Покой

Едва война завершилась, дворец Хуаньхуа принялся на каждом совете орденов напоминать о вернувшейся опасности в лице Тяньлан-цзюня. Основание бить тревогу у них имелось: именно старый глава дворца придумал коварнейшим образом вызнать планы повелителя демонов и поведал об угрозе — если та, конечно, не была придумана им же. Лань Цижэнь уже несколько лет пребывал в сомнениях, но правду вызнать никак не мог. А другие ордена не рвались в бой. Гусу Лань и Юньмэн Цзян, а также ряд пострадавших меньших орденов, полностью погрязли в восстановлении резиденций и отборе новых адептов взамен погибших, постепенно возвращаясь к привычному укладу жизни. Цзинь Гуаншань не спешил поддерживать чью-то борьбу, явно опять планируя присоединиться в последний момент, а Не Минцзюэ не считал нужным выдумывать хитрости для выманивания повелителя демонов — он не видел предыдущей битвы и по незнанию преуменьшал ужасающую силу Тяньлан-цзюня. Клановые ордена поменьше, как обычно, заглядывали в рот главам великих — уже четырех, а не пяти. Заклинательские школы, кроме Хуаньхуа, тоже не высказывали желания нападать первыми, памятуя о прошлой кровопролитной попытке. Лань Цижэнь понимал, что рано или поздно момент новой битвы наступит, и она завершится печальнее предыдущей, поскольку теперь повелитель демонов будет готов. Это казалось такой же неизбежностью, как выпадения снега зимой в Облачных глубинах, и тоже требовало подготовки. Но он старался реже задумываться о будущем, потому что мысли постоянно перескакивали на Тяньлан-цзюня и его окутывала смущающая тоска, а затем надолго возникало неразумное желание встретиться снова. Он думал о Тяньлан-цзюне слишком часто и совсем не как об опасности — по крайней мере, в прямом смысле. О губительном влиянии любви на свою жизнь Лань Цижэнь размышлял постоянно. Даже целитель отметил его странное состояние, вызванное тоской по любимому, и повелел пить вдвое больше оздоравливающих отваров, чем раньше, перед каждым приемом пищи. Это мало помогло: Цижэнь продолжал терять аппетит, страдать бессонницей и рассеянностью, вызывая всеобщую тревогу у членов ордена Гусу Лань. Но время, как ни странно, шло дальше, день за днём. Несмотря на нездоровость он проводил уроки и помогал молодому главе разбираться со своими обязанностями, а также по памяти и благодаря помощи других орденов понемногу восстанавливал книги библиотечного павильона. Сичэнь справлялся с ответственной ролью превосходно, чем приводил в восторг старейшин. Его младшему брату, впрочем, повезло больше: Ванцзи активно участвовал в ночных охотах, прославляя свое имя и клан. Цижэнь радовался, что племянник действовал особенно благородно, поскольку часто охотился на территориях вокруг Илина, вселяя спокойствие в жителей тех земель, напуганных новым опасным соседом — Вэй Усянем. Покинув ряды ордена Юньмэн Цзян, тот кроваво освободил плененных сдавшихся Вэней и поселил их под своей защитой на бесплодных курганах, окутанных темной энергией — словно островке царства демонов на землях людей. Если бы не постоянное напоминание главы дворца Хуаньхуа о Тяньлан-цзюне, то все бы боялись Старейшину Илина, но из-за вероятной мести демона Вэй Усяня отодвинули на второй план, ожидая, пока темная энергия сама разрушит его, сбившегося с праведного пути. По крайней мере, кроме убийства жестоких надсмотрщиков из клана Цзинь, он не совершил еще ничего ужасающего, потому действительно заслуживал меньше опасений. После очередного совета орденов Сичэнь все же принес долгожданную неприятную весть: демонов со всех земель собирали в огромное опасное войско. Тяньлан-цзюнь точно намеревался напасть на ордена — отомстить. Сообщая это, племянник выглядел открыто обеспокоенным и, что удивительно, недовольным — хмурился и кусал губы, как в детстве. Цижэнь не мог не поинтересоваться: — Неужели ты думал, что Тяньлан-цзюнь не станет нападать на нас? Но Сичэнь яростно помотал головой. — Я предполагал это, — ответил он усталым голосом. — Но всякую битву можно предотвратить, а сейчас людям требуются мир и спокойствие, чтобы отойти от прошлой войны. Поэтому я предложил поискать другое решение, — его губы дрогнули, — но меня тут же одернул глава Хуаньхуа. Он напомнил о прошлой схватке с Тяньлан-цзюнем и его коварных планах выкрасть сокровища заклинателей. Когда я возразил, что о его планах все узнали только по утверждению самого главы, тот обвинил меня в непочтительности. Лань Цижэнь не нашел слов в ответ, потому пораженно молчал. Сичэнь никогда не получал подобных обвинений; даже Ванцзи, в отличие от него, иной раз не мог сдержать дерзость при общении с Вэнями, чем жестоко поплатился: перелом ноги окончательно перестал его беспокоить лишь недавно. Племянник понуро опустил голову и признался скорбно: — Кажется, я ужасно опозорил наш орден. — Ты преувеличиваешь. На совете старейшин мы обговорим твое поведение и определим, стоит ли назначать наказание, — пообещал Цижэнь мягко, почти успокаивающе. Он никогда не видел Сичэня таким виноватым. — На этом наш спор не закончился, — продолжил тот, сжимая кулаки и заставляя дядю схватиться за бородку в поисках успокоения. — Я рассказал, что выбравшийся из плена Тяньлан-цзюнь действительно защищал наших адептов от Вэней, а потом подсылал демонов в помощь на войне. Подобно вероятному гулу на совете, после такого заявления у Цижэня зашумело в ушах от поднявшегося давления. Он несмело кивнул, побуждая племянника продолжить, заранее готовясь к худшему. Могли ли их обвинить в сговоре с демонами? — Глава Хуаньхуа обвинил Гусу Лань в сговоре с демонами, хотя я отдельно отметил, что мы ни о чем Тяньлан-цзюня не просили, а его выпустил из заключения Чжучжи-лан, — подтвердил его опасения Сичэнь. — Многие заметили, что демоны во время войны действительно нападали преимущественно на людей Цишань Вэнь. Но другие, в основном старшие заклинатели, не желали мне верить и смотрели косо. Лань Цижэнь бы и сам не поверил. — В итоге мои предложения как-либо предотвратить войну с демонами замяли, — признался племянник недовольно, будто справедливо поправил ошибку учителя, а в ответ получил ругань и недовольство. Чего-то подобного стоило ожидать: людям легче поверить в излишнюю кровожадность и коварство демонов, чем в их доброту. Недолго поразмышляв, Цижэнь посмотрел на Сичэня непривычно строго — подобного взгляда заслуживали все провинившиеся, но тот уже отвык, поскольку с далекого детства не нарушал правил. — Если это все, то я сам назначу тебе наказание, — утвердил он, и племянник смиренно кивнул, понуро опустив плечи. — У нас нет никаких оснований полагать, что Тяньлан-цзюнь подсылал демонов на помощь нам в войне против Вэней. На упрямое заявление Сичэнь несогласно сжал кулаки. — Потому тебе стоит заняться медитацией в полном одиночестве, на сутки, чтобы очистить разум от бесполезных предположений. Твое стремление к миру и спокойствию похвально, но ты выбрал не лучшие аргументы, чтобы его достичь. После нескольких мгновений тишины и тяжёлого вздоха тот согласился: — Я все понял, дядя. Так какое мне полагается наказание? — Я уже все сказал, — отрезал Цижэнь. — Я не в восторге от твоих заявлений от лица всего ордена, но ничего из того, что ты сделал, не нарушает наши правила. Если бы на твоём месте был Ванцзи, то старейшины не простили бы ему лишнюю болтовню. Но глава Гусу Лань имеет право высказывать любое мнение, не перечащее нашим правилам. Только ты должен помнить, что тебе за это мнение и нести ответственность. Сичэнь мгновенно просветлел и с надеждой улыбнулся: — Дядя… — Это не значит, что я с тобой согласен! — предупредил Цижэнь взволнованно. — Я понимаю твое стремление избежать войны, но вряд ли это получится. — Посмотрим, — не согласился воспрянувший духом племянник. Далее он заговорил о других вопросах, поднимавшихся на совете, которые возникали каждый раз: места для ночных охот и различные споры заклинателей, в особенности очередные уточнения деления территорий, принадлежавших ранее Цишань Вэнь. После войны там стало весьма опасно жить обычным людям из-за буйства неупокоенных душ, но брать полную ответственность за Безночный город и его округу не желал никто, по разным причинам. Например, ряды заклинателей Гусу Лань значительно поредели, а их земли тоже кишели неспокойной нечистью, потому прибирать к рукам свободные территории они не спешили: уже трудились не покладая рук. Затем Лань Цижень помог Сичэню разобраться, кого из адептов посылать на определенные задания: как учитель он знал об их способностях намного больше. Так они проговорили до ужина, заодно обсудив внутренние вопросы ордена, а после не возобновили разговор, чтобы разобраться с делами и отдохнуть. Цижэнь отправил нескольких заклинателей на срочные ночные охоты, после чего помедитировал — новости его разволновали, и ци едва не кипела — и лег спать. Утром, как обычно, он провел уроки и проверил сочинения учеников. К его удовольствию, ошибок оказалось меньше обыкновенного. Потому Цижэнь находился в прекрасном расположении духа, когда его неожиданно позвали к главе ордена. Племянник встретил его с решительным взглядом, хотя некие сомнения и беспокойство еще проглядывались в напряженных бровях и сжатых пальцах. Напротив него сидел нежданный гость, великий мастер Учэнь, бледный и печальный, и, увидав пришедшего, он почтительно поздоровался. Вслед за ним пришел и Ванцзи, оттого Цижэнь сразу заподозрил неладное. Как глава ордена, Сичэнь мог созвать срочный совет, но предпочел позвать наиболее близких — явно замыслил нечто, на что старейшин пришлось бы уговаривать ни один час. Рука самовольно обхватила бородку, слабо поглаживая. После необходимых приветствий Сичэнь объяснил, не теряя времени: — Великий мастер Учэнь пришел, чтобы рассказать мне некоторые важные факты о Тяньлан-цзюне и госпоже Су. Ванцзи с виду не заинтересовался, а вот Цижэнь оглядел монаха со слабым подозрением. Мастер Учэнь проводил дни в медитациях и передачи учения Будды младшим, а во время официальных визитов он по большей части общался с его шисюном, мастером Уваном. Но сомневаться смысла не было, поскольку Учэнь носил репутацию едва ли не безгрешного. Кислый привкус во рту подсказал Цижэню, что же ему не пришлось по душе: не хотелось в очередной раз слушать историю предательства Су Сиянь. — Цзэу-цзюнь удивил меня на совете орденов своими рассуждениями о Тяньлан-цзюне, — взял слово великий мастер; Цижэнь же понял, что Сичэнь вчера о многом умолчал в своем рассказе. — Я обещал милостивой госпоже Су хранить ее тайны, но вряд ли бы она не поняла наше стремление защитить жизни невинных людей, а-ми-то-фо. Потому я рассказал Цзэу-цзюню все, о чем молчал много лет. Охваченный смятением Цижэнь повернулся к старшему племяннику, и тот уверенно кивнул ему и своему младшему брату. — Уверен, Тяньлан-цзюнь не раз жаловался вам обоим на предательство госпожи Су, — утвердил Сичэнь, и Ванцзи подтверждающе промычал. — Но со слов великого мастера Учэня выходит, что госпожа Су на самом деле любила его и была жестоко обманута собственным учителем. Обыкновенно при упоминании Су Сиянь Цижэня прожигала легкая ревность. Он задавался вопросом, почему же, даже после жестокого предательства и смерти, Тяньлан-цзюнь продолжал постоянно о ней думать и грустить, а не возненавидел? Очевидно, девушка прочно заняла сердце демона, а значит, вряд ли там найдется место для него. Осознание этого оборачивалось бессильной яростью и въедливой печалью. Взаимность оказалась для него несбыточной мечтой. Глубоко в душе Цижэнь надеялся, что хоть немного понравился Тяньлан-цзюню — чудом, не иначе, поскольку он не самый приятный человек. Но теперь малейшие его надежды разбились вдребезги. Если Су Сиянь любила и не предавала, разве сможет ее любящий призрачный образ освободить душу Тяньлан-цзюня хоть когда-нибудь? Как только демон узнает правду, то вряд ли впустит в сердце кого-то другого. Цижэнь не признавался себе в этом, но тайно желал признаться ему в своих чувствах и обнаружить, что те взаимны. Он бы доказал — возможно, самому себе, — что любовь может быть вечной и счастливой, а не трагичной, как у старшего брата или самого Тяньлан-цзюня. Но теперь грезить о подобном бессмысленно. Сичэнь обескураженно замер на полуслове, заметив, как дядя опечаленно опустил голову и как поникли его вечно прямые плечи. В отличие от него, внимательного к чужим эмоциям, великий мастер Учэнь по-своему понял странную паузу и заверил: — Боюсь, все именно так. Милостивая госпожа Су сблизилась с Тяньлан-цзюнем, этому монаху неведомо, по собственному желанию или по приказу главы дворца, но искренне полюбила его и отказалась заманивать в ловушку, окруженную дюжинами подавляющих заклятий. За что ее заточили в Водной тюрьме и подвергали пыткам. Лань Цижэнь давно научился принимать неприятную данность и откладывать мечтания в дальний угол души, стараясь не вспоминать о них никогда. Любовь несколько расклеила его строгость, но привычки остались и он с выученным достоинством поднял голову, отвлекаясь от бури эмоций внутри. Поскольку дядя взял себя в руки и принял, как мог, обыкновенный серьезный вид, Сичэнь продолжил сам: — Более того, госпожа Су была беременна от Тяньлан-цзюня, что не понравилось главе дворца. Он заставил выпить яд, смертельный для демонов, и позволил ей все же пойти повидаться с Тяньлан-цзюнем. Но он обманул, сообщив неправильное место и время встречи. Женщина, отказавшаяся от собственного дитя… Цижэнь был уверен, что между детьми и мужем, его невестка определенно выбрала бы жизни Сичэня и Ванцзи, сколько бы не любила Цинхэн-цзюня. Насколько велика была любовь Су Сиянь? Вряд ли любовь Цижэня с ней сравнится. — На пути к горе Байлу этот монах повстречал госпожу Су, всю истекающую кровью, и рассказал ей правду, — покачал головой мастер Учэнь. — По просьбе этот старый монах спрятал ее от патрулей дворца Хуаньхуа и отвел к верховьям реки Ло. И вряд ли милостивая госпожа выжила. — Но ее дух не отвечает, — подхватил Сичэнь, поглядывая на дядю с тревогой, — поэтому я предполагаю, что дух госпожи Су озлобился от перенесенных страданий. — Ты хочешь ее найти, — предположил Ванцзи ровным тоном. — Да. Если мы найдем ее дух и поговорим с ней в присутствии Тяньлан-цзюня, чтобы она подтвердила слова великого мастера Учэня, то, быть может, его злость на заклинателей утихнет, и он откажется от мести. Тон Сичэня сквозил неуверенностью. Все трое выжидательно посмотрели на Лань Цижэня, по-видимому, считая его знатоком намерений демона. Он тяжело вздохнул и признал: — Это может сработать. Сичэнь тут же бодро улыбнулся. — Но поиск неупокоенной души Су Сиянь займет не один день, — предупредил Цижэнь устало. — Мы не успеем до того момента, как Тяньлан-цзюнь нападет, а после уже не сможем остановить битву. — А-ми-то-фо, — протянул мастер Учэнь с безнадегой, — если бы этот старый мастер предполагал подобное, что и демоны способны на благие деяния, то рассказал бы обо всем раньше. — Ни к чему переживать раньше времени, — обнадежил его Сичэнь, не потеряв и капли уверенности. — Мы попросим одного известного знатока по мертвецам помочь с поисками. Ванцзи резко повернулся к нему с отчетливым интересом, Цижэнь — с возмущением. — Вэй Усянь не согласится помогать! — заявил он непримиримо. — Молодой господин Вэй достаточно благороден, чтобы не озлобиться на всех заклинателей из-за нескольких инцидентов, — не согласился Сичэнь. — Старейшина Илина использует неправильные, темные методы, но для благих дел, — поддакнул мастер Учэнь задумчиво. — Будда учит нас не держать зла на людей, а выжившие из клана Вэнь не заслуживали той участи, на которую их обрекали заклинатели из Ланьлин Цзинь. В Гусу Лань тоже придерживались буддизма, хотя несколько иначе в определенных вопросах, — поэтому основатель храма Чжаохуа с собственными взглядами на учения и покинул его ряды, — но Цижэнь был согласен со словами монаха. Одержимые местью, другие ордена предпочли обречь остатки Вэней на ужасное существование, а спорить с ними означало опасно расшатать и без того непрочное положение Гусу Лань, потому, обсудив этот вопрос на совете старейшин ордена, они решили не вмешиваться. Иногда приходилось идти на неприятные жертвы в угоду политики, чтобы в будущем таких жертв стало меньше. — Поэтому великий мастер Учэнь и Ванцзи отправятся просить помощи молодого господина Вэя, а затем начнут поиски неупокоенной души госпожи Су в верховьях реки Ло и доставят ее в Облачные глубины. После пары мгновений тишины Сичэнь добавил, поторопив: — Лучше все же поспешить и отправиться немедленно, чтобы поиски не оказались напрасными. Мастер Учэнь и Лань Ванцзи кратко попрощались и вышли. — А ты, дядя, должен попросить Тяньлан-цзюня прийти сюда, — затем сказал Сичэнь. Цижэнь нахмурился. — Второй раз он точно не поверит и решит, что это очередная засада. Племянник охнул, осознав, и задумался, как лучше поступить. Однажды Тяньлан-цзюнь уже обнаружил вместо возлюбленной толпу враждебных заклинателей и хитрую ловушку… — Я могу договориться с ним о другом месте, — предложил Цижэнь тихо. — Нет, пусть лучше сам предлагает место для встречи. — Поверит ли он нам… — пробормотал Сичэнь. — Люди часто легко верят в то, что хотят. А он, хоть и демон, но слишком уж хотел, чтобы у Су Сиянь была некая причина для предательства. Так что Тяньлан-цзюнь нам поверит. Цижэнь старался не показывать эмоций, но печаль в голосе выдавала его с головой. С одной стороны он радовался, что правда излечит сердце Тяньлан-цзюня. Но она же и сильнее ранила его самого, разрушая все надежды на взаимность. Племянник, замявшись, попытался что-то сказать, но долго подбирал слова и сбивался. Он всегда раздумывал, прежде чем сказать что-либо, но сейчас явно не знал, стоит ли вообще говорить. Наконец Сичэнь предложил: — Я могу отправиться договариваться с Тяньлан-цзюнем, но тебе придется некоторое время вновь взять на себя управление орденом. Внутренности словно окатило водой из холодного источника от этих слов, а по коже спины пробежали мурашки ужаса. Цижэнь боялся не возвращения ответственности — он до сих пор ее ощущал и присматривал за молодым главой ордена, но его пугали обстоятельства. Он никак не мог отпустить Сичэня к Тяньлан-цзюню сейчас, когда повелитель демонов собирается мстить заклинателям. Во время войны у него выбора не имелось, но сейчас Цижэнь не станет нарочно подвергать племянника опасности. — Я вполне справлюсь! — резко заверил он. Сичэнь выглядел неубежденным, но медленно кивнул. — Тогда я должен рассказать тебе историю госпожи Су в подробностях.