«Сынок, это вынужденная мера. Так будет лучше для всех и для тебя в том числе.»
Голос матери звучит где-то далеко. Бён не понимает, где его источник, ведь вокруг него непроглядная темнота, в которой он находится один. Ему не холодно и не жарко, Бэкхён описал бы это состояние некой границей между жизнью и смертью, на которой все чувства пропали, оставляя лишь способность думать. Он даже не уверен в том, что вокруг него действительно темнота. Быть может, Бён уже не видит? Пускай и открывает глаза, надеясь разглядеть хотя бы какой-нибудь источник света вдалеке, но все эти попытки остаются тщетными.
И во всём этом одиночестве только лишь голос матери даёт понять, что Бэкхён не умер. Пока что. Говорит ли она с ним сейчас или же это его воспоминания? Обрывок фразы, сказанной ему когда-то? Бён пытается вспомнить, но чем больше он напрягает свой мозг, тем хуже получается мыслить. Все образы, голоса и моменты сыпятся сквозь пальцы, подобно песку, исчезающему сразу же, не достигнув дна.
Последняя ниточка, связывающая его с миром, обрывается, и парень проваливается в пропасть. На самом деле падать не больно. Ты летишь бесконечно вниз, ощущая порыв ветра всем своим телом, но не слыша при этом свист, а затем замираешь, повиснув в невесомости, будто попав к кому-то в руки.
На этом моменте Бэкхён просыпается, и мир снова оживает.
— Он очнулся, — говорит женский голос откуда-то сзади. Бён не видит, кому он принадлежит, но зато замечает вокруг себя небольшой кабинет, напоминающий чем-то отделение в больнице, а затем морщится от ярких флуоресцентных ламп, неприятно бьющих по глазам. — Приготовь бумаги.
Сам Бэк лежит на кушетке, стоящей вплотную к стене, а напротив него располагается шкаф с медикаментами, дверца которого закрывается на ключ, чтобы никто не взял таблетки без специального разрешения. Слева стоит самый простой письменный стол с компьютером, а сзади, неподалёку от двери, диван, журнальный столик и уголок, предназначенный чисто для перекуса: обычная раковина, холодильник и электрический чайник. Ничего лишнего. Простой кабинет самой типичной больницы. Даже интерьер был такой же — белые стены без ярких акцентов, отсутствие декора, жалюзи на окнах и халат, висящий на спинке стула.
Первое, о чём подумал Бэкхён — ему, вероятно, стало плохо и его отвезли на скорой сюда. Это объясняет, что он тут делает, но при этом остаётся непонятно, почему ничего не помнит. Быть может, это была авария, и ему отшибло память? Либо же кто-то ударил по голове? Вариантов было много, и Бёну хотелось получить ответ как можно скорее, однако когда Бэк попытался заговорить, то осознал, что сделать этого не может. Сердце больно стукнуло, парализовав от страха тело, и пульс тотчас участился, подкидывая воображению далеко не самые радужные картины происходящего. На моменте, когда Бэкхён решил, что он инвалид или же овощ, не имеющий больше шанса на нормальную жизнь, к нему подошли две женщины. Одна была значительно выше второй, и они являлись полной противоположностью друг другу: у первой острые черты лица, хмурые брови, короткие рыжие волосы и в целом серьёзный вид с толикой надменности, а вторая же казалась Бэку милой и доброй, прямо как педиатр, встречающий каждого ребёнка с улыбкой. Бён проникся к ней доверием сразу же, хоть и понимал, как абсурдно звучит это. Как вообще можно доверять незнакомым людям, да к тому же находясь в полной неизвестности?
— После препарата ты можешь потерять способность говорить. Не бойся, это продлится не больше пяти минут, — “добрая” женщина очаровательно улыбнулась, поправляя свои блондинистые волосы, стянутые в хвост, и продолжила осматривать парня, как музейный экспонат.
Препарат? Что за чушь?
— Введём тебя сразу в курс дела: сейчас ты находишься в академии Надежд. Слышал о такой? Уверена, что да, — вторая женщина заговорила безэмоциональным голосом, от которого веяло холодом, и, достав из кармана белоснежного халата фонарик, посвятила им в глаза. Бён тут же зажмурился, противясь неприятному раздражителю, но незнакомка не перестала светить, а наоборот для своего же удобства она раскрыла двумя пальцами веко и, проверив реакцию зрачка, отстранилась. — Отныне здесь теперь твой дом. Насколько именно — зависит от тебя. Покажешь блестящие результаты и сможешь выпорхнуть отсюда, как птенец из гнезда, а пока ты живёшь здесь, то должен не нарушать правила, слушаться преподавателей и даже не думать сбежать отсюда. Понятно тебе?
Нет. Ни черта не понятно.
Бэкхён хотел спросить о многом, но, помня фразу первой женщины, не решался открывать рот. Лишь моргал, пытаясь вникнуть в происходящее, и копался в своей голове, намереваясь найти хоть что-то. Какое-нибудь воспоминание, за которое может зацепиться и понять, кто он вообще такой. Вот только его голова всё ещё оставалась пустой, как чистый лист, не тронутый никем, и это приводило Бёна в ужас, от которого дышать становилось труднее, а каждый вдох давался с тупой болью в грудной клетке.
— Препарат ещё действует? — блондинка посмотрела на вторую работницу, но получила лишь неопределённое пожатие плечами. Та, что повыше, предпочла вернуться за стол, потеряв всякий интерес к молчаливому телу, а вот первая осталась рядом с Бэком, успокаивающе поглаживая Бёна по руке. — Я понимаю, что ты испытываешь сейчас, но, поверь, бояться тебе нечего. Здесь ничего тебе не угрожает, никто тебя пытать не будет, и когда ты придёшь в себя, то отправишься в свою комнату, где будешь жить с соседями. Совсем скоро ты поймёшь, что тут творится, но пока старайся не переживать сейчас. Ты в безопасности — и это самое главное.
— Г-где я?
Закашлявшись сразу же после сказанного, Бён медленно принял сидячее положение, ощущая боль во всех мышцах, и посмотрел в сторону окна, стараясь через небольшие щели в жалюзях понять, какое сейчас время суток. Но его внимание привлекла вторая женщина, вставшая из-за стола сразу же, как только парень заговорил, и теперь он смотрел уже на неё.
— Ты помнишь, как тебя зовут? — проигнорировав вопрос, спросила незнакомка и схватила со стола чёрный планшет с прикреплённым к нему листком. — Осознаёшь, какой сейчас год, месяц, день?
Бэк отрицательно покачал головой, в то время как его голова опять начинала раскалываться от того, что он слишком много думает. Это и правда становилось похожим на сотрясение.
— Отлично. Просто отлично, — женщина улыбнулась, что удивило Бёна, а её фраза являлась то ли сарказмом, то ли искренней радостью. Почему же его состояние оценивают как отличное, а не, например, плохое?
— Разве это нормально, что я ничего не помню? — недоверчиво спросил парень, осматривая свои руки, которые сейчас казались ему чужими. — Я попал в больницу? Что со мной произошло?
— Это не больница, — мгновенно ответила блондинка, сев на стул, стоящий напротив кушетки. — Как тебе сказала Мойра, — палец указал в сторону второй женщины, — ты находишься в академии. Это что-то вроде школы, совмещённой с институтом. Тут не самая обычная академия, но совсем скоро ты поймёшь всё, что мы тебе здесь сказали.
— Тебя зовут Бён Бэкхён, — сказала Мойра, подойдя ближе. Однако рассмотреть написанное на листке младший не мог, ведь женщина держала его достаточно близко к себе и под таким углом, что ничего разглядеть было невозможно. — Тебе девятнадцать лет. У тебя были родители, но они отказались от тебя, как и от всех, кто здесь учится. Это всё, что ты должен знать сейчас.
Бэк хотел сказать что-то ещё, но не стал, беззвучно закрыв рот обратно. Новость о том, что семья отказалась от него, парня, на удивление, не тронула, не задела и не вызвала ни капли грусти. Словно речь шла не о нём, а о каком-то другом человеке, к которому Бён не имел никакого отношения, даже несмотря на то, что чётко понимал, что это не так. Возможно в этом и есть плюс потери памяти — любую информацию о себе ты воспринимаешь иначе, а твой разум пуст, как и совесть. У прошлого Бэка могли быть грехи, косяки и другие плохие вещи, но сейчас всего этого не было, словно прошёл через чистилище, очистив свою душу и получив шанс начать новую жизнь.
Однако во всём этом Бэкхёна напрягало другое — недосказанность и неполное видение ситуации. Знал о себе и об окружающем мире парень столько, сколько ему сказали сейчас и этой информации было безумно мало. Бэку хотелось расспросить женщин подробнее, получить ответы на свои вопросы, но он понимал, что они не настроены на долгие разговоры, так что парень принял позицию молчать. Как-нибудь он сам поймёт в чём дело, а пока ему следует получше присмотреться к другим мелочам и начать складывать картину воедино.
— Я дам тебе брошюру нашей академии. Там расписаны правила, немного информации о здешнем месте и ещё много чего полезного, — блондинка улыбнулась, как вдруг дверь открылась и в кабинет зашёл ещё один человек — высокий мужчина с уставшим взглядом и небольшой двухдневной щетиной. Мойра отдала ему листок, после чего вернулась на место и принялась писать что-то в компьютере, пока очередной незнакомец читал текст, даже не взглянув на Бёна ни на секунду. Почему-то это его обидело, хотя Бэкхён не знал причину. — Это смотритель Пак Чанёль, — женщина продолжала сидеть на стуле, сложив руки на своих коленях. Бён заметил кольцо на её безымянном пальце и мысленно сделал пометку, что она замужем. Не то, чтобы она ему приглянулась, но парень старался замечать каждую мелочь, даже такую, казалось бы, незначительную. — Он что-то вроде куратора вашей группы, но мы называем таких людей смотрителями. С любыми вопросами можешь обращаться к нему.
Оторвавшись от бумажки, Пак наконец-то обратил внимание на своего подопечного и кивнул в сторону двери.
— Идём.
Не дожидаясь, пока Бён придёт в себя, мужчина вышел в открытую дверь, и парню пришлось заметно ускориться, чтобы догнать его в коридоре. Судя по всему, Ёль был не из тех людей, которые готовы тратить своё личное время на тех, кто по его мнению этого не достоин, так что младший плёлся сзади, молясь, чтобы их конечный пункт оказался близко. Иначе парень готов от головокружении свалиться прямо здесь и Бэк был уверен, что вряд ли бы этот Чанёль стал ему помогать.
Сама академия оказалась по-настоящему огромной. Коридор простирался далеко вперёд и, идя по нему, Бэку казалось, что это длится уже вечность. Они преодолели множество кабинетов, оказались в лестничном пролёте, затем поднялись ещё на один этаж выше, а после пошли по очередному коридору с большими широкими окнами, соединяющему два корпуса. Второй корпус, как понял Бён, служил чем-то вроде общежития. Это стало понятно по табличкам с именами на дверях, но первое, что его напрягло — отсутствие других студентов в коридоре. Хоть сейчас и могли идти занятия, но Бэкхёна это нисколько не успокаивало.
Пройдя ещё немного вперёд, Пак остановился напротив одной из комнат и, даже не потрудившись постучать, распахнул дверь, заходя внутрь. Манеры у этого человека очевидно отсутствовали.
— У вас новенький.
Когда Бэкхён зашёл, на него посмотрели два человека — девушка и парень. Оба они были примерно одного возраста с Бёном, хотя это было и неудивительно, учитывая заведение, в котором они находились.
— Занятия начинаются в девять. Форма лежит в шкафу, одежда для сна тоже там. Вы втроём в одной группе, поэтому у них спрашивай, где у вас первая пара. Завтрак начинается полдевятого, обед в два, ужин в шесть. Советую не опаздывать, чтобы не остаться без еды, — произнёс Пак заученную речь и не стал задерживаться дольше, уйдя сразу же, как только дал стандартную информацию.
Когда дверь захлопнулась, на несколько секунд повисла тишина, после которой с Бёном заговорила девушка, улыбка которой выглядела пусть и неловко, но достаточно дружелюбно.
— Меня зовут Джису, его Кёнсу, а тебя?
— Бэкхён.
Парень положил брошюру, отданную доброй женщиной в последнюю секунду перед уходом, на стол, а затем открыл шкаф, тут же замечая пакеты с вещами. Внутри них лежало четыре комплекта одежды: два из них — обычная форма, напоминающая школьную, а два других — одежда для сна, копирующая друг друга. Прикинув, что пары уже кончились, младший выбрал комплект для сна, состоящий из штанов и футболки, после чего вернулся к свободной кровати.
Комната оказалась довольно неплохой: просторная, светлая, с личным санузлом и удобными кроватями. Бэкхён хотел привести сравнение с каким-нибудь трёхзвёздочным отелем, но одёрнул себя, осознавая, что не помнит в принципе никакой отель, а, значит, и сравнивать ему было не с чем.
Постельное бельё у всех было одинаковое: однотонное белое с одной большой подушкой, довольно таки лёгким объёмным одеялом и клетчатым пледом, на случай, если вдруг станет холодно. Помимо кроватей, шкафа и одного письменного стола со стулом в комнате больше ничего не было, не считая окна, из которого открывался вид на внутренний двор — такой же огромный, как и само здание.
— Как вы здесь оказались? — спросил Бён, положив пакет с одеждой на постель, но тут же замялся, вспомнив, что среди них девушка. Поняв намёк, Джису отвернулась, давая возможность переодеться, и одновременно с этим решила ответить на вопрос:
— Нас сдали родители. Как именно мы тут оказались никто не знает. Просто в один день открыли глаза и всё, мы уже тут. Ты и сам только что это почувствовал на себе, верно?
Угукнув, парень переоделся, а старую одежду положил обратно в пакет, не зная куда её девать сейчас, кроме как положить в шкаф. Новая футболка была велика на размер или два и забавно болталась на парне, а серые штаны пускай и сидели на бёдрах нормально, но вот были рассчитаны на человека повыше, из-за чего низ штанин пришлось подвернуть, оголив щиколотку.
— Но разве это не странно? — Бэкхён подошёл ближе к окну, схватился за верёвку и потянул её вниз, поднимая жалюзи ещё выше, чтобы рассмотреть пространство вокруг. — Мы ничего не помним, и всё, что нам говорят — это якобы от нас отказались родители. Больше похоже на похищение какое-то.
Когда Ким хотела ответить, её неожиданно перебил самый тихий сосед, который лишний раз никогда не вмешивался в разговор, если тот не касался напрямую него.
— Ты читал правила? — Кёнсу оторвался от чтения книги и посмотрел на Бёна взглядом, полным спокойствием. Бэк задался вопросом как давно находится здесь этот парень, поскольку тот выглядел не новеньким, а человеком, который жил тут достаточно долго и являлся неким мудрецом для остальных учащихся. Но ничего спрашивать не стал, лишь мотнул головой, кидая взгляд на брошюру. — «Не задавать лишних вопросов». Здешние преподаватели очень не любят, когда ты спрашиваешь больше положенного и пытаешься выведать информацию, которую, по их мнению, знать ты не должен. Сначала они предупредят тебя словесно, но если ты не успокоишься, то последует наказание.
— Какое наказание?
— Этого никто знает, — тут же ответила Джису, нервно теребя браслет на своей руке. Только после этого Бён заметил, что на его руке есть точно такой же — простой чёрный браслет с едва заметным зелёным огоньком, говорящий о его включении. Но для чего он нужен оставалось непонятно. — Говорят, что наказание бывает разным, а самое худшее — это изгнание из академии.
— По-моему, это наоборот самое лучшее, — Бён грустно усмехнулся, рассматривая своё запястье. — Не придётся торчать здесь и подчиняться глупым правилам. Можно вернуться обратно в свою жизнь, найти родителей и поговорить с ними. Я бы и сам не был против, чтобы меня выгнали.
— Здесь не такое изгнание, о котором ты подумал, — сказал парень, отложив книгу в сторону. — Изгнание из академии — это смерть.
***
«Добро пожаловать в нашу Академию.
Мы являемся одними из самых лучших учебных заведений в Европе, где учатся исключительно сироты, от которых отказались их родители. Мы даём им образование, навыки и, конечно, лучшее будущее. Выпустившись из этих стен, наши студенты получат профессию высших классов, которая недоступна обычным людям, не проходящим обучение здесь.
Вместе с нами вы добьётесь высот.»
Брошюра была яркой, броской, позитивной, со многими фотографиями самой академии. Бэкхён читал это без воодушевления, на которое, вероятно, рассчитывали создатели этого текста. Поступи он сюда обычным путём и помня свою прошлую жизнь, Бэк бы проникся, поверил в себя и начал учиться, зубами цепляясь за каждую положительную отметку. Но сейчас всё это казалось ему пустышкой.
Перелистнув на другую страницу с небольшим сводом правил, Бён внимательно вчитывался в текст, стараясь запомнить каждое предложение, чтобы в будущем ничего не нарушить. Он хотел стать идеальным студентом, но вовсе не потому что желал отучиться и получить ту самую привилегированную профессию, нет, в это парень не верил. Ему хотелось самому докопаться до истины и понять, что здесь происходит.
«Правила Академии надежды.
Первое: не задавать лишних вопросов, кроме тех, что разрешены в уставе Академии.
Второе: не настраивать студентов против преподавательского и директорского совета. Запрещены любые недовольства, митинги и заговоры.
Третье: студент обязан посещать каждое занятие. Исключение составляет болезнь и разрешение, подписанное или смотрителем группы, или советом директоров.
Четвёртое: ухудшение оценок и поведения повлечёт за собой наказание вплоть до изгнания.
Пятое: с десяти часов вечера до шести часов утра запрещено покидать пределы своей комнаты. Исключение составляет устное или письменное разрешение от смотрителя.
Шестое: покидать территорию Академии запрещено, связь с внешним миром также под запретом.
Седьмое: любой отказ от приёма витаминов, прописанных доктором, воспринимается как серьёзное нарушение и влечёт за собой повышенное наказание.»
Страница с правилами подошла к концу, но в самом низу Бэкхён заметил текст, написанный маленьким шрифтом, что увидеть его было затруднительно даже парню, читающему брошюру с излишней внимательностью. В нём было сказано о том, что это далеко не все правила, действующие здесь, и остальные можно найти в неком уставе. Но Бёну хватило и этих основных. Становилось понятно, что это место и правда не самое обычное и несравнимое ни с чем, даже с какой-нибудь самой закрытой школой, куда попадают только лишь исключительные дети. Академия выделялась, была уникальной и поистине пугающей. Бэкхён не знал, что его ждёт дальше, все его воспоминания были под замком, а любая попытка разузнать у кого-то хотя бы крупицу информации заканчивалась напоминанием правила номер один.
Но то, в чём Бён был уверен — он должен дойти до истины и понять, кто он есть на самом деле.