По волнам судьбы

      — Пора, — сказал Барнет и поправил пистолет за поясом. Спущенная шлюпка уже плескалась на волнах у борта «Сирены».       — Один пойдешь? — спросил Вуд. — Может, возьмешь с собой кого? Мало ли что…       — Да что может случиться? Дело-то пустячное. Вспомни, как лихо мы устроили все на Ямайке. А здесь даже не придется шуметь.       — Дай-то Бог, — кивнул помощник. — Жерар сказал, что сладил все, как надо, с тем сторожем-французом. Куда идти, твоя Анна знает. И все-таки взял бы ты кого-нибудь с собой, Бен, а? На всякий случай.       Барнет задумался на мгновение.       — Гарри Лодж, — окликнул он. Названный тотчас шагнул вперед. Капитан обернулся к Вуду и Жерару: — И чтоб все было готово к нашему возвращению. Отчалим с ранним приливом.       Капитан и Лодж спустились в шлюпку. Вскоре нос ее зарылся в гальку, что усыпала берег узкой бухты, где пряталась весь сегодняшний день от любопытных глаз «Сирена».       От бухты до имения Кераньяка было чуть больше мили по прямой, но пираты шли тайком, через густую рощу, которая тянулась вдоль берега с добрую лигу. Зной тропической ночи давно окутал остров, но до полуночи оставалось еще далеко. Барнет знал, в какие часы сторожа совершают обход своих постов, и заранее предупредил Анну выходить не позже одиннадцати. Таким образом, у них был бы целый час в запасе. В остальном же, увы, приходилось целиком полагаться на подкупленного охранника.       Барнет со спутником пересекли обсаженную кустарником дорогу, что вела к воротам в усадьбу. Кругом не было ни души. Через каменную ограду они перебрались без труда; для Анны же капитан припас веревку, которую сейчас нес Лодж. Густые ароматы ночного сада ударили в нос обоим, кружа голову. Барнет с досадой отбросил в сторону усыпанную цветами ветку жасмина и устремился к плотным порослям кустарника в десяти ярдах от черного входа. Там едва виднелась почти неподвижная фигура часового.       — Жди здесь, — шепотом приказал Барнет Лоджу. — Если что, прикроешь нас. — Тот согласно хмыкнул в ответ, а сам капитан, согнувшись вдвое, пробрался ближе к двери. Ни одна ветка рядом не шелохнулась.       Скорчившись в кустах, Барнет думал о том, что ему никогда прежде не бывало так страшно. Все ли пройдет по плану? Хватит ли у Анны решимости? Она, конечно, девушка не промах, но случиться может все, что угодно. Вряд ли ей раньше доводилось делать нечто подобное. Успеет ли он прийти ей на помощь, если вдруг что-то пойдет не так?       На всякий случай Барнет подобрался еще ближе — теперь его отделяло от двери и часового не больше шести шагов. От жары и необъяснимого волнения он обливался потом, назойливые москиты жадно впивались в его тело, но он едва замечал их. Перед глазами плыла, точно испанский галеон по спокойному морю, картина: Анна выходит из своей комнаты, спускается по лестнице, минует темные коридоры, приближается к черному входу, отворяет дверь, а потом…       Додумать Барнет не успел. В тот же миг его мысли сделались явью.

***

      Пока Анна шла к заветной двери, ее сердце колотилось так, что, казалось, стук разносится на весь дом. Каждый шорох платья, каждый легчайший скрип половиц под ногами, даже звук собственного дыхания слышался ей громом или пушечной пальбой. Потные руки сжимали завязанные в шаль драгоценности — шкатулки Анна решила не брать. Порой ожерелья и кольца в шелковом узле тихо звякали — и этот звук казался Анне звоном цепей на ногах у каторжников.       С каждым новым шагом вперед ей невыносимо хотелось вернуться. Она мысленно подгоняла себя, обзывая малодушной трусихой, изнеженной дамочкой, не способной преодолеть свой страх ради любимого. Путь казался невыносимо долгим, не меньше мили. Каким чудом она не заблудилась в затверженных на память коридорах и вышла к нужной двери, осталось для нее загадкой. Дверь легко поддалась, запертая лишь на задвижку. Снаружи, на невысоком крыльце в четыре ступеньки, стоял часовой, вооруженный мушкетом.       — Пропустите меня, сударь, — шепотом обратилась к нему Анна.       Мужчина тихо вскрикнул и уставился на нее с недоуменным видом. Казалось, он не ожидал ее появления здесь. В душе Анны шевельнулся страх.       — Что вы здесь делаете, мадемуазель? — спросил часовой. — Возвращайтесь к себе, час поздний.       — Вы должны меня пропустить, — попыталась Анна еще раз. — Я скоро вернусь.       — Куда вы собрались в такой час, мадемуазель? — Часовой явно начинал тревожиться. — Да еще одна и без ведома хозяина?       — Говорю вам, я скоро вернусь. Разве вам… — Анна успела оборвать себя: она едва не проговорилась. Уже стало ясно, что произошла ошибка, что часовой не тот и вряд ли выпустит ее. Сердце подпрыгнуло к горлу, по спине и вискам сбежали струйки холодного пота. Анна застыла на месте, не зная, что делать, и отчаянно оглядывалась вокруг. И помощь пришла.       Из ближайших кустов выскочила знакомая фигура и вцепилась в горло часового.

***

      «Проклятье!» Барнет скрежетнул зубами. Вместо того, чтобы скорее спуститься с крыльца, Анна стояла в дверях и о чем-то препиралась с часовым. Тот, вопреки сегодняшнему договору, не собирался пропускать ее. И тогда Барнет понял все — понял, как жестоко судьба намеревается сейчас обмануть его и отнять надежду на удачу и счастье. Как всегда.       Нельзя медлить. Еще мгновение — и парень поднимет тревогу. Сюда набегут прочие сторожа, Анна не успеет сбежать, ее схватят — и как она будет объяснять все это Кераньяку? Жаль, собирались провернуть дело по-тихому, без жертв, но, видно, не получится. Кроме того, этот француз уже услышал и увидел слишком много.       Барнет стрелой метнулся к часовому, зажал ему сзади рот и мгновенно свернул шею. Анна вскрикнула, поморщилась от противного хруста, узел в ее руках задрожал. Слева за углом мазнуло оранжевым светом факела, по дорожке протянулась длинная тень, потом вторая. И зазвенел на весь сад протяжный крик: «Тревога!»       — Бежим, Бен! — прошептала побелевшими губами Анна, но так и стояла, не в силах двинуться с места.       Барнет отпихнул ногой труп часового и его мушкет, протянул было руку Анне, чтобы свести ее с крыльца, — и в тот же миг теней в саду сделалось больше. Замелькали огоньки в окнах дома, который напоминал растревоженный улей. Впереди сверкнула искорка, громыхнул выстрел — по счастью, мимо. На одну лишь секунду Барнет промедлил, за что потом жестоко винил себя. А в следующий миг сделалось поздно.       С двух сторон на него бежали враги. Скоро их станет еще больше. Если его увидят вместе с Анной, то сразу же заподозрят сговор. Пусть лучше пока девушка останется вне подозрений. Когда он вырвется отсюда, то отыщет иной способ вызволить ее из усадьбы Кераньяка. А пока…       — Уходи! — шепотом бросил ей Барнет. На сей раз она послушалась — подхватила свой узел и мгновенно скрылась в чернильном мраке коридора. А ему едва хватило времени, чтобы успеть встретить врагов — которых, как он уже заметил, было слишком много, чтобы справиться с ними в одиночку.       Барнет разрядил пистолет в первого бегущего. Тот с воплем упал, на мгновение задержав остальных. Валяющийся на земле мушкет убитого часового оказался кстати: Барнет застрелил еще одного, затем отбросил двоих прикладом. Сабли у него с собой не было, только кинжал, иначе он прорубил бы себе дорогу. На плечах его повисли еще двое; он стряхнул одного и размозжил прикладом голову второму. Движение едва не заставило его потерять равновесие, руки разжались, выронив мушкет. Охранники и слуги мгновенно бросились вперед.       Навстречу им взлетела рука с зажатым в ней кинжалом. Один из охранников сам набежал на клинок, второй упал, получив удар локтем в кадык. Третьего же сразил выстрел сбоку, из кустов — Гарри Лодж пришел на помощь капитану.       Барнет обернулся в его сторону. «Беги!» — яростно прошептал он одними губами, надеясь, что враги этого не заметят — и что товарищ послушается. Послушался он или нет, Барнет в тот миг не узнал: пистолетная пуля пробила ему плечо. Но, во всяком случае, никто не кинулся в погоню. А шум от драки стоял такой, что мало кто расслышал бы шорох кустов и ветвей в саду.       Кинжал выпал из ослабевших, непослушных пальцев. Левой рукой Барнет зажал рану, вряд ли глубокую, но болезненную. Сил драться у него больше не осталось, чем тотчас воспользовались его противники. По меньшей мере, шестеро набросились на него, завернули за спину руки. Барнет скрипнул зубами от боли, но в тот же миг позабыл обо всем на свете, сердце его провалилось в бездну.       Взгляд его упал на порог распахнутой двери черного входа — той самой. На пороге лежало какое-то блестящее украшение — золотая цепочка или что-то подобное. Видимо, оно выпало из узла Анны, когда та убегала. Барнет затравленно огляделся по сторонам, гадая, видел ли кто-нибудь из слуг Анну вместе с ним или же она успела скрыться до начала свалки. Но мысли его прервал повелительный, слегка сонный голос:       — В чем дело?       Кераньяк появился из той же двери, в наброшенном поверх ночной сорочки халате и домашних туфлях. За ним спешил дю Раваль в рубашке и штанах — видно, проснулся раньше, раз успел одеться. Оба сжимали в руках пистолеты. Хозяин дома медленно оглядел всю картину: трупы и лужи крови на земле, встрепанных слуг и их пленника. При виде последнего брови Кераньяка поползли вверх, а челюсть — вниз.       — Вы? — только и смог выдавить он.       Барнет дерзко вскинул голову. Проигрывать он умел: в его жизни побед и поражений было поровну, и он научился принимать и то, и другое. Убежденный фаталист, он верил, что благосклонность Фортуны не вечна и после чреды везения неизбежно последует неудача. Сейчас же он невольно покосился под ноги Кераньяку: полы широкого халата зацепили валяющееся на пороге ожерелье и перебросили на крыльцо. Там его не заметит разве что слепой.       — Откуда вы взялись, капитан? — продолжил свои расспросы Кераньяк, овладев собой, на лице его читался страх и недоумение. — Зачем вы явились ночью в мой дом? Неужели я мало заплатил вам вчера?       Барнет промолчал — что мог он ответить? Кровь из раненой руки сочилась уже медленнее, но сама рана пылала огнем. Голова кружилась, его мучила жажда, и мыслей больше не осталось. Сомнения, предчувствия, проклятья и сожаления сгорели в пламени схватки, зато страх за судьбу Анны сковал его намертво, словно он падал в пучину океана, откуда нет возврата.       — Отвечай! — Кто-то из слуг пихнул его кулаком в бок.       Боль мгновенно вызвала новую вспышку ярости; стон, больше похожий на рычание, подавить не удалось. Но слов по-прежнему не было, и Барнет решил ответить честно:       — Мне нечего вам сказать.       — Нечего? — Кераньяк шагнул вперед, оставив злополучное ожерелье сбоку, полы халата почти прикрыли его. — Помнится, мы заключили с вами честную сделку. Вы выполнили свои условия, я — свои. Что еще могло понадобиться вам от меня, капитан Барнет? Или вы замышляли причинить вред мне… — Он содрогнулся. — Или моей невесте?       — Я ничего не замышлял, — сказал Барнет, стараясь говорить спокойно, хотя понимал, что этим словам поверит разве что глупец. А Кераньяк определенно им не был.       — Отвечайте, — потребовал Кераньяк уже громче, ноздри его раздулись, на скулах заходили желваки. — Иначе я предам вас, пирата, в руки коменданта Кап-Франсе…       Кто-то из слуг буркнул: «Давно надо было», прочие зашептались, но всех их перебил голос дю Раваля:       — Смотрите, сударь!       Сердце Барнета упало: проклятый авантюрист держал в руках то самое ожерелье, которое он как-то углядел среди пышных шелковых складок хозяйского одеяния. При виде ожерелья Кераньяк побледнел, как морская пена.       — Откуда оно здесь? — Рука молодого француза стиснула ожерелье, точно рука утопающего — спасительный канат. — Эта вещь из числа тех, что я подарил мадемуазель Кэтрин! — Он шагнул еще ближе к Барнету. — Повторяю, откуда оно здесь? Или ты, ненасытная душа, пришел грабить меня?       — Считайте, что так, — буркнул пленник, отведя взгляд.       — Луи, — обернулся к помощнику Кераньяк, — немедленно ступай к мадемуазель Кэтрин и убедись, что с нею все хорошо. Если она не спит, скажи, что я сейчас подойду. А с тобой, — он вновь посмотрел на Барнета, — разберемся потом. Клянусь, как только я покончу с утренними делами, я пошлю гонца в крепость, и ты окажешься там, где тебе самое место, — на виселице. — Кераньяк тяжело выдохнул: видно, ему не было привычно отдавать подобные приказы. — Но ты еще можешь спасти себя, если расскажешь мне правду.       — Мне нечего сказать, — повторил Барнет.       С минуту они смотрели друг другу в глаза, ни один не желал первым отводить взгляд. В этот миг вернулся дю Раваль, избавив хозяина от поражения.       — Мадемуазель спит, сударь, даже не проснулась от шума. Думаю, оно и к лучшему — зачем ей знать об этом?       — Ты прав, Луи. — Кераньяк вздохнул с облегчением. — Не стоит пугать ее понапрасну. А этого, — он кивнул на Барнета, — уведите и заприте хорошенько. И не спускайте с него глаз, он не должен сбежать. Завтра, — он вновь вздохнул, — решим, что с ним делать. И пусть сторожа обходят свои посты каждые двадцать минут — вдруг где-то поблизости прячутся его сообщники.       — Я был один, — небрежно заметил Барнет, внутренне радуясь: значит, Лодж не попался, и сейчас на «Сирене» уже все известно. Он не сомневался ни в Вуде, ни в прочих товарищах, но горький голос здравого смысла твердил: разумнее было бы сняться с якоря и убраться подальше от Эспаньолы. Кто помешает Кераньяку и впрямь сообщить о них властям Кап-Франсе, и тогда на поиски пиратского корабля будут брошены все силы.       Кераньяк и дю Раваль пересчитали взглядами убитых и раненых, молча переглянулись, потом покосились на пленника. В глазах их он увидел смесь страха и невольного уважения. Слабо затлел в груди фитиль гордости, но тут же погас. Несмотря на отчаянное положение, Барнет вдруг ощутил невероятную радость. По крайней мере, Анна все еще вне подозрений, и его команда уже знает о случившемся от Лоджа. Да и сам он тоже не промах; ему случалось попадать и в худшие передряги. Неужели он не отыщет выход из этой?       Слуги Кераньяка отвели Барнета в крошечную каморку на первом этаже — должно быть, нарочно устроенную для провинившихся — и приковали к стене за талию короткой цепью. Рук ему связывать не стали, но принесли воды и чистую тряпицу, чтобы он мог перевязать себе рану. Барнет мысленно вздохнул: «не для того Кераньяк заботится, чтоб я не сдох, чтобы вернуть мне свободу». Потом привычно обругал себя за то, что медлил, а потом махнул рукой. Что случилось, то случилось, и сожалеть уже поздно.       «Надеюсь, Анна не узнает об этом», — думал он, пытаясь устроиться у стены, — длина цепи не позволяла ему лечь. — «Незачем ей напрасно тревожиться. Кто знает: вдруг уже завтра мы оба выберемся отсюда?»       Милосердный сон пришел не сразу, но все же принес некое утешение и отдых истерзанной непривычными думами душе Бена Барнета.

***

      — Что ж, ты так и не видел, чем все кончилось? — спросил Вуд.       — Капитан не погиб, это точно, — заявил Лодж. — Положил шестерых, не меньше. Но прочие задавили его числом. Он потому и велел мне уходить — так бы я ни за что его не оставил.       — И как так вышло? — Жерар почесал затылок. — Не иначе, я виноват: дал маху с этим пьянчугой, он и загулял на полученное золото. Или пропил последние мозги да позабыл о нашем договоре.       — Теперь уже неважно, — сказал Вуд, прочие пираты обступили его. — Что будем делать, парни?       — Ну, как говорит сам капитан, — протянул чей-то голос, — кто попадется, тот пусть выбирается, как знает… — Голос оборвался, утонул в глухом вскрике: кулак боцмана врезался говорившему под ложечку.       — Говорить-то говорит, дурья голова, — бросил Жерар, — да сам сколько раз выручал своих. И чтоб нам всем потонуть в первом же шторме, если мы его бросим. Надо выручать — теперь уже обоих.       — Эх, зря все-таки связались с бабой, как бы хороша она ни была! — вздохнул еще кто-то. — Это она порушила нашу удачу и погубила капитана.       — Хорош ныть, точно на похоронах, — оборвал Мортон. — Жерар дело говорит: надо выручать. Только как? Туда же теперь, поди, и не пробраться.       — Кто не согласен? — грозно спросил Вуд, обведя всех тяжелым взглядом. Разногласия мигом стихли; посмей кто подать голос, он тотчас получил бы нож между ребер. Поэтому ответом Вуду была тишина — такая, что с берега донесся стрекот цикад в кустах.       — Вот и славно, — продолжил он. — Завтра разведаем, что да как. Жерар, тебя же никто из кераньяковых людей не знает в лицо, кроме того дурня-пьяницы? Нет? Значит, утром возьмешь с собой кого-нибудь и сходишь на разведку. Вдруг сумеете что-нибудь увидеть или услышать.       — А ты не боишься, Джон, что Кераньяк сдаст капитана солдатам в Кап-Франсе? — Эти слова вызвали тревожный ропот, многие пираты засомневались, но Вуд утихомирил их:       — Если Кераньяк не круглый болван, то никого он сдавать не станет. Сказать, почему?       Услышав объяснение, пираты слегка успокоились. Привыкшие к опасностям, они мало задумывались о том, что и сам Кераньяк оказался не в меньшей опасности, связавшись с ними, — как и о том, что ему не стоит болтать, где и как он раздобыл себе невесту.

***

      Несмотря на усталость, в ту ночь Анна так и не выспалась. До самого утра она то ворочалась в постели, то вскакивала и расхаживала туда-сюда по комнате. Месяц за окном спускался все ниже, потом разлилось по небу рассветное зарево, но ничто ее не утешало и не приносило покоя. Больше всего ее страшила безвестность.       Чем закончилась ночная схватка? Убегая, Анна слышала выстрелы и крики, но они вскоре стихли. Окна ее комнаты выходили на другую часть сада, поэтому она не могла ничего увидеть или услышать. Когда же в дверь ее постучал дю Раваль, она забралась в постель прямо в платье, поскольку не успела раздеться, и притворилась спящей. Он лишь убедился, что она в комнате, и ушел. Сейчас Анна жалела, что не расспросила его.       Спасся Бен или нет? Анна не сомневалась в его силе и храбрости, но она собственными глазами видела, сколько слуг выбежало в сад хватать воображаемых грабителей. Даже самого отважного можно одолеть числом. И что случится после этого? Кераньяк потребует разъяснений, Бен ничего не скажет, и… и что? Хотя Кераньяк не похож на человека, который может хладнокровно убить кого-то — или же приказать убить. Но в испуге или отчаянии кто угодно способен на неожиданные поступки.       Если бы она не растерялась, как последняя трусиха, не застыла столбом на месте! Они могли бы успеть уйти, и тогда… Анна со стоном обхватила себя руками, вспоминая о том, что она обещала Бену. Горькое сожаление обожгло, будто упавшая на руку капля воска со свечи: если он погибнет, она так и не узнает его любовь. Или все из-за того, что они прибегли к обману? Разве можно построить свое счастье на лжи? Это все равно, что возводить дом на песке.       Устав от тревог и тяжких дум, Анна под утро забылась коротким сном. Ее разбудили вошедшие Жанна и Роз, и в тот же миг стенные часы пробили восемь. Никогда прежде Анна не позволяла себе спать так долго — разве что на «Сирене», наутро после выпивки в кают-компании. Воспоминание вскрыло очередную рану в душе, и пришлось прятать боль и тревогу за равнодушными расспросами, в которых едва сквозило любопытство.       — Что за шум был сегодня ночью? — спросила Анна служанок. — Или мне почудилось?       — Мадемуазель еще не знает? — удивилась Роз, и девушки заговорили наперебой, задыхаясь от страха и тараща темные глаза. — Ночью приходил тот самый пират, который привез мадемуазель к месье! Что уж он хотел сделать — ограбить или убить всех — одному Господу Богу известно. Он украл ваше ожерелье, месье сам нашел его… Ой! — Обе девушки уставились на узел в кресле, который Анна так и не развязала. Она заметила их взгляд и обругала себя мысленно, украдкой отирая пот со лба. А горничные вновь затрещали: — Видно, он пробрался ночью сюда, к вам! Как же вы не услышали? А может, и хорошо, что не услышали, иначе он убил бы вас, как Жака Дено и прочих…       — Только почему же он не забрал все это? — Жанна вновь покосилась на злополучный узел.       — Неважно. — Анна решительно зашагала к ним, натягивая халат. — Лучше помогите мне разложить драгоценности обратно по ларцам и позабудьте об этом. И, если сделаете все, как я скажу, — она заговорщицки подмигнула девушкам, — получите еще по одной жемчужине.       — Да, мадемуазель. — Горничные присели в неглубоком поклоне и занялись утренним туалетом своей госпожи, которая по-прежнему терзалась страхом неведения.       — А что потом случилось с тем пиратом? — спросила Анна между делом, стараясь говорить небрежно. — Он сбежал?       — Нет, мадемуазель, его задержали, — тотчас ответила Роз. — Он так и не сказал, зачем приходил, и месье велел посадить его под замок.       — Говорят, его отправят в крепость и там повесят, — подхватила Жанна и прибавила, содрогаясь: — И правильно. Я его до смерти боюсь. У него глаза, как ножи.       Анна не ответила, лишь кивнула — осторожно, чтобы не мешать горничным возиться с прической. Но мысленно она улыбнулась сравнению: в первую свою встречу с Беном она подумала так же — и лишь потом узнала, сколько всего скрывается за этой внешней колкостью и грубостью. «Ах, Бен, что с тобой сейчас? Где ты?»       Собственное отражение в зеркале вдруг поплыло. Анна заморгала, прогоняя слезы, — не дай Бог, служанки заметят. Они обе — девушки сметливые, и даже если не выдадут нарочно, могут проболтаться случайно. Сама же она пока вне подозрений, и в этом ее преимущество. Быть может, ей удастся сделать что-нибудь, чтобы помочь Бену вырваться на свободу. Пускай не получилось нынче ночью — удача может одарить их своей улыбкой завтра или даже сегодня вечером.       Горничные подали Анне легкий завтрак, после чего она спустилась в гостиную, сверкая очередным богатым нарядом. Бледность и темные круги под глазами прятались под слоем пудры и румян. Но Анне казалось, что лицо ее начинает гореть, как от долгого пребывания на тропическом солнце. Совесть жгла ее невыносимыми муками. Все сильнее хотелось броситься к ногам Кераньяка, признаться во всем и умолять его отпустить ее вместе с Беном. Разве не ее вина в случившемся? Разве не она убедила Бена и его команду отправиться за второй половиной награды? Она так просила их никого не убивать — но кровь все же пролилась, и погиб не один человек, а намного больше. Так неужели деньги стоили этих жизней — и будут стоить еще чьих-то?       Кераньяк встретил Анну не один — с ним был дю Раваль. Анна вспомнила, что они ждут юриста, — видимо, помощник должен был стать свидетелем подписания брачного контракта. Сам Кераньяк ничего не заметил, расцеловал ей обе руки и осыпал комплиментами, хотя от Анны не укрылось, что дю Раваль слегка прищурился, глядя на нее. «Остерегайтесь его помощника, он — та еще шельма», — так, помнится, говорили ей пираты на «Сирене». Что ж, им не откажешь в проницательности.       — Надеюсь, вы не голодны, мадемуазель? — говорил тем временем Кераньяк, не выпуская из рук ее ладони. Анна ощущала, что перчатки промокли насквозь: похоже, француз волновался не меньше ее самой. — Нет? Чудесно. Вряд ли юридические формальности займут много времени, я просил месье Венсана подготовить все, что возможно, в ваше отсутствие. А потом мы все вместе отпразднуем это знаменательное событие.       Анна не находила слов, ограничиваясь лишь улыбками, кивками и сдержанным: «Да, конечно» или «Вы очень любезны, месье». Ей хотелось повернуть беседу к ночным событиям и расспросить самого Кераньяка, но он не давал ей такой возможности. Анна мысленно поморщилась: на ее взгляд, он слишком много говорил. Пожалуй, она рано приписала ему все мыслимые достоинства и добродетели. Или тому причиной волнение и влюбленность? «Но ведь он влюблен не в меня, а в Кэт!» — восклицала она в глубине души. — «Или уже в меня? Ах, что бы он сказал, если…»       — Месье Венсан, — звонко доложил вошедший слуга.       Следом появился сам адвокат — худощавый, подвижный мужчина лет пятидесяти, в сопровождении помощника-секретаря, который нес бювар с бумагами. Дю Раваль сдержанно поздоровался с обоими, а Кераньяк бросился навстречу, позабыв о достоинстве, — точь-в-точь ребенок, жаждущий получить долгожданный подарок.       — О, как я рад видеть вас, месье Венсан! — воскликнул он. — Надеюсь, ваше путешествие оказалось успешным? Приветствую, господин секретарь; вижу, вы принесли все бумаги. Тогда, если позволите, господа, перейдем к делу.       — Насколько я помню, месье де Кераньяк, — произнес Венсан, пока секретарь устраивался за столом с пером и чернильницей и раскладывал содержимое бювара, — вы просили составить для вас брачный договор без соблюдения неких формальностей…       — Да, совершенно верно, — перебил Кераньяк и обернулся к Анне. — Позвольте представить вам мою невесту, мадемуазель Кэтрин Сомерсет.       Венсан учтиво поклонился и подошел ближе. И вдруг застыл на месте, его пальцы, взявшие было руку Анны, чтобы поднести к губам, разжались. Сама же Анна содрогнулась, ощутив беду еще до того, как юрист заговорил.       — Кэтрин Сомерсет, говорите вы?       Кераньяк подтвердил, переводя недоуменный взгляд с Анны на адвоката. А тот продолжил, просто и безжалостно:       — Вероятно, вас ввели в заблуждение, сударь. Эта дама — кто угодно, но не мадемуазель Сомерсет, дочь моего доброго приятеля сэра Чарльза из Порто-Марии. Я несколько раз видел мадемуазель Кэтрин и могу заверить вас: вы ошибаетесь.       Анну затрясло так, что зазвенели украшения на ее груди. Не в силах пошевелиться — совсем как минувшей ночью — она не сводила взгляда с лица Кераньяка, ожидая приговора. Молодой француз был бледен, как беленая стена, в темных глазах застыл ужас и отчаянное неверие. «Нет, нет», — казалось, шептали его губы. Наконец, он повернулся к Анне. Сквозь ужасающую бледность пробились яркие пятна гневного румянца, ноздри раздулись, а прищуренные глаза сверкнули.       — Что это значит, сударыня? — прохрипел Кераньяк, голос его сорвался, точно у мальчишки-подростка. Но смешным его сейчас никто бы не назвал. — Отвечайте мне: месье Венсан говорит правду?       Всего на миг Анна заколебалась. Тем временем, юрист бросил свое суровое «да», словно последний присяжный в суде — решающий камень на весы, приговаривая подсудимого к смерти.       — Да, месье, — произнесла наконец Анна и, несмотря на ужас своего положения, ощутила, что с души ее свалилась невероятная тяжесть. — Я не Кэтрин Сомерсет, а ее двоюродная сестра. Я очутилась на корабле капитана Барнета из-за досадной ошибки…       — Помолчите, мадемуазель! — оборвал ее Кераньяк — от его недавней любезности не осталось и тени. Он обернулся к Венсану: — Месье, вы можете подтвердить, что эта особа — на самом деле родственница Сомерсетов?       — Нет, — медленно качнул головой в белокуром парике адвокат. — Я никогда прежде не видел эту даму — ни в доме сэра Чарльза, ни где-либо еще. Хотя признаю, что некоторое сходство с мадемуазель Кэтрин имеется…       — Я жила у сэра Чарльза на положении бедной родственницы, — поспешила вставить Анна, уже понимая, что погибла. — Он не считал меня полноправным членом семьи и не представлял никому, в отличие от Кэтрин…       — Тогда почему вы выдали себя за нее? — Кераньяк схватил Анну за плечи и встряхнул. На лоб ей упала нитка жемчуга из прически, больно щелкнув по носу. — Или вы сговорились с Барнетом?       — Сударь, клянусь вам, нет! — Анна упала на колени. — Говорю же, капитан ошибся и похитил меня вместо Кэтрин — господин адвокат верно заметил, мы очень похожи с нею. А потом… я побоялась назвать свое настоящее имя. Что бы сделали пираты, если бы узнали, что я не Кэтрин? Убили бы меня. И я решила…       — Вы решили прикрыться именем мадемуазель Кэтрин, вашей якобы родственницы, и обмануть меня?       — Нет. — Анна поднялась, осознавая, что выглядит глупо. — Я решила довериться вам, месье. Клянусь, я намеревалась рассказать вам правду… Возможно, я сделала бы это сегодня же, если бы меня не разоблачил раньше месье Венсан.       — Это и впрямь похоже на сговор, сударь, если хотите знать мое мнение, — заметил молчавший до сих пор дю Раваль. — Думаю, не стоит спешить с отправкой гонца к коменданту Кап-Франсе.       — Ты прав, Луи. — Кераньяк вытер пот со лба вышитым платком. — Клянусь Богом, я сперва должен разобраться во всей этой запутанной истории. — Он вновь обернулся к Анне: — Значит, вы по-прежнему утверждаете, сударыня, что не сговаривались с пиратами обмануть меня? Нет? Тогда как вы объясните сегодняшнее ночное вторжение капитана Барнета?       — Я ничего об этом не знаю, месье, — ответила Анна, — лишь то, что рассказали мне сегодня утром мои горничные.       — А между тем, ночью я нашел на пороге черного хода одну из драгоценностей, которую подарил вам, пребывая в заблуждении. Что вы скажете на это, сударыня?       — Ничего. — Анна опустила глаза, кляня свою неловкость.       — Вы что-то скрываете, как и ваш сообщник, которого мы держим под стражей, — заявил Кераньяк. — Но я добьюсь правды, и сегодня же. — Луи, — обернулся он к дю Равалю, — проводи мадемуазель в одну из пустующих комнат горничных и запри там. И приставь охрану: она не должна ни сбежать, ни сотворить что-нибудь с собой.       При этих словах Анна поневоле поморщилась. Но позволила дю Равалю проводить себя в маленькую комнату, чуть побольше той, что служила ей обиталищем на «Сирене». В комнате не было ничего, кроме узкой кровати. Анна села на нее и обратилась к дю Равалю, пока тот не ушел:       — Постойте, месье. — Он пристально поглядел на нее, словно ожидал с ее стороны какой-нибудь хитрости. Но Анна его разочаровала — или же успокоила. — Думаю, я не имею права носить все это. — Она сняла с пальцев кольца, вынула из ушей серьги, расстегнула замочек на роскошном изумрудном ожерелье, даже выдернула из прически жемчужные нити. Драгоценности легли в ладони дю Равалю. — Отдайте их месье де Кераньяку.       Дю Раваль молча поклонился и ушел, в замке щелкнул ключ. Перед тем Анна услышала, как часы где-то бьют десять. Звон их гулко отдавался во всем ее теле, казалось, на один удар маятника приходится не меньше дюжины биений ее собственного сердца.       С помощью оставшихся шпилек Анна попыталась подобрать рассыпавшиеся по плечам волосы. Но руки дрожали, и непослушные пряди раз за разом выскальзывали. Вспотев от усилий, Анна швырнула шпильки на пол и упала на кровать, лицом в жесткую подушку.       Чего еще могла она ждать от Кераньяка? Хотя, будь он на самом деле тем добрым и мудрым человеком, каким он показался ей с первого взгляда, он бы сначала выслушал ее, а потом уже спешил судить. Впрочем, и ее совесть не вполне чиста. Будь все так, как она говорила, она могла бы рассчитывать на понимание и прощение. Но ведь она обманула его, обманула намеренно, сыграв роль нежной и покорной невесты. Как он поступит с нею? Чего ей ждать здесь, на чужой земле, где ее никто не знает, без денег, без друзей? Эта мысль вызвала невольную улыбку сквозь слезы: нет, отчего же без друзей? Но тот, кто мог бы прийти ей на помощь, сам пребывает еще в худшем положении. И ему грозит гораздо большая беда.       «Зачем я все это затеяла? Если бы я не убедила Бена, мы бы сейчас могли…» Анна затрясла головой, вцепилась пальцами в растрепанные волосы. Или это наказание ей за недолжные мечты о мужчине? Воспитанная в строгих правилах приличий, которые, тем не менее, часто нарушались за спиной леди Сомерсет, Анна не могла не корить себя за то, что даже в мыслях допустила подобное. И вдруг ее словно обожгло ударом кнута: «Можно подумать, твоя судьба оказалась бы лучше, если бы ничего этого не произошло».       И верно: что ждало бы ее после замужества Кэтрин? Сэр Чарльз не потерпел бы ее в своем доме ни единой лишней минуты. И куда бы она пошла, кем бы стала? Швеей или прачкой: трудиться за гроши да отбиваться от тех, кто безнаказанно посягал бы на ее красоту. Впрочем, какая там красота — она бы исчезла бесследно после нескольких месяцев такого труда. Идти в услужение — ничем не лучше: кто защитил бы ее от приставаний хозяев и хозяйских сынков? Или же самый страшный путь — в любой из портовых борделей, где она вряд ли прожила бы больше года. Нет. Уж лучше ей остаться с Беном. Если это грех, если это зло — то меньшее из возможных. А грех пусть ляжет на тех, кто обрек ее на такой путь.       Анна решительно выпрямилась, села на скрипучей кровати. Волосы прилипли к мокрому от слез лицу, и она яростно откинула их назад. Нет, нельзя сдаваться. Она будет стоять на своем, будет по-прежнему говорить, что обманула всех — не только Кераньяка, но и пиратов. Да и сам Бен сказал бы то же самое — если он вообще что-нибудь скажет. Анне мало верилось, что такого человека, как Бен Барнет, можно заставить заговорить против воли. А если кто и сможет, то явно не Кераньяк.       Не оставалось ничего иного, кроме как ждать и молиться. И Анна молилась — о том, чтобы Бен спасся.