По волнам судьбы

      — Я искренне прошу прощения, месье Венсан, — говорил Дезире, — за то, что напрасно потревожил вас. Сожалею, что вы стали свидетелем столь неприятной сцены, но не могу не благодарить вас за то, что вы открыли мне правду. Если бы не вы, случилось бы непоправимое…       — Прошу, оставьте, месье де Кераньяк. Я счастлив, что сумел помочь вам избежать досадной ошибки. Воистину, это милость Божья — и воля высшей справедливости. Не будь я знаком с семейством Сомерсет и не знай мадемуазель Кэтрин в лицо, вы оказались бы обмануты ловкой авантюристкой. И да, на вашем месте я не верил бы ни единому слову этой особы. Наверняка вы стали бы отнюдь не первой ее жертвой.       — Благодарю за совет, месье. И… — Дезире затеребил кружевные манжеты. — Надеюсь, ни вы, ни ваш помощник не станете распространяться о том, что здесь произошло. Кому, как не вам, адвокату, знать, насколько это хрупкая вещь — репутация.       — Разумеется, месье де Кераньяк. Признаться, меня сегодня же призывают неотложные дела, но, если вам понадобится моя помощь, вы можете всецело располагать мною. Мое почтение.       Когда лакей ушел провожать Венсана и секретаря до коляски, Дезире с облегчением вздохнул на всю гостиную. Он откинул со лба промокшие от пота волосы и услышал на лестнице шаги дю Раваля.       — Все в порядке, Луи? — спросил он. — Надеюсь, ты принял меры, чтобы она не сбежала?       — Не сбежит: Филипп поглядывает за ней в замочную скважину, да и снаружи дома, под ее окном стоит часовой. Пусть только попробует — хотя с такой хитрой дамочки станется.       — Она говорила что-нибудь?       — Ничего важного. — Дю Раваль протянул ему горстку драгоценностей — тех самых, что были сегодня на самозванке. — Только сказала, что не вправе носить эти украшения, и попросила вернуть их вам.       — Странно… — Дезире не ожидал подобного поступка от хитрой обманщицы. — Но, думаю, она могла сделать это, чтобы расположить нас к себе, чтобы показаться честной. — Он помолчал, украшения жалобно звякнули на столе. Руки сами сжались в кулаки. — Мы должны узнать всю правду, Луи. Должны во что бы то ни стало. Мне кажется, это на самом деле заговор.       — Если это заговор, сударь, — задумчиво протянул дю Раваль, — он может оказаться глубже, чем вы думаете.       — Что ты хочешь этим сказать?       — А что, если сердце заговора — вовсе не Барнет и не эта женщина, а сам сэр Чарльз Сомерсет? — Дезире едва сдержал возглас удивления, и помощник продолжил: — Что, если он нарочно подсунул Барнету эту самозванку, кем бы она ни была — родственницей его или же нет, — чтобы тот выдал ее за мадемуазель Катрин? Или — и это еще более коварно — он заплатил Барнету за то, чтобы тот доставил вам ее.       — Мне в это слабо верится, — начал Дезире, но дю Раваль перебил:       — Вы думаете, сударь, что такой мерзавец, как Барнет, отказался бы от лишних денег, если бы ему их предложили? Сами понимаете, что нет. Для таких, как он…       — Значит, нужно допросить его. — Дезире зашагал к двери. — Заставить рассказать все начистоту. Разве его жизнь не в наших руках? Зачем же он станет запираться?       — Не знаю, сударь, — ответил дю Раваль. — Хотелось бы мне посмотреть, как вы заставите его выложить всю правду. Он — человек упрямый и несговорчивый. Кроме того, не забывайте о его людях — вряд ли они уплыли и оставили своего капитана в беде.       — Если так, — оживился Дезире, — мы сможем совершить благое дело и избавить Карибское море от одной пиратской шайки. И кстати, Луи, я совсем позабыл: ты говорил, что принял еще кое-какие меры. Так что же они — пока бесплодны?       — Увы, да, сударь. Когда «Сирена» отплывала из Кап-Франсе, я послал вслед за нею еще один корабль — на всякий случай. Но от них до сих пор нет вестей. Кто знает — вдруг пираты Барнета заметили то судно и потопили. — Дю Раваль вздохнул. — На беду себе мы связались с пиратами. Пусть было бы дольше, но надежнее.       — Не вини себя, ты хотел, как лучше. — Дезире положил ему руку на плечо. — Но ты прав: незачем было так усложнять это дело. Если же пираты в самом деле погубили второе судно, они ответят за это преступление, — сурово прибавил Дезире и сделал знак двум лакеям посильнее следовать за ними.       Вооруженные парой пистолетов каждый, лакеи распахнули дверь в каморку пленника. Когда Дезире и дю Раваль вошли вслед за слугами, в нос им ударил крепкий запах пота и засохшей крови. Сам же Барнет сидел на голом полу, привалившись спиной к стене и вытянув ноги. Он невольно сощурился от света внесенных фонарей, выражение лица его осталось прежним — устало-равнодушным. Если за ним что-то пряталось, то пират отлично это скрывал.       Дезире вдруг ощутил, что ему сделалось трудно дышать от возмущения. Мерзкий пират, преступник, убийца — а держится так, словно он здесь хозяин. Но ничего, самое время сбить с него спесь.       — Встань, — приказал Дезире. Барнет не двинулся с места, разве что поднял голову и ответил:       — Нет уж, я лучше посижу. — Хриплый голос его царапал Дезире слух. — Какого черта вы вообще заявились? Я не выспался и чувствую себя прескверно — будто меня всю ночь черти драли.       — Вини в этом только себя, — отрезал Дезире и махнул лакеям, чтобы те подняли Барнета на ноги. Тот их опередил — поднялся сам под звяканье цепи, хотя и опираясь по-прежнему о стену. На тряпице вокруг раненой руки появилось свежее пятнышко крови.       Дезире вновь содрогнулся. Хотя Барнета удерживала на месте цепь, не позволявшая отойти от стены больше, чем на шаг, Дезире ощутил, что, даже безоружный, пират намного сильнее их четверых, вместе взятых. Он невольно пожалел, что не взял с собой оружие.       Молчание затягивалось. С минуту Барнет глядел в глаза Дезире, а потом откинул голову назад, сквозь стиснутые зубы вырвался тяжелый вздох. По лицу пирата было видно, что он страдает от раны, но скорее умрет, чем признает свою слабость.       — Я пришел сюда, чтобы узнать правду, — начал Дезире, ощущая, что еще немного — и он лишится преимущества. — Зачем ты приходил в мой дом минувшей ночью?       — Это мое дело, — ответил Барнет.       — Неужели? — подхватил Дезире и поневоле подался вперед. Осторожность заставила его вернуться. — А не затем ли, чтобы свидеться со своей сообщницей, которую ты выдал за мадемуазель Кэтрин Сомерсет?       — Я не понимаю, о чем вы, — устало бросил пират; ни единая черта его лица не выдала удивления. — Кого я выдавал за мисс Сомерсет? Я привез вам ее, как мы и договаривались…       — Ты лжешь, — перебил Дезире. — Эта женщина — самозванка, ее опознал мой друг-адвокат, который знает в лицо настоящую мадемуазель Сомерсет. Сама она утверждает, что ты якобы похитил ее по ошибке, перепутав с мадемуазель Кэтрин, на которую она похожа.       Вот теперь пират как будто искренне изумился: его брови вздернулись вверх, с губ сорвалось очередное ругательство. Затем он прищурился.       — Хотите сказать, я привез вам не ту леди? — Он почесал в затылке здоровой рукой. — Черт ее дери, так эта девка надула не только вас, но и меня! Откуда мне было знать, что она — не та? Как по мне, на портрет она похожа. И она ни слова не сказала никому из нас…       — Опять врет, — заметил дю Раваль.       — Кто подсунул ее тебе, отвечай! — Дезире опять шагнул ближе и на сей раз не отступил. — Ты сговорился с Сомерсетом? Сколько он тебе заплатил, мерзавец?       — Вы бредите, сударь, — насмешливо протянул Барнет. — Сперва оказывается, что леди не та, теперь — что я сговорился с ее папашей. Если она правда не та, то в этом виноват я, потому что обознался, и она, потому что молчала, как рыба. Но никакого сговора здесь нет.       Дезире переглянулся с дю Равалем.       — И ты думаешь, что я тебе поверю? — Дезире сделал еще один шаг вперед.       Барнет отстранился от стены и выпрямился. Хотя он был чуть пониже Дезире, но глядел как будто свысока.       — Я давно заметил, что в самую невероятную байку людям проще поверить, чем в правду. Не знаю, почему, я человек неученый. Каждый видит то, что хочет видеть.       — Клянусь, я выбью из тебя признание! — Дезире сжал кулаки, дю Раваль едва успел ухватить его за плечо. Он с досадой стряхнул руку помощника. А проклятый пират усмехнулся, глядя на обоих лакеев, повторивших жест хозяина.       — Да ты смеешься, французик? Думаешь, что твои парни смогут выбить из меня хоть одно слово? Я был в плену у индейцев Маракайбо, они драли с меня шкуру и жгли пропитанными маслом щепками — и то я выдержал. А тут — тьфу! — Барнет плюнул в сторону лакеев. — Тем более, руки у меня свободны, и я могу ударить в ответ, хотя и ранен. Кое-кто из твоих людей знает, как я бью, только уже не расскажет.       — Закрутить веревку вокруг головы или ребер да затянуть посильнее, — предложил дю Раваль. — Кто угодно заговорит.       — Знаю, иногда помогает, — кивнут пират, словно обсуждал какую-нибудь невинную светскую тему, — но не со всеми. Ты можешь посоветовать своему хозяину замучить меня здесь хоть до смерти. Но ничего другого вы от меня не услышите.       — Наглец! — прошептал ошеломленный Дезире, которому стало не по себе и от рассказа Барнета, и от предложения дю Раваля. — Вместо того, чтобы признаться, ты делаешь только хуже…       Он запнулся, не зная, что еще сказать. Никто не должен был этого видеть, но в этот миг Дезире по-настоящему растерялся. Что ему сейчас делать, как заставить упрямого пирата сказать правду? Его вдруг бросило в пот от одной мысли о том приказе, который он только что едва не отдал. Неужели он смог бы подвергнуть кого-нибудь — даже такого негодяя, как Барнет, — допросу с пристрастием? Он, всегда считавший себя мирным человеком, сурово бранивший надсмотрщиков на плантациях за излишнюю жестокость по отношению к рабам?       — Ты забыл еще кое о чем, — медленно продолжил Дезире, страшным усилием взяв себя в руки. — Ты — пират и подлежишь смертной казни за свои преступления в любой колонии Вест-Индии. Я имею полное право передать тебя властям Кап-Франсе, чтобы тебя судили и казнили. И, клянусь, я так и поступлю, если ты не расскажешь мне правду.       — Я уже рассказал ее, — ответил Барнет. — А ты — болван, Кераньяк, если не понимаешь, чем тебе грозит твой славный подвиг. Можешь сдать меня солдатам, я не боюсь петли. Но перед тем ваши судьи услышат много интересного — о том, как ты нанял меня, чтобы раздобыть себе невесту, папаша которой натянул тебе нос. Да-да, я расскажу, как ты заплатил мне за похищение английской леди…       — Замолчи! — крикнул Дезире, в ужасе зажав уши руками.       — Тебе не поверят, — заявил дю Раваль.       — Да, конечно, вы приведете к присяге всех слуг, и они поклянутся, что в глаза меня не видели и слыхом ни о чем не слыхивали. И чем же вы тогда лучше меня, благородные господа? Ложь остается ложью, кто бы и зачем ее ни произносил.       Дезире задохнулся от ярости, но противный голос здравого смысла нашептывал ему, что пират прав. «Мы с вами теперь связаны одной цепью», — так, помнится, сказал ему Барнет, когда получил задание. Тогда Дезире не придал значения этим словам. Теперь же они жгли его своей правдой, страшной, глубокой и неведомой, точно геенна огненная.       — Приведи женщину, Луи, — тихо приказал Дезире. Помощник ушел, а сам он задумчиво уставился в голую стену. Все сильнее ему казалось, что он пытается пробиться сквозь непреодолимую преграду, которую сам же и возвел. Барнет же тем временем отпихнул обоих лакеев, которые пытались помешать ему, и вновь уселся на пол, прикрыв глаза.       — Я не позволял тебе садиться, — произнес Дезире, на что получил в ответ лишь:       — Иди к черту. — Помолчав немного, Барнет открыл глаза. — Если так хочешь покончить со мной, давай скорее. Хотя у тебя не хватит духу.       — Я честный человек, а не убийца, в отличие от тебя, — бросил Дезире. — Мне нужна всего лишь правда, и я отыщу ее. Говори, ты видел посланный за тобой корабль? Что с ним стало?       — Не знаю, — устало ответил Барнет. — Я не видел никакого корабля, — он усмехнулся, — если только это не был военный фрегат или испанский капер. Но ты, конечно, не поверишь, а захочешь взвалить на меня вину еще и за его пропажу, даже если это на самом деле так.       — Если бы ты перестал запираться…       — Если бы ты понял, что я говорю правду, — в тон Дезире подхватил пират, но закончить не успел. Вернулся дю Раваль, ведя самозванку.       Девушка бросила на Барнета быстрый взгляд — Дезире не успел разглядеть, какой, — и отвернулась, уставившись в пол. Пират же при виде ее вновь поднялся на ноги, хотя лицо его исказилось от боли, и он не сумел сдержать тихого стона.       — Итак, — начал вторую попытку Дезире, обращаясь к Барнету, — ты по-прежнему утверждаешь, что не знал о том, что эта особа — не мадемуазель Кэтрин Сомерсет?       — Не знал, — ответил он. — На вид вроде похожа на леди с портрета. Да и темно было, я особо не приглядывался. Откуда мне было знать — может, сэр Сомерсет нарочно держал при дочери похожую на нее служанку?       — И ты не можешь отличить служанку от леди?       — Могу. И она показалась мне леди, а если это не так, то я не знаю, какой леди должна быть. — Он говорил быстро, глядя в пол, как и девушка.       — А вы, сударыня? — Дезире обернулся к ней. — Кстати, вы до сих пор не назвали нам вашего настоящего имени.       — Я уже говорила месье дю Равалю, что меня зовут Анна Сомерсет, что я племянница сэра Чарльза, жившая в его доме из милости, и что капитан Барнет обознался, приняв меня за Кэтрин. — Она подняла голову и взглянула Дезире в глаза. — Но вряд ли вы поверите мне.       — Почему же вы не разуверили его? — Дезире почувствовал себя неуютно. Он надеялся увидеть на лицах обоих пленников какие-либо признаки сговора: быстрый обмен взглядами, румянец, бледность, испуг или что-то в этом роде. Но пират и женщина не смотрели друг на друга.       — Я испугалась, — тихо сказала Анна. — Испугалась, что они убьют меня. А потом надеялась довериться вашей чести — напрасно, как вижу. Ведь несмотря на мое сходство с Кэтрин, я не обладаю главным ее достоинством — приданым.       — Тогда почему вы, — Дезире с трудом сдерживал гнев, ибо слова о приданом уязвили его, — не рассказали мне все вчера, когда прибыли в мой дом? Почему молчали и притворялись? И самое главное: для чего он приходил сюда ночью — чтобы встретиться с вами? Чтобы убить меня и забрать вас?       — Я не знаю, — ответила Анна. — Я ничего не слышала и ни с кем не сговаривалась.       — Вы лжете! — крикнул Дезире. — И каждая ваша новая ложь хуже предыдущей: сперва вы Кэтрин Сомерсет, теперь вы уже племянница сэра Чарльза. Кто может это подтвердить?       — Только он сам. — Голос девушки дрогнул, как и подбородок. — Но он бы не сделал этого, чтобы спасти меня. Разве что Кэтрин, мы с ней были, как сестры…       — Оставь девушку в покое, Кераньяк! — рявкнул Барнет, так, что стены загудели. — Дьявол тебя побери! Если я признаюсь, что пробрался в твой дом, чтобы ограбить тебя, этого будет довольно?       — Ишь как запел, — протянул дю Раваль. — С чего бы? Какое тебе дело до нее?       — Знаешь, меня хотя бы есть за что вешать. А с твоего хозяина станется вздернуть эту леди рядом со мной только потому, что за нее некому заступиться, хотя она ни в чем не виновата. Вот и думай потом, Кераньяк, кто из нас честный человек.       — Уведи ее, Луи, — помедлив, приказал Дезире, — и пусть за нею по-прежнему приглядывают. — Когда дверь позади захлопнулась, он продолжил, обращаясь к Барнету: — И что же мне, по-твоему, делать с вами?       — Хочешь моего совета? — Пират опять вздохнул, поправил повязку на руке. — Все просто: ты заплатил мне, чтобы я поработал на тебя. Я не справился. Поэтому я верну тебе деньги, а ты вернешь свободу мне и этой леди. Все мы позабудем о том, что было, и станем жить по-прежнему. Я уплыву с этого чертова острова и…       — И потом вернешься с толпой головорезов и отомстишь мне? — усмехнулся Дезире, сам радуясь своей проницательности. — Ты напрасно считаешь меня юным глупцом, Барнет. Пусть я молод, но не глуп. Неужели ты думаешь, что я поверю твоему слову — слову пирата — после того, как ты уже пытался меня обмануть?       — Сколько раз тебе надо повторить, что это досадная случайность? — вздохнул Барнет. — Может, ты и не глуп, но упрям, точно мул. Меньше слушай своего Раваля, он славно дурит тебе голову…       — Не твое дело, — оборвал Дезире.       — Тогда вот мое дело, — невозмутимо продолжил пират, — отпусти меня и леди и забери свои деньги. Я на любом испанском корыте найду вдвое больше.       Дезире задумался. Отчасти ему хотелось согласиться и поскорее оставить этот кошмар в прошлом. Но умело вспаханные дю Равалем сомнения и подозрительность взывали к осторожности — и это пробудило хитрость. Он ощутил, что поневоле улыбается, и сдержал себя, но грудь его распирало от самодовольства. Ну конечно, вот он — лучший выход! Пусть пират думает, что он согласен. Барнет направится на свой корабль, а людей у него не так уж много. Пускай у самого Дезире поменьше — но он знает, куда обратиться за подкреплением. И тогда он убьет одним выстрелом двух куропаток — избавится от пиратской шайки и от угрозы своей репутации.       — Хорошо, — произнес он. — Верни мне деньги, а сам убирайся ко всем чертям, как у вас говорится. А женщина останется у меня заложницей, чтобы ты или твои люди не подстроили какую-нибудь западню.       Барнет сжал губы, прищурился. По его лицу было видно, что он усердно размышляет. «Давай же, соглашайся скорее!» — мысленно подгонял его Дезире, гадая, не измышляет ли пират какой-нибудь подлости. Несколько раз Барнет как будто собирался заговорить, но всякий раз останавливал себя. Наконец, он кивнул.       — Добро. — Дезире мысленно улыбнулся и кивнул в ответ. А Барнет продолжил: — И что же ты собираешься сделать с женщиной?       — Если она говорит правду и на самом деле ни в чем не виновата, я посажу ее на первый же корабль, отплывающий на Ямайку, — пусть возвращается домой. — Дезире выпрямился, стараясь выглядеть достойно рядом с этим преступником со дна общества. Но, казалось, его усилия пропали даром. — Мне ни к чему жертвы, тем более, невинные. И, надеюсь, я никогда больше не увижу никого из вас. И еще: скажи, где стоит твоя «Сирена». Мне придется послать туда людей — чтобы они рассказали все твоим пиратам и забрали деньги.       — Ишь, какой хитрый, — усмехнулся Барнет. — Скажи ему… Ничего я тебе не скажу, а сам провожу твоих людей к «Сирене». Тогда они и заберут деньги.       — Хорошо, — вновь кивнул Дезире, чувствуя, что пирата удивило его быстрое согласие. — Тогда подождем до вечера. — «Посланцу как раз хватит времени, чтобы доскакать до форта Кап-Франсе, а комендант успеет собрать солдат и снарядить судно, если понадобится».       — Тем лучше. Можно даже до утра — нам будет легче отплыть с приливом. — Барнет опять устроился у стены, настолько удобно, насколько позволяла длина цепи. — А я хоть отосплюсь пока. И если прикажешь принести мне чего пожрать, тоже не откажусь.       — Нахал, — процедил Дезире и кивнул лакеям. Те направились к двери. — Благо, мне осталось недолго тебя терпеть. — И прибавил мысленно: «Как и всему Карибскому морю».       После того, как лакеи тщательно заперли дверь, Дезире велел одному из них во весь опор скакать в форт, к капитану Арментейлю, и рассказать обо всем. Подумав, Дезире перед тем вручил лакею короткую записку, в которой сообщал, что на Эспаньолу тайно прибыли английские пираты и что сегодня ночью их можно будет схватить — или же уничтожить. Насколько он знал коменданта, тот не сумеет не ухватиться за такую возможность разделаться с пиратской шайкой и тем самым проявить себя.       Не успели шаги посланца стихнуть в коридоре, как вошел дю Раваль. На вид он казался встревоженным или, скорее, рассерженным.       — Что стряслось, Луи? — Сердце Дезире поневоле сжалось: «Клянусь Богом, если еще какая-нибудь напасть… Для одного дня это уже слишком».       — Вернулся Элуа Мабер, сударь, — неохотно протянул помощник. — Вид такой, словно он всю ночь кутил и до сих пор не протрезвел. И это отнюдь не первый раз. Думаю, такому человеку не место среди ваших слуг.       — Верно. Пусть убирается, куда хочет, — бросил Дезире и тотчас позабыл о нерадивом лакее-пьянице. Мысли его умчались вперед, к грядущей ночи — и к грядущему возмездию.       О пленнице-самозванке Дезире не думал. Сейчас ему было важно лишь одно: гибель Барнета, «Сирены» и всей ее команды. Самому ему делалось тошно от одной мысли, чтобы приказать кому-нибудь из своих людей убить пиратского капитана, да и как они узнают, где скрывается «Сирена», если Барнет умрет сейчас? Нет, пират сам приведет к своему кораблю тех, кто свершит над ним справедливый суд. К чему брать этих мерзавцев живыми — мертвецы не выдадут никаких тайн, и Дезире сможет больше не бояться за свою репутацию. Месье Арментейль рассудит так же: он мнит себя великим стратегом и флотоводцем и порадуется любой победе. С Божьей помощью, сегодня ночью или завтра поутру с пиратами будет покончено.

***

      Посланным на разведку Жерару и еще одному пирату, тоже французу по прозвищу Рекан, не пришлось близко подбираться к усадьбе Кераньяка, опасаясь каждого куста и хоронясь от каждой тени. Дорога, что вела от поместья к городу, оказалась сегодня не слишком оживленной: сперва появились несколько чернокожих рабов, ведущих под уздцы нагруженных мулов, в сопровождении конного надсмотрщика, потом промчался стрелой одинокий всадник, по виду слуга. Меньше, чем через пару склянок показался путник: он еле переставлял ноги, точно пьяный или избитый, растрепанная голова его висела едва ли не ниже плеч.       — Элуа, — протянул Жерар, выходя из своего укрытия вместе с товарищем. — Вот так встреча.       — Иди к черту, — бросил лакей; лицо у него распухло от пьянки, покрасневшие глаза превратились в узенькие щелки, а перегаром от него разило так, словно он искупался в бочке с ромом. — Все из-за тебя. Меня выгнали… — Мабер всхлипнул, утер нос рукавом. — И куда я теперь пойду?       — Почему же из-за меня? — ответил Жерар. — Ты сам виноват: на кой черт налакался, как свинья? Вот и проспал свое дежурство. А теперь по твоей милости наш капитан в плену у твоего месье.       — Нет, это ты виноват, — повторил Мабер с тупым упрямством пьяницы. — Зачем ты мне столько заплатил?       — А ты, стало быть, не можешь получить деньги и тут же не пропить их до последнего гроша, так? — Жерар сгреб бывшего лакея за грудки. — А ну, давай, выкладывай все, как есть!       — Что выкладывать?       — Все, говорю тебе, пьяная скотина. — Боцман от души врезал Маберу в ухо, тот вскрикнул. — Что с нашим капитаном? Что задумал Кераньяк? И куда с полчаса назад поскакал один из ваших?       — Э-э… — Мабер почесал затылок, глаза его забегали, словно он сомневался, говорить или нет. Оба пирата поддали ему с двух сторон, Мабер охнул и заговорил, потирая бока: — Да я толком ничего и не знаю. Тома Линье поскакал в город, вроде в крепость. Капитан ваш жив, и, похоже, хозяин сам этому не рад, но он не из тех, кто вот так запросто убьет или прикажет убить. Парни рассказывали, что месье вроде бы договорился с англичанином, что отпустит его, а тот вернет ему все деньги — ну, те, что месье заплатил вам. — При этих словах пираты едва не задохнулись от возмущения, но продолжили слушать. — Кажется, договорились идти ночью или ближе к утру, я не помню точно. Вот и все, что я знаю.       — Не так уж мало, — заметил Рекан, а Жерар поддакнул:       — Верно. Смекаешь, что к чему, да? Пошли скорее обратно, расскажем нашим. А ты ступай, Элуа, да поживее. И только попробуй сболтнуть кому, что видел нас и говорил с нами!       — И куда мне идти? — вновь всхлипнул Мабер и утерся. На рукаве остался грязный след.       — Ничего, придумаешь. Ты вон какой крепкий, наймешься таскать тюки в порту — и то хлеб. А когда и на ром хватит! — Боцман расхохотался, и они с товарищем поспешили вернуться на «Сирену», перед тем убедившись, что Мабер правда шагает в сторону города и что их встречу никто не видел.

***

      — Черт с ними, с деньгами, наживное, — заявил на общей сходке рулевой Мортон, когда боцман вернулся и рассказал обо всем, что узнал от Мабера. — Лишь бы выручить капитана.       — Да не в деньгах дело, — сказал Вуд. — Понимаете же, чем это пахнет. Не иначе, Кераньяк донес на нас в форт Кап-Франсе. А поскольку ему нужно заставить нас всех замолчать навсегда, солдаты наверняка устроят засаду. Для того Бен и нужен Кераньяку живым — чтобы указал, где мы стоим. А потом всех сразу, одним ударом, в пекло к чертям.       — Надо самим устроить засаду на берегу, — предложил новичок Дэнс. — Ну, и чтобы пушки были наготове.       — Ага, а если ночью будет такой же туман, какой был сегодня, — руку собственную не разглядишь? Хотя, — Вуд почесал свои космы, — в тумане будет легче скрыться.       — Капитан поведет французов той же тропой, какой мы с ним шли к поместью, — сказал Лодж. — Это я точно знаю. Ну, и все мы знаем, что пара хитростей у него про запас есть. Если эти ублюдки попытаются убить его в бухте…       — Вот тогда и пригодится засада, — подхватил Вуд и оглядел всех товарищей. — Думаю, десятка нам хватит; Жерар, за главного. Ну, а мы подготовим «Сирену». Как только капитан окажется на борту, сразу отплывем.       — А как же мисс Анна? — вдруг спросил рулевой. — Ее ведь тоже надо выручать.       — Эх, — вздохнул Вуд. — Надо-то надо, но как? Может, Кераньяк держит ее под замком. Что ж нам, опять пробираться в поместье? Теперь, после всего, это безнадежное дело. — Он помолчал, среди пиратов послышались тихие вздохи и шепот. — Жаль ее, славная девушка. Но нам ее все равно не вызволить, а какой прок понапрасну подставлять свою шкуру под пули, а шею — под петлю? Выручим капитана — и хватит с нас.       — Интересно, что он на это скажет? — протянули сразу несколько голосов.       — То же, что и всегда, — заявил боцман. — Кто попался, пусть выбирается сам.

***

      Ночная духота сменилась предрассветной прохладой. Чем меньше оставалось идти до бухты, тем гуще плыл над влажной землей туман. Четверо лакеев Кераньяка поминутно запинались то о корни деревьев, то о пышные листья. То и дело слышались вылетающие у них тихие ругательства сквозь зубы. По мнению Барнета, их было слышно аж за морскую милю.       Сам он шел впереди, два лакея держали его под локти связанных за спиной рук. Он слышал, как тяжело дышит ему в затылок дю Раваль, в ребра больно упиралось дуло пистолета. Помощник Кераньяка решил самолично проследить за тем, чтобы все прошло без обмана. Еще двое слуг, вооруженных мушкетами, замыкали шествие. Барнет всей кожей чувствовал их тревогу, чувствовал, как они озираются по сторонам, словно пытаясь разглядеть что-нибудь в плотных, затянутых туманной пеленой зарослях.       — Долго еще? — прошипел в ухо Барнету дю Раваль и сильнее ткнул пистолетом. — Ты нарочно водишь нас кругами? Где твоя проклятая бухта? Мы уже выбились из сил.       — А что, привыкли сидеть задницами в седлах? — ответил Барнет, чуть обернувшись. — Потерпишь. Недолго осталось.       — Ты это говорил полчаса назад, — напомнил дю Раваль.       — Лучше смотри под ноги. — Барнет дернул плечом. — И не мешай мне.       Дю Раваль пробурчал что-то себе под нос, но Барнет не стал разбирать слова. Ему и так было чем заняться. Все посторонние мысли остались позади — для них время настанет. Сейчас он напоминал сам себе загнанного зверя, который намерен сделать все, чтобы из добычи превратиться в хищника. Все его чувства обострились, и, хотя от зрения было мало толку из-за тумана, раздувшиеся ноздри ощущали слабый запах железа, пороха и кожи, а до слуха то и дело долетали странные шорохи — слишком громкие для шестерых людей. Барнет мысленно улыбнулся, по телу пробежали мурашки боевого возбуждения.       Руки болели страшно, особенно правая, раненая: счастье, что пуля не задела кость, иначе его сейчас трепала бы лихорадка. Да и лакеи Кераньяка поусердствовали — так заламывали ему руки, когда вязали, словно хотели вырвать из суставов. Но Барнет знал, что в нужный час руки не подведут его. Он нарочно всю дорогу напрягал их, сжимал и разжимал пальцы, чтобы не затекали. И нащупывал кольцо на левой руке, которое уже много раз сослужило ему добрую службу в подобных положениях.       За целые сутки, проведенные в заключении, Барнет сумел узнать не так уж мало. До него долетели отголоски беседы слуг, из которой он узнал, что подкупленный охранник, Мабер, не явился ночью на свой пост из-за того, что напился, и сегодня Кераньяк прогнал его со службы. И куда же он пойдет потом? А главное — кто может встретиться ему на пути?       В своих людях Барнет не сомневался. Хотя он частенько любил повторять про «кто попадется, пусть выбирается, как знает», но почти никогда не бросал товарищей в беде и знал, что они тоже его не оставят. Наверняка они что-то разведали или даже составили план. Узнать бы только, какой именно.       Осторожные шаги сзади и сбоку давно заставили его насторожиться, как и подозрительные запахи, напоминающие об оружии. «Впереди засады быть не может», — размышлял он на ходу. — «Значит, идут по нашим следам. Много, с ружьями — значит, намерены убивать». Все сильнее тянуло солью со стороны моря, тропа под ногами выровнялась — осталось минут пять, не больше. Не будь тумана, они бы уже увидели в просветах между деревьев очертания бухты и корабля.       — Почти пришли, — бросил Барнет, не оборачиваясь. — Еще ярдов двести по этим зарослям, и выйдем на берег.       Он ощутил, как помедлил за его спиной дю Раваль, услышал едва различимый щелчок взводимого курка. Собрав все силы, Барнет повалился ничком, держащие его слуги упали рядом. В тот же миг сзади громыхнул выстрел. Пуля просвистела над головой и глухо шмякнула в ствол ближайшего дерева. Пока лакеи барахтались на мягкой, рыхлой земле, путаясь в густой траве и силясь встать, палец Барнета нажал скрытую в кольце пружину.       Крохотное лезвие бритвенной остроты вмиг перерезало веревки. Барнет вскочил на ноги, и тут в него вцепились оба лакея. Он ударил наугад: одному, похоже, угодил пальцами в глаз, второму повезло меньше — кулак с хрустом врезался в переносицу. Затекшие руки слушались плохо, но лучше, чем он рассчитывал. Оглушенный лакей упал на землю, точно подстреленный, зато второй испустил дикий вопль и, судя по звукам, катался по земле от боли.       — Ко мне! — раздался поблизости голос дю Раваля.       Сквозь крики покалеченного слуги Барнет услышал свист шпаги: дело плохо. Туман защитит его от глаз врагов, но от случайного удара не спасет. Наощупь он отыскал на поясе оглушенного лакея пистолет и принялся отступать к морю. Туман уравнял его с противниками и сделал практически слепым. Зато он знает дорогу, а они — нет.       Фигура дю Раваля неожиданно обрисовалась в тумане, клинок шпаги пронесся в считанных дюймах от шеи Барнета. Глаз привычно прикинул расстояние, и рукоять перехваченного за дуло пистолета врезалась в висок дю Равалю. Француз рухнул без единого стона — повезло, что не на собственную шпагу. «Прикончить бы тебя», — мельком подумал Барнет, продолжая отступать к берегу спиной вперед, — «да времени нет. Хотя твоему хозяину от тебя больше вреда, чем пользы. Вот и оставайся при нем».       В тумане слева мелькнула оранжево-алая звездочка выстрела, затрещали на деревьях вспугнутые птицы. Земля под ногами выровнялась, уплотнилась: берег близко. Еще пять шагов. Барнет спустил курок, целясь в сторону недавней вспышки, и тотчас ушел вправо, чтобы самому не стать мишенью. Пуля его попала в цель — послышался вскрик, хруст веток и глухой стук упавшего тела. Едва различимый среди лесных звуков шепот сделался громче, так что можно было уловить отдельные голоса. Но прислушиваться к ним Барнет не стал. До берега — рукой подать. Он развернулся и зашагал так быстро, как только мог, оставляя врагов позади.       Громыхнули еще несколько выстрелов, голоса сделались громче. Барнет продрался сквозь последние густые заросли, в лицо ему ударило столь отрадным запахом соли: море. Преследователи уже не таились — шум в роще стоял такой, словно там возился целый полк солдат. В тот же миг туман на берегу окрасили еще несколько выстрелов и послышалась тихая брань. От облегчения Барнет едва не расхохотался во все горло: боцманское «pardieu» он узнал бы среди сотни голосов.       — Жерар, — вполголоса окликнул он. — Не стреляйте, это я.       — Капитан! — Жерар тотчас вынырнул из тумана, держа мушкет наперевес. Рядом показались еще несколько пиратов, тоже вооруженные — и, по-видимому, безмерно радостные. — Ты хоть цел? — спросил боцман.       — Почти, — откликнулся Барнет, оглядываясь, хотя толку в этом не было никакого. — Надо уходить, их здесь не меньше полусотни.       Путь на шлюпке до «Сирены» показался Барнету не дольше двух ударов сердца. Скрипя зубами от боли в раненой руке, он поднялся на борт. Туман хозяйничал на палубе так же, как и на берегу, и Барнет сперва услышал торжествующие голоса своих людей, а уже потом увидел их смутные очертания.       — Бен, живой! — Вуд вцепился ему в плечи. Барнет зашипел от боли и вырвался, бранясь сквозь зубы.       — Осторожнее, черт тебя дери! — Он тяжело выдохнул и улыбнулся через силу. — Этим чертовым лягушатникам все-таки удалось продырявить меня.       — Тогда ступай лучше к ван Бирту, а я уж тут справлюсь. — Вуд обернулся и приказал: — Поднять якорь!       — Стой, Джон! — Теперь Барнет схватил его за плечо, так, что тот поморщился. — Мы не можем уплыть. — Вуд недоуменно вытаращился, и капитан закончил: — Мы не можем бросить Анну. Она же по-прежнему в плену у Кераньяка.       — Я знаю, Бен. — Вуд отвел глаза. — Но у нас нет на это времени, сам понимаешь. На берегу засада, а нас слишком мало. Нам всем жаль мисс Анну, но…       — Если так, — процедил Барнет сквозь зубы, оглядывая всех, — я пойду один.       — Стой, Бен, не дури! — Вуд опять удержал его, и на сей раз капитан даже не почувствовал боли. — Ты же сам знаешь: это безнадежное дело. Как ты проберешься туда? Как вытащишь ее? Ты сам еле-еле вырвался…       — К черту! Я должен спасти ее, неужели не понимаешь? Я не могу сбежать сам и бросить женщину, которая доверилась мне, которую…       — Тогда иди. — Вуд убрал руки и отступил, смерил Барнета хмурым взглядом. — Но, как ты сам говоришь, выбираться будешь, как знаешь.       Несколько мгновений они испепеляли друг друга яростными взглядами, не желая уступать. В следующий миг безжалостный голос разума взял верх. Барнет опустил голову, отвернулся.       — Поднять якорь, — приказал он, сгорая от мучительной ненависти к самому себе.       — Капитан, слева по борту! — раздался неожиданно голос боцмана. В ту же секунду алая вспышка разорвала туман, над берегом прокатилось гулкое эхо пушечного выстрела.       — Проклятье! — послышались голоса пиратов. — Они хотят прижать нас к берегу!       Протяжно ухнул второй выстрел. В пяти ярдах от носа «Сирены» всплеснула вода: ядро едва не угодило в бушприт. Послышалось яростное ворчание Жерара: «Пусть только попробуют повредить нашу Амели, убью!»       — Как видишь, это еще не конец, Бен, — сказал Вуд. — Примем бой?       — Ты с ума сошел — в таком тумане? Прикажи погасить огни. Уйдем от них.       Меньше, чем через минуту все огни на «Сирене» погасли. Едва слышно хлопнули на слабом ветру паруса. Под тихий плеск воды пиратский корабль медленно удалялся на северо-восток, пока военный бриг из гавани Кап-Франсе тщетно искал их в туманной бухте, порой разрывая тишину новыми залпами.       А пока ван Бирт качал головой и приговаривал под звяканье инструментов и склянок, что «еще немного — и лишился бы руки», капитан Барнет сидел молча, погруженный в свои думы. Он почти не чувствовал боли от воспалившейся раны, ибо душевная рана была гораздо глубже. И вряд ли она когда-нибудь заживет.       «Прости, Анна…»