Багровая луна продолжала своё восхождение, а я нервно топталась у берега, где волны добирались мне только до колен. Всего минуту назад мы прямо тут обнимались с Шедоу после поцелуя. А теперь он ушёл, а я не находила места от беспокойства. Ощутила на зубах ткань и поняла, что неосознанно кусала пальцы прямо через перчатки.
Что за жизнь такая, даже ногти не погрызть!
Внезапно рядом сверкнуло, как вспышка от фотоаппарата, и через секунду проявилась фигура Шедоу с неизвестным морфом на руках.
Значит, я правильно рассмотрела — когда луна вспыхнула фиолетовым, и мы обернулись посмотреть в чём дело, на фоне бордового круга ночного светила парила тёмная фигура морфа. И всё во мне дрогнуло — это был один из нас, я чувствовала это. Там, возле неизвестного, был камень, анти-изумруд.
Черный силуэт оставался в воздухе, в сердцевине кровавой луны, словно зародыш внутри яйца, всего пару мгновений. Потом иллюзия рассеялась и незнакомец рухнул в воду. Я тут же рванула вперёд, но меня удержал Шедоу, приказав оставаться на берегу, а сам вмиг исчез во вспышке Хаос Контроля и тут же появился над местом падения незнакомца. Упал в воду, окрашенную лунным багрянцем, и погрузился.
— Она жива, — сообщил ёж. — Но без сознания.
С них обоих ручьями стекала вода, влажный чёрный мех поблёскивал красным, словно политый кровью.
— Она? — удивилась я, подступив ближе.
Действительно, на руках совершенный держал морфа чёрного окраса с изящной фигурой. Под облепившей тело мокрой зеленоватой тканью проступали очертания женской груди. Мягкие черты лица, длинные ресницы и волосы.
— Похоже, это ехидна, — ответил чёрно-алый. — Возьми вещи, вернёмся в гостиницу.
Так то, что я приняла за слипшиеся волосы, на самом деле пучки игл? Ну да, будь она кем-то другим, на макушке торчали бы ушки.
Только поспешив к покрывалу, я ощутила, как заледенели ступни, но обуваться было некогда. Накинув лямку сумки на плечо, взяла кроссовки и поспешила к Шедоу. Он попросил коснуться его руки и тут же перенёс в номер отеля, где уложил незнакомку на кровать. Простыни тут же пропитались влагой.
— Нужно… ей помочь, — неуверенно проговорил совершенный, с которого капала морская вода.
В смысле? Она вроде дышит — искусственное дыхание не нужно.
— Вызвать скорую? — предположила я.
— Повреждений нет. Но… — он всё так же стоял, хмурился и капал на пол. — Вода слишком холодная для плаванья. Когда ты замёрзла в лесу, то заболела.
Ах, вот он о чём!
— Да, точно! Надо, наверно, — я попыталась продумать, что лучше всего сделать, чтобы помочь согреться бессознательной девушке. — Оботру её полотенцем и одену в сухое… наверное, — неуверенно закончила я.
Прежде мне не доводилось заботиться о ком-то в бессознательном состоянии. Может, лучше всё-таки вызвать скорую?
— Хорошо. Я буду у себя в номере, — чопорно сообщил Шедоу и направился к двери.
— Стой! — в последний момент почти выкрикнула я, наконец поняв, что чувство, словно что-то не так, не мерещилось из-за странности происходящего.
— В чём дело? — дёрнулся обратно взволнованный ёж.
— Камень? Где её камень? — воскликнула я, осматривая бессознательное тело в поисках карманов или сумочки.
Промокшая одежда, похоже какое-то лёгкое свободное платье или даже ночная рубашка, облепило стройное тело. Только спрятаться в складках ткани камень не мог — я чувствовала, что его нет в комнате.
— Какой камень? — недоумевал парень, кидая обеспокоенные взгляды то на меня, то на бессознательную девушку.
— Её камень. Её анти-изумруд, — напомнила я.
— У неё был анти-изумруд? — удивился ёж, вернувшись к кровати и окинув незнакомку взглядом. — Откуда?
На полу за ним оставались влажные следы. Надеюсь, его реактивные ботинки не перестанут работать из-за солёной воды.
— Наверно оттуда же, откуда и у меня, — предположила я.
— Ты думаешь, она тоже из твоего мира? — уточнил парень. — Ты уверена?
— Да. Я почувствовала присутствие камня, когда она появилась… Наверно, он упал на дно… — догадалась я, посмотрев в окно, пропускающее красноватое свечение, словно могла рассмотреть тот пляжик. — А вдруг его найдёт Эггман.
— Я найду его. А ты оставайся тут, — велел Шедоу и ушёл.
Стало совсем неуютно в тишине, только тихонько тикали настенные часы. В окно застенчиво заглядывала мистическая луна, придавая всему, на что падал её свет, кровавый оттенок.
Первым делом включив свет, чтобы рассеять мрачную атмосферу, я засуетилась, бегая по комнате. Принесла из ванной полотенца, достала свою запасную пижаму. Но когда дошло до дела, немного стушевалась.
Но я уже переодевала маленького Тэйлза и у меня неплохо получалось. Взяв себя в руки, я принялась за работу.
Сначала приподняла верхнюю часть туловища, чтобы проверить, нет ли на спине платья молнии, а обнаружила там простые завязки. Уложив девушку на бок, я поняла, что на ней надета медицинская одежда, завязывающаяся сзади тесёмками и оставляющая оголённую полосу вдоль всей спины. В такие одевают пациентов перед операцией. Неужели она попала сюда прямо из больницы? Может, ей, действительно, нужна медицинская помощь и стоит вызвать скорую прямо сейчас?
Расслабленная незнакомка послушно лежала на боку в той позе, в которую я её уложила — правая рука под головой, левая нога коленом к груди, как укладывают при сотрясении мозга — спиной ко мне. Грудная клетка размеренно поднималась и опускалась, подтверждая, что девушка дышит. Я решила отправить её в больницу сразу, как вернётся Шедоу. Но оставлять её мокрой всё равно не дело.
Развязав завязки, я аккуратно высвободила руки незнакомки из коротких рукавов и уложила её на спину. Длинные мокрые чёрные иглы разметались по простыням. Мне открылся вид на стройное тело, покрытое короткой чёрной шёрсткой, как у меня самой. Бюстгальтера на ней не было и округлая грудь, чуть покрупней моей, но, конечно, уступающая размерам Руж, поднималась и опускалась при дыхании. Над грудью серебристой шёрсткой вырисовывался полумесяц, рожками вверх. Мокрый мех лип к телу, совершенно скрывая соски, но их присутствие выдавали небольшие бугорки.
Мне стало не по себе. Как, наверное, станет и ей, когда она проснётся и поймёт, что кто-то раздевал её догола. Но я успокоила себя тем, что это всё равно кто-то должен делать. И лучше я, чем Шедоу или вообще какой-то незнакомец-медбрат.
Бюстгальтера на ехидне не было, но вот трусики имелись и они странно знакомо топорщились, снова напоминая мне маленького Тэйлза. На ней был подгузник для взрослых! Возможно, этот элемент носил другое название, но совершенно очевидно выполнял ту же функцию.
Это всё мне всё больше не нравилось. Возникал тревожащий вопрос — в каком состоянии на самом деле находилась незнакомка до попадания сюда?
Правильней было бы оставить всё как есть — если она не придёт в себя памперс ей, действительно, понадобится, да и раздевать девушку догола совсем не хотелось. Но и трусики, и памперс насквозь промокли, так что выбора не было.
Памперс остался чист, но тяжёл от морской воды. Его я сразу отправила в мусор. А трусики вместе с медицинской одёжкой отнесла в ванную.
Осторожно промокнув тело ехидны сухими полотенцами, я уделила особое внимание длинным пучкам игл. Затем передвинула незнакомку на соседнюю часть кровати, которая оставалась сухой, и натянула на неё пижамные штаны и футболку. Часть влаги, оставшаяся в шёрстке, проявлялась мокрыми пятнами на одежде, и я накрыла её двумя одеялами, найденными в сундуке у подножья кровати.
Затем я вернулась в ванную, простирнула и без того влажные вещи девушки и, хорошенько отжав, повесила на полотенцесушитель.
К этому моменту должно было пройти много времени, но Шедоу всё ещё не объявился.
Вернувшись в комнату, проверила, дышит ли девушка и, не зная куда себя деть, села в кресло в углу.
Девушка дышала, часы тикали, город засыпал, а Шедоу не отвечал на вызов коммуникатора. Совсем изведясь, я попыталась связаться с Соником, Тэйлзом — тоже безответно.
Соник мог быть занят битвой с Эггманом или ещё кем, Шедоу не мог ответить, потому что постоянно нырял в поисках камня. Только доводы разума не помогали успокоиться.
Чтоб отвлечься, я постаралась направить мысли на что-нибудь приятное, уютное. Тут же в памяти всплыл закат этого вечера. На душе проснулись и приготовили коготки кошки. Даже в такой приятный вечер, эти чувства — ощущения потерянности, отчуждения, пустоты, грызущие меня уже пару лет — не желали отпускать. А ведь вечер был такой замечательный, кругом такая красота, рядом самый классный парень на планете. А я пишу грустные стишки и сморкаюсь ему в плечо. А он наверно там, под красной луной, ныряет в холодную воду и пытается в темноте найти дурацкий камень… Нет, я должна была пойти вместо него! Я бы сразу почувствовала где камень. Вот только смогла бы я доплыть?..
Поняв, что мысли снова ушли в ненужное русло, постаралась подобрать другую тему. Но всё крутилось только вокруг кровавой луны, с её жутким свечением, от которого всё вокруг приобретало багряный отсвет, словно политое кровью. Но этот цвет вовсе не вызывал во мне чувства ужаса или даже предчувствие беды, ведь это был цвет самых прекрасных глаз в мире — глаз Шедоу.
Перед внутренним взором тут же всплыл завораживающий взгляд, дурманящий как густое вино, чей цвет он приобрёл в свете необычной луны. Он так смотрел на меня тогда… Даже от воспоминания тело бросало в жар. Наше дыхание смешивалось, а потом… Он коснулся моих губ! Нежно, трепетно…
Он сделал это! Он, действительно, это сделал! От накативших чувств захотелось визжать, но я осадила себя, беспокоясь о спящей незнакомке. Хотя, может, это и пошло бы ей на пользу — вдруг шум бы разбудил её наконец и стало бы проще понять, в порядке ли она.
Проклюнулось лёгкое раздражение, ведь это было несправедливо — стоит нам с Шедоу уединиться в каком-нибудь хорошем месте, как что-нибудь случается. Но даже всем неприятностям не под силу было заглушить мою радость в этот момент. Вот где пригодилась бы Эми — хотелось кому-то выговориться.
И тут я вспомнила приём, к которому уже прибегала этим вечером. Порывшись в сумке, я достала блокнот, ручку и, немного подумав, записала первую строчку, а уже за ней рифмы полились сами:
«Искать себя в других могла бы бесконечно,
Но сердце оставалось безучастным…
И вот, в твоих глазах увидев вечность,
Я поняла, что до тебя и не жила я.
Луна кровавым шрамом воспалилась,
И море с тьмою слилось воедино.
Ты показал на миг как быть любимой,
Лишь искрами тепла на дне рубинов.
Тайком мечтала, искренне не веря,
Что можешь ты со мною приключиться,
Что и тебе, как мне, порой не спится,
От сладкой муки встречи предвкушенья,
Но вот свершился миг подобный чуду,
И мир лишь до твоей персоны сжался.
Я знаю — прежней никогда уже не буду!
И лишь гадаю: прежним ты остался?
Тот поцелуй на пляже кажется виденьем,
Чудесным воплощеньем тайной страсти,
В твоей душе увидеть отраженье
Своей, и в сердце навсегда твоём остаться.
Мой тёмный рыцарь, тень мечты о счастье,
Наивная надежда на спасенье
Моей души мятежной, в дни ненастья.
Моя отрада, образ совершенства.»
К концу я стала понимать, что стихотворение полностью адресовано Шедоу и почувствовала как горят щёки. Хотя, кому ещё его можно было посвятить.
Что-то загудело в небе и громкий грохот с металлическим полязгиванием за окном моментально рассеял мои сладкие грёзы.
Первым делом представилась банальная «тарелка» пришельцев из фильмов ужасов, но тут же я выдвинула более логичное предположение и, метнувшись на балкон, сразу его подтвердила — прямо над зданием висел громадный корабль с логотипом Эггмана, из которого десантировались роботы разных размеров. Большинство из них не превышали человеческий рост. Поразмыслив пару секунд, припоминая технику злого учёного из игр и сериалов, я всё же решила, что этот корабль не такой уж большой, а, скорей, ближе к среднему. Наверное, размером с дирижабль.
Но долго взирать на сюрреалистичное зрелище — парящий корабль злодея, поблёскивающий в тусклом свете красного спутника — мне не позволил шум внизу. Улицы заполнял хаос. Не мистическая энергия и не живая водичка, а кричащие и бегущие в попытке спрятаться напуганные жители. Роботы не наносили каких-то разрушений, но заполняли улицу, оттесняя напуганных морфов.
Что-то громыхнуло внизу, похоже, на первых этажах здания. Загудела какая-то сирена. «Пожарная тревога» — догадалась я и только тут сообразила, что надо что-то делать.