Бездонный омут

Солнце уже давно взошло на горизонте, обжигая землю своими тёплыми лучами. Жизнь в Пристани Лотоса бурлит: активно идёт торговля, резвятся дети и неумолимо тренируются адепты ордена Юньмэн Цзян под строгим контролем Мадам Юй. Погода стоит солнечная, приятная, в меру тёплая. Но всё-таки, окружающие их воды дают о себе знать: прохладно. Лёгкий ветерок мягко оглаживает одежды и кожу. — Как он? — Обеспокоенно интересуется нежный голос. В поле зрения появляется утончённая женская фигура, облачённая в одежды нежно-фиолетового цвета. На верхнем ханьфу изящно вышит цветущий лотос. То оказалась старшая дочь Цзян Фэнмяня и Юй Цзыюань, сестра Цзян Чэна и Вэй Усяня — Цзян Яньли. Девушка взволнованно окидывает взглядом младшего брата, пребывающего в бессознательном состоянии уже третий день. — Всё ещё не пришёл в себя, — хмуро говорит Вэй Ин, ни на шаг не отходящий от постели шиди. — Отец говорил, что это связано с сильной духовной травмой. Действительно ли это так, А-Сянь? Неужели А-Чэн где-то поранился, когда в тот вечер ушёл тренироваться один? — Я не знаю, — он качает головой. — Но это действительно так. Его духовная энергия нестабильна, такое чувство, что она бьёт через край, и тело отвергает её. Именно по этой причине Цзян Чэну нужно было потратить её! А он… Вэй Усянь поджимает губы. — И как же А-Чэн отправится в Облачные Глубины с такой серьёзной травмой? — Осторожно уточняет Цзян Яньли. — Я не знаю, — снова качает головой Вэй Усянь. — Думаю, что дядя отменит его рекомендацию в Облачные Глубины. Состояние Цзян Чэна может ещё сильнее ухудшиться, если не забрать весь переизбыток духовной энергии. Вообще странно, что у него её… так много. События того вечера разворачивались слишком стремительно и он раз за разом прокручивал их в своей голове. Вот, Вэй Ин смотрел в спину уходящему шиди, который шёл с гордо выпрямленной спиной, непоколебимо серьёзным взглядом и таким же выражением лица. А уже в следующий момент перед глазами прояснилась картина того, как встревоженный Цзян Фэнмянь ворвался в резиденцию и сразу же отдал приказ вызвать лекаря. Как итог: сильные духовные повреждения, переизбыток энергии и сильное физическое истощение. На второй день бессознательного состояния Цзян Чэна ко всем прочим симптомам добавилась лихорадка. Едва ли Вэй Усянь узнал о самочувствии своего брата и ему было позволено входить в его покои — он незамедлительно направился к кровати шиди. С тех пор он ежедневно посещал цзинши Цзян Чэна, надеясь что тот вскоре придёт в себя и начнёт привычно ругаться на него за то, что тот верной собачонкой вьётся рядом. Цзян Яньли также отказывалась надолго покидать брата, волнуясь за его состояние. Никто из них и представить себе не мог, какую адскую боль испытывал всё это время Цзян Ваньинь. Периодически он вздрагивал, в бреду бормотал что-то неразличимое и в такие моменты каждый, кто находился в его покоях мгновенно обращался к лекарю. Духовная энергия не убывала: она била через край. Цзян Чэна трясло, он стискивал зубы и болезненно хмурился в муках. И именно это начинает с ним происходить, пока Вэй Усянь безутешно себя обвиняет в случившемся, вновь уйдя в свои мысли. — Лекарь! — Взволнованно вскрикивает Цзян Яньли, мгновенно покидая пределы цзинши младшего брата. — Прошу Вас, скорее! А-Чэну снова плохо! Мужчина средних лет незамедлительно входит в чужие покои. Коротким взглядом окидывая сидящего на кровати Вэй Усяня, он едва хмурит брови, высказывая своё недовольство представшей картиной. Ну конечно, этот балбес, как про себя его всегда называл старина Лю, верным псом вьётся вокруг брата, но сделать ничего не может. Словно не понимает, что от его многочасовых посиделок рядом ничего не изменится. — Выйди отсюда, — хрипло окликивает Вэй Усяня лекарь. — Ты будешь мешать процедуре. Вэй Ин коротко кивает, направляясь к выходу, но останавливается. — Могу ли я присутствовать… — Я неясно выразился? Убирайся! — Резко прерывает его старина Лю. Выйдя за пределы цзинши Цзян Чэна, Вэй Усянь шумно вздыхает. Неужели ему в самом деле совсем-совсем нельзя каким-нибудь образом облегчить столь досадное состояние собственного брата?! Да будь он, чёрт возьми, проклят! Звание первого ученика ордена не позволяет ему отлынивать от тренировок (а когда он к ним относился всерьёз, без дурачества и веселья?), не освобождает от периодических миссий и… — А-Чэн, — досадно протягивает Вэй Ин себе под нос. — Просыпайся скорее, нам ведь скоро в Облачные Глубины…

***

Цзян Чэн морщится. Всё его тело, словно налитое свинцом, отказывается слушаться и подчиняться. Он не может встать с кровати, да что там, хотя бы принять сидячее положение! Юноша окидывает взглядом окружающее его пространство. Ну да, снова эта чёртова тьма. Кромешная, осязаемая лишь лёгким бархатом, который и приятен, и ненавистен до жути. — И какого чёрта? — Огрызнулся он в пустоту. — Я что, снова умер? Произносить подобное, находясь в таком-то паршивом положении, верх безрассудства, но Ваньинь не может удержаться от колкостей. Всё же, хочется разрядить обстановку, пусть для себя одного. Недолго помолчав, бесцельно пялясь в одну точку, Цзян Чэн всё же начинает размышлять. Снова. — В конце концов, — невозмутимо выносит вердикт Ваньинь, — это связано с тем, что большинство моей духовной энергии осталось во мне же. А вот моё юношеское тело не справилось с ней, отвергая. Неудивительно, что я чувствую себя так херово. Можно сказать, что я, чёрт возьми, выиграл дерьмовую премию и вместо приза получил какой-то паршивый сертификат на пару серебряных! На протяжении всего того времени, что Цзян Чэн провёл в бессознательном состоянии, он безутешно думает. Думает о многом: о ситуации, в которой он оказался, о его разговоре с отцом и о том, как ему теперь, в общем-то, относиться ко всему происходящему. «В конце концов», — повторяется Цзян Чэн, — «мне теперь здесь жить». Решение было принято. Раз уж ему придётся мириться с проживанием всей его биографии заново, значит, он может поступать так, как сочтёт нужным? И держать себя в постоянном самоконтроле на самом деле бессмысленно? Но Ваньинь качает головой: даже если у него и появилась возможность исправить ошибки прошлого, кто ему сказал, что они не приведут только к большему ухудшению истории? Цикл повторяется вновь — а значит, на то есть причины. Но какие же? Что стало первоисточником его перемещения в юношество? Ответы на все эти вопросы, как невозмутимо рассуждает Саньду Шеншоу, ему придётся искать постепенно. По течению обстоятельств, как досадно это не звучит. Несмотря на то, что физическое тело Цзян Чэна пребывало в страдании и агонии, его духовная сущность приходила в постепенную норму. Излишки духовной энергии были любезно забраны, — старина Лю хорошо постарался, — и одновременно с тем были расширены её запасы. Как следствие: Ваньинь совершил стремительный рывок в своём совершенствовании, что облегчало его работу над дальнейшим планом действий. Было это волей Небес или же их шуткой — к вечеру третьего дня Цзян Чэн приходит в себя, не ощущая в теле ни пронзительной боли, ни слабости. — Ты наконец-то проснулся, А-Чэн? За деревянным столиком сидит Цзян Яньли, очищающая семечки лотоса для брата. Складывается ощущение, что она предчувствовала его пробуждение этим вечером, поэтому любезно ухаживала за ним. Осторожно отложив лотос, девушка мягко улыбается. — У тебя мешки под глазами, цзе, — хрипло молвит Цзян Чэн. Они столкнулись взглядами. Что у Цзян Яньли, что у Цзян Чэна в глазах читается усталость, безмерная и необъятная, словно они оба уже достаточно выдержали идеализированные образы перед лицом общества. — Ты не отдыхала как положено? Цзян Яньли лишь виновато посмеивается, подходя к брату. Её рука нежно гладит брата по волосам. — А-Чэн, за тебя все переживали, ты ведь знаешь? — Нежно звучит голос девушки. Она присаживается на край кровати, продолжая заботливо трепать младшего по волосам, и устало прикрывает глаза. — И я, и А-Сянь… Матушка места себе не находила, пока ты был без сознания. — Сколько дней? — Три дня, А-Чэн, — незамедлительно отвечает Цзян Яньли. — Знаешь, когда отец ворвался поздней ночью с тобой на спине, обеспокоенный и взъерошенный, мы все сильно перепугались. Матушка едва ли не перевернула весь дом, — девушка тихо смеется, приоткрывая глаза. — Не засыпай больше так, хорошо? Цзян Чэн кивает, не чувствуя прежней боли. Облегчение приятной истомой растекается по всему телу. Всё ещё чувствуя некоторую усталость, он смыкает глаза, прежде чем тихо выдохнуть. По всей видимости, Цзян Фэнмянь… Нет, его отец, в самом деле переживал за самочувствие своего единокровного сына всё это время. — Ты улыбаешься. Цзян Чэн смущается мгновенно: — Не улыбаюсь я! Тихо посмеиваясь, девушка неторопливо убирает руку. Её уставший, чуть сонный и переполненный нежностью взгляд останавливается на покрасневших щеках младшего брата. Пускай Цзян Чэн и и психологически, и духовно уже достиг тридцатилетнего возраста, он всё ещё оставался человеком, способным ощущать смущение, неловкость и страх. Даже не зная того, что произошло с её младшим братом, Цзян Яньли замечала каждое изменение. Пусть они и не разговаривали так много, как прежде, но девушка была уверена, что-то изменилось. Только вот… Что? — А-Чэн, давай пообещаем кое-что друг другу? — Цзян Чэн непонимающе смотрит на её серьёзное лицо. — Ты никогда — слышишь меня? — никогда не будешь скрывать от меня свои чувства, тревоги и заботы. Будь честен со мной, А-Чэн. Не ври ни самому себе, ни мне, и… — Цзе, — успокаивающе прерывает её Ваньинь, мягко оглаживая девичью ладонь. Цзян Яньли распахивает глаза от удивления. На губах юноши появляется лёгкая, едва заметная, но искренняя и тёплая улыбка. — Я обещаю тебе. Я, Цзян Чэн, обещаю своей дорогой старшей сестре, Цзян Яньли, что никогда более не буду скрывать от неё свои чувства, тревоги и заботы. Я буду честен. Девушка замирает. Поначалу в недоумении, с удивлённым взглядом, а затем ахает, осознавая всё сказанное младшим братом. На её губах появляется ответная, мягкая и нежная улыбка. Она ласково треплет его по волосам, притягивая к себе и заключая в объятия. — Ты пообещал, — едва слышно говорит Цзян Яньли. Цзян Чэн молча обнимает её в ответ. Проходит не так много времени, и они размыкают объятия. Цзян Чэн ужинает очищенными семечками лотоса, а следом выражает желание провести цзе до её покоев, но та уклончиво отказывается. — Всё же, тебе нужно отдыхать. Ты только пришёл в себя, — заботливо говорит ему Цзян Яньли. Едва ли девушка покидает пределы цзинши, а Цзян Чэн успевает понадеяться на гордое одиночество, как сразу же дверь широко распахивается, с грохотом ударяясь о деревянную стенку, а в его покои незамедлительно врывается знакомая фигура.