Образцовый шиноби.

Ирука вздохнул, пересчитывая премиальные деньги по пути в Ичираку. Конечно, не сказать, что премия такая уж большая, но всё-таки какая-никакая прибавка к зарплате. Поэтому, пожалуй, можно сегодня посидеть в раменной часик-другой, отпраздновать, так сказать, начало более-менее нормальной жизни. Хотя, если бы премия получалась на протяжении последних трёх месяцев, то она была бы, конечно, больше. Если бы не грёбаный Хатаке. «Хатаке» — именно эта фамилия часто вызывала невроз и тик у Ируки, стоило только её ему услышать. Да и не потому, что Копия слишком часто трепал ему нервы, нет, хотя и это тоже. Какаши категорически не нравится Ируке потому что… именно потому что он ему нравится. Уже, наверное, лет восемнадцать, с пребывания Какаши Хатаке в АНБУ и отрицать это было бессмысленно. Ирука был ребёнком, когда Какаши первый раз в жизни повстречался ему на жизненном пути. Ну, как сказать, повстречался — Ирука, в прямом смысле этого слова, свалился ему на голову с дерева, пытаясь достать кота с самой верхней ветки и, не удержавшись, с грохотом упал на подростка Хатаке, который в это время проходил мимо. Слава Ками, что он на тот момент уже был признанным гением и успел поймать незадачливого Умино, который переломал бы ему и себе все кости, если бы не молниеносная реакция АНБУ. — Ирука-кун, ты бы поаккуратнее. — сказал тогда Какаши, ставя Умино на землю. — Так себе и позвоночник повредить нетрудно. — А… Спасибо, Какаши-сан… — поклонился Ирука, искренне сожалея, что не родился хотя бы пеньком — даже если бы он подвернулся Какаши под ноги, то тот мог бы его хоть пнуть, а так жалко, ребёнок ещё, хоть и генин. Внезапно Какаши резко наклонился с высоты своего роста к Умино (тот испуганно затаил дыхание, как кролик перед лисой) и спросил крайне подозрительным голосом: — Ирука-кун, а, Ирука-кун! Ты куришь, что ли? Ирука застыл, словно сзади него встал шиноби из вражеской деревни, приставив к его горлу кунай. Да, да, чёрт возьми, на тот момент он только-только начал прикладываться к сигаретам, которые, под страхом смерти, украл у какого-то шиноби из кабинета распределения миссий. Первые раза три он закашлялся, а потом втянулся — на тот момент, Ирука полноценно курил уже дня три, что, кроме Копирующего, никто не учуял. — Н-нет, что вы, Какаши-сан! — нервно вздрогнул мальчишка, обливаясь седьмым потом и слушая, как сердце от волнения колотится в горле. — Просто, с утра у меня была миссия в порту, а там эти моряки, а вы же знаете, как много они курят, и вот… — Ааа, ну ясно тогда. — пожал плечами Какаши. — А то я уже подумал, что ты у нас плохиш, Ирука-кун… — Ещё раз благодарю, Какаши-сан! — прикрикнул Ирука громче, чем было бы нужно и, как можно быстрее, скрылся за поворотом, стараясь не оглядываться. После этого случая молодой генин и АНБУ-джонин виделись всего раз или два, каждый раз вежливо здороваясь и обмениваясь краткой информацией о новостях в деревне. Но только Ирука уже тогда понял, что что-то тут неладно, чёрт возьми, вот неладно и всё! Сердце всё также при виде Копирующего билось, как бешеное и дело было не в запахе сигарет, который Ирука теперь старательно зажёвывал и запрыскивал одеколоном. Дыхание чуть сбивалось, а в животе, как выражаются романтики, порхали бабочки. А в шестнадцать лет в жизни Ируки Умино случился максимально переломный момент, из-за чего его жизнь целых четыре года шла наперекосяк. Дело в том, что он удачно сдал экзамен на чунина (невероятным образом, как поговаривали тогда бывшие одноклассники) и, как по маслу, в кабинете распределения его выдали в подчинение никому иному, как… — Ого, Ирука-кун, да мы теперь в официальных деловых отношениях? Поздравляю, поздравляю… Хотя, наверное, правильнее будет «Ирука-сан»?.. — усмехнулся Какаши под своей маской, ненадолго отрываясь от только-только вышедшей книжки Джирайи. — Благодарю, Какаши-сан. — неловко кивнул Умино, нервно перебирая руками по столу. — Да, с сегодняшнего дня мы с вами коллеги. Приятной работы! — Не уверен, но и вам тоже. На самом деле, Ирука фантазировал, что теперь они с Какаши начнут чаще видеться, хорошо общаться, возможно, подружатся, но всё пошло через пень колоду уже спустя полгода совместной работы чунина и джонина. Сначала Какаши начал задерживать отчёты на день, на два, а то и на три. И Ирука, как порядочный человек, начал его покрывать из раза в раз, наивно полагая, что у Копирующего просто нет времени или он так сильно ранится на заданиях, что просто не может принести отчёты. В таком прекрасном темпе всё продолжалось около года. После этого стало только хуже — Хатаке с каждым разом приносил бумаги, которые отчётом назвать было стыдно. Рваные, потрёпанные, часто грязные и написанные настолько ужасным языком, что Ируке приходилось исправлять грамматику, чтобы не получить нагоняй от Хирузена. (Хотя, после Какаши, даже каракули Наруто не казались такими ужасными, какими их считал Эбису). И дальше — всё хуже и хуже, Хатаке откровенно разленился и обнаглел, прекрасно осознавая свою значимость и неспособность чунина что-либо ему высказать, даже с глазу на глаз. Начиная с четырнадцати лет, как было сказано ранее, Ирука начал постепенно, но уже вскоре регулярно пить, по ночам выпивая тяжёлый, дешёвый, дрянной алкоголь, изматывая юный организм медицинскими техниками и жёсткими отрезвителями. На то был ряд причин, с которыми подросток Умино не мог справиться. Первая — откровенный стёб и крысятничество за спиной со стороны коллег и генинов, которые считали, что он не способен ни на что, кроме штабной работы. Вторая — ощущение собственного ничтожества, сосущего одиночества сироты, который никому, кроме самого себя, не нужен. Ну и третья — безответная и тайная влюблённость в Какаши Хатаке, первая, невинная, можно сказать, детская. Наверное, именно из-за неё, из-за этой дикой, необузданной любви, Ирука целых четырнадцать лет покорно покрывал Какаши, когда он не приносил отчёты, устраивал для Умино рубрику «наглый вопрос — неловкий ответ» и всячески доводил Ируку до состояния, в котором он часами рыдал дома, не в силах ничего с собой поделать. В двадцать лет Ирука понял, что так больше продолжаться не может, когда шиноби-медики начали подозревать его в использовании жёстких отрезвляющих ниндзюцу и отрезвителей. Ирука собрался с силами и разом бросил пить и курить, что, конечно, было очень трудно — ещё год после этого он позволял себе несколько сигарет и баночку пива в стрессовых ситуациях. Например, в то время, когда он успешно сдал экзамен на учителя и только-только устроился на новый пост, решив, что работой штабного шиноби ему не разжиться деньгами или хотя бы косвенной известностью и уважением. — Ого, Ирука-сан, так вы теперь учитель! Наверное, сейчас я могу называть вас Ирука-сенсей? — вновь появился тогда Копирующий, неожиданно встретив чунина около Академии. — Да, Какаши-сан, именно так. Не забудьте, пожалуйста, принести мне сегодня отчёты по миссиям. — сказал тогда Ирука вместо того, чтобы начать отчаянно заикаться или краснеть. Дикая, необузданная и всепрощающая страсть, продолжавшаяся около пяти лет, немного поутихла и сменилась раздражённой, неприятной, колючей любовью. Просто Ирука вырос и расхотел дальше быть тряпкой, о которую вытирали ноги. Дальше — обучение легендарного выпуска, наработка учительского стажа и, самое главное, жизнь для самого себя. Те годы Ирука действительно жил — учил детей, вкусно ел (не всегда, конечно, миссии никто не отменял), тренировался в своё удовольствие и работал. Много работал. Над собой, над своим статусом в среде шиноби, с детьми, с другими ниндзя. За эти годы он прослыл строгим учителем, отличным штабным шиноби, более того, которого побаивались даже некоторые джонины. Естественно, из-за его отрицательного отношения к курению и алкоголю, его смеяли до сих пор и считали «святошей», предполагая, что он не умеет даже трахаться, но Ируку, опять же, это не волновало. Тем более, что уж у кого, а у Ируки секс был всегда. Не сказать бы, что хоть с кем-нибудь из его партнёров и партнёрш у Умино была обоюдная любовь или хотя бы страсть. Секс. Просто хороший, вкусный, качественный секс без обязательств, что устраивало обоих. Например, с хорошенькой продавщицей в книжном магазине, у которой Ирука до сих пор берёт лучшие книги. Или с красивым пахарем из деревни скрытой Травы. Или, например, со страстным, горячим барменом из деревни Песка. Короче говоря, перечислять можно долго. И каждый раз на месте своего партнёра Ирука представлял Какаши Хатаке, которого теперь просто, искренне и горячо любит. Ирука всё ещё хотел взаимности, но уже не надеялся на неё после того, что вытворил тогда, в кабинете, с Водяным Драконом, да и после того давнишнего скандала, когда Наруто определили в команду Копии. Ирука не жалел о том, что сделал конкретно недавно — Какаши и вправду был виноват в случившемся и Умино до сих пор был на него зол. Но точно также он его любил и хотел бы, чтоб всё сложилось хоть чуточку иначе. От глубоких размышлений сенсея отвлёк до боли знакомый, как у пьяной гиены, смех. Повернувшись, Ирука увидел на веранде при пивном баре компанию джонинов, среди которых Анко Митараши заходилась своим знаменитым жутким смехом. Среди джонинов сидели также Гай, Асума, Генма, Куренай и… ну конечно же. Долбаный Хатаке. Сидел он, скучающе глядя в свою кружку с пивом и лениво ковыряясь в тарелке с данго. Видок у Копирующего был такой, словно в бар его притащили мало того, что с силой, так ещё и за шкварник при помощи качественного поджопника. Как раз в этот момент Какаши поднял голову и в аккурат упёрся своим чёрным наглым глазом в карие, с красной сеткой от недосыпа, глаза Ируки. Несколько секунд джонин и чунин, рассоренные как дети, смотрели друг на друга не понимающе (в лице Какаши) и зло (в лице Умино), после чего Ирука, фыркнув так, что кошка, сидящая на заборе, свалилась с него кубарем, гордо задрав голову, направился в сторону Ичираку. К чёрту Хатаке! Задрал! У Ируки заслуженный выходной!