможно, что Катарина руководствовалась именно такими соображениями (если вообще руководствовалась), ибо перешёптывались девы о ней в самой Библиотеке. Многим из них она уже предложила возможность «познать большее», «дополнить Путь». Практика эта в сестринстве известная и широко используемая… но я почуял неладное.       Что же такое Библиотека? Это многоуровневое строение, заполненное возвышающимися до потолка шкафами с фолиантами, книгами, информационными планшетами в своих планках, рядами функциональным когитаторов, провода от которых ветвились под стенами. Невидимые дорожки проложили себе черепки-сервиторы, пронося поверху многочисленные источники знаний. Присутствовали обширные места для самообучения: это минималистические лавки и удобные кресла возле столов под сияющими в свете исключительно флюоресцентных ламп знаками благости и святости. Жгла всю возможную скверну неслышимая молитва аквилы Империума. Провозглашала верховенство Слова и Ученья геральдика Ордена и Диалогус в целом. Но и шёпот стен здесь был самым слышимым вопреки мерному гулу вентиляторов, изгоняющих тепло от машин. Некоторым девам Диалогус эта канонада была не очень по душе, поэтому они проводили больше времени во внешнем дворе Санктума. Здесь не могу не понять, знаете ли…       В широких проходам между отделами одного уровня было не так просто протиснутся из-за стоящих по их сторонам массивных шкафов. Однако же между самими шкафами удобно расположились лавки с небольшими столиками, где каждая желающая могла «отдохнуть» за глотком знаний. На одной из таких лав, вблизи шкафа, я и подметил затихшую в своём Пути Катарину. На её сгорбленную спину отчётливо поглядывали проходящие мимо сестры и не поскромничали пошептаться о «загадочных деяньях Катарины». Впрочем, для сестёр было совершенно обычным обсуждать знания старших сестёр в подобном ключе. Но я подозревал немного большее, чем кто-либо из них… Мало кто обратил бы внимание на очередную сгорбленную фигуру в балахоне, выглядывающую свою книгу, не так ли? Краем глаз, вполоборота стоя, я заглянул за плечо Катарины и ничего такого не узрел, к удивлению своему. Обычный… что?       Я действительно это вижу или… Боже Всемилостивый, это же заклинание «широкого разума», здесь, в Библиотеке Санктума Знаний!       Как только очередная группа сестёр покинула ту зону, где она могла увидеть Катарину либо читаемое ею — пред её взором вместо планшета с трактатом «Об организации мирных переговоров в военной время…» возникла рукопись на листе пергамента. Но она тут же исчезла, как только ещё одна сестра появилась позади. Настоящее заклинание… но разве можно таковыми пользоваться в Библиотеке? Разве это не ересь… Подумав ещё некоторое время, стоя прямо там, я пришёл к заключению, что этот текст прячется от тех, кто виден «широкому сознанию» Катарины, а таких было большинство. Но не я ведь, знаете ли! Мне же поставили… какой-то блокиратор, верно? Не зря настояла канонисса, не зря… Спасибо Вам, канонисса, что сейчас я могу преподнести Вам то, что вы у меня попросили. Сначала нужно только взглянуть на этот текст…       При более внятном рассмотрении мне предстали незнакомые символы, от которых внезапно начала стынуть кровь в венах. Боже-Император, да это же знание, которого не найти в Библиотеке и Ксенолексикуме — я полностью в этом уверен, ведь ни печатей, ни нумераций, ни шифров Империума! Как только я подметил эти буквы в том полуисчезающем тексте, совершенно на буквы не похожие, знаете ли — они замерли чеканкой на моих уставших глазах. Отвратительное умиротворение раскатом ударило в голову и виски; я осел на коленях, потеряв чувство пространственной ориентации, вкус слюны и минувшей трапезы, слух, обоняние… Тело немеет, и перед глазами лишь они, лишь они… о-о-ох, шумлю… не хотел бы я предстать таким перед… — Какой пытливый ум… — Повернула мою голову возникшая будто из ниоткуда дева в балахоне. Катарина… Она улыбнулась, присев рядом со мной, придерживая меня удивительно холодными руками, — я не удивлена твоему приходу, мальчик. Ты многое выстрадал, многое не познал… Твои глаза пытливые, но такие уставшие и грустные.       Её Слово было таким медленным и успокаивающим, что я даже немного вернулся в реальность. Ощутил послабление хватки запретных знаний, знаете ли. — Что… что это было? — Спросил я, всё ещё пытаясь восстановить дыхание, ошалелым взглядом всматриваясь в её лицо. Получалось слабо. — Это… хм, это то, что обычному человеку не должно знать. Но ты и так много знаешь для обычного человека… не так ли, Симеон? — Улыбка её была… просто излишняя. Мне не найти Слова, которым можно охарактеризовать эту мимику, — не понимаю лишь, почему… почему я не чувствую тебя и не вижу тебя? Раньше ведь…       Вдруг Катарина вздрогнула всем телом, выпучив глаза немного в сторону от меня, раскрыв рот от безмолвного удивления либо же… страха? Да, я точно видел в этих глазах страх, знаете ли. — А меня ты почувствовала, еретичка… — На плечо девы Диалогус опустилось блестящее лезвие, ощетинившееся стальными клыками с обеих сторон. Настолько оно было тяжёлое, что Катарина осунулась, теряя дыхание уже сама. Будто сам шёпот вокруг застыл… Что же, я тоже почувствовал этот «всплеск» неудобства, желания сбежать, отпрыгнуть, отойти как можно быстрее и как можно дальше! Боже-Император, не дай умереть от страха!

***

      Спасибо, Боже Всемилостивый, спасибо. Блага длань твоя, держащая меня. Прости за то, что в обман пустился, что ереси поддался. Я всё исправлю, Боже, всё исправлю…       Новость не удалось заглушить, да никто и не пытался, собственно. Новое Слово воспарило среди стен Санктума. Как же ему не воспарить, когда впавшую в ересь старшую сестру Диалогус вела не Сестра Битвы, а самая настоящая Сестра Тишины (либо же Безмолвия, как ещё кличут таковых в мудрых текстах). Также в группе находились несколько «груд», наставивших своё грозное оружие с красными мерцающими переливами на осквернённую. Тёмным коридорам комплекса, благостному шёпоту стен монастыря, отходящим в стороны, недоумевавшим сёстрам и послушницам с их Словом не удавалось заглушить эти грузные шаги и постоянные молебны, очищающие пространство позади. Меня вели немного поодаль и придерживали под руки другие «доспехи», ибо рассудок мой помутился и мало что удавалось запомнить. Мелькали фигуры и огни… кратко переговаривались «груды» их полуживыми голосами… и эта забавная косичка на голове Сестры Безмолвия, как-то удивительно приподнятая. Никак не разберу в этой темноте, отчего же…       Вспоминаю однако, как встретила нас канонисса; как её рёв наново раздробил мне голову ментальным разрывом. Она пообщалась о чём-то с Сестрой Тишины, затем задала несколько широких оплеух Катарине, воздвигая такие Слова, что да забудут их эти стены так, как забыл их я. Не помню, знаете ли, и не хочу.       Затем длился изматывающий многодневной допрос в хмуром зале Очищения. Со стен здесь свисали цепи и крючья, металлические и тканевые полоски хлыстов, а также атрибутика Экклезиархии, призывающая к Откровенью и Чистоте, Очищению Разума. Голову освещал тусклый свет люминесцентной лампы, защищённой от ярости «широких сознаний» либо особенно сильных личностей бронированным решетчатым стеклом. Холод глубин земли ублажал уставшего меня как физически, так и ментально… Одно и то же, десятками раз, я изливал попеременно лично Мириэм и двум Сёстрам Тишины (они сменяли друг друга…). Вопросы были одинаковы, голоса — настойчивы. Особенно у канониссы, да простит меня Бог-Император за это замечание. Эта стратегия отменно помогает в случае, если человек хочет сокрыть явную ложь, знаете ли: хотя бы на одном из витков он ошибётся и вся мощь праведного Очищения прольётся на него. Мне было нечего скрывать из того, что привело меня к Катарине и что же случилось в Библиотеке. Полагаю, что Сюзанну и Миринду тоже ждёт допрос в подобном ключе, и Анну… что же, пожелаю, дабы её Путь не обернулся для меня гибелью. Сам я ничего о ней не рассказал, ни разу. Прости же, Боже, прости… — А этот неописуемый знак на глазах? — В очередной раз блаженно прошептала Сестра Тишины. В отличие от канониссы, эти сёстры любили темноту; ради них даже выключался свет в коридоре, когда открывался вход в мой зал. Итого их лица было абсолютно не видно, а различить какие-либо детали одежды и вовсе, но вот голос и… сознание проникали в меня своей безысходностью и, казалось бы, беспочвенной тревогой. Я читал о таких, знаете ли, но когда ощутил на себе воздействия этого «нулевого поля», то понял, что Читать — далеко не значит Знать… Банально. — Пропадает… — Вздохнул и вздрогнул я. Был потерян счёт дням и ночам, ведь вопрошающие явно приходили не в строгой регулярности. — В компании Сестёр Безмолвия много чего пропадает, — вставила в Слово формацию иронии сестра, — даже ересь порой. Но тебя она обошла стороной, хотя полнота твоего тела уже может говорить об обратном… Будешь под наблюдением Госпитальер, а также палатины Общины… Никто бы не поверил в твои гнусные слова на её счёт, но она подтвердила то, что допустила оплошность. Удивительно… А ты, Симеон, молись Богу-Императору. Исход твоего Пути уже решается…       Молится… я и молился, здесь, без знания времени, в окружении отдалённого шёпота стен, снова в полном молчании и полном одиночестве. Ведь действительно же прикоснулся к ереси и даже более того, о чём ведают девы Диалогус. Мой Путь обернулся неслыханными приключениями, которые я без сомненья желал, но масштаб которых я даже не представлял… А что ты вообще думал, Симеон? Охотясь за ересью, охотник так или иначе коснётся её, когда найдёт. Следовательно, попадёт под подозрение сам… Банально и столь прогнозировано! Сам же читал истории про впавших в ересь инквизиторов (и зачем только их сёстры берут в Библиотеке…). Но и, тем не менее, я выполнил поставленную задачу, разве нет? Даже забавно: если я еретик, то я выполнил задание, оказавшись здесь по итогу своих блужданий. Во что я впутался… Остаётся лишь надеяться, что канонисса примет верное решение и наконец закончит мои… — Симео-он! — Прогремело через внезапно приоткрывшуюся дверь. Сверкающий силуэт, застывший в лучах коридорных ламп, я запамятовал отменно, — вставай. Пройдёмся.       Немного привыкший к гнетущему конвою, я был удивлён, когда медленно шёл в компании одной лишь канониссы, поднимаясь по каменным лестницам, вдыхая благость Бога-Императора среди удивительно пустынных коридоров. Мириэм вновь облачилась в своих доспехи и выглядела превосходно, впрочем как и всегда. Её же лицо не смогло уйти от моего внимания, столь долго блуждавшего в однообразии стен. Лицо грусти, усталости, самобичевания — не спутать ни с чем иным. Хотел бы успокоить эту великую женщину, на которую молился, но и сам, скорее всего, нахожусь в объектах её раздумий. Наши Пути переплелись, знаете ли. Надеюсь, что ненадолго… я соскучился по привычному бытию. — Как твой Путь? — Опустила тон Мириэм. Формации разочарования. — Молился… моя канонисса. — Это хорошо, хорошо… Я говорила, что ты справился? — Да… моя канонисса. — Понимаешь масштаб? — Действительно, старшая сестра неведомым образом попала в угодья Хаоса (да ещё и не одна). Предпочитал об этом пока не думать. Слишком много дум в последнее время. — Да… моя канонисса.       В этих стенах было неспокойно. Шёпот немного утих. Что-то смутило мои стены… — Хочу, чтобы ты узрел кое-что, — наконец заключила она, остановившись.       В тот же момент Мириэм свернула в сторону, упёршись в большие ворота, единственные, помимо нескольких маленьких проходов по сторонам, но в ту же сторону. Владычица нажала несколько рун на вспыхнувшей информационной панели в стене, затем поднесла свою руку, избавив её от перчатки. Механизм пискнул и створки ворот начали медленно открываться. Мы входили в… Боже Всемилостивый.       В этом зале было удивительно много света — это отделяло сию площадку наравне с множественными дверями во все три стороны от типичного Зала Очищения с его цепями и крюками на стенах и с потолков. Но меня тут же пробрала дрожь на подобие той, что я чувствовал рядом с Сёстрами Тишины… Здесь очищалась Катарина; запястья её были обездвижены тремя натянутыми цепями с каждой стороны. Очищала высокая Сестра Тишины в металлическом доспехе, сравнимым лишь с тем, что носит канонисса. Лицо суровое и шрам на нём, пролегавший через висок и щеку к шее, своеобразно выделяя абсолютно вольное от волос ухо. Голова же сестры была практически полностью очищена от волос; тонкая тёмная копна вздымалась каждый раз, когда тело содрогалось от импульсов силы. Двуручный меч ожидал своего часа на спине… Я смутно вспоминаю эту сестру с той первой встречи в Библиотеке. Это она спасла меня от полного погружения в ересь, знаете ли. Сейчас она «спасала» металлическим бичом Катарину, медленно и уверенно, со спины. С такими толстыми стенами Санктума не удивительно, что мы не услышали эти хлёсткие звуки ударов. От грешной же души не доходило и звука. Давно, видимо, её подвергают Очищению… — Достаточно, инквизитор? Я ещё долго так могу… — Кровожадно улыбнулась Сестра Тишины. Да, именно кровожадно — Слово наиболее подходит к этому оскалу, да простит меня Бог. — Нет-нет, достаточно, Изабелла. Мы же не хотим испугать новоявленных гостей… Будьте столь любезны включить ограничители, сестра.       Изабелла? Что-то я припоминаю, да и лицо её отдалённо мне знакомо. Где же я её видел… Боже-Император, да это же одна из трёх сестёр-основательниц Ордена Малой Жертвы! Я отлично запомнил то отображение в обители канониссы, да и легенды возникли в голове как живые. Сама Изабелла… Хм, а ведь там она была представлена благородной леди-воительницей Тишины, сражавшейся против злейших «широких сознаний» Империума и вне границ его, чей Путь начался ещё при рождении из-за «нулевого поля». Но сейчас она больше похожа на… зверя, знаете ли. Изабелла наслаждается процессом Очищения так, как я бы наслаждался молебнами девственных и чистых помыслами послушниц. Тогда можно понять, почему она не появляется в Санктуме среди прочих сестёр (не только по причине поля). Интересно, как она меня тогда нашла?       Тем временем Изабелла нажала на несколько настенных рун, а затем переключила что-то незримое мне на своём доспехе. Быть, просто быть здесь стало гораздо легче. Значит, возможно отключать поле? Нет, скорее ограничивать, действительно. Не знал, к удивлению своему.       У боковой стены инквизитор стоял настолько неподвижно, что мои глаза после тёмного коридора приняли его за элемент декорации. Это был коренастый мужчина в расцвете своих лет и опыта. Под серым плащом, отменно маскирующем хозяина под стену, выглянул прелестнейший чёрный сюртук с позолоченными пуговицами, когда тот повернулся к нам. Лицо оказалось овалом неисповедимого разума, испещренным морщинами долгого и тернистого Пути. На лбу, как и на плаще, красовался символ Священной Инквизиции с черепком посередине. Главный атрибут инквизитора вальяжно свисал с нагрудного кармана. — Канонисса Мириэм и… ах да, послушник Симеон. Наконец-то «Путь» свёл нас… Давно вы не попадали в мои сети, послушник, и всё же наслышан о вашем подвиге во имя веры. Блестяще, просто блестяще! Кхм-кхм, — вальяжно прочистил горло инквизитор, — Давиан Гильберт, Инквизитор Ордо Еретикус, постоянный наблюдатель при Санктуме Знаний. «Путь тернист и опасен» — так ведь говорится? Но если кому и скашивать углы — то это мне… — Довол-льно пустых Сл-лов, инквиз-зитор, — взревела недовольная Мириэм, но на Давиана это никак не повлияло в отличии от меня, ссутулившегося рядом, — вы здесь вопр-реки моим ожидан-ньям. — Как у вас говорится… Мой Путь? Да, это мой Путь. Сколько уже лет нас соединяет, а Вы до сих пор удивляетесь моей самостоя… — Я поражён тем, как он держится против волевого Слова Мириэм. Мало кто способен… — Достаточно! — Не стоит усложнять усложнившееся, канонисса. У нас ересь, и я как раз нашёл причину безмолвья этой… падали. — Она ещё с-старшая сес-стра Ордена, инквиз-зитор! Держите Сл-лово под контр-ролем! — Ты слишком мягка к еретичке, сестра, — добавила грубости в голос Изабелла, затягивая кнут в креплениях на стене, — эта душа уже осквернена и ничто не держит её в рядах Ордена. Запретные, неучтенные знания с внешнего Пути, ещё и пропавшие без вести — весомый довод для сожжения… в военное время, — поправила себя в конце Сестра Тишины, обменявшись взглядами с негодующей канониссой. Как бы я не хотел сбежать от подобных приключений, а они всё продолжают меня настигать… — Хорошо, хорошо… хорошо, — сама опустила тон Мириэм. — Что узнали, брат-инквизитор? — Что же мешает очищению? — Блеснули глаза Изабеллы, подошедшей ближе. Они вообще замечают меня? Хотя чему удивляться, я же никто Симеон… — Хм… — Брат Давиан присел перед Катариной, всматриваясь в её безжизненное лицо с еле дрожащими от дыхания, раскрытыми губами, — наша Катарина спуталась с весьма тёмными силами. Всё хуже, чем предполагалось… В её сознании стоит неимоверно хитрый и превосходно сокрытый блок воспоминаний. Мне самому удалось его обнаружить лишь по некоторым вторичным ментальным признакам и только после усердных телесных увечий, в слабости тела. Нам понадобится много времени — сказал бы я, но времени у нас нет, если такая пси-мощь стоит за этой падалью. — Ближе, ближе к делу. Пустые Сл-лова, — вновь злилась канонисса. — Блок имеет связи со всеми органами тела. Если она скажет хоть что-нибудь из сокрытого, то сразу же погибнет, страшной смертью. Я ознакамливался с такими техниками в процессе обучения, поэтому знаю, о чём говорю… Стоит хорошенько подумать над тем, что мы хотим узнать и как мы это хотим узнать. Если её сознание раскроется — шанс будет только один. — А моё поле? — Поинтересовалась Сестра Тишины. Катарина перед взором Давиана начала вяло двигаться, осознавая себя в пространстве. Действовал ли он на неё широтой своего сознания? — Оно не поможет здесь. Связи с органами прямые и налаженные. Как и оговаривалось, блок весьма хитёр. Полагаю, вы поняли масштаб, Изабелла… — Кому, — чётко произнесла Мириэм. — Кто субъект познания? Я представляю, что могло открыться. Кому — это важно. — Я думал разграничить некоторые варианты, но это, полагаю, уже бессмысленно. А не расскажите ли мне о том, что же могло открыться, канонисса? — Нет, — отрезала Мириэм. — Позволь мне очистить её до нужного состояния, сестра, — зло усмехнулась Изабелла, — инквизитор сказал мне быть снисходительнее, но если всё сказанное правда — я могу сделать так, чтоб она заговорила. — Нет… нет, нет… — Активнее задёргалась в цепях Катарина, выплёскивая со Словом кровь. — Приступай, сестра. Я хочу зн-нать, кто с ней говор-рил. — Молю, молю! — Излилась агония, — именем Бога-Императора! Пощадите, простите! — Прощения не будет, — рыкнула на неё Изабелла, доставая из-за спины двуручный меч, перехватывая перчаткой его за середину лезвия. Мы с инквизитором и канониссой удалились до того, как Сестра Тишины приступила к самому жестокому Очищению, которое когда-либо видел Санктум Знаний. Кто знает, сколько это продлится…       После того разговора среди высших из Ордена я больше никогда не видел Катарину, хоть и часто прогуливался в тех местах (в рамках своего Пути, разумеется). Как же, оказывается, даже старших сестёр может увести к ереси близость особенно запретного плода знания… Но вот голос Катарины, услышанный в последний раз, пробивающий даже стены, я запомнил на всю жизнь. Никогда в Слово не вкладывалось столько боли и страданий; горло, его извлекавшее, рвалось кровавыми ошмётками, узорами, разукрашивающими непреклонный камень пола; я уверен в том, что говорю, ведь знаю возможности Слова. Долго я замаливал услышанное, саму формацию, в самых укромных местах монастыря и вне границ его. На ближайших уровнях к обиталищу Сестёр Тишины немногие девы проводили свой досуг. Надеюсь, что никто из них не пострадал, не услышал того, что услышал я. Подлинную симфонию Ужаса и предсмертной Агонии, такую короткую и такую содержательную, знаете ли — вот что. Мой чуткий слух уловил и выровнял то самое, единственное Слово…       Агиман или… Ариман… Хм, определённо Ариман. Неведомое мне название, знаете ли…