
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Ирука Умино - признанный образцовый шиноби и учитель, который долго и старательно терпит, надеясь на лучшее.
Но некоторые отдельные личности всё-таки очень любили испытывать его не бесконечное терпение.
Часть 5, или как Хатаке впервые начал думать.
06 ноября 2021, 01:18
Какаши проморгался и внезапно понял, что все джонины как-то разом утихли. Прекратив провожать Ируку взглядом, он обернулся на друзей и осознал, что они внимательно созерцают его самого. Хатаке поёжился:
— Что? — он снова опустил взгляд на своё пиво, стараясь ни на кого не смотреть. Ой, что сейчас начнётся!
— Какаши, ты ведёшь себя как малолетний еблан. — хмыкнул Генма, подливая себе саке. — Столько лет вести себя как хренов школьник, доводя Умино до белого каления и пытаясь обратить на себя его внимание своими выходками. Он же тебя теперь всерьёз терпеть не может!
— И правильно, я считаю. Ты реально обнаглел и попутал все края своим выкрутасом с отчётами. Я бы на месте Ируки давно тебе в жбан прописал, а не терпел столько лет. — сказал Асума, закуривая и опуская руку на плечи Куренай.
— Да ладно вам, народ! — попыталась вступиться за Какаши Анко. — Ну, может быть, Ирука парней не любит, кто знает…
— Проще уж прямо подойти и спросить, я считаю. — пожал плечами необыкновенно спокойный и расслабленный после миссии Гай, отправляя в рот онигири. — Что ж ты, мой Вечный Соперник, трусишь?
— Да чего сразу струсил-то… Просто… Ну… — замялся Хатаке.
— Молчи уж, горе. — вздохнула Куренай. Потом обернулась к джонинам, что неловко между собой переглядывались. — Ребят, а вы не помните, в какой деревне недавно был такой пожар, что две бригады из соседних деревень на помощь вызывали?..
— В Дожде, конечно! — мгновенно оживились Гай и Анко, которых как раз отправляли этот пожар тушить. — Так горело, что за несколько миль гарью пахло!..
После этого джонины пошли в бурное обсуждение миссии, на которой Анко довольно чувствительно подвернула ногу, а Гай так опалил спину, что от тренировок пришлось отказаться аж на два дня подряд («Цунаде-сама — изверг, каких свет не видывал! Вот уж в ком точно кипит Весна Юности!»).
Какаши вздохнул и отвернулся, ворочая в своём стакане с пивом трубочкой («Ну ты и изверг, Хатаке, так пиво пить!» — свистел периодически Генма). На улице свистели птицы, солнце уходило за горизонт, испуганная Ирукой кошка запрыгнула обратно на забор, дети весело гоняли мяч на площадке или играли в шиноби.
А Какаши молча ощущал себя редкостным идиотом, просравшим всю свою личную жизнь раз и навсегда.
С Ирукой он был знаком очень давно — почти двадцать лет, а то и больше, он не привык считать время. И познакомились они очень даже банально — неугомонный на тот момент чертёнок-Умино, сирота, лишившийся родителей в ходе Третьей Войны Шиноби, буквально свалился ему на голову, охотясь за котом, который залез на верхние ветки дерева. Если бы не молниеносная реакция Какаши-АНБУ, лежать бы Умино в больнице с переломами и смещениями, как минимум пару недель.
— Ирука-кун, ты бы поаккуратнее. — сказал тогда Какаши, ставя смущённого и красного до корней волос Умино на землю. Неоформившийся в романтическом тогда плане мозг искренне посчитал, что во время падения у парня кровь прилила к голове, вот он и красный, как варёный рак. — Так себе и позвоночник повредить нетрудно.
— А… Спасибо, Какаши-сан… — поклонился Ирука, как всегда, вежливо и учтиво, как подобает генину при джонине.
Внезапно Какаши, кое-что учуявший своим исключительным нюхом, наклонился с высоты своего роста к Умино и спросил, как на допросе у Ибики:
— Ирука-кун, а, Ирука-кун! Ты куришь, что ли?
— Н-нет, что вы, Какаши-сан! — возмущённо вскрикнул парнишка, подскакивая на месте. — Просто, с утра у меня была миссия в порту, а там эти моряки, а вы же знаете, как много они курят, и вот… — генин даже запыхаться начал от наглости Хатаке.
Тому стало даже как-то стыдно. Да, тогда у него ещё оставались хоть какие-то крохи стыда…
— Ааа, ну ясно тогда. — пожал плечами Какаши, собираясь извиниться. — А то я уже подумал, что ты у нас плохиш, Ирука-кун…
— Ещё раз благодарю, Какаши-сан! — прикрикнул Ирука и быстро скрылся за поворотом, стараясь не оглядываться.
Это был первый раз, когда Какаши по-настоящему прокололся в абсолютно всех смыслах сразу.
Понятие «любовь» для психологически нестабильного и травмированного подростка было чуждым от слова совсем.
После той встречи Какаши и Ирука виделись достаточно редко, а если и виделись, то разговаривали, в основном, лишь о делах насущных, то есть, о новостях Конохи. Ничего необычного — АНБУ и генин не могли найти достаточно веских или хотя бы более менее схожих тем для разговора. Хотя Какаши, как ни странно, хотелось поговорить с подрастающим трудоголиком. Ирука постоянно батрачил на миссиях, часто его видели за бумагами в штабе, нередко он помогал и в школе.
Будущего штабного шиноби было видно издалека.
— Слышь, Какаши. — кивнул однажды ещё шестандатилетний Генма в сторону усердно заполняющего бумаги Умино. — Мне кажется, что этот парнишка рано или поздно станет единственным реально работающим человеком в этом штабе. В отличие от нас с тобой. — ухмыльнулся он под конец.
— Иди ты. — отвернулся Хатаке. — Я не еблан, в отличие от некоторых.
Генма что-то невразумительно про себя хрюкнул.
И не зря, ведь ебланом Хатаке всё-таки умудрился стать.
Как только Какаши ушёл с поста АНБУ, он про себя решил, что никого на расстоянии полёта куная никогда к себе не подпустит. Ни придурка Генму, с которым можно нормально только побухать, ни «друзей» Котзумов, которые регулярно друг друга потрахивали (и у которых без него всё было зашибись), ни Асуму, сына Третьего, с которым он провёл всё детство. Какаши, с детства сроднённый с собаками не хуже, чем Инузуки, как побитая псина никому не доверял и от всех ему отдавало душком предательства. Тем более, что после смерти друзей, отца и сенсея, к нему, как к злобной псине, никто и так не решался подходить. Значит, и подпускать никого не нужно было.
Только Гая.
Гай — друг.
Гай был умным и чувствовать умел отлично. Иногда хорошая тренировка с этим «придурковатым» на раз два выводила Какаши из состояния нестояния, и давала моральных сил жить и действовать дальше.
Никто, кроме Гая.
До определенного момента.
— Ого, Ирука-кун, да мы теперь в официальных деловых отношениях? Поздравляю, поздравляю… Хотя, наверное, правильнее будет «Ирука-сан»?..
В те времена Хатаке только-только понемногу приучивался работать в штабной обстановке, а не рисковать жизнью в роли АНБУ двадцать четыре на семь.
— Благодарю, Какаши-сан. — нервно перебирая руками по столу, кивнул парень. — Да, с сегодняшнего дня мы с вами коллеги. Приятной работы!
— Не уверен, но и вам тоже.
Придурок.
Ирука был трудоголиком, каких не видал доселе штаб. В восемь, как штык, на работе, в три часа дня вся положенная ему работа уже окончена. Ещё и сверхурочно работал, совмещая миссии и регулярные проёбы штабных, поэтапно обучая их писать отчёты, нормально, по уставу работать и элементарно не опаздывать.
Хатаке же вёл себя как клинический дебил, опаздывая на целые часы, измалёвывая важные бумаги, доводя бедного парня до белого каления своими бесконечными выходками. Идиотские шутки и глупые придирки летели из него, как кунаи из сумки, и в конце концов даже конченый ебалай Генма начал подозревать, что травмированный в детстве АНБУ пытается, как малое дитя, привлечь так к себе внимание херачещего, как проклятого, чунина.
— Какаши-кун, пощади Ируку, ради Ками. — чуть ли не умоляюще попросила однажды Куренай, после очередной стычки Хатаке с Умино. — Он же тебе никакого зла не сделал, за что ты его так?
— Да просто. — пожал плечами тогда Копия. — Он так прикольно злится, что я не могу сдержаться каждый раз.
— Ну ты и ёбырь, конечно… — присвистнула Анко, глядя на коллегу, как на полоумного. — Дать бы тебе в нос, а…
А потом… Что «потом»? Потом заикающийся милаш-безотказник Умино вырос и сам заехал Какаши в жбан своими резко почерствевшими методами обучения нормальному поведению.
— Ого, Ирука-сан, так вы теперь учитель! Наверное, сейчас я могу называть вас Ирука-сенсей? — наигранно-пусто сказал Какаши, отследив, когда удачно сдавший экзамен Ирука вышел из обители знаний, счастливый и влюблённый в свою будущую работу.
— Да, Какаши-сан, именно так. Не забудьте, пожалуйста, принести мне сегодня отчёты по миссиям. — холодно процедил новоиспеченный учитель, мельком взглянув на надоедливого джонина.
Именно тогда Какаши Хатаке понял, что проебал все шансы хоть немного сблизиться со своим предметом воздыхания раз и на очень много лет вперёд.
И тут начался тотальный пиздец, с которого прикуривал весь состав шиноби во главе с двумя Хокаге сразу, наблюдающие за этими двумя каждый день, как за бесплатным цирком шапито.
Рваные бумаги, стёртые чернила, кляксы и пятна от кофе, мятые и потрескавшейся папки, которые Хатаке, кажется, находил на помойке, просрочка отчётов на целые месяца, опоздания на часы, нередко вообще отсутствие на месте встречи, один раз, кажется, Какаши вообще положил вместо отчёта в папку книгу Джирайи, за что по щам ему прилетело уже от Пятой. Апофеозом и конечной точкой терпения Ируки стала последняя выходка Копии с просьбой написать отчёт — честно признаться, штабные думали, что дугу бывший АНБУ опишет от Конохи до Песка прямым рейсом, попутно переломав несколько лесов и тренировочных полигонов своей непутёвой седой головой. И искренне молились за него только сенсеи, знающие, что за Ируку Какаши может прилететь не только от Пятой, но и от всех бывших учеников чунина, а это, ни много, ни мало, человек семьдесят точно. Что стоит только то, что бывшая команда номер семь в полном составе подождала его после госпиталя, чтобы провести профилактическую беседу на тему «Как себя нельзя вести с Ирукой-сенсеем»…
Какаши вздохнул и положил голову на скрещенные руки. Грустно, конечно, это всё, но нужно всё-таки определиться, ему же уже не двенадцать лет. Либо он с Ирукой и ебёт он только Ируку, либо не с Ирукой и больше никогда не ебёт ему даже мозги.
Гай, наблюдающий за другом и не помнящий ни одной молитвы, мысленно зачитал обращение к Будде.
Непьющая Куренай молча вздохнула и налила себе саке.
Асума затушил недокуренную сигарету.
Весь штаб дрогнул.
Ирука, сидящий в Ичираку, многозначительно икнул.
Вероятно, пора заказывать гроб.
***