По волнам судьбы

      — Справа по борту корабль, сударь, — произнес капитан Ле Саж, взглянув в подзорную трубу, и прибавил: — Знакомые очертания. Похожий стоял в бухте Тортуги, где мы пытались недавно раздобыть сведения о Мануэле. Но я видел его и раньше, не только там.       — И я тоже, — с трудом выговорил Дезире. Руки его, держащие подзорную трубу с золотой насечкой, опустились, кровь отхлынула к внезапно отяжелевшим ногам. «Боже всемогущий, это и впрямь слишком! Не может же встреча быть случайной! Как они сумели нагнать нас? Как узнали? И главное — что им нужно? Неужели Барнет намерен отомстить? Или же…» — Дезире содрогнулся от жгучего укола ревности. — «Или он тоже плывет за Анной Сомерсет?»       — Это «Сирена», — обреченно промолвил Дезире после долгого молчания. Ему начинало казаться, что капитан Барнет сделался его злым гением и теперь будет преследовать, пока не… пока что? Довольно ли пирату окажется унижения врага, или он жаждет крови?       — Они разворачиваются в нашу сторону, месье де Кераньяк. — Ле Саж одобрительно кивнул, глядя на приближающийся пиратский бриг. — Славное суденышко, отлично идет. Да и тот, кто командует им, знает свое дело. — Он обернулся к хозяину. — Прикажете принять бой, сударь? Сколько у них людей?       — Насколько я помню, около полусотни, — ответил Дезире. Мысль о морском сражении едва не заставила его упасть на колени, но такого позора он бы не пережил. Кровь гордых французских гугенотов вскипела в жилах, придавая смелости. — И имеются дополнительные пушки. Я бы не стал, капитан, напрасно подвергать опасности корабль и наших людей в столь отчаянный миг, когда любое промедление может стать роковым.       — Значит, попытаемся уйти? — уточнил Ле Саж. — Я не говорил бы с уверенностью, сударь…       — И не нужно. Сделайте что можете, капитан. Если же не удастся — я не стану прятаться от этого пирата. Я не боюсь ни его самого, ни его разбойников. И скажу ему это в лицо, если понадобится.       По приказу Ле Сажа матросы «Немезиды» бросились к мачтам и бушприту. Но пираты по-прежнему нагоняли, словно сам морской дьявол помогал им и влек их вперед. Трепеща в глубине души, несмотря на внешнюю отвагу, Дезире поневоле устремил взор на шканцы «Сирены». Барнет стоял там, держа руки на бедрах; он казался неподвижным, но вся фигура его дышала неумолимой решимостью. Такие люди не привыкли отступать и сворачивать на полпути. И не привыкли терпеть препятствия, которые мешают им достичь своих целей. Дезире порадовался, что не видит сейчас нахмуренных бровей и колючих, жестоких глаз пиратского капитана.       — Что случилось? — спросил дю Раваль, только что покинувший свою каюту, где он отдыхал, наслаждаясь путешествием, — в отличие от самого Дезире, который с утра до позднего вечера не отходил от капитана Ле Сажа и сверлил отчаянным взглядом горизонт.       Ответа дю Раваль не дождался, ибо в тот же миг увидел нежданную угрозу. С губ его слетело цветистое проклятье.       — Как они нашли нас? — изумился он вслух.       — Теперь уже неважно, сударь, — отозвался Ле Саж и качнул головой: «Сирена» приблизилась еще на полмили. Расстояние продолжало сокращаться. — Думаю, эта погоня бессмысленна: они все равно настигнут нас.       — Пускай, — гордо произнес Дезире. В тот же миг послышался грохот пушечного выстрела. — Они требуют, чтобы мы остановились, верно, капитан? Что ж, выполняйте. Я уже говорил, что не боюсь этих негодяев, и не стану унижаться позорным бегством.       — Захоти они сразиться с нами, сударь, они бы уже открыли огонь, расстояние позволяет, — заметил Ле Саж. — Однако, они молчат. Возможно, они не намерены убивать, как бы странно это ни звучало.       — А вы не думали, сударь, — протянул дю Раваль, — что цели Барнета могут совпадать с нашими?       — Хочешь сказать, — проговорил Дезире, по-прежнему отказываясь верить, — он тоже…       — Да, тоже. Я говорил вам, что он неравнодушен к этой женщине. Кроме того, он упрям и вряд ли отступится. Так почему бы не позволить ему вновь сделать за нас грязную работу? Головорезы Барнета гораздо более привычны к подобным делам, чем любой из ваших людей, месье Ле Саж, — дю Раваль слегка поклонился капитану, — да и из наших тоже. Ему наверняка известны все базы и невольничьи рынки в Карибском море. Если мы знаем место весьма неопределенно — где-то в Панаме — то Барнет может знать конкретно…       — Я бы не доверял им, — заявил Дезире после того, как размышлял почти минуту. — Да и они больше не станут доверять нам. Но в твоих словах, Луи, есть зерно истины. Пираты на самом деле знают куда больше нас. Главное — чтобы они не поняли, что мы вновь намерены использовать их. Капитан, — обратился он к Ле Сажу, — пусть «Немезида» ляжет в дрейф. И поднимите белый флаг. На сей раз, — прибавил Дезире себе под нос, — я узнаю всю правду.       Впрочем, эта правда уже начала обретать для него вполне ясные очертания, которые вовсе не пришлись ему по душе. Напротив, жестокий пламень ревности вспыхнул ярче, и в него вплетались искры недоумения: как может пускай бедная, но благородная леди вроде Анны Сомерсет снизойти до грязного мерзавца, которому самое место на виселице?       Капитан Ле Саж отдал приказ, и матросы повиновались. «Немезида» закачалась на волнах, на грот-мачте заплескался белый флаг. И, что удивительно, точно такое же полотнище развернулось над «Сиреной».       — Не затевают ли они какой-нибудь хитрости? — усомнился Дезире.       — Кто знает? — ответил дю Раваль, задумчиво глядя на приближающийся пиратский корабль. Теперь разглядеть людей на его палубе можно было без подзорной трубы. — Будем наготове. Месье Ле Саж знает свое дело. А для нас главное — разгадать хитрость пиратов и не перехитрить самих себя. Барнет — скользкий тип, но, как мне кажется, больше склонен доверять сердцу, чем разуму. А когда сердце ранено, голова подчас плохо соображает.       «Неужели ты думаешь, что этот гнусный мерзавец способен любить?» — хотел было возразить Дезире, но его перебил и едва не заставил подскочить на месте громовой крик, долетевший со шканцев «Сирены»:       — Кераньяк!       До пиратского корабля теперь было рукой подать. На глазах Дезире и прочих с «Сирены» полетели абордажные крючья, вонзаясь в борта «Немезиды». С кормы долетел приглушенный визг служанок, кто-то из лакеев схватился за пистолет.       — Ни с места! — приказал Ле Саж и сверкнул глазами — когда было нужно, он умел быть кратким. — Если хоть кто-нибудь выстрелит, нам конец. Они раздавят нас.       Два корабля качались на волнах борт о борт. Ле Саж, Дезире и остальные видели, что десятка три пиратов выстроились на палубе «Сирены» с мушкетами наготове, но не спешат пускать оружие в дело. В следующий же миг палуба «Немезиды» скрипнула под тяжелыми шагами — через сцепленные борта перемахнули Барнет, его помощник Вуд и еще несколько пиратов. Но Дезире едва заметил их. Он не видел никого, кроме врага и соперника.       К немалому удовольствию Дезире, выглядел Барнет скверно. Лицо его осунулось, глаза покраснели и запали — несомненно, от долгих попоек и бессонных ночей, да и полученная во время ночного нападения рана могла еще беспокоить его. Но от той ярости и ненависти, что пылала в колючих глазах пирата, Дезире поневоле сделалось не по себе.       — Можете не беспокоиться, месье капитан, — заговорил Барнет, мгновенно распознав в Ле Саже командира. — Мы не собираемся никого убивать. Хотя двое из вас, — зеленое пламя пиратских глаз отыскало Дезире и дю Раваля, — очень этого заслуживают.       — Не старайся запугать меня, Барнет, не выйдет, — гордо отозвался Дезире и шагнул вперед, выпрямившись во весь рост. — Я не боюсь ни тебя, ни твоих прихвостней, хотя любой из вас мог бы тотчас пристрелить меня или перерезать горло, как это у вас в обычае. Признаю, вы нас выследили. Теперь говорите, что вам нужно.       — Захоти я убить тебя, Кераньяк, ты бы уже стучался в ворота рая, — небрежно ответил Барнет, запустив большие пальцы за пояс. — А убить тебя стоит — за то, что ты приказал сделать с Анной, сукин сын. И тебя, — он повернулся к дю Равалю, — за то, что ты продал ее Мануэлю.       — Тогда почему же не убил? — вскинулся Дезире; несмотря на превосходящее число противников, он чувствовал себя увереннее, окруженный матросами и слугами. — А я скажу, почему. Тебе стало любопытно, куда и зачем я плыву.       — Уверен, тебе самому не терпится рассказать об этом, — усмехнулся пират. — Только избавь меня от баек, что в тебе якобы пробудилась совесть и ты решил выручить несчастную леди из беды, в которую сам же ее вовлек.       — Даже если и так! — Дезире ощутил, что краснеет от гнева, руки поневоле сжались в кулаки. Возможно, не стоило этого говорить. Но молчать он не мог. — Тебе ли рассуждать о совести, разбойник и убийца? Да, я поступил несправедливо и недостойно с мадемуазель Анной Сомерсет и слишком поздно убедился в ее правоте. Но мои намерения чисты — я желаю взять эту даму в жены. И никому не позволю помешать мне.       — В жены, надо же! — Черты лица Барнета напряглись, глаза засверкали пуще прежнего. — Раззявил рот на большой кус — гляди, как бы не подавился. Разрази меня гром, мисс Анна — моя. Хотел бы я поглядеть, как ты попытаешься отнять ее у меня.       Дезире не нашелся с ответом. Вернее, сумел вовремя стиснуть зубы, ибо ответ рвал его изнутри, заставлял лицо пылать, а кровь — кипеть в жилах. Взор его затянуло алой пеленой, мир сузился до крохотного пространства, где были только двое — он сам и его враг. Прежде, чем разум успел сказать свое слово, тело уже действовало: левая рука рванула перчатку с правой.       — Тогда вот! — Смятая перчатка полетела под ноги Барнету. — Подними! Я не бросил ее тебе в лицо лишь потому, что не хочу марать ее. Да, я вызываю тебя. И если ты не примешь мой вызов, пусть все Карибское море знает, что ты, Барнет, — жалкий трус, подлец и бесчестный человек!       Пират медленно поднял перчатку, выражение его лица было непостижимо. Наконец, губы изогнулись в жестокой усмешке.       — Ты серьезно, Кераньяк? — Глаза Барнета, как никогда, напоминали острые клинки, готовые разить насмерть. — Ты, мальчишка, который скрещивал шпагу разве что с учителем фехтования и ни разу в жизни не видел чужих потрохов, вызываешь меня?       — Да. — Дезире гордо откинул голову, тряхнув волосами. Тревожные перешептывания слуг и матросов «Немезиды» оставили его равнодушным, словно жужжание москитов вечером. — Ты можешь гордиться сколько угодно теми жизнями, которые отнял, и кровью, которую пролил. И пускай ты опытнее меня. Я знаю, что я прав. И верю, что Бог поможет правому.       — В таких делах, — ответил Барнет, — обычно помогает не правда, а лучшее владение оружием.       — И ты мнишь себя лучшим, так? — произнес Дезире, невольно любуясь глубиной собственного голоса и значимостью своих слов. — Думаешь, что легко разделаешься со мной? Ты, грязный убийца, пьяное чучело, едва стоящее на ногах…       — Можешь не тратить воздух напрасно. — Барнет легко разорвал перчатку Дезире пополам. — И не пытайся разозлить меня. Хочешь драться — изволь. Но потом не жалей.       — Возможно, я пожалею лишь об одном — о том, что доверился твоим людям. Кто даст мне гарантию, что они не перебьют нас всех, если мне посчастливится убить тебя?       — Мое слово. — Барнет оглядел своих, те кивнули — кто сразу, кто слегка помедлив, угрюмо. — Да-да, есть вопросы, в которых даже грязные убийцы держат слово. А теперь хватит болтать. Выбирай оружие, мне все равно, на чем драться.       Дезире отправил лакея за шпагой и меньше, чем через минуту, стиснул эфес оставшимися без перчатки пальцами. Барнет посмотрел сперва на него, потом на оружие и снова заулыбался.       — Такую шпильку моя сабля сломает с первого же удара, — сказал он и расстегнул пояс с оружием. — Джон, подержи-ка.       Дезире услышал рядом судорожный вздох дю Раваля — должно быть, тот вспомнил, как Барнет точно так же просил Вуда «подержать» оружие, когда расправился в порту Кап-Франсе с пьяным моряком. В следующий миг помощник шагнул вперед.       — Сударь, позвольте лучше мне! — Рука его легла на эфес собственного оружия. — С радостью отправлю этого мерзавца к дьяволу.       На Барнета это геройство не произвело ни малейшего впечатления. Он пожал плечами, в бороде пряталась все та же усмешка — жестокая, издевательская.       — Да хоть оба разом, мне не привыкать, — только и сказал он.       — Нет, Луи, — заявил Дезире, чувствуя, что ситуация из торжественно-героической делается смешной. — Это мое дело, и я сам должен отомстить за все те оскорбления, которые нанес мне этот недостойный человек.       — А по мне, ты и сам за оскорблениями в карман не лезешь, — ввернул Вуд, прочие пираты засмеялись — кто тихо, кто погромче. — Или твой язык острее шпаги?       — Вот сейчас и проверим, довольно уже этой пустой болтовни, только время зря теряем. — Барнет повернулся к дю Равалю. — Давай сюда свою зубочистку.       Дождавшись кивка Дезире, дю Раваль послушался. Пират взял оружие, но при этом поморщился и растер левой рукой плечо правой.       — Ты же недавно был ранен, — заметил Дезире. — И изрядно пьянствовал, судя по твоему лицу. Как ты собираешься драться?       — Могу взять оружие в левую, если хочешь, — процедил Барнет, — но тебе же будет хуже. А вообще, мне случалось драться пьяным, раненым, больным, истекающим кровью и много как еще. Так что пусть у тебя будет преимущество.       На этом беседа закончилась, вместо острых языков готовы были заговорить шпаги. Противники расположились между баковой надстройкой и фок-мачтой «Немезиды». Дезире переступил с ноги на ногу, удерживая равновесие. В голову невольно пришла мысль, что Барнету привычнее сражаться на качающейся палубе, чем ему, и слова пирата о преимуществах можно истолковать по-разному. «Пусть», — думал Дезире, пока выбирал время для первой атаки. — «Ни один мерзавец, привыкший убивать исподтишка, не возьмет надо мной верх лишь потому, что владеет оружием дольше и якобы лучше меня». К этой мысли примешивалась иная: «Ты недостоин мадемуазель Анны, Барнет. И заслуживаешь смерти лишь за то, что смеешь предъявлять на нее свои гнусные права. Я спасу ее от тебя». Переполняемый столь возвышенными чувствами, Дезире устремился в бой.       Когда-то ему давал уроки фехтования некий мастер по имени Девиньи, тоже гугенот, бежавший из Франции. Да и с дю Равалем они проводили немало поединков, чтобы Дезире уверился в своих способностях. Но проклятый пират не давал ему возможности проявить себя — держал его на расстоянии, и все изящные атаки Дезире разбивались о клинок в вытянутой руке Барнета. Правда, порой эта рука слегка дрожала, и было слышно, как пират скрипит зубами — от напряжения или от боли. Возможно, он берег силы, поэтому сам и не думал атаковать, а всего лишь отражал нападения, словно намеревался измотать противника, дождаться ошибки — и вот тогда нанести решающий удар.       — Сударь, итальянский прием! — закричал дю Раваль, который от волнения сгрыз все ногти на правой руке.       Дезире ухватился за спасительную соломинку: по словам Девиньи, подкрепленным практикой, от этого приема, если его верно выполнить, не было спасения. В тот же миг Барнет впервые двинулся с места, резко шагнул вправо, потом еще. Для Дезире это оказалось неожиданностью, но ему пришлось тоже сместиться вправо, чтобы не подставиться под удар. И тогда все стало ясно.       В глаза Дезире ударил солнечный свет. Он поневоле зажмурился, так, что перед закрытыми веками запульсировали зелено-желтые круги. Проклятый пират встал спиной к солнцу, тем самым заставив его развернуться к нему лицом! Дезире попытался отвоевать позицию — и больно получил клинком по костяшкам пальцев. Сквозь зубы вырвалось невольное шипение.       — Мало? — небрежно спросил Барнет.       — Пустяки, — бросил запыхавшийся Дезире. Царапина кровоточила, но не слишком, чтобы помешать драться. — Продолжаем.       Кроме звона клинков, плеска волн о борта кораблей и тяжелого дыхания противников на палубе не слышалось ни звука. Все наблюдатели с обеих сторон словно позабыли, как дышать: ни единого ругательства, возгласа поддержки или испуганного вскрика. Дезире давно перестал держать левую руку за спиной, но вместо этого прикрывал ладонью глаза от яркого солнца. И отчаянно продолжал свои попытки вернуться на прежнюю позицию.       Барнет, казалось, уступил ему. Дезире одним прыжком преодолел четверть круга, яростно отыскивая бреши в защите противника. Тот слегка приоткрылся — впоследствии Дезире понял, что пират сделал это нарочно. Но тогда он с торжествующим криком подался вперед, целясь в незащищенный бок Барнета. И не сумел удержать равновесия, ибо палуба под ногами чуть качнулась.       В тот же миг Барнет впервые за все время боя согнул руку. Дезире увидел промелькнувшее чуть ли не перед глазами лезвие шпаги, а потом ощутил сильный удар в плечо, мгновенно сменившийся болью, когда пират выдернул оружие из раны.       Шпага выпала из пальцев Дезире и задела его эфесом по ноге. Он почти не почувствовал удара: упав на колени, он зажимал рану здоровой рукой. Невыносимо хотелось пить, кружилась голова, кровь уже пропитала почти весь рукав, и мокрая ткань неприятно липла к коже. Не сразу Дезире осознал, что Барнет не пытается добить его, как это в обычае у пиратов, но стоит, опираясь на шпагу, и смотрит на него.       — Удовлетворены, сударь? — бросил он и вытер с лица рукавом обильный пот. — Так, если не ошибаюсь, у вас говорят? Или все еще жаждешь пустить мне кровь?       — Нет, с меня довольно… — прохрипел Дезире и сам поморщился от звука собственного голоса. — Ты победил… Только не понимаю… почему ты не убил меня?       — На, держи свою шпильку. — Барнет не ответил, но бросил оружие дю Равалю, не удосужившись обтереть клинок от крови.       Слегка оторопевший дю Раваль сунул шпагу ближайшему лакею и велел почистить и наточить. Тем временем, Дезире уже подхватили капитан Ле Саж и один из матросов. Другой побежал за лекарем. Пираты же стояли на том же месте, дожидались, пока их предводитель застегнет пояс, но как будто не собирались уходить на свой корабль.       — Доволен, Барнет? — процедил сквозь зубы дю Раваль, пока разрезал кинжалом одежду Дезире на плече. — Теперь убирайся отсюда, пока цел.       — Хочешь опять разозлить меня? — усмехнулся пират, и дю Раваль ощутил, как возвращается головная боль, которая время от времени терзала его с той злосчастной ночи бегства. — Или отомстить за своего хозяина? Как угодно. Тем более, тебя я убью с радостью.       — Не надо, Луи… — простонал Дезире, пока подоспевший лекарь осматривал его рану. — Оставь его… — Он поднял помутневшие глаза на недавнего противника. — Так почему все-таки?       — Да на кой черт мне твоя смерть? — ответил Барнет, словно сплюнул в отвращении. — Разворачивайся и плыви обратно, это дело не по тебе. Куда таким, как ты, тягаться с Мануэлем и его мерзавцами? И не вздумай больше путаться у меня под ногами.       — Я не вернусь, — произнес Дезире так твердо, как только мог: рана болела невыносимо, заставляя его кусать губы. — И я не намеревался сражаться с этим Мануэлем, если ты об этом. Я собирался выкупить мадемуазель Анну…       — Сударь, замолчите и успокойтесь, вам вредно волнение, — заявил лекарь и кивнул стоящим рядом лакеям. — Сейчас мы уложим вас в постель, и…       — Да-да, но сперва я скажу ему… — Дезире приподнялся, хотя голова тотчас закружилась еще сильнее, а к горлу подступила тошнота. — Ты же знаешь, где найти Мануэля, ведь так, Барнет?       — Возможно, — кивнул пират.       — И ты знаешь, как справиться с ним. У тебя достаточно людей. А у меня достаточно денег. — Дезире задыхался, сил хватало лишь на короткие фразы. — Я бы выкупил ее… но, если Мануэль захочет обмануть нас… твои люди могли бы…       — Ты предлагаешь объединиться? — приподнял брови Барнет.       — Почему нет? Кровью, — Дезире покосился на распоротое плечо и тотчас отвел взгляд: зрелище едва не заставило его желудок вывернуться, — мы ничего не решим. Пусть последнее слово останется за дамой. Пусть Анна выберет из нас двоих того, кто ей милее.       Все пираты дружно рассмеялись. Дезире стиснул зубы от злости, но в следующий миг у него вырвался мучительный стон. Перед глазами все поплыло, он понял, что вот-вот лишится чувств.       — По-твоему, мисс Анна такая дура, что выберет тебя — после того, как ты продал ее Мануэлю? — едко обронил Вуд.       — Зато месье де Кераньяк может предложить ей то, чего нет ни у кого из вас, — ответил дю Раваль за своего раненого хозяина. — Честное имя, положение в обществе и богатство. К слову, она выглядела весьма довольной, когда гостила у него, пока мы не узнали правду, и ничего не имела против роскоши и любезностей моего хозяина. А что можешь предложить такой даме ты, пьяное чучело, как метко выразился месье де Кераньяк? — Он в упор посмотрел на Барнета.       — Кое-что могу, — медленно ответил тот. — Да, я человек без прав и имени. Да, я пьяное чучело, а не молодой смазливый красавчик. Зато, — он ударил себя в грудь, — она — моя душа, моя жизнь, как море и «Сирена». И, черт меня раздери, я не уступлю ее никому.       — Она… — начал дю Раваль, но Дезире перебил его, угадав, что тот хочет сказать:       — Нет, Луи, молчи! — Тайну Сомерсетов пиратам ни к чему было знать. Подумав, помощник кивнул, а Дезире продолжил: — Так мы договорились, Барнет?       — Двести тысяч, — после долгого молчания и переглядок со своими людьми ответил капитан «Сирены».       — А-а, продажные шкуры, ту сотню, что мы заплатили вам, вы уже успели пропить, — насмешливо протянул дю Раваль, но его вновь перебили — на сей раз Ле Саж.       — Я бы посоветовал вам согласиться, сударь, — сказал он, обращаясь к Дезире, который услышал его слова как будто сквозь толщу воды. — Если эти парни хоть немного похожи на своего капитана, они справятся с кем угодно. Такая поддержка не помешает, когда идешь против Мануэля Мальдито. Тем более, в его владениях. — Он умолк и посмотрел на Барнета. — Кстати, не соблаговолите ли вы, капитан, назвать нам пункт назначения? Даю вам слово от имени месье де Кераньяка, что «Немезида» пойдет с вами борт о борт и не попытается обогнать и увести законную добычу.       — Порто-Белло, — коротко ответил Барнет и прибавил, слегка поклонившись Ле Сажу: — С вами приятно иметь дело, капитан, в отличие от ваших хозяев. От своего имени и от имени всех моих людей даю вам слово, что не нарушу договора — если его не нарушит никто из вас.       Дезире поднял мутнеющий взор сперва на него, потом на Ле Сажа. На простой кивок, казалось, ушли последние силы. Он попытался заговорить и понял, что не сможет. Все вокруг уплывало куда-то, ему с трудом удавалось просто оставаться в сознании.       — Хватит разговоров, сударь, идемте, — заявил лекарь, когда заметил эту отчаянную борьбу.       Несмотря на протесты Дезире, который уверял знаками, что может идти сам, лакеи подняли его и отнесли в каюту. Немало мучений принесли ему иглы и нитки лекаря. Кажется, он так и не дождался, когда затянут последний узелок. Вскоре сознание покинуло его.       Впоследствии Дезире узнал, что пролежал четыре дня в полном беспамятстве. Рядом с ним не было никого, кроме лекаря и дю Раваля, ибо раненый непрестанно бредил всеми подробностями этого приключения, начиная с самого начала, и не стоило посторонним ушам слышать то, что могло бы навредить репутации месье де Кераньяка.       Когда же лихорадка ушла — так же внезапно, как и появилась, — Дезире не сразу вспомнил, где он и что с ним произошло. Дю Раваль услужливо пришел на помощь, рассказав и о минувших четырех днях, и о благоприятном ветре. Дезире порывался встать, словно это могло бы сократить их путешествие, и лекарю с немалым трудом удалось удержать его в постели еще на два дня. На третий же Дезире поднялся сам, не спрашивая ничьих разрешений.       Бок о бок с дю Равалем, который поддерживал Дезире под здоровую руку, он вышел на палубу. Ле Саж отсалютовал ему, сказав, что «на море все раны заживают быстрее». Первым же, что увидел Дезире на горизонте, были паруса идущей впереди «Сирены». Ему даже показалось, что он различает на кормовой надстройке фигуру Барнета. И словно налетел ледяной ветер — вместе с почти позабытыми страхами.       — Вы уверены, капитан, — сказал Дезире подошедшему Ле Сажу, — что нам все еще нужны услуги пиратов? Теперь, когда мы знаем точное место?       — Более, чем нужны, сударь, — был ответ. — Мануэль — известный мошенник; после торгов он нередко приказывает убить покупателя и вернуть обратно дорогой товар, чтобы потом перепродать еще раз. Даю руку на отсечение, что старый негодяй попытается провернуть нечто подобное с вашей мадемуазель. Вам потребуется надежная защита. И лучше искать ее у тех, кто сам заинтересован в этом деле.       — А что потом? — Дезире поглядел на дю Раваля, потом на капитана и поморщился от боли в раненой руке, которая покоилась сейчас на перевязи из черной тафты. — Что, если проклятый пират окажется прав? Что, если она и впрямь выберет его?       — Пусть его глупая убежденность не вводит вас в заблуждение, сударь, — быстро сказал дю Раваль. — Если мадемуазель Анна выберет Барнета, значит, она — полная дура и не стоит тех усилий, которые вы потратили на нее и еще намерены потратить. Но я хорошо знаю женщин. Ваше богатство пришлось ей по душе, поверьте мне. А когда вы расскажете ей всю правду о ее наследстве, она расцелует вас от счастья. Вы только представьте: всю жизнь считать себя нищей — и вдруг оказаться богатой наследницей. А вернет ей это богатство не кто иной, как вы.       — Я желаю ее любви, а не только богатства, — начал Дезире — и вновь умолк под натиском помощника.       — Э-э, сударь, таковы уж дамы — они любят тех, кто богат и безумно влюблен. Неужели хоть одна женщина могла бы обрести счастье с таким, как Барнет? Да он бы безжалостно колотил ее, а потом прирезал бы спьяну и не заметил! Что уж говорить о нежности и деликатности в более интимных вопросах…       Дезире содрогнулся, стоило ему вообразить себе Анну в объятиях пирата, жертву мерзкого и жестокого насилия. «Нет, я должен избавить ее от этой участи!» — твердил он мысленно. Вот только отыскать верный способ пока не удалось. Он уже попытался недавно — и потерпел позорную неудачу. Уязвленная гордость болела гораздо сильнее, чем раненое плечо. Барнет в очередной раз показал себя крепким орешком — неудивительно, иначе он не дожил бы до своих лет. Но ведь дело им предстоит опасное, и даже самый отважный и бывалый человек может пасть под слепыми вражескими пулями.       Дезире поделился последней мыслью с дю Равалем — капитан Ле Саж уже удалился обратно на свой пост. Как всегда, помощник уловил двойной смысл без лишних слов.       — Да, сударь, пуля слепа. И никто не станет выяснять, из чьего мушкета или пистолета она выпущена, когда случается жаркая свалка. Сочтут геройской гибелью в перестрелке. Я сам охотно возьмусь за это дело, лишь бы он ничего не заподозрил.       — О, Луи, если ты это сделаешь, я буду обязан тебе больше, чем жизнью и счастьем! Но… — Дезире вновь покосился на туго натянутые белые паруса далекой «Сирены». — Что, если Барнет говорил не на пустом месте? Что, если Анна правда его любит?       — Глупости, сударь. — Дю Раваль беспечно рассмеялся, хотя смех вышел слегка наигранным. — С глаз долой — из сердца вон, как говорят в народе. Да и что такое любовь женщины? Она не живет просто так. Любовь надо питать подарками и ласками, а если этой пищи нет, она умирает. Не было еще такого разбитого сердца, которое бы не утешилось, обретя новую любовь. Так что не пройдет и недели, и Анна позабудет, что на свете когда-то существовал такой пират по имени Барнет.       — Дай-то Бог, — отозвался Дезире.       Он ощущал, что прогулка отняла у него едва начавшие возвращаться силы, и предпочел вернуться в каюту. Больше он не пренебрегал заботами лекаря, терпеливо исполнял все указания и принимал лекарства. Он должен был набраться сил перед столь важным делом — и вскоре почувствовал, что они вправду возвращаются.       С каждым днем прогулки становились дольше, ноги Дезире увереннее ступали по качающейся палубе, а красота морского пейзажа поневоле захватывала его. Воображение же рисовало сладостную картину возвращения на Эспаньолу: он стоит у фальшборта рядом с Анной, обнимая ее за талию, а темноволосая головка девушки лежит на его плече. И они вместе смотрят то на сверкающее синее море, то друг на друга. А оставшиеся где-то далеко позади пираты «Сирены» — те, что выжили в схватке, — ссорятся за право занять освободившийся пост капитана. Но ни Дезире, ни Анне больше нет до них никакого дела, ибо они обрели друг друга и теперь плывут навстречу счастью.       Недели путешествия проплывали мимо то неспешно, то стремительно. Рана Дезире зажила почти полностью, а морской воздух и впрямь сотворил с ним чудеса. Казалось, сердце его, душа и вся сущность наполнились удивительной легкостью и силой. Он по-прежнему проводил целые дни на шканцах «Немезиды» рядом с Ле Сажем и едва отвечал на словесные потоки болтливого моряка. Не хотелось ни с кем говорить, словно Дезире стремился удержать внутри себя некое возвышенное состояние, чтобы явить себя достойным победы — и над Мануэлем, и над Барнетом, и над сердцем Анны.       Наброски плана у них уже имелись: Ле Саж, дю Раваль и сам Дезире нечасто говорили о чем-то другом. В надежных тайниках хранились ларцы с золотом на сумму около шестисот тысяч реалов — вся наличность, которую Дезире сумел быстро собрать. Будь у него больше времени на сборы, он собрал бы еще, хотя вряд ли Мануэль оценит свою пленницу выше. Дезире плохо знал расценки работорговцев, но, по словам Ле Сажа, ни один вест-индский богач, легкомысленный прожигатель жизни или настоящий преступник не станет платить столь невероятную сумму за невольницу, пусть даже красивую и непорочную. Мануэль вынужден будет продать Анну ему. А если работорговец вздумает мошенничать, вмешаются люди Барнета.       Этот план им пришлось обсудить уже сообща, после того, как «Немезида» и «Сирена» бросили якорь в бухте Порто-Белло. Перед тем Барнет отправил двух своих пиратов на разведку в город, и те доложили, что торги начнутся послезавтра. Когда же Ле Саж, Дезире, дю Раваль и Барнет с помощником и боцманом собрались в кают-компании «Немезиды», пиратский капитан принялся чертить пером на листе бумаги.       — В город идти незачем, — говорил он. — Мануэль ведет торги не на городском рынке, а на своем собственном — вот здесь, в пригороде. Там же стоят его бараки, где он держит невольников. И не сверкай глазами, Кераньяк, — прибавил он, подняв голову, — никто из моих людей не пойдет штурмовать их — мы не самоубийцы. Проще будет сделать так, как ты задумал. Выкупи Анну на торгах и молись, чтобы тебе хватило денег. От рынка Мануэля до порта — три мили по прямой, и дорога там неважная. Если он и нападет где, то только там. Нет, капитан, нам не встать ближе — нет удобных бухт. Я с моими людьми буду следить за вами и прикрою, когда они нападут. Но уж и вы не оплошайте. А главное — не забудь про наш договор, Кераньяк.       — Я все помню, — сухо отозвался Дезире. — Сделаем так, как договорились. — Он медленно оглядел всех и задержал взгляд на дю Равале, тот еле заметно кивнул. — И да поможет нам Бог.       Показалось Дезире или нет, что при этих словах Барнет позволил себе хитрую ухмылку? «Неужели догадывается?» — ужаснулся мысленно Дезире, но тут же успокоил себя. — «Нет. Пусть даже догадывается — все равно его ничто не спасет. А мадемуазель Анна будет моей».