Beyond: Alive and Dead. (За гранью: Живой и Мертвый.)

***

/…??? часов до…/

Он прислоняет конверт с письмом к кофейной банке, остальные письма отправляет по старому адресу. В Бирмингем. И письмо ей тоже, хоть и не знает, где она живет теперь. Смотрит на время, а потом в окно. Охотник из Брайтмона рассказал ему, где располагался клан вампиров. В окрестностях Кардиффа, рядом с рекой, Средний Уэльс. К выезду на шоссе, рядом с маленьким городком, что располагался на берегу реки, он останавливается. Покупает чашку кофе, но не пьет. Горький. Едет дальше. Машин на дороге становится меньше. Прибавляет скорость. Проезжает старый парк, а сам вспоминает, как гулял здесь с младшей сестрой. Давно это было. Белокурые волосы развивались на ветру, но ей не было холодно. Она стояла высоко на склоне и улыбалась ему. Совсем маленькая. Каждый раз у него замирало сердце, когда она смотрела на него в ответ и улыбалась. Через пару минут он на месте. Не выходит сразу, осматривается. Тихо. Льет дождь. Чуть позже подходит к одинокой фигуре. Старичок стоял под большим, старым деревом, и смотрел вперед. Тот молчит. Ничего не говорит ему, но кивком головы указывает на молодых парней. Их обратили совсем недавно. Один из подростков заметил Эдварда и застыл на месте. Они несколько секунд смотрели друг на друга. Эдвард запомнит этот взгляд на всю жизнь, но никогда не поймёт, что он означал. Узнавание? Или жалость? Из старого, гниющего и разваливающегося дома выскакивает мужчина старше. Их спаситель. Наверняка, он уже не первую сотню лет был вампиром. Замечает Эдварда и слишком громко зовёт молодого парня. — Уильям! Чтобы она сделала на его месте? Побежала бы за ним? Попыталась бы поговорить? А потом? Убила бы его? Эдвард не стал. Красная ладонь на стекле. Широко расставленные пальцы. Четкая линия жизни. Уильям Уэйд давным-давно мертв. А Эдвард лишь видит сон. Почти кошмар.

***

/…За двенадцать часов до…/

Солнце светило в окно, он знал это, но белая шторка не пропускала свет. Белый потолок, синие стены. Пахло антисептиком и хлоркой. О, как он ненавидел эти места, кто бы мог знать. Хотелось спать. Тело не болело, но он знал, что это не так. Он знает — ему сейчас очень больно. Битое стекло, долгое падение… Если бы не ангельская кровь, он бы остался калекой после такого. Во рту все еще чувствовался вкус крови. Металл, холодный, как лезвие — острый. Эдвард протянул руку к бокалу с водой, но так и не дотянулся — все еще слишком слаб. Тяжко вздохнул, почувствовав ноющую боль под ребром. Неприятно. Рядом лежал мобильный телефон. Новый. Наверное, прошлый не пережил падения со второго этажа. Впрочем, у него всегда так. Вспомнилось, как Эдвард пребывал в больнице раньше. Когда был ребенком. Его родители еще были живы тогда. Сломал ногу, и лежал в больнице под присмотром врачей. Однажды его позвали к стационарному телефону — врачи сказали, что его мама хочет поговорить с ним. Он не видел их, наверное, около двух дней, после того, как его увезли на скорой. Ему было восемь, и он снова был один. — Привет, мама. — Как ты себя чувствуешь, дорогой? Он тогда еле слышно вздохнул, но наверное она услышала это. — Прошло больше двух дней. Решила узнать, как у тебя дела, — почему то сразу начала оправдываться. — Я в порядке, — мальчишеский голос звучал немного грубо. Он был расстроен, — Когда вы уже заберете меня отсюда? — Прости милый, но мы с папой сейчас очень заняты работой, — говорила она. Голос мелодичный, тихий. Она будто зверя успокаивала, — Но я обещаю, что заберу тебя как только смогу. Эдвард молчал. Не хотел обсуждать это. — Эд? — Его имя звучало слишком хорошо из ее уст. Он так сильно любит ее, что даже не может злится. Да и за что? У них важная работа — он знает это. Они спасают мир, уничтожают монстров. Его родители похожи на супергероев, которых он так обожает. — Эд, — снова повторяет она, — Мы приедем за тобой, — шепчет она, — Я обещаю. — Я знаю, — шепчет он в ответ, и закрывает глаза. Правая нога снова ноет на погоду. — Я знаю, — говорит он, отпуская воспоминания. Открывает глаза, и смотрит направо. Несмотря на солнце, на улице наверняка очень сыро — вчера ночью шел дождь. Он помнит это очень хорошо. Ощущение холода, и впившегося в тело стекла. Очень больно, но он не ощущает эту боль. Только сейчас он видит — перебинтованная грудь, рука в гипсе, скорее всего сломанная, и много пластырей на его ладони. Он мягко улыбается, знает, что через пару часов сильные боли исчезнут, а через пару дней и сломанная рука заживёт. А потом замечает — на тумбочке лежит записка. Рука дотягивается, и вот — он уже смотрит на знакомый почерк. Заглавные буквы выведены слишком сильно, с аккуратностью. Рука застывает на имени. Он нежно проводит пальцем, но не спешит читать.

«Дорогой Эдвард, »

***

/…За двадцать часов до…/

— Прости меня, мне очень жаль, — она шепчет тихо. Чтобы только он услышал. Чтобы он знал, что не хотела, чтобы так вышло. Не хотела, чтобы он пострадал. Она знает — он все поймет. Возможно, не сможет простить, но точно поймёт. Впрочем, даже если и не прости — это не важно. Главное — чтобы остался жив. Стекло режет больно. Почти также больно, как предательство. Кейт знает это, потому что сама испытывала такое не раз. Она не смотрит вниз — боится. За брата. Слезы капают на ладонь, она их не стирает. Смотрит на жнеца, и ухмыляется. Злая улыбка, что способна убить. Ангел смерти подходит ближе, шаг за шагом. Он думает — она за него. На его стороне. Ей даже жаль его разочаровывать. Смотрит на битое стекло, и улыбается. Кейтлин злится, но выражение лица не меняет. Еще слишком рано. Слишком рано. Терпит. На первом этаже слышится топот. Демон очнулся. Он достигает второго этажа сразу же. Замечает битое стекло, и дождь, что залил комнату. А потом замечает и их двоих: девушку и жнеца. Все понимает, и не думает. Сразу же нападает. Удар, второй. Это бесполезно — все его атаки не достигают цели. Жнец силен, и демон знает это. И он бы проиграл в этой битве — слишком разные потенциалы. Так мало шансов на победу. Если бы только не тот второй кинжал, семейная реликвия, не вонзился в тело жнеца с невероятной скоростью. В глазах бывшего ангела — непонимание, злость, и, почему-то, сожаление. Звуки, запахи — все исчезло. Он посмотрел на девушку. Она дрожала. Но не от того, что убила. И не от холода. Ее всегда было трудно понять. Наверное, она и сама себя не понимала. На ее лице царапины, немного грязи. Глаза неотрывно смотрели на кровь, наблюдая как огромные капли дождя смешиваются с алой краской. Она подняла кинжал и вытерла с него кровь. В этот момент демон услышал звук сирен. Полиция и скорая подъехали слишком быстро. И кто их вызвал? — Нужно идти, — говорит он, опуская глаза, — Здесь нельзя оставаться. — Знаю, — голос звучал непривычно строго, холодно. Почти механически. Она как-будто не живая. Оно и ясно — сделала кое-что ужасное. Это больше не та милая девочка, что сбежала от брата в поисках приключений, Астарот видит это, но не хочет понимать и принимать. Но он смотрит на нее и видит: это девушка, что потерялась для всех, и потерялась для самой себя. — Знаю, — повторяет она снова и снова, будто кукла. Больше для себя, должно-быть, чем для него. Он смотрит на ее красные глаза и вспоминает: Как она впервые встретила его. Как спасла его от смерти. Как он помогал ей в расследованиях. Как она однажды попросила: «Пожелай мне удачи».

***

/…За восемь часов до…/

Бутоны хризантем стояли на столе. Эдвард смотрел на них, но старался не думать о них. Просто смотреть. Это, на самом деле, очень просто — смотреть на что-то, но не видеть. О, ЭДвард всю жизнь так делал. Смотрел в упор, но ничего не видел. Но цветы стояли на больничном столе также, как стояли и десять лет назад на столе в гостиной. Также, как стояли и за много лет до этого. Это просто совпадение. Больным часто приносят цветы. В коридоре послышались шаги. Кто-то тихо разговаривал за дверью. Врач, возможно. Или медсестра. Дверь открылась, и в палату зашел Питер. Выглядел он не слишком хорошо. Синяки под глазами, мятая одежда. — Почему ты не в постели? — Увидел цветы, — отвечает Эдвард. Как будто это должно было что-то объяснить. — Тебе нельзя вставать, у тебя рука сломана и вывих ноги, — возмущался его друг, садясь на стул. На странное поведение друга он уже не обращал внимания. К чему только не привыкнешь. — Большинство ран уже зажило, — тихо ответил охотник, — я чувствую это. — Каким образом? — Удивлённо спросил его друг. Конечно-же, он не поверил. — Ангельская кровь. Питер молчит пару секунд, а после кивает. Возможно, думает он, это правда. Эдвард не выглядел так, будто упал со второго этажа. Скорее, как тот, кто просто поскользнулся на полу и случайно сломал руку. Говорить об этом Питер не решился. — Она была там, — тихо шепчет его друг, — Живая. Питер молчал. Не знал, что сказать. — Она спасла меня. Тихий смешок. Нервный, на грани срыва. Эдвард посмотрел на друга. Его недоумевающий взгляд, который можно было буквально почувствовать, был направлен на Питера. — Мы хоть и далеко были, — начал тот объясняться, — но я отчётливо видел, как она толкнула тебя. Я сразу же побежал. Боялся, что не успею оказать первую помощь. А там и скорая подъехала. Правда, сказать, что скорая появилась как гром среди ясного неба — не решился. Хотелось самому разобраться в том, откуда она появилась там так рано. — Спасибо, — благодарно ответил Эдвард. Хотя взгляд отвёл в сторону, — Но если бы она не сделала это, я бы умер от руки жнеца. Питер ничего не ответил. Лишь молчал, подавляя вздох. — Она ушла, и скорее всего, Астарот ушёл с ней. Мы не знаем, где они, — наконец осмелился сообщить он. Эдвард осторожно встал с кровати и, прихрамывая, дошел до больничного столика. Пальцы нежно скользнули по белой хризантеме. Вспомнился старый комод в поместье. Большой портрет матери, где ей всего двадцать лет, и огромный букет в вазе. Мамины любимые цветы. Она выращивала тот вид в своем саду. Говорила, что он особый. А под букетом лежали два старых фолианта. Экземпляры, которые никто не видел. Старые сказки, которые читала ему на ночь. А он потом вспоминал их и пересказывал маленькой сестренке. Белые хризантемы дарили людям, чтобы подчеркнуть правдивость или искренность чувств. Их преподносят человеку, от которого ждут честного и достойного поведения. Эдвард не совсем понимал, что от него ждут. С другой стороны, записка на столе все объясняет. Ну разве мог он спокойно сидеть? — Я знаю, куда они направились.

***

/…За несколько лет до…/

— Опять уходишь, не сказав ничего? — Спросил он. Голос звучал ровно. Почти мелодично. Наигранное спокойствие, а как иначе? Сердце разрывается от одного взгляда. — Я… — Я думал, мы прошли это, — тихо шепчет он. Надеется, что это что-то изменит. Наивный. — Ты же понимаешь, что я не могу? — Спросила она так же тихо. А в глазах надежда. Она хочет, чтобы он ее понял. И простил. За что ее простить? Она ведь все правильно делает. — А ты понимаешь, что если уйдёшь сейчас, то скорее всего не вернёшься? — С такой же надеждой спрашивает он. Впрочем, надежда эта призрачная. Он знает, что в этот раз он проиграл. — Я не могу по другому, Эд… В этот раз жертва — я. Он слышит как горят мосты, и как они падают в глубокий океан. Обида режет сердце, но они молчат. Всегда молчат. — Кейтлин… Имя. Ее имя. Почти мольба. Она самый близкий для него человек, и в то же время — самый далекий. Как же сильно ему сейчас хотелось спокойствия. Как же сильно он боялся потерять ее. — Легко уйти… Помни это. Он будет помнить. Помнить, даже если все забудут.

***

/…За тринадцать часов до…/

— Ты здесь, — тихо шепчет он, смотря на безликую тень, что сидит в кресле для посетителей. — Я здесь, — соглашается она, еле заметно кивая, — Как и ты. Он усмехается, прикрывает глаза, тяжко вздыхает и снова смотрит на нее. Такая же, как и всегда. Как в его последних снах. Он точно сошёл с ума, раз видит свою сестру там, где ее не может быть. — Ничего не чувствую, — шепчет он, смотря в потолок. — Ты на обезболивающих, — отвечает его сестра, подходя ближе, трогая капельницу. — Почему ты здесь? — Спрашивает он, боясь услышать ответа, — Я уже давно не видел тебя. Девушка нахмурилась, но взгляда не отвела. — Как и я, — странно ответила она, и охотник не совсем понял, что девушка имела в виду. — Как и ты? — Переспросил он, но она не ответила. — Ты искал меня, — перевела она тему. Слишком быстро. Как и обычно. Эдвард усмехнулся, — Почему? — Я всегда ищу тебя, — ответил он с хрипотцой в горле, от чего слегка поморщился, — Я всегда буду искать тебя, пока знаю, что ты жива. Это звучало правильно. Звучало так, будто он уже давно хотел сказать это. — Мне жаль, — тихо ответила она, смотря на его руку, что была в гипсе. Оттенок холодный, серый. Почти как облака поздней осенью в Лондоне. — Она сказала также, перед тем как… — начал говорить он, но запнулся, — Но мне не жаль. — Она? — Удивлённо спросила девушка, присаживаясь на его койку. Эдвард почти ощутил давление на том месте, где она сидела, но он знал, что его сознание обманывает его. — Ты, — ответил Эдвард, борясь с самим собой, — Когда ты была настоящей. — Морфин странно на тебя действует, — наконец ответила она, — Тебе нужно поспать. — Я не хочу спать, — солгал он. Ему хотелось продлить это мгновение хоть на секунду, лишь бы видеть свою сестру. — Нет, ты хочешь, — печально ответила она, — Хороших снов, братец. Сказав это, она встала с кровати и подошла к капельнице, увеличивая количество морфина. Или же это было обычное снотворное. Эдвард не смог разглядеть. Она подошла ближе, снова села на кровать, взяла Эдварда за руку, и продолжала смотреть на него. Тьма постепенно окутывала его, но он боролся с ней как мог. — Сон не может быть хорошим, если там нет тебя, — ответил он, с легким вздохом. Девушка улыбнулась, но продолжала смотреть в его глаза, будто бы пытаясь там что-то найти. — Значит, я там буду, — спокойно отвечала она, поглаживая большим пальцем его ладонь. — Обещаешь? — Неуверенно спросил он, закрывая глаза от усталости. Через мгновение, в полной тьме, когда она окутывала его с ног до головы, он услышал тихое бормотание, и это было последним, что он услышал, перед тем как уснуть. — Обещаю.

***

/…За три часа до…/

— Я и не знал, что здесь в округе есть такой посёлок, — с удивлением говорит Гарри, садясь на стул, что был рядом с больничной койкой. Эдвард лежал с закрытыми глазами, но не спал. Лэмб знал это. Знал, что тот молчит не просто так. Думает. Парню было о чем подумать. Сам Лэмб подумал, пока ждал в зале ожидания. Операция прошла быстро, хирург даже удивился — несмотря на многочисленные раны, Эдвард выздоравливал лучше, чем обычный человек. — Фамилия распространённая. Наверное, в период европейской колонизации, кто-то из особо богатых вельмож старого света прибыл сюда, и решил отстроить небольшое поселение. В этих краях слишком много золота. Было. — Резонно, — честно ответил Лэмб, переводя взгляд на карту местности. — Однако, это ничего не меняет. Слишком большое совпадение. Лэмб только кивнул, соглашаясь. Это было странно. Даже слишком. Посёлок Фицджеральд находился к югу от Форта Смит, вниз по Невольничьей реке. Гарри этого бы и не заметил, если бы Эдвард не сказал, что нужно искать поселок, что связан с фамилией. С его Фамилией. Как до этого догадался Эдвард — не понятно. А впрочем, старый охотник перестал понимать происходящее почти сразу. Столько мистики, что лучше об этом не думать. Он бы хотел поговорить с Эдвардом об происходящем, но тот молчал. И стоял на своём. Не может отпустить сестру, но и догнать тоже не может. Гарри его даже жаль. Будь он на его месте — давно бы осел в каком то тихом городке, нашёл жену, отстроил небольшой дом. И жил себе спокойно. С другой стороны, Лэмб пытался — ничего не получилось. Эдварду не сидится на месте, но оно и понятно — слишком сильно привязан к семье. К тому, что осталось. Вырвать такую связь с корнем будет очень болезненно. — Я помню, как она танцует, — говорит парень. Гарри отпускает мысли, и просто слушает. Эдвард редко делится воспоминаниями. Морфин здорово подействовал на психику охотника. Теперь, если на глаза попадётся хоть какой-то предмет, что был связан с его прошлым, парень сразу начинал рассказывать об этом. Раньше просто думал об этом про себя. Гарри даже не знает, хорошо это, или плохо, что тот выговаривается. Потом ведь пожалеет о своих словах. Но прерывать его старик не хотел. — Влюблённая Джульетта танцует с Ромео, — с тяжким вздохом продолжает он, — В спектакле должна была быть такая сцена. Сначала она приходила домой вне себя от счастья. Я чувствовал, что мысли ее где-то далеко. Даже немного завидовал. Хотелось бы и мне так же. Как не зайду в главную гостиную, все та же картина: играет слабая музыка, она покачивается в такт, читает модный журнал. А школьные учебники свалены рядом на пол, возле ее любимого кресла. Останавливаюсь у двери и смотрю на нее. А самого главного не вижу. Проглядел слона в комнате. — В каком смысле? — Удивлённо спросил Гарри. — У нее на лице улыбка загадочная была, как сейчас помню. С каждым днем все чаще и чаще в своих мыслях. Я не спрашивал — создавал пространство. Сам ведь помню, как это — быть пятнадцатилетним подростком. Хочется чуть больше свободы, — с шепотом говорит он. Его рука замирает на гипсе, — Представил, что рисую ее. Вот такую: Далёкую, загадочную. Живую. Она замечает меня, и снимает наушники. Спрашивает, нравится ли мне. Я отвечаю, что она чудесно танцует. Она как-то резко отстранилась, перестала улыбаться, и наклонилась, чтобы собрать книги. Говорила немного раздражённо, что-то о новом деле и о сценке в своем кружке. Я почему-то все мимо ушей пропустил. Она заметила это, конечно-же, заметила. А как иначе. Сказала, что заночует сегодня у подруги. Я поверил. А поздно ночью, когда уезжал из города на новое дело, заметил ее с каким-то парнем. Я не стал заострять внимание, или выходить из машины и разбираться. Просто поехал дальше. А через месяц, когда спросил Эннис о том, что они делали у старого паба, та смотрела на меня странно. Я только тогда понял, что её подруги не было с ними в тот день. — И где-же слон? — Вдруг спросил Лэмб, окончательно запутавшись в истории. Эдвард приоткрыл глаза, и снова посмотрел на белые хризантемы. Что-то они напоминали парню — слишком часто он переводил на них взгляд. Наверняка, что-то болезненное, но дорогое сердцу. — Не было никакого спектакля, — наконец отвечает он, — А даже если бы и был — я бы все равно не заметил. Потому что перестал обращать на нее внимание. А в итоге — много мёртвых и сгоревший дом. — Ничего не понимаю. — Я тоже не понимал. А когда понял — было поздно.

***

/…??? часов до…/

Она проснулась, как всегда рано. Не заметила, когда заснула. За окном полумрак — скоро восход солнца. А потом начала вспоминать сон. Молодая девушка сидит под деревом, спряталась в тенях ветвей. Играет какую-то мелодию на скрипке. А за ней наблюдали. Помнит лишь, что с улыбкой. Там было тихо. Даже слишком. А потом, она просыпается. Проходили минуты, но девушке было все равно. Знакомая боль, где-то под сердцем, опять наваливается тяжёлым грузом. Она смотрит на него пустыми глазами и ни о чем не думает. Достаёт бумажку и ручку. Успела стащить её с регистратуры, пока Астарот запудривал мозги молодой медсестре. Смотрит на брата, а потом опять на чистый обрывок листа. Думает, как написать. Как сделать, чтобы только он понял. Начинает аккуратно, даже слишком медленно.

«Дорогой Эдвард, »

Слова даются тяжело, но думать еще тяжелей. Осталось совсем немного, думает она. Подходит к тумбочке, смотрит на графин. Пластмассовый стаканчик стоит рядом, пустой. Наливает воду, опускает на тумбочку. А рядом оставляет записку. Ручку забирает — может пригодится. Времени почти не осталось. Смотрит на последнюю строчку и улыбается. Резко разворачивается, и смотрит на цветы. Подходит ближе, и поправляет каждый цветочек. А сама думает, что записка получилась немного больше, чем она задумывала.

«Мы с У.Уэйдом будем ждать тебя.»

Дверь закрылась с той стороны, оставляя больного в комнате. Ему нужно отдохнуть перед поездкой.

***

/…За пятнадцать минут до…/

Быстрей. Быстрей. Скрыться за дверью, отвести глаза, спрятаться в пустой палате. Не дать им забить тревогу. Отвлечь охранников. Отвлечь его друзей. Очистить путь. Дни тогда пролетали быстро, похожие один на один. Не самые обычные, конечно, наполненные убийствами свидетелей. Ведьмы не должны были выжить. Не должны были делать то, что сделали. Они стали хлебной крошкой. Повезло, что Гензель попался на них без сестры. А что Гретель? Крошками заманила братца к главной ведьме. К жнецу. Он пришел раньше. Даже слишком. Она рассчитывала на еще один цикл. К северо-западу от Йеллоунайфа. Не получилось. Когда она пропустила тот момент? Жнец должен был стать последней крошкой на его пути, но она не успела его убить до прихода братца. Ей пришлось действовать быстро. Немного резко. Даже болезненно. Но он хотя бы жив. Если они найдут его… Нет! Нет… Она спрячет его. Сделает так, чтобы никто не догадался, чтобы она не поняла, кто он на самом деле. Они нашли ее, но его не найдут. Она поклялась. И даже самому Богу не будет известно, где и как она его скрыла от них. Жнец увидел его, и теперь он мертв. Ее семья столетия скрывалась от ангелов и жнецов. Скрыть последнего члена семьи… Что может быть проще для того, кто всю жизнь скрывался? — Все будет в порядке, братец, — шепчет она, выходя из палаты, — Я убью их всех, если так мы сможем выжить. Плевать ей на мир, если сам Бог решил его разрушить.

***

/…Час исчезновения…/

После ухода врачей, Лэмб с Питером отправились в ближайший мотель. Искать информацию. А он остался. Подошёл к окну, вгляделся в темнеющее небо, достал записку. Посмотрел на нее еще раз. Постоял немного, прижимая ладонь к мятой бумаге. Страх наконец охватил его. В груди заболело, а ноги начали подкашиваться.

«Если ты в этом и виноват, то не больше, чем я сама.»

Он посмотрел на часы. Чего он ждал?

«Я уезжаю. Надеюсь, в округе мне расскажут о нашей фамилии.»

Тошнота подступила к горлу. В голову полезли идиотские мысли.

«Я уверена, тебе рассказали, что случилось с моим любимым.»

Он включил новый телефон, и написал короткое сообщение Сэди. Он молил, чтобы она поняла.

«Если бы он не заболел, мы бы обязательно увиделись снова. Только позднее…»

Он знал, она еще где-то в больнице. Вместе с полицейскими. И Сэди тоже где-то здесь. Повезло, что Питер решил привезти ему чистые вещи. На всякий случай.

«Ты на пути домой, так что я посылаю письмо в Бирмингем…»

В коридоре оказалось очень пусто. Как и во всей больнице. Будто бы, кто-то специально расчистил дорогу.

«Когда я найду его, перевезу домой. Похороним на кладбище. Рядом с родными…»

На регистратуре кто-то оживлённо спорил. Повезло, что не заметили прихрамывающего человека. Наверняка, Эдвард выглядел слишком подозрительно.

«Мы будем навещать его летом.»

Он медленно спускался с лестницы. На цокольном этаже стояла мёртвая тишина. Направился к выходу из больницы.

«Мама бы гордилась тобой.»

Стеклянная дверь закрылась за ним, издав специфический звук. Поднялся ветер. Почти как той ночью. Эдвард смотрит на небо, на тёмные тучи, что надвигались с запада, и представил грозу. Она будет и сегодня тоже.

«Думаю, цветы были ее прощальным подарком. Я рада, что они у тебя.»

Он застывает, любуясь созданным природой произведением искусства. Удар грома настигает его почти сразу же. Из главной двери больницы выскочила Сэди. Держала в руке большой пакет. Замерла на секунду, рассматривая нового друга. Еще пару часов назад она видела его почти мертвым, и вот он, стоит перед ней живой.

«Я уезжаю. Мне нужно побыть со своей семьей.

Я знаю, что ты поймешь…»

Он знал, что она хотела спросить его о происходящем, или начать кричать в непонимании ситуации, и он бы понял ее. Но она просто стояла неподвижно, а потом кивнула сама себе, будто-бы соглашаясь с чем-то, и наконец зашагала в его сторону.

«До скорой встречи, братец.»

Сэди открыла свою машину и положила на заднее сидение пакет. Слабо улыбнулась и махнула рукой, и Эдвард, недолго думая, открыл переднюю дверь и сел в машину. А следом за ним, села и она.

«Мы с У.Уэйдом будем ждать тебя.»

***

/…Час спустя…/

— На прошлой неделе я ездила в коттедж, — девушка наконец нарушает повисшую тишину в машине. Астарот посмотрел на неё, обдумывая, что сказать. Прошло четыре года с тех пор, когда он видел ее в последний раз. А на деле, будто всего четыре дня без нее. — Какой коттедж? — В том поселке, — Кейт кивнула сама себе. Она часто так делала, когда решалась что-то рассказать, — К югу от Форта Смит. Я была там однажды, помнишь? — Он живет там? — Раньше жил. — А сейчас? — Не знаю, — Она вздохнула. А затем угрюмо пробурчала что-то невнятное. — Это важно? — Наверное, нет. Возможно? — Запутался демон, — Я перестал тебя понимать, наверное, с самого начала. — Я оставила брату письмо, — начала она объяснять. Демон засмотрелся. Ее покрасневшие глаза и побитый вид вызывал в нем инстинктивный прилив нежности, — Никто другой бы не понял. А если бы и постарался, подумал бы, что это прощальная записка. — Но он бы понял? — Потому что я уже отправляла такое письмо однажды. Лет десять назад. Тогда за каждым нашим действием следили. — А кто следит за вами сейчас? — Догадался Астарот. Понял, о чем она говорила. — Жнецы? — Да. Нет, — казалось, девушка сама ничего не понимает. Не знает, как объяснить. Или не хочет, — Только один жнец. — Кто? — Самый главный — Смерть. Друзья зовут ее Билли. — Не похоже, что ты считаешь ее своим другом. — Она использует меня. Использовала, — пока она говорила это, поднялся ветер. Принес грозу. Девушка была в растерянности. Наверное, что-то вспоминала. Глаза серьёзные, но на лице слабая улыбка. — Как именно? — Астарот, казалось, был сильно удивлён. Ну, его можно было понять. Не каждый день кто-то пытается использовать того, кто обычно сам всех использует. У нее всегда был свой мир. Другой, далекий. По ту сторону грани. Там, где не было нормальной жизни. Не было для нее и ее брата. И хоть этот мир окружал демона каждый раз, когда он оказывался рядом с ними, он мог чувствовать его, но все равно не был его частью, будто-бы был отделен стеклянной перегородкой. И как бы не пытался пробиться — все было зря. Наверное, потому что она знала — на ее стороне все разрушено катастрофой, и она никогда не знала, как это — жить как нормальные люди. — Ей нужна была моя кровь. Удивление, а потом — смирение. С ней всегда так. И никак иначе. Что он чувствовал? Любовь — сильное слово для демона. Нет, это не было любовью. Скорее увлечение. — Почему? Что не так с твоей кровью? — Моя кровь — кровь нефелима в десятом поколении. Только так она может возродить кого-то. — Как все сложно-то, — вздохнул Астарот, смотря на дорогу. Пришлось повернуть направо, чтобы срезать путь. Выиграют немного времени, успеют подготовиться. — Зачем ей кого-то возрождать? — Чтобы убить того, кто сильней нее, — тихо ответила Кейт. — Интересно, кто может быть сильнее Смерти? — В недоумении спрашивал демон, — Архангелы? Бог? Взгляд Кейт не сулил ничего хорошего. Астарот понял это сразу. Взгляд означал слишком многое. Синие глаза смотрели спокойно и уверенно. За те мгновения, что он смотрел на нее, ища ответ, ему вдруг стало интересно, как она выглядит, когда улыбается по настоящему. — Только не говори, что последнее. На несколько мгновений между ними повисла тишина, которую можно было резать ножом. Демон сначала хотел уточнить, не глупая ли это шутка, но так и не решился. Кто таким вообще шутит? Уж точно не Кейтлин. — Ладно, допустим, — наконец согласился он, отведя глаза, посмотрел на улицу в окне, — Просто допустим. С чего она взяла, что Бога можно убить? — Так написано в его книге смерти. — У нее есть книга смерти Бога? — Удивленно спросил тот. — У нее есть все книги. Не только Бога. — И что, она в свободное время эти книги почитывает, или что? К чему ей смерть Бога? — С недоумением спрашивал Астарот. Это ведь было так бессмысленно. Во что ввязалась эта юная особа опять? — Я не знаю. Но думаю, это потому что Бог уничтожает все вселенные. Верней, будет уничтожать. Совсем скоро. — Ого. Он замолкает, рассматривая ее лицо. Не было похоже, что она окончательно сошла с ума. — Да, и она против этого. У нее есть один план, но в нем очень много дыр. И ей это не нравится. Смотрят друг на друга. Астарот молчит — удивлен вылитой на него информацией. — Почему нет? — Потому что в этом плане огромный шанс ее смерти. — Ладно, допустим. Смерть смерти, — усмехнулся он, — С кем не бывает. Так зачем тогда твоя кровь? — Это запасной план. Но он не нравится мне. Он стискивает зубы, чувствует, что на него снова накатывает злость. Такое бывает иногда, когда он знает ответ, но не хочет его принимать. — Почему? — Потому что план не сработает, если только я пожертвую своей кровью, — девушка вздохнула и отвела взгляд. Астарот сразу понял — что-то недоговаривает. Но спрашивать не стал, — У нее есть книга Бога, Астарот, в которой написана вся история, только подумай… Абсолютно вся, что связана с Богом. Понимаешь? Рано или поздно она догадается, почему моя кровь не подошла. Некоторое время демон молчал, обдумывая ее слова. С каждой минутой небо темнело еще больше и больше. Демон боялся, что это выльется во вчерашнюю грозу. — А ты знаешь? — Наконец спросил он. — Да. Знаю, — тихо ответила она, но от окна взгляда не отвела, — Все дело в моем брате. Мы связаны. Без него ничего не получится. — Хочешь спрятать брата? — Я уже делаю это. Все это лишь часть плана. Она до него не доберётся. — Но до тебя добралась, — заметил демон, а в глазах мелькнуло что-то. Что-то похожее на грусть. Для Кейтлин это было в новинку. Раньше она лучше понимала демона. А впрочем, думает она с грустной улыбкой на лице, раньше она и людей лучше понимала. Все меняется. — Необходимая жертва.

***

/…1 час 30 минут спустя…/

— Насколько сильно мы отстаём? — Спросил Эдвард, всматриваясь в карту местности. Его руки дрожали, а голос был непривычно тихим. Сэди знала, происходит что-то странное, но даже не догадывалась насколько. — На минут сорок, может меньше, — отвечает она спустя пару секунд, — Нас немного задержали при выезде из города, да и буря не к месту, но это не так страшно. Эдвард ничего не сказал. — Знаю, ты, возможно, не хочешь это слышать, но все же скажу, — нервничала та. Она прибыла на место происшествия позже всех, но увиденного хватило на всю жизнь. Повсюду кровь, стекло, полицейские носится туда-сюда, а медики работают на месте происшествия — боятся не успеть. Она работала в полиции долго, но это было что-то новое. Особенно, когда Питер рассказал подробности, — Тебе стоит отдохнуть. Твои раны… — Знаю, — перебил ее Эдвард, — Знаю. Просто… Не нашлось слов. Она понимает. Наверняка, он сейчас думает о том, как это произошло. Может быть, даже винит себя. В ее понимании эта девушка, которую искал Эдвард, была странной. Непонятной. Это вызывало интерес. Даже слишком. То, как он гонялся за ней через весь мир… Эта мысль заставила ее обдумывать происходящее. Кто она такая? Младшая сестра для Эдварда. Милая. Умная. Внимательная. Понимающая. Для Гарри Лэмба — удивительный ребенок. Гений. Было странно слушать от этого старика такую похвалу. Лэмб всегда казался ей очень закрытым, сколько она его знала. Ну да, пару дней от силы, но все же странно. Ей хотелось самой посмотреть на нее. Узнать ее. Не представлять силуэт в голове, а именно знать. Может быть, они даже могли стать подругами.

Вот только, Сэди видела и обратную сторону. Связь между семьей, что заставляла Эдварда находится на грани смерти и жизни. Стоит ли спокойная жизнь всего того, что связь предлагает? Ей никогда этого не понять. Их связь — разрушающая. Сэди знает это. Лишь вопрос времени, когда эта связь обрушится навсегда. Но какая-то часть ее сознания против того, чтобы она разрушалась. Значит, поэтому она здесь? В машине, с больным человеком, которого едва знает? Тяжко вздохнув, Сэди вынырнула из мыслей. — Не волнуйся и поспи, — тихо говорит она, будто бы успокаивала ребенка, — Мы найдем ее. Обещаю. Эдвард смотрит на Сэди больными глазами, слабо улыбается и кивает. Верит ей. Это даже немного льстит. А через пару секунд она слышит тихое, равномерное дыхание. И сама успокаивается. Возможно, думает она, это даже хорошо, что она пытается ему помочь. Кто знает, к чему это приведет?

***

/…Девять часов спустя…/

Рано утром, в понедельник двенадцатого августа, двое приехали в небольшой поселок Фицджеральд. Буря прошла также быстро, как и началась в Йеллоунайфе. Астарот бы и не заметил, если бы девушка сидящая рядом не сообщила ему об этом, когда они проезжали Форт Смит. Вот уже несколько минут девушка сидела неподвижно на капоте машины, взятой Астаротом напрокат, и смотрела на рассвет. А Астарот смотрел на нее. Если бы он был честен сам с собой, то сказал бы, что рад видеть ее живой. Сказал бы, что сильно переживал, потому что думал, что она мертва. Впрочем, он был демоном. И обманывал. Себя, конечно-же, в первую очередь. Они сидели где-то на отшибе, никого не трогая, а впрочем, еще было слишком рано, чтобы их кто-то заметил. Кейтлин продолжала сидеть и думать о чем-то своем. Важном, возможно, или не очень. Бледная, с покрасневшими глазами — пока они ехали, она успела заснуть. Всего на пару минут. Ей приснился кошмар, он понял это сразу же. Примерно в тоже время демон остановился на пару минут рядом с Фортом Смит — размять ноги. Купил еды на завтрак. Выпил чашку кофе. А когда вернулся к машине, увидел ее стоящей поодаль. Она смотрела на дорожную вывеску. Там на французском было написано о важности семьи. Социальная реклама. Астарот хмыкнул, и подошел ближе, без слов протягивая девушке завтрак. Мысли о рекламе забылись, когда они сели в машину и поехали дальше. Сейчас-же все по другому. Он не совсем понимал, чего она ждет. Или кого. Вокруг же столько возможностей. Но они оба упорно продолжают цепляться друг за друга. Наверное, ему и не понять всего. Она резко обернулась, и они встретились глазами. Не долго думая, он вышел из машины, и подошел ближе. — Когда он приедет, позвони Гарри, — просит она. Откуда только узнала про Лэмба? Астарот ведь не рассказывал ей. — А потом? — Неуверенно спросил он, присаживаясь на капот, чтобы быть рядом. Как глупо, думает он про себя, ведь эти проявления чувств совершенно ни к чему… Он ведь демон. И с Эдвардом ведь поехал лишь потому что ему казалось, что будет весело. Ага, как-же. Весело. Помнит он это веселье: разбитое стекло и кучу крови. Если бы не был демоном, наверняка заработал бы психологическую травму. Почти как раньше, когда еще был человеком. От тех панических атак только слова остались. Забытые воспоминания. — Дальше — как получится, — говорит она серьезно, — поймешь, что все, и с тебя хватит — уходи. Как можно дальше. Астарот не ответил. Хотелось отвести взгляд, но не отвел. Ее глаза темно-синие. Как у брата. Цветом напоминают то озеро в Йеллоунайфе. Как-будто они были одним целым. Мысль странная. Ему даже было страшно об этом думать. — Скучно это, — наконец отвечает он, — Устал бегать. — Ты можешь умереть. — Я много веков живу, тыковка, — прозвище слетело неожиданно. Давно он ее так не называл. Она лишь улыбнулась, — Силен тот, кто не боится смерти. — Возможно, — голос тихий. Растворяется в ветре. — Но я сделаю так, как ты просишь. Оставлю вас одних. Уверен, вам есть о чем поговорить и без меня. — Да, — улыбается она. Впервые по настоящему. Ждет встречи с нетерпением, — Столько всего нужно рассказать, объяснить. Качает головой — боится, что не приедет. Что выбрал самый легкий путь. — Он выберет тебя, — успокаивает ее демон, — Всегда выбирал. Несколько секунд молчания. Пронизывающая тишину. Она прекращает улыбаться и смотрит прямо в глаза. Будто молит о пощаде. — Я ведь этого и боюсь. — Чего? — Неуверенно спрашивает тот. — Что он выберет меня.

***

/…Четырнадцать часов спустя…/

Они остановились у заправки, чтобы заполнить бак. До коттеджа оставалось совсем ничего, десяток километров, но Сэди все равно предложила Эдварду немного отдохнуть. Тот не стал возражать. Поспал в машине совсем ничего. Сэди казалось, он видел кошмары. Она даже будила его пару раз, а потом решила остановиться в мотеле. Хоть немного поспать. Потраченные часы они провели с пользой. Эдвард смог нормально отдохнуть, хоть ему и продолжались сниться кошмары, а Сэди помогла перебинтовать раны. Теперь она поняла, к чему были те нудные курсы о первой помощи в университете. — …Так что сокращение У.Уэйд — это ее друг Уильям. Сэди слышала, как Эдвард разговаривал с Лэмбом. Что-то об оставленной записке. За эту ночь многое прояснилось. Сэди стала по другому воспринимать пропавшую девушку. Теперь та казалась сумасшедшей. Гениальной, бесспорно, но сумасшедшей. Не каждый бы додумался писать письмо таким завуалированным способом. С другой стороны — Эдвард тоже не казался обычным человеком. Они друг друга стоили. Эдвард плотно прижимал трубку. На бинтах показалась кровь, и Сэди удивилась, как ему самому не больно. Или просто не обращает внимание? Время тянулось медленно, даже слишком, но ничего не прояснялось. Сэди не находила себе места — ей было не по себе. А вот Эдварду во всех углах тени мерещились. Глубоко внутри женщина знала, что ему не тени мерещатся, а собственная сестра, и что кошмары его тоже наполнены ею, но она старалась не думать об этом. А еще она старалась не думать о том, что станет с ней после всего этого. Что будет, когда все закончится. Одно она знала точно — как раньше уже не будет. Это было сложно понять, но в глубине души она давно знала, что ей уже надоела та старая жизнь. Конечно, следить за законом — это было правильно. Но не для нее. С тех пор, как Питер с Эдвардом нашли ее в Йеллоунайфе, она знала, что захочет приключений. Боялась, что именно таких. А потом зазвонил телефонный звонок, но уже в машине. До поселка оставалось всего ничего — пару минут. Эдвард включил громкую связь. — Тот парень, Уильям, если это правда он, жил в том коттедже некоторое время, — сразу же перешёл к делу Лэмб, — Когда уезжал из Кардиффа — сменил фамилию. А потом и вовсе бесследно пропал. Но коттедж записан на его имя. Наследство от его последнего опекуна, Юджина Кэрриса. Слушая это, Эдвард прикрыл глаза и тихо вздохнул. Сэди сразу поняла, что с ним. Эдвард знал этого Юджина, также, как и знал Уильяма Уэйда, о котором писала его сестра в последней записке. Но разве парень не считался бесследно пропавшим? Разве не об этом Лэмб говорил Эдварду пару минут назад на заправке? Сэди читала то письмо. Несколько раз. И пыталась понять, что такого Эдвард увидел в этой записке. Ясно же как день, что его сестра прощалась с ним. Строка о том, что он не виноват, а если и виноват, то не больше чем она… Говорила ли она о своей пропаже, или говорила о том, что Эдвард считал себя виновным в чем-то другом? Написала, что уезжает. Куда? Зачем ей спрашивать в округе про свою фамилию? С другой стороны… Ее фамилия Фицджеральд. Они ведь сейчас в поселок с таким же названием направлялись? Сэди вздохнула. Голова разрывалась — слишком мало информации. Она почти ничего не знала ни об Кейтлин, ни об Эдварде. Кейтлин писала, что уверена — Эдварду рассказали об ее любимом. И что, если бы тот не заболел, они бы обязательно встретились снова. Но с кем? С ее любимым или с братом? Но человек, которого она любила, умер. Она ведь из-за этого и поехала в этот поселок, правда? Что вообще могут значит слова про похороны? Да и любимый… Это Уильям? Но разве он не пропавший без вести? Сэди вздохнула. Скоро можно будет открывать клуб пропавших братьев и сестер. И это письмо в Бирмингем… Эдвард явно не домой собирался. Так в чем же смысл? Если только не…

«Мы будем навещать его летом.»

Если только она не соврала, и не за костями любимого поехала, конечно же, а за чем-то другим. Потому что лето уже подходит к концу, а она только сейчас решилась? Фраза про маму и гордость, и конечно же цветы. Случайно ли не те-же самые, что стояли в палате? А Сэди еще гадала, откуда они там взялись… Ясно как день — девчонка все подстроила.

«Я уезжаю. Мне нужно побыть со своей семьей.

Я знаю, что ты поймешь…»

У девушки кроме брата совсем не осталось семьи. Так что же это? Глупое письмо ни о чем? Напоминание о прошлом? Или скрытый смысл?

«Я знаю, что ты поймешь…»

А ведь и правда понял. Но что именно?

***