even though i have it all (i want you more, more)

К половине седьмого вечера Чан выполнил большую часть своих приоритетных задач, отправил секретарю список встреч, которые ему нужно запланировать на этот месяц, ответил по электронной почте специалисту по подбору талантов, который связался с ним о потенциальном новом кандидате в айдолы, и внес завершающие штрихи в последний независимый трек Джисона (для такой милашки, Джисон не имеет себе равных, по субективному мнению Чана, когда дело касается жесткой читки. Он и Чанбин, оба). Чан опоздает к Бинни, но уже заказал еду и отправил ее раньше, а Чанбин все равно не ожидает, что он придет вовремя, тем более в среду вечером. У него есть достаточно времени, чтобы отправиться домой, переодеться, еще раз отказаться от ВВ-крема и провести несколько лишних минут, уставившись на свое отражение, которого он, как правило, старается избегать. Он выглядит... хорошо. Как обычно. Вид усталый, бледный, с вечными напряженными морщинами на лбу, пока он не вспомнит, что надо расслабить брови. Чан капает себе несколько раз каплями в глаза, чтобы помочь справиться с их покраснением, брызгает одеколоном, расчесывает волосы. Ему нужна стрижка, но он вроде как любит длинную челку. Может быть, он ее оставит. Он слабо улыбается своему отражению, щелкает себя по кончику носа, привычка, которая у него с детства, и уходит. Дорога до дома Бинни занимает целую вечность. Он живет не так уж далеко, у них с Хенджином есть хорошее место в Хондэ, но движение там безумное, так что он в конечном итоге тратит больше времени, чем ему того хотелось бы, медленно продвигаясь вперед и превращая себя в сгусток стресса. Он все еще не знает, что сказать Чанбину о Феликсе. Чан знает, что ведет себя глупо, знает, что делает из этого нечто большее, чем есть на самом деле, знает, что самое лучшее решение – быть честным и принять свою слабость. Но вот в чем загвоздка: как насчет того, чтобы этого не делать и избежать унизительной пытки, слыть как сладкий папочка? Но он также не хочет лгать. Большая часть их друзей уже знает о Феликсе, и Джисону не придет в голову, что Чан не рассказал Чанбину, так что, честно говоря, это только вопрос времени, когда правда всплывет наружу. ...Если только Сынмин не сообщил Минхо о заморочках Чана, а Минхо в свою очередь не рассказал об этом Джисону. Но тогда Джисон, наверное, позвонил бы ему, чтобы поговорить об этом и прочитать лекцию о его проблемах с самооценкой. Так что, скорее всего, нет. Чан находится примерно в пяти минутах езды, когда ему приходит в голову, что сам беспокоится об этом, хотя толком даже не разговаривал с самым главным человеком всей этой заварушки. Хмурясь из-за того, что опять ушел в себя, он находит контакт Феликса и, используя распознавание речи, отправляет ему сообщение, чтобы спросить, может ли он ему позвонить. «Конечно», приходит от Феликс, и через несколько секунд его голос разносится в машине. – Привет, Чан-щи, что-то случилось? – Привет, – отвечает Чан, сигналя и перестраиваясь в соседнюю полосу. – Ты же знаешь, что можешь называть меня просто Чан или хен, если хочешь? – Конечно, хен, – отвечает Феликс. Похоже, он улыбается. – Все в порядке? – Да, да, я просто за рулем, – говорит Чан. – Но не волнуйся, звоню по громкой связи. На самом деле, я хотел спросить кое-что у тебя? Сейчас удачное время для разговора? Я не знаю, занят ты или нет- – Все в порядке, я ничем не занят. До этого занимался, но у меня все равно был перерыв. – В чем дело? – Я, ну, увижусь со своим другом, на самом деле моим лучшим другом, который мне как брат. И я просто хотел спросить, могу ли я... Могу ли я рассказать ему о тебе? Не прямо личную информацию, конечно, я знаю, что ты еще не подписал договор – и не спеши! – но он... он поймет, что со мной что-то не так. Так что. Да, как-то так. Феликс хрипло смеется в трубку. – Конечно, ты можешь сказать ему, я не возражаю. А ты? Чан хмурится и съезжает на обочину. Он в минуте ходьбы от дома Чанбина, но на подземной парковке плохо ловит сигнал. – Неужели я настолько очевиден? – спрашивает он. – Вроде того, звучишь очень напряженно, – говорит Феликс. – Твой друг будет злиться из-за этого? Ты- ох, – говорит он, смягчаясь, – ты не рассказал ему о своей ориентации? На этот раз смеется Чан. – Нет, он гей и знает, что я би, у нас все с этим в порядке. Дело не в этом, просто... – Чан останавливает себя прежде, чем сболтнет лишнего. Он слышит копошение со стороны Феликса, а потом парень произносит медленно и осторожно. – Тебе не обязательно говорить ему о нашей... договоренности. – Мне не стыдно или что-то в этом роде, – поспешно говорит Чан, и хотя это не так, почему-то звучит, будто лжет. Феликс мычит, и гул, доносящийся из динамиков, Чан чувствует у себя в груди. – Конечно, – произносит он нейтральным тоном. – Но не переживай из-за этого. Расскажи ему все, что ты готов ему рассказать. Я не собираюсь разоблачать тебя или что-то в этом роде. Я подписал соглашение о неразглашении. – Я знаю, что ты этого не сделаешь, – вздыхает Чан, потирая лицо, чувствуя себя очень дерьмово. – Я знаю, что ты не стал бы этого делать, даже без соглашения, я не это имел в виду. Я- Мой друг, он... у него действительно хорошие отношения. Вообще-то у большинства моих друзей такие. И я думаю, что я просто. Смущен. Но не из-за тебя! – быстро добавляет мужчина. – Клянусь, я знаю, как это звучит, но ты здесь ни при чем. Ты очень хороший. Мне... мне неловко из-за себя. Феликс издает тихий звук. – Эй, – говорит он, – Эй, хен, не надо, все в порядке, не надо ничего объяснять. Но быть в необычных отношениях – это не то, чего стоит стесняться. Как ты и сказал, у тебя просто не было на это времени. Ты музыкальный продюсер, управляешь лейблом самостоятельно, ты продюсируешь эту потрясающую музыку и помогаешь айдолам воплотить их мечты в реальность, а тебе всего двадцать восемь? – Да, – хрипит Чан, глаза щиплет. – Ты так много всего делаешь, – продолжает Феликс. – Знаешь, спешить некуда. На свидание или еще куда. Ты делаешь то, что работает для тебя, и забей на всех остальных, хорошо? И если вы так близки со своим другом, как ты говоришь, он поймет. Возможно, он просто хочет, чтобы ты занимался тем, что сделает тебя счастливым. Наступает пауза, а потом. – Если только... ты не... ты больше не хочешь этого делать? Чан открывает рот, но Феликс торопливо продолжает. – Потому что это нормально, если ты этого не хочешь! Я знаю, что это была не твоя идея с самого начала, поэтому ты и не должен, я имею в виду, очевидно, что ты не должен- – Но я хочу, – выпаливает Чан, и Феликс замолкает. На мгновение слышно только его дыхание, и Чан говорит спокойнее, увереннее, – я хочу этого. Я нуждаюсь в этом. Я нуждаюсь-, –в тебе, недоговаривает он. Феликс все еще не подписал контракт. Ничего не предопределено. – Ты уверен? – спрашивает Феликс. – Ты же не... ты же не просто любезничаешь со мной или что-то в этом роде? – Ха, – выходит у Чана, грубо и отрывисто, – нет. Если бы я вел себя мило, то заплатил бы тебе за все до сих пор и прекратил бы все здесь и сейчас. Я действительно думаю, что это может, или будет, правильным для меня. – Хорошо, – произносит Феликс, а потом увереннее, – хорошо. Так это то, что работает для тебя. И тебе все равно не нужно объясняться, даже если тебе кажется, что надо. Твой друг должен понять, что бы ты ему ни говорил. Мы с тобой взрослые люди и делаем это по обоюдному согласию. В том, что мы делаем, нет ничего плохого. – Ты прав, – говорит Чан, чувствуя себя в миллион раз легче. — Я... – он смеется и качает головой, – у меня такое чувство, что я неправильно описал своего друга, и он произвел на тебя дурное впечатление. Он поддержит меня, я знаю. По крайней мере мне так кажется. Он мой партнер в 3Days, так что, думаю, мне просто... не по себе, потому что он работает так же много, так же усердно, как и я, но он. Знаешь. Счастлив. Влюблен. Феликс хмыкает. – Моя мама-, – он запинается, откашливается и продолжает, – моя мама всегда говорила, что жизнь просто случается, и ты делаешь все возможное с тем, что она тебе дает. Я думаю, ты делаешь все, что в твоих силах, Чан. Я думаю, что у твоего друга просто был другой опыт, чем у тебя, вот и все. Не думаю, что ты... потерпел неудачу или что-то вроде того. Может быть, у тебя просто не было таких шансов, как у него. «О», думает Чан. Каким-то образом, хотя это не то, чего он никогда раньше не слышал, то, что говорит Феликс, сильно бьет под дых, проникая сквозь жалкий водоворот мыслей, успокаивая их, успокаивая его самого. Он чувствует себя и лучше, и на грани того, чтобы заплакать. – Да, – выдыхает он, – да, хорошо, ты прав. Я просто испытываю жалость к себе. Хорошо. Спасибо, я поговорю с ним, и все будет в порядке. Полагаю, я буду держать тебя в курсе, как дела идут? – Мне было бы приятно, – говорит Феликс, – я рад, что смог помочь. Извини, если меня немного занесло. — Нет, нет, ты... – восхитителен, почти произносит Чан. – Ты очень хороший, – говорит он вместо этого. – Я прощаюсь с тобой. Но еще раз спасибо, что выслушал и дал совет. – Без проблем, – отвечает Феликс, – поговорим позже, хен. Надеюсь, вы хорошо проведете время. – Спасибо, удачи с учебой. Они вешают трубку, и Чан глубоко и протяжно выдыхает, расправляя плечи от тревожного предчувствия, в котором они пребывали большую часть дня. Феликс прав. Сынмин тоже был прав. Все будет хорошо. Он хорошо проведет время с Чанбином, будет честен с ним, и все будет хорошо. ...Хотя Бинни может очень сильно обидеться на него, учитывая, что Чан опаздывает почти на час. Чан направляется вниз по дороге, сворачивает на подъездную дорожку и машет охраннику. Он кивает в ответ, узнав его, и Чан въезжает на стоянку, паркуется и быстро шагает к лифтам. Первое, что говорит Чанбин, еще не успев открыть дверь, это: «Наконец-то, я собирался начать есть без тебя!». А потом он заключает его в объятия. – Привет, извини, – смеется Чан, обнимая его в ответ. – Я заработался, а потом забылся в разговоре с... другом. Чанбин отстраняется, поднимает бровь, пристально его оценивая. – С другом? Все в порядке? Чан кивает, входит в квартиру и снимает ботинки, сердце колотится в горле. – Да, – отвечает он, наклоняя голову, избегая слишком понимающего взгляда Чанбина, иначе он, зная себя, струсит. – Я... я, по правде говоря, встретил кое-кого. Чанбин моргает, а затем широко улыбается и говорит. – Оооо, кого-то особенного? – Вроде того, – отзывается Чан. – Это было предложение Минхо, но я рад, что принял его. Он делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Его зовут Феликс, – начинает Чан и рассказывает Чанбину всю историю, о том, что Феликс – друг Сынмина, о фотографии и профиле, и о том, что это был его первый опыт в качестве сахарной детки, об их встрече в кафе и о сути их разговоров, которые они до сих пор вели посредством сообщений. Все это время Чанбин слушает, не перебивая. – Я позвонил ему, чтобы спросить, не возражает ли он, если я расскажу тебе о нем, и он... я немного волновался, а он успокоил меня. – К тому времени они оба уже сидят на диване, еда была разложена перед ними, дожидаясь своего часа и находясь в термостойких мешках, чтобы не остыла. Чан крутит кольцо на большом пальце и смотрит на Чанбина, который все еще ничего не говорит, просто изучает его с непроницаемым выражением лица. – Бинни? Чанбин открывает рот, закрывает его, пыхтит и смотрит в сторону, лениво тянется за едой, открывая ее. Чан ждет, сердце колотится о ребра, в голове проносятся худшие сценарии, он принимает бибимбап и палочки для еды, которые ему вручают на автопилоте, ждет, что тот что-нибудь скажет. Наконец Чанбин медленно произносит. – Я был плохим другом для тебя в последнее время, хен? Чан моргает, все его мысли резко останавливаются. – А? – спрашивает он с умным видом. Чанбин кусает внутреннюю сторону щеки и хмуро смотрит на свою миску с рисом. – Я просто хотел сказать... мы почти не виделись с тех пор, как я переехал. И это на моей совести. – Бинни- – Дай мне закончить, – Чан со щелчком закрывает рот. – Мне все равно, что- Нет, я не это имел в виду, – он хмурится и начинает сначала. – Я хочу, чтобы ты был счастлив. Если Феликс- Если забота о нем делает тебя счастливым, помогает тебе, тогда я рад. Не имеет значения, как вы, ребята, сошлись. Не для меня. Чан чувствует, что напряжение, нарастающее внутри него, испаряется так внезапно, когда он слышит это, что у него немного кружится голова и почти пропускает остальную часть того, что говорит Чанбин. – Но мне вроде как интересно, ты... ты искал его, потому что я бросил тебя? – Ты меня не бросал, – протестует Чан, но Чанбин лишь кидает виноватый взгляд. – Разве нет? – спрашивает он, – я сказал себе, что не буду одним из тех людей, которые так увязают в своих отношений, что теряют связь со своими друзьями, но потом я переехал, и с тех пор я почти не был в офисе или студии- – Ну, так-то, я не виню тебя, если бы я мог работать дома, я бы тоже это делал, – говорит Чан. — И я даже не потрудился связаться с тобой, как обычно, – продолжает Чанбин. – И я просто- Мне очень жаль, хен. – Бинни, – твердо произносит Чан, и Чанбин замолкает, глаза его немного блестят, челюсть упрямо сжата. Сердце Чана одновременно болит и согревается при виде этого. – Ты не плохой друг, – говорит он. Когда Чанбин выглядит так, будто собирается спорить, он повторяет. – Ты не такой. У вас с Хенджином есть что-то действительно особенное, и я так рад за вас, ребята. Нет, прекрати, послушай меня. Иногда я скучаю по тебе, конечно, скучаю, и, может быть, я бы не записывался в сладкие папочки, если бы ты не съехал- Чанбин выглядит пораженным. – Но, – продолжает Чан, протягивая руку и сжимая его колено рукой с палочками, – но только потому, что я не заметил бы, как мне одиноко. – Чан, – произносит Чанбин дрожащим голосом. – Нет, тс-с-с, послушай. Что ты должен по-твоему сделать, отложить всю свою жизнь, чтобы быть рядом со мной? – Да, – настаивает Чанбин, сердито глядя сквозь слезы. Чан смеется, хотя и его смех грозится превратиться в слезы. – Нет, брось, это не то, чего я хочу. Ни для тебя, ни для себя. Я знаю, что ты не смотришь на меня как на обузу- – Потому что ты не обуза! – Но мне иногда так кажется. А Феликс, ну, надеюсь, он поможет мне стать лучше. Эмоционально. Мысленно. И физически, наверное. Чанбин фыркает, проводя ладонью по щеке, и Чан улыбается. – Ты не плохой друг, просто я немного не в себе. И перемены всегда трудны, но мы с этим справимся, да? – Да, – хрипит Чанбин, ставит еду на стол и обнимает Чана за плечи, притягивая его к себе, не обращая внимания на палочки для еды и бибимбап Чана. Чан хихикает, быстро моргает, чтобы сдержать слезы, кладет подбородок на плечо Чанбина и неуклюже обнимает его в ответ, так как руки заняты. – Люблю тебя, – бормочет Чанбин. – Я тоже тебя люблю, – отвечает Чан, – и не хочу портить момент, но я умираю с голоду. Давай поедим, пока еда не остыла, ладно? Чанбин смеется, отстраняясь и легонько ударяя его в плечо, и вот так просто, все возвращается на круги своя.

***

Несколько часов спустя Чан дремлет на диване Чанбина, Чанбин теплой тушкой лежит на его плече, заснув на середине четвертого фильма «Форсаж». Его желудок полон, голова слегка кружится из-за персикового соджу, и все все просто идеально. Осторожно, чтобы не потревожить Чанбина, он достает телефон из заднего кармана и открывает диалог с Феликсом.

chan: поговорил со своим другом. все хорошо. как ты и сказал он счастлив за меня

sunshine: ого, хен, я рад! не вижу причин для беспокойства!

chan: у меня самые лучшие друзья chan: мне очень повезло правда не знаю что бы я без них делал chan: и я знаю, что мы едва знакомы но я действительно рад что встретил тебя chan: ты правда очень помог мне сегодня

sunshine: я тоже рад что встретил тебя и рад что смог помочь sunshine: попробуй заснуть хен уже поздно

chan: я попробую chan: доброй ночи феликс

sunshine: доброй хен Клавиатура входной двери тихо звенит, в то время как Чан устало улыбается в свой телефон, и Хенджин входит. – О, привет, – говорит он, махая рукой, и улыбка озаряет его лицо. – Вы хорошо провели вечер, ребята? – Отлично, – отвечает Чан, – а ты как с Джинен-хеном? Хенджин мечтательно вздыхает и приваливается к двери. – Если бы у меня не было Бинни, я бы сделал с ним невероятные вещи прямо там, на танцполе, – говорит он, сияя глазами, и Чан подавляет смешок, чтобы не разбудить Чанбина. Хенджин широко улыбается, выскользнув из своих ботинок и обходит диван, чтобы свернуться калачиком с другой стороны Чана, протягивая руку, мягко убирая волосы со лба Чанбина. – Я просто шучу, – тихо говорит он, – но Джинен-хен был потрясающим, и я многому научился. – Он смотрит на Чана. – Ты останешься на ночь? – Если не возражаешь, – кивает Чан. – Я приехал сюда на машине, но выпил. Я всегда могу вызвать водителя если что- – Не-а, – говорит Хенджин, садясь и потягиваясь, – останься. Хорошо бы позавтракать вместе. – Ты просто хочешь, чтобы я снова приготовил свой фирменный омлет, – обвиняет его Чан, и Хенджин подмигивает ему. – И это тоже, – говорит он. Повернувшись к Чанбину, он легонько трясет его за плечо. – Детка, проснись. Ты не можешь спать на Чанни-хене, твоя спина будет болеть, и завтра ты будешь ныть об этом весь день. – Сам ты нытик, – ворчит Чанбин, открывая глаза. Чан хихикает, а Хенджин искривляет рот в притворной обиде. – Как ты смеешь, да ты же король нытья, – заявляет он, шмыгая носом, и встает на ноги, таща Чанбина за собой. Он намного сильнее, чем можно было бы предположить по его стройной фигуре, и лишь слегка хрипит, когда Чанбин виснет на нем, выглядя сонным и недовольным. – Спокойной ночи, хен, – зовет Хенджин, – простыни в твоей комнате свежие. Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится, но ты знаешь, где все находится. «В твоей комнате», – думает Чан с нежностью. Не «в гостевой комнате». – Хорошо, – отзывается он, – спокойной ночи, ребята. – Спокойной ночи, Чанни, – зевает Чанбин. Последнее, что видит Чан это то, как Хенджин шепчет что-то на ухо Чанбину, что заставляет того выпрямиться, решительно зашагать по коридору и скрыться из виду за углом, ведя Хенджина, смеющегося ярко, заразительно и счастливо, за руку. Чан фыркает себе под нос, выключает телевизор и убирает пустые контейнеры из-под еды и бутылки соджу (всего две). Он идет в спальню, переодевается в пижамные штаны, которые они хранят в ящике для него для таких же ночевок, как эта, и забирается под одеяло. И, о чудо, он быстро и легко засыпает.