Образцовый шиноби.

— Какаши Хатаке, напомни мне, почему я всё ещё с тобой общаюсь? — Я плачу за тебя каждую пятницу в пивнухе и мы вместе работаем, в конце концов. — Первый вариант ответа убеждает меня гораздо больше, чем последующий. — Ширануи, ты ахуел? — Я всю жизнь ахуевший, тебя что-то удивляет? — Ближе к делу, не тяни кунай из жопы. — Короче, на, стояк будет каменный на протяжении получаса. Только по граммовке сыпь, я тебя очень прошу, а то у меня чуть рука не отсохла, когда я перед тем, как с Хаяте это опробовать, решил понять, как эта хрень работает… — Без подробностей, ради Ками. Бывай. — Хоть бы спасибо сказал, пугало ублюдочное… *** — Вот это, если на один раз, вот это, если на два, а вот это, если захотите устроить траходром. Четвёртое не дам, до этого вряд ли дойдёт, буду я ещё на тебя такие ценности переводить. И использованные презики сразу в урну, никаких тумбочек, полов и, тем более, кроватей, это слишком негигиенично. -… — Чё вылупился, как рожающая мышь? — Митараши, ты что, ограбила сексшоп? — Не ограбила, а купила оптом, когда у меня знакомый в Песке разорился. — Ты пёрла это всё от Песка до Конохи?! В сумке?! — В прозрачной, ясным днём, через несколько поселений. Кстати, ещё и неплохо на этом тогда заработала. — Напомни мне в следующий раз никогда тебе больше не грубить, даже если я буду бухой, как Пятая после помолвки Сакуры. А то мало ли, что у тебя там в штанах… — Ой, всё, иди в жопу! Желательно, конечно, в Ируковскую, поэтому ни пуха, ни обосраться, как говорится. — Так говоришь только ты. — Тебя подопнуть, что ли? — Всё-всё, я пошёл в жопу… *** — Какаши, пожалуйста, не жалей её! Это очень важная составляющая хорошего секса, иначе больно будет вам обоим! — Котетсу, я, по-твоему, девственник? Если у меня давно не было, это не значит, что я разучился. Мне не пятнадцать лет. — Ну, знаешь, спрашивать у нас по поводу смазки, будучи даже неуверенным в том, что ты Ируке нравишься, это конечно, мощный показатель обратного… — Я у вас спрашиваю, Изумо, потому что вы трахаетесь как кролики на всех горизонтальных поверхностях, независимо от их местоположения. И не хромаете после этого, как ни странно… — Да где это мы трахались, по-твоему?! Мы только дома, как приличные люди! Изумо, хватит ржать, я серьёзные вещи говорю! — И в парке, и в архиве, и на столе Асумы, и в допросной Ибики, слава Ками, у него была миссия, и у Гая на полигоне, и у Анко в пыточной… — Так, забудь, сделай вид, что мы молча согласились и иди отсюда, чтоб глаза наши тебя до свидания с Ирукой не видели. — Если всё так гладко пойдёт, меня ближайшую неделю никто вообще не увидит… — Счастье-то какое, слава тебе Ками! — Котзумы, ёб ваш кунай… *** Ирука глубоко вздохнул и с хрустом потянулся, выйдя, наконец, из Академии. Честно говоря, даже его трудоголическая батарейка иногда садилась и его начинало подташнивать от бесконечного круговорота бумаг, бланков, учеников, идиотов и вечно недовольного начальства. На пути были выходные, в понедельник некрупная миссия по передаче нескольких свитков в соседнюю деревню. Ирука такие миссии любил — неспешные прогулки, спокойное распитие чая в уличных беседках, возможно, лёгкая тренировка по пути обратно. Вся миссия займёт не более двенадцати часов, так что, возможно, ещё останется вечером время на документы, тетради и составление учебного плана. А сейчас у него есть немного времени, чтобы тихо попить дома кофе с молоком под хорошую книгу, если, конечно, ему никто не помешает… Тьфу ты, сглазил. Навстречу шёл никто иной, как… — Добрый вечер, Ирука-сенсей. Хорошая погода, как думаете? … долбаный Хатаке. — Да, Какаши-сан, достаточно солнечно сегодня. Что привело вас к Академии в такой час? — Возвращался с полигона, Сакура попросила потренироваться в ниндзюцу, которые ей недавно показывала Куренай. Она часто говорит, что никогда не будет слишком взрослой, чтобы учиться, и припоминает, что именно вы ей когда-то об этом сказали. — Приятно, что мои ученики, даже бывшие, помнят о таких мелочах. — Ирука тепло улыбнулся — на душе стало как никогда легко. — Как успехи? — Как у молодого генина, что её очень радует — она ошибочно считала, что даже самые мелочные техники у неё не сработают. — Копия почесал в затылке и отвёл взгляд. — Ирука-сенсей, вы не будете против прогуляться? — О… Да, конечно. В смысле, не против, да. — Ирука замялся и едва заметно смутился. — У меня есть свободное время, впереди целых два выходных… — Вам повезло, Ирука-сенсей. — Хатаке неловко засмеялся. — У меня вот только один выходной завтра, а дальше — три недельные миссии подряд… Когда-то давно Умино мечтал целыми ночами о том, что будет вот так вот гулять с Какаши по вечерней Конохе и в животе у него витали самые настоящие весенние ласточки, а никакие не замыленные бабочки. Сейчас… Сейчас, спустя столько лет, никакого возбуждения или эйфории он не чувствовал, обсуждая с Копией новое меню в старой забегаловке на углу. Всё это было так… так просто? Словно бы они состоят в браке вот уже лет десять и не осталось у них ничего, кроме просеянной сквозь ссоры и недопонимание любви. Про Хатаке, конечно, он и думать так не собирается, но сам Ирука… сам Ирука его просто любит. Любит так, что никогда не найдёт на него похожего, не сможет его заменить, не сможет найти кого-то, кого будет любить так же крепко, нежно и безответно. — Какаши-сан, мы пришли. — Умино сморгнул упавшую ресницу и оглянулся на дом с квартирами шиноби, которые выдавались после получения статуса чунина. — Это мой дом. Ох и заговорились мы с вами, уже стемнело… — Да, Ирука-сенсей, мы с вами давно нормально не общались… Они замолчали, каждый глядя в разные стороны и думая о своём. — Ирука… — Какаши снова нервно почесал затылок и перевёл взгляд на чунина. — Я бы хотел… хотел извиниться перед тобой. За свои ужасные выходки, идиотское поведение, последнюю мою дурацкую выходку. Действительно, я понимаю, что не должен был трепать тебе нервы все эти двадцать лет и был бы готов к тому, что ты пошлешь меня к чёрту сегодня, вместо того, чтобы гулять. — Хатаке тяжело вздохнул, собирая остатки хвалёной смелости шиноби в кулак. — Ирука, знаешь, я так хочу сказать тебе… Какаши прервался и замолчал, прикрыв рот, скрытый маской, ладонью. Не ошибается ли он сейчас, собираясь так поздно сделать, наконец, первый шаг? Они с Ирукой буквально час назад состояли в чудовищной ссоре по его же вине и говорить о каких-то там чувствах, которые резко появились у Копирующего — не вопиющая ли глупость? Не получит ли он вообще за такие выходки в здоровый глаз?.. Ирука сглотнул, смущённо отведя взгляд и чувствуя, как по шее текут капли горячего пота. Что бы там сейчас не пытался сказать Какаши это очень и очень важно, чунинское чутьё, наработанное детскими выходками, никогда не подводило Умино. Не это ли сигнал того, что пора бы, наконец, решиться хоть на что-то вместо того, чтобы стоять в стороне столько лет? Они вытрепали друг другу все нервы за эти два неполных десятилетия, вырастили команду и два класса Академии, прошли, чёрт возьми, войну, так почему же сказать о каких-то трепетных чувствах так сложно? Правильно, для шиноби непозволительной роскошью будет влюбиться, но когда, если не сейчас? Что будет завтра не знает никто из них — они могут умереть, покалечиться, пропасть без вести, Ками знает, что может случиться ещё. Лучше быть отвергнутым, чем умереть, даже не попытавшись. Сенсей порывисто отнял ладонь Хатаке обратно от маски и прижался к джонину так крепко, как только мог, глядя ему в глаза прямо, непоколебимо, решив расставить все эти чёртовы точки над «и», раз и навсегда. — Я люблю тебя, Какаши. — он вздохнул, прижавшись лбом к плечу Хатаке. — Давно, почти все эти двадцать лет, с детства. Какаши стянул трёклятую маску с лица и прижался своими губами к губам напротив. Губы Хатаке были нежными, пухлыми, очень мягкими и чувствительными, а Ируковские, наоборот, тонкие, жёсткие и грубые, потрескавшейся и плотные, как будто бы он всегда держал их в напряжении: на уроках, сжав в тонкую строгую линию, в штабе, в сдержанной полуулыбке… Этот контраст, так не соответствующий им обоим, будоражил и заводил максимально сильно, хотя, казалось бы, куда ещё сильнее… Ирука цепко схватил джонина за рукав и настойчиво потащил в сторону квартир, не способный более ждать ни минуты. Слишком много времени утекло. Слишком много этого же времени было потрачено впустую на склоки, свары и стычки. Он слишком долго этого ждал. В общем коридоре, залитом закатным светом, слава Ками, никого не было и никто не заметил, как два сенсея, по пути прерываясь друг на друга, спотыкаясь на каждом шагу, пятятся в сторону квартиры Ируки Умино. Кое-как нащупав ключи, также кое-как открыв дверь, они ввалились в полутёмную прихожую, бросая к чёртовой матери сумки, вещи и свитки, швыряя в углы папки и остервенело срывая повязки, маски, резинки для волос… Не успел Ирука заметить, как его с силой повалили на его же аккуратно застеленную кровать. Они застыли, наблюдая друг за другом в бардово-красном цвете, пробивающимся сквозь неплотные занавески. Взъерошенный чунин, дышащий тяжело, но страстно, Хатаке, смотрящий на великолепие под собой с неуёмным обожанием и неверием в собственное счастье… Какаши медленно, но верно достал из внутреннего кармана все принадлежности, собранные с коллег и бросил их рядом, на кровать. — Ты основательно подготовился, а, Какаши? — игриво усмехнулся Ирука, помогая бывшему АНБУ справиться с жилетом и водолазкой. — Я искренне надеялся, что мои старания не пойдут прахом. — усмехнулся Хатаке, швыряя вещи Умино в угол и прижимаясь к смуглой коже чунина чувствительными тёплыми губами. Ирука глухо захрипел, что можно было воспринимать как желанный стон и запустил пальцы в ломкие седые волосы, задним числом думая, что обязательно купит Какаши нормальный шампунь. Закат догорал, предвещая ночь. Кому-то спокойную. А кому-то очень даже весёлую. *** Рассвет медленно-медленно занимался, предвещая новый будний день. Где-то за стенкой гремела кофеварка, соседи сверху решили устроить глобальную стирку, а где-то в дальнем углу коридора громко обсуждали план миссии сонные шиноби. — Как же ты спишь при таком-то соседстве… — пробурчал Какаши, поворачиваясь к давно уже не спящему Ируке и широко зевая. — За годы, проведённые здесь, рано или поздно привыкаешь. — пожал плечами Умино, поглаживая одревеневшего от сна Какаши по голове. Тот покрылся колкими мурашками, на что чунин тихо засмеялся. — Доброе утро. — Доброе. — буркнул Хатаке, роясь холодными руками в шоколадных Ируковских волосах. — Как спалось? — Как ни странно — просто прекрасно. — Умино улыбнулся и сладко потянулся. — Давненько я так отлично не спал… — Всё что было нужно для этого — хороший секс с не менее хорошим мной… — Да пошёл ты! — Ирука треснул хихикающего Какаши по пустой голове. — Сам спал, как дитя малое… — Ну-ну, не обижайся. — Хатаке улыбнулся. — Дельфинёнок. — Ещё раз так меня назовёшь — полетишь через окно на полигон, пугалочек. — Один-один, дельфинёнок. — Умино громко фыркнул. Хатаке ехидно сощурил глаза. — Ирука, а, Ирука. — М? — сонно отозвался сенсей, поглаживая джонина по спине, пока тот слегка приподнялся, облокачиваясь на собственную руку. — Мы же с тобой, типа, пара теперь? — Ну типа. — Напишешь отчёт за меня, а? По большой любви? Рука Ирука напряглась и весь его сонный расслабленный настрой как рукой сняло. В комнате повисла многообещающая тишина, казалось, даже кофеварка и шиноби по команде замолчали, ожидая ответа сенсея. — Катон: Гокакью но Дзюцу. Техника огненного потока. *** Цунаде Сенджу повидала в этой жизни многое. Сращивала переломы, полученные вследствии самых нелепых и абсурдных обстоятельств, лечила болячки, о существовании которых не знали многие простые смертные, зашивала порезы, истории появлении которых ей знать не хотелось бы, доставала из организмов такие вещи, которые в человеческом теле встретить — смех да абсурд, но она — врач с многолетним опытом, повидала и не такое. Цунаде и Шизуне, как опытные медики, знали и умели многое, видали всякое, ко всему привыкли. Но лечить подзапечёную задницу Какаши Хатаке, которого в восемь утра за шкирку приволок полуголый и злой аки чёрт Ирука Умино, им ещё не приходилось. Но в то незабываемое утро, всё-таки, пришлось.