even though i have it all (i want you more, more)

В защиту Феликса, он работал над собой. Решив позволить Чану позаботиться о нем и заботясь о старшем в ответ? «Хороший план», подумал Феликс, «надежный план». Что может пойти не так? Чан заботлив и снисходителен, он никогда не заставляет Феликса чувствовать себя потворствующим или неполноценным, когда он покупает ему вещи (например, новый и красивый компьютер, или еду, или милые маленькие безделушки, потому что они «напомнили ему» о Феликсе). Чан присылает ему слишком много денег каждую неделю, и Феликс борется со своей гордостью, чтобы принять их, берет меньше смен на фабрике, потому что теперь он может себе это позволить (и, может быть, иногда фантазирует об увольнении, но на всякий случай не делает этого). Но вот в чем дело. Точнее дело не только в подарках. Чан везде подвозит его, чтобы Феликсу больше не приходилось метаться с места на место, постоянно осознавая, как мало времени у него остается. Чан разговаривает с ним и задает ему содержательныe вопросы, о его степени и о Ханне и Джули, и помнит все, что говорит ему Феликс. Чан играет с ним в игры и смеется так сильно, что плачет вместо того, чтобы раздражаться, из-за духа соперничества разыгравшегося в Феликсе. Чан начинает звонить ему только потому, что однажды Феликс невзначай упоминает, что ему трудно писать и учиться одновременно. И он не только делает эти вещи, но и выполняет их, будучи Бан Чаном. Улыбаясь так искренне, что на его щеках всегда видны ямочки, или пристально глядя на Феликса, как будто любой мем, который объясняет Феликс, на самом деле является тайной Вселенной, или (однажды, потому что у Феликса не так много свободного времени) приводит Феликса в свою студию и показывает ему, как он создает музыку, как он создает ритмы и мелодии, как он смешивает лирику и образ в нечто фантастическое, и Феликс наблюдает за ним и за ясной страстью, которую он испытывает к своей работе, чистым мастерством и восхищением. (Чан знакомит Феликса со своим секретарем Джэ, который шпала, ужасно деловит, но очень вежливо пожимает Феликсу руку и каждые двадцать минут, как по часам, предлагает ему перекусить. Он встречает каких-то айдолов и стажеров, и все они смотрят на Чана так, будто он подарил им Луну, и если бы он попросил их прыгнуть, они бы уже были в воздухе. Он также пересекается с Чанбином, но ненадолго, потому что Чанбин направляется к выходу, когда они входят, одной рукой обнимая очень высокого и очень красивого парня, которого тот представляет как своего парня, Хенджина. Чан представляет Феликса как просто «Феликс», но выражение лиц Чанбина и Хенджина говорит о том, что они знают о нем. Феликс слегка ежится от такого внимания, но ни один из них не ведет себя по отношению к нему странно. Хенджин называет его симпатичным. Феликсу хочется поинтересоваться, не смотрелся ли он в зеркало в последнее время. Чанбин бесстрастно изучает его в течение нескольких ужасающих секунд, а затем дарит ему небольшую улыбку, которая, тем не менее, мила. Феликсу кажется, что он прошел какое-то испытание). Видите ли, к чему Феликс не был готов, да и не мог бы подготовиться, так это к тому, как быстро он влюбится в Чана. Что на самом деле является огромным упущением с его стороны. Чан, очевидно, горячий и во всех отношениях замечательный, и Феликс уже три недели как влюблен в него. Это просто... очень быстро обостряется. Чувства Феликса начинаются с небольшой искры «он такой милый, какого черта» и «ого, так он мил просто так со всеми», затем следует «он такой милый, что это больно», а потом «руки-руки-руки» и «гребаные ямочки», и «о боже, ключицы» (когда он носит свои рубашки наполовину расстегнутыми, хотя сейчас зима), а еще после этого «хннгххх пресс» и «черт возьми, он умеет петь», и «бляха муха он умеет читать рэп», и «я умру, он только что зарычал», и коронное «руки-руки-руки-руки пианиста-руки гитариста-его руки, когда он водит машину». (Феликс отказывается запрещать себе прикасаться к рукам Чана при каждом удобном случае – Чан, похоже, не возражает, а Феликс слишком слаб, чтобы сопротивляться). А потом эти искры сливаются в маленькое солнышко в его груди, которое ярко вспыхивает каждый раз, когда его телефон пиликает уведомлением от Чана, или играет Sweater Weather, когда тот звонит, или действительно каждый раз, когда он смотрит на Чана, или слышит его голос, или даже думает о нем. (Очевидно, он рассеянно улыбался, глядя на порцию кексов, которые украшал, когда Сынмин положил подбородок ему на плечо и сказал: «Ты течешь так же, как и эта глазурь», а затем ушел, прежде чем Феликс смог ударить его и отрицать это, как самый настоящий лжец). И это маленькое солнце становится только больше, горит жарче, когда они обнимаются на диване Чана (что, Феликс клянется, все начиналось, как способ заставить Чана вздремнуть), и Чан всегда кажется нетерпеливым, кажется немного голодным к прикосновениям, если то, как он окольцовывает Феликса и зарывается руками в его волосы, является каким-либо признаком. Он не всегда спит, но главное, что он отдыхает. Иногда они просто лежат, иногда смотрят что-то, иногда оба говорят по телефону, иногда разговаривают. Но это всегда, всегда очень комфортно и легко. Настолько комфортно и легко, что Феликс рассказывает ему о своей маме. Он даже не принимает сознательного решения. Это просто случается, и ему даже не больно вспоминать о ней, просто больно, как всегда, и именно тогда он понимает, что по уши увяз в Чане. Семья очень важна для Феликса. Это очень важное и личное, и он хочет... ну. Он хочет, чтобы Чан узнал его маму. Маме он бы определенно понравился. Это своего рода шок, когда Феликс, через два с небольшим месяца, понимает насколько сильно ему нравится Чан. И он, конечно, звонит Ханне. Он ей все еще не рассказал о пункте с сахарной деткой и планирует никогда ей об этом не говорить, а она больше не давит на него с расспросами (потому что они всегда в конечном итоге ссорятся), просто заставляет его поклясться ей, что он не в опасности или не имеет дела с ростовщиком, или чем-то еще. – Кажется, я влюбляюсь, – говорит он. Она громко смеется. – В своего друга Чана? – спрашивает она. – Да, мне было интересно, когда ты это поймешь. Феликс смотрит на свой телефон, а затем со стоном плюхается на кровать. – Неужели я настолько очевиден? – интересуется он, его голос наполовину приглушен подушкой. Ханна снова смеется, на этот раз дольше. – Каждое второе слово из твоего рта – «Чан-хен это» и «Чан-хен то», – говорит она, задыхаясь от смеха. – Мне показалось, что вы, ребята, уже встречаетесь, честно, но я подумала, что ты скажешь мне, если это так. Феликс что-то бормочет, потом вздыхает, а затем впервые в жизни говорит вслух: «Я хочу встречаться с ним». Это очень важный момент. Он действительно хочет встречаться с Чаном. Честно говоря, он хочет больше, чем просто встречаться с ним. Он- Ну. Он больше не думает о безликих людях, когда дрочит. Это заставляет его чувствовать себя виноватым, а также краснеть из-за того, что он всегда представляет Чана, что он всегда думает о том, будто это Чан касается его своими большими руками, будто Чан шепчет ему на ухо «Хороший мальчик». Каждый раз Феликсу приходится засовывать пальцы в рот, чтобы не застонать слишком громко. – Так встречайся с ним, – говорит Ханна, блаженно не подозревая, куда мысли Феликса унесли его, и слава богу. – Судя по тому, что ты мне рассказывал, он так же влюблен в тебя, как и ты в него. Феликс со вздохом переворачивается на спину. Честно говоря, у него было... какое-то чувство, что он тоже нравится Чану – уши как бы выдают его: он так легко смущается, это действительно мило и немного дико. Феликс уже видел старшего в его студии, был там, когда у Чана были встречи по телефону или онлайн, и он просто... невероятно компетентен, уверен в себе и немного суров. И это так горячо. Он, в буквальном смысле, такой босс. Феликс запутался в своих чувствах. Ха, запутался. Это хорошее слово для всего происходящего. Все запутано, потому что пока он думает (надеется), что Чан хочет его, он в этом не уверен, и Чан не делает ничего, чтобы подтвердить догадки Феликса. Он беспокоится, что Чан просто застенчив и очень восприимчив к тому, что кто-то хорошо к нему относится. – Не знаю, – говорит он Ханне, которая, кормя Джули, издает детские звуки. Он слышит, как Джули бормочет на заднем плане, – а что, если я ему не понравлюсь, и я просто, ну, не знаю, в отчаянии и все себе напридумал? – Ну, тогда узнай, – говорит Ханна, прагматичная, как всегда. – Как? – хнычет Феликс. – Соблазни его, – говорит Ханна, потому что, конечно же, она это делает, и Феликс разражается хриплым смехом. – Ну? – произносит она, когда он начинает икать, – я серьезно! Я знаю, что ты умеешь флиртовать, я буквально научила тебя этому. Иди покоряй своего мужчину, но и не говори мне, что ты это сделал, потому что это отвратительно. Феликс снова хихикает, говорит Джули, что любит ее, благодарит сестру и вешает трубку. – Ого, – произносит Сынмин, когда видит, сколько еды заказал Феликс. Чонин, тем временем, уже начал жарить мясо совершенно бесстыдно, но выглядя при этом достаточно мило, чтобы выйти сухим из воды. Феликс просто сияет, радуясь возможности угостить их барбекю и отплатить Сынмину за все обеды, которые он дал Феликсу, а также компенсировать все те случаи, когда он падал на кровать Чонина и агрессивно обнимал его, будучи пьяненьким. Это особое чувство – не беспокоиться о деньгах, не гадать, чем ему придется пожертвовать в ближайшем будущем, если потратится сейчас. Они едят, разговаривают и вообще просто отлично проводят время, наслаждаясь компанией друг друга. Феликс посылает Чану фотографию их еды с нелепым напоминанием, чтобы он сам тоже поел, и благодарит за то, что сделал все это возможным. Когда Феликс поднимает глаза со своего телефона, и Сынмин, и Чонин смотрят на него с одинаковыми лисьими ухмылками. – Что? – спрашивает Феликс и проклинает свою бледность за то, как легко он краснеет. – Ты спишь с Чан-хеном? – задает свой вопрос прямо в лоб Чонин, сморщив нос от отвращения, но глаза при этом блестят озорным любопытством. Феликс задыхается. Сынмин протягивает руку и хлопает его по спине, пока кусок говядины не соскальзывает, протягивает ему салфетку, чтобы Феликс вытер слезящиеся глаза, и говорит: «Нет, если бы он был, в его глазах было бы еще больше сердечек, чем сейчас». – Ребята! – восклицает Феликс. – Почему ты еще этого не сделал? – интересуется Чонин, как маленький дьяволенок, коим он и является, и Феликс напоминает себе, что Чонин не знает обо всей этой истории с сахарной деткой. Но Сынмин знает, поэтому Феликс не может понять, почему он так с ним поступает. – Феликс очень симпатичный, но очень тупой, – ласково говорит Сынмин, гладя Феликса по голове. Ах да, это потому, что он злой. – Отвали, я не тупой, – ворчит Феликс, – мы просто друзья. – Конечно, – протягивает Сынмин. Чонин просто бросает на него совершенно равнодушный взгляд. – На самом деле это отвратительно, то, как сильно тебе нравится Чан-хен, – говорит он, – и Джисон-хен сказал мне, что Чан-хен пишет песни о любви, так что ясно, что он настолько же ужасен, как и ты. Почему вы не трахаетесь? – Эй, попридержи язык! – Феликс задыхается, потому что Чонин – ребенок, даже если ему двадцать три. Чонин только отмахивается. – Нет, но серьезно, – говорит Сынмин, – очевидно, что ты ему и правда нравишься. Поверь мне, я знаю Чана много лет и почти уверен, что он влюблен в тебя. Сердце Феликса бешено колотится в груди, в нем смешались надежда и ужас. Потому что, к примеру, это настоящие друзья Чана, с которыми он знаком еще с университета, так что они должны знать наверняка, не так ли? Но что, если они ошибаются? Что, если Феликс все испортит и разрушит их дружбу с Чаном? Этично ли вообще предпринимать что-либо, когда Чан формально его босс? Что, если Чан думает, что он просто пристает к нему, чтобы получить от него еще больше денег? Даже несмотря на то, что он дает Феликсу слишком много денег? Сынмин пинает его ногой под столом. – Ты слишком волнуешься об этом, – говорит он, – дыши, пожалуйста. Феликс хмуро смотрит на него, и Сынмин вздыхает. – Черт, вы оба безнадежны. Слушай, по разным причинам, – подчеркивает он, бросая на Феликса многозначительный взгляд (Чонин, наблюдая за ним, выглядит смущенным и подозрительным), – Чан-хен никогда не сделает шаг навстречу к тебе, потому что он не хочет... пользоваться своим преимуществом, если ты понимаешь, о чем я. Так что если ты хочешь, чтобы что-то случилось, ты должен это сделать. И, вероятно, бить его по голове, пока ты не достучишься до него, и он не поймет, что ты и правда хочешь его. Чонин смеется. – Да, Чан-хен немного туповат, он никогда не понимает, когда люди флиртуют с ним. – Да он себя видел? – восклицает Феликс, выведенный из паники чистым негодованием, и оба, Чонин и Сынмин, смеются, и, вероятно, над ним тоже, но ему все равно. Сынмин наверное... прав. Феликс знает Чана, знает, что, если Феликс ему нравится, он будет беспокоиться о том, что переступит черту, будет слишком хорошо знать положение Феликса, чтобы что-то предпринять. Это одновременно и бесит, и согревает сердце. Так что, похоже, если Феликс хочет, чтобы у них с Чаном было что-то большее, чем сейчас, он должен быть храбрым и сделать первый шаг. Но прежде чем он это сделает, ему нужно самому выяснить, нравится ли он Чану. И вот тогда он решает покрасить волосы в розовый цвет и испечь ему брауни. Если все пойдет по плану, после всего этого у него будет новехонький парень.