even though i have it all (i want you more, more)

Разговор с Минхо короткий, но действенный и еще несколько недель крутится в голове Чана. И протекает следующим образом. – Значит, ты хочешь переспать со своей сахарной деткой, – протягивает Минхо вместо приветствия. Чан морщится, прислоняется головой о руль. – Пожалуйста, не называй его так. – Ух ты, так ты хочешь потрахаться с ним чувствами? – Минхо, черт возьми, у меня тут настоящая истерика! Он мне уже так сильно нравится, и я ужасный человек и- – Ладно, я остановлю тебя прямо здесь, – говорит Минхо, его голос полностью теряет дразнящие нотки. – Ты не ужасный человек, потому что ты уже волнуешься о гипотетическом пересечении черты, которую ты не хочешь пересекать. – Он громко вздыхает, бормочет что-то, что Чан не может разобрать, а затем говорит: «Слушай, все, что тебя беспокоит, весомо, но у меня есть только один вопрос.» Чан ждет, затаив дыхание. – Если бы между вами с Феликсом не было этого договора, ты бы все еще хотел встречаться с ним? – Да, – с несчастным видом признается Чан, – но- – Ладно, еще один вопрос: если бы у Феликса гипотетически были чувства к тебе, что бы ты сделал? Чан неразборчиво пищит, выпрямляясь. – Чан-хен, – вздыхает Минхо, в равной степени раздраженно и нетерпеливо. –Я- Я бы- У него нет, у него не могут быть- – Это гипотетически, хен. Так что бы ты сделал? Неужели ты думаешь, что он просто пытается вытянуть из тебя побольше денег? – Нет. – Ладно, хорошо. В этом гипотетическом случае, если бы ты мог быть на сто процентов уверен, что Феликс в такой же степени увлечен тобой, как и ты им, и он бы пришел к тебе, ты бы пошел на это? Ты же не оттолкнешь его, потому что чувствуешь себя странно, финансируя его жизнь, хотя чувства, в этом гипотетическом случае, взаимны? Чан... думает об этом. Если бы в какой-нибудь прекрасной альтернативной реальности он нравился Феликсу таким образом, позволил бы ему Чан... нет, приветствовал бы он ухаживания Феликса? Ответил бы он ему? Или какая-то часть его всегда беспокоилась о том, что Феликс, узнав о чувствах Чана, почувствовал, что должен ответить взаимностью из-за денег, а также, возможно, потому, что он беспокоился о Чане? – Ты должен разобраться в этом, – серьезно говорит Минхо, – или ты рискуешь очень крупно облажаться. И не только перед собой. Я не знаю Феликса, но я знаю Джисона, и если бы я относился к нему так, как будто его чувства ко мне были из жалости или какого-то странного чувства долга, я был бы одинок и, вероятно, имел бы синяк под глазом, и я бы заслужил все это. Потому что это означало бы, что я не доверяю ему и не знаю его. Чан сглатывает. – Итак, – говорит он грубым голосом, – значит, я должен- – Выяснить, можешь ли ты доверять Феликсу. Очевидно, это означает, что тебе нужно узнать его поближе, а не проецировать на него свою собственную неуверенность. Ауч. Если только...ну, Минхо прав. Чан вздыхает и проводит рукой по волосам. – Хорошо, – говорит он, чувствуя одновременно напряжение и надежду. – Ладно, думаю, я сделаю это. – Хорошо, – говорит Минхо, и Чан слышит улыбку в его голосе. – И, хен? – М? – Ты, наверное, самый лучший человек из всех, кого я знаю. Уши Чана горят, как два факела. – У тебя парень есть, – бормочет он. Минхо только отвечает на это: «Джисон согласился бы», прежде чем повесить трубку, оставляя Чана удивляться тому, насколько ему повезло, что у него есть друзья, и одновременно противиться всему, что сказал Минхо. И Чан действительно думает об этом. Он ходит на работу, запоминает расписание Феликса, пишет ему и звонит, когда Феликс свободен, потому что младший говорит, что предпочитает это переписке, и они разговаривают о мелочах, смеются вместе, и Чан просто... думает об этом. Постоянно, на задворках сознания, мысли крутятся, как хомяк в колесе. Интересно, что бы он сделал, если бы Феликс хотел его так, как хочет его Чан: с каждым днем все больше и больше. Дело в том, что дружить с Феликсом легко. У них много общего, несмотря на все их различия. Они оба выросли в одной стране, оба поют коммерческие заставки, которые когда-то запомнили, если что-то напоминает им об этом. Оба скучают по Веджимайту* (Чан заказывает немного и однажды приносит Феликсу, и восторг парня настолько ощутим, что кажется, будто солнце светит прямо на него), а также оба волнуются, что теряют свой акцент (Феликс настаивает, что у Чана все еще присутствует легкий акцент, хотя все его друзья думают иначе). Они оба, очевидно, любят и скучают по своим семьям. Феликс спрашивает о Берри, сначала просто чтобы посмотреть на ее фотографии или видео (родители Чана присылают ему новые каждую неделю), а затем о том, почему Берри не живет с ним. – Я не так часто бываю дома, чтобы заботиться о ней, – объясняет Чан, и Феликс кивает, выглядя при этом немного грустным, потому и меняет тему. Чан, в свою очередь, узнает о Ханне и наблюдает, как Джули растет шаг за шагом через фотографии и рассказы Феликса, слушает краткие милые истории о маме Феликса, очень бережно относясь к ним, как к подаркам, коими они и являются, и вообще ничего не узнает о его отце. (Чан знает, что лучше не спрашивать. Это не его дело, но дважды он видит, как звонит телефон Феликса с «Отец» в качестве контакта, видит, как лицо парня становится жестким, когда тот отклоняет его, и беспокоится). Они встречаются несколько раз в неделю, хотя и не очень надолго. Верный своему слову, Чан покупает Феликсу новый компьютер и вручает его ему, встречая парня на автобусной остановке, когда тот направляется на занятия (Феликс снова обнимает его, на этот раз дольше, полностью вибрируя от возбужденной благодарности, заставляя Чана смеяться). Они обычно берут еду вместе, что приносит двойной бонус: Чан ест более регулярно и имеет больше энергии, которая не является чисто продуктом кофе и энергетических напитков и его упрямой решимости, а Феликс набирает больше веса, так что он больше не выглядит таким беспризорным. Иногда Чан уходит с работы раньше, чем обычно, просто чтобы отвезти Феликса на фабрику и обратно, когда это не пересекается с деловой встречей или чем-то важным (а его секретарь – на вес золото, потому что он быстро научился составлять его расписание так, чтобы вечера были свободнее). Все, что угодно, лишь бы облегчить жизнь Феликсу, а Феликс не противится ему, как того ожидает Чан. Честно говоря, с тех пор, как они спали обнявшись, Феликс был намного более расслабленным, намного более... принимающим? Понимая, что Чан делает это для него? И не только это, он все время прикасается к Чану. Когда они сидят друг напротив друга, он просовывает ноги между ногами Чана. Если они сидят рядом, он прислоняется к нему. В машине он иногда протягивает руку и проводит по венам на руке Чана, почти рассеянно, пока о чем-то говорит. Чан делает вид, что это не заставляет его хотеть вспыхнуть каждый гребаный раз. И когда Чан провожает его на занятия, или на фабрику, или в пекарню (время от времени, потому что Сынмин всегда умудряется дразнить их, не говоря ничего прямо, просто излучая насмешливые флюиды), Феликс действительно, слегка небрежно держит его за руку. Чан всегда немного умирает из-за этого. Руки Феликса такие маленькие и мягкие, и он хочет поцеловать их, как будто Феликс принцесса. Чан напоминает себе, что Феликс – самопровозглашенный король обнимашек, иногда он слегка обидчив, но его тоскующее сердце надеется. Иногда он почти уверен, что это нечто большее. Особенно когда Феликс заставляет Чана читать рэп одной из его песен и каждый раз смотрит на него с восторгом и благоговением. Или с тем, как его взгляд скользит, когда Чан надевает рубашку с расстегнутым воротником, или закатывает рукава до локтей, или когда он потягивается и рубашка задирается. Чан не такой уж неуверенный в своей внешности, не больше, чем обычный человек. Он знает, что выглядит довольно хорошо с небольшим макияжем и уложенными волосами. Знает также, что лицо у него невзрачное, а нос (как ему когда-то было указано) слишком большой, но его тело как бы компенсирует это? Он любит тренироваться (в основном бегая, обычно слушая песни 3RACHA или треки своих стажеров и айдолов, оценивая их), и он очень гордится своими руками и прессом. Ему говорили, что у него красивый рот (отлично подходит для сосания члена, как ему сказали в университете) и красивые руки (как громко подтвердили девушки, с которыми он спал), и люди обычно кажутся очарованными его ямочками на щеках, но ладно. Даже смешно думать, что он действительно привлекателен для Феликса. Феликс, который чертовски... великолепен. Как пикси, с его милыми чертами лица, острым подбородком, красивой улыбкой, сияющими глазами и глубоким, рокочущим и просто очень приятным голосом. И это до того, как он пойдет и покрасит свои волосы в гребаный розовый. К тому времени они уже почти три месяца находятся в своих странных отношениях. Чан спал чаще, если не лучше, и вообще довольно хорошо балансировал между работой и личной жизнью, и каждую неделю посылал Феликсу в два или три раза больше, уговоренной суммы, а Феликс ему позволял. (Чан надеялся, что в результате Феликс бросит одну из своих подработок, потому что, хотя он и знает, что это очень глупо с его стороны, Феликс работает слишком много, но вместо этого парень просто берет меньше смен. Чан подумывал, не сказать ли что-нибудь, но потом решил, что не имеет права просить Феликса так менять свою жизнь, и даже понимал, что Феликс может не чувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы рисковать таким образом.) Однажды в холодную субботу, когда снег сделал все красивым и пушистым, Феликс звонит ему и спрашивает: «Привет, я могу прийти к тебе?» Феликс никогда раньше не просился к нему в гости. Чан просто приглашает его, и они работают вместе, или играют в УНО (это был веселый вечер – Феликсу выпала роль обиженного неудачника, но он искренне забавлялся. С каждой картой, которую Чан клал на стопку, он все более изумлялся своему невезению, а его голос становился все выше, из-за чего Чан чуть не плакал от смеха), или смотрят фильмы, или (и это его любимое) обнимаются и играют на своих телефонах, или читают, или дремлют. Так что Чан уже говорит «Да», прежде чем Феликс заканчивает свою просьбу. Странно то, что он категорически отказывается позволить Чану забрать его. «Я рядом», говорит Феликс с озорством в голосе, и Чан задается вопросом, что он задумал, и почему он в районе Чана, и что бы он делал, если бы Чана не было дома. (Последний пункт под вопросом: Чан просто немедленно отправился бы домой, чтобы встретиться с ним). Он дает знать портье, чтобы тот впустил Феликса, и ждет, как на иголках, пока не раздается стук в дверь, и распахивает ее в волнении. – Привет, – здоровается Феликс, застенчиво шевеля пальцами. Чан не отвечает. Он совершенно забыл, что такое язык и само понятие речи. «Розовый!!!!!», кричит его единственная клетка мозга, потому что все остальные полностью умерли. У Феликса розовые волосы. Цвет розовой жвачки. Розовая сахарная вата. Немного даже цвет розового золото, как будто он делал это дома один. И это еще не все. О нет, потому что на Феликсе также надет слишком большой свитер с высоким воротом**, который делает его совершенно крошечным и точно такого же цвета, как румянец, ползущий по его щекам, красивый нежно розовый цвет. – Тебе нравится? – спрашивает Феликс, протягивая руку и прижимая кончики пальцев к своему пульсу, и Чан делает глубокий вдох, потому что у него есть чертовые. свитерные. лапки.** – Да, – хрипит он, во рту сухо, как в Сахаре, – да, это выглядит- Ты выглядишь- Очень красиво, Феликс. Феликс краснеет еще сильнее. – Спасибо, – говорит он, кусает нижнюю губу, смотрит на Чана и улыбается, натягивая горловину поверх рта, сладкий и застенчивый, и Чан хочет съесть его. Хочет протянуть руку и зарыться в розовые волосы Феликса, потянуть и посмотреть, отреагирует ли Феликс так же, как в прошлый раз. Хочет поцеловать его и услышать, как звучит его голос, когда он стонет, садится ли еще больше или взмывает вверх, или колеблется где-то посередине. Хочет упасть на колени, задрать этот свитер и прижаться к его телу ртом повсюду, прямо посреди коридора. Хочет осыпать его похвалами, сказать, какой он хороший мальчик, какой он симпатичный и как он нравится Чану. Его сердце бьется так сильно и так странно в груди, что он немного беспокоится, что у него случится самый настоящий сердечный приступ. В ушах звенит. Зрение становится немного пятнистым. Оказывается, это потому, что Чан не дышит. – Чан-хен? – зовет Феликс, пристально глядя на него. – Ты в порядке? Нет. – Ага, – говорит Чан, внезапно приходя в себя, – да, эм, длинный день, немного не в себе, извини. Но, э-э, да, ты выглядишь великолепно, ты выглядишь... действительно хорошо. Феликс молча изучает его, а потом снова улыбается. – Ты уже говорил, – тихо произносит он. – Ты поел? Чан кивает безмолвно, все еще в попытках прийти в себя из-за видения в розовом, коим является Феликс. Он правда ел, потому что Феликс прислал ему фотографию своего обеда с барбекю. Он угостил сегодня Сынмина и Чонина и послал Чану сообщение с благодарностью за то, «что помог мне сделать это, хен». А потом, «что ты ешь?», что вынудило Чана найти что-нибудь поесть, иначе Феликс послал бы ему селку самого себя, надутого от разочарования, что было пагубно во многих отношениях. – О, хорошо, – говорит Феликс, совершенно не обращая внимания на убийство, которое он совершил, на концентрацию внимания и способность Чана сосредоточиться, – потому что я хотел приготовить кое-что для тебя. – Чт- А? – как интеллигентный человек спрашивает Чан, и только тогда он замечает два пакета в руках Феликс, когда парень ставит их на стойку. – Ну, испечь тебе кое-что, если быть более точным, – поправляет себя Феликс, – и все знают, что ты получаешь десерт только после еды. – О, – говорит Чан, внутренне всхлипывая, когда Феликс снимает фартук Чана с крючка рядом с холодильником и надевает его, подтягивает рукава своего свитера и начинает распаковывать принадлежности для выпечки и ингредиенты, – что... что ты будешь печь? – Брауни! – радостно восклицает Феликс, хлопая в ладоши. – Я обещал, что сделаю тебе брауни, помнишь? Чан помнит. Честно говоря, это чудо, потому что он совершенно уверен, что не помнит, что такое два плюс два. – С нетерпением жду, – произносит он почти нормальным голосом. Эффект разрушается, когда он садится за стойку и тут же спотыкается о воздух, и почти падает лицом вниз, потому что полностью потерял контроль над собственным телом.