Бездонный омут

Человеком, вошедшим в цзинши, оказывается его единокровная матушка, краснеющая от злости. Её торопливые шаги отзываются размеренным постукиванием каблуков. Подойдя к постели сына, лицо Юй Цзыюань мрачнеет. — Матушка? — Осторожно окликает её Цзян Чэн. — Молчи! — Выпаливает женщина. Юй Цзыюань выглядит разъярённой. Более того, она вне себя от гнева! Цзян Чэн тушуется, не решаясь в своём-то состоянии перечить воле женщины, которая с ног до головы осматривает его. Когда же Мадам Юй заканчивает, то в комнате повисает глухая тишина. Они не говорят друг с другом, только смотрят в разные стороны, не зная, как лучше начать разговор. — Кто позволил тебе так перегружать себя? Цзян Чэн в лёгком недоумении поднимает брови, склоня голову набок. — Неужто не знаешь?! — Хмуро рявкает Цзыюань. — Стало быть, ни Яньли, ни этот… Нахлебник! Не объяснили тебе ничего. Чего сидишь? Ляг обратно! Ты всё ещё в ужасном состоянии! — Цзян Чэн послушно откидывается на подушки, недоумённо моргая. — А теперь слушай меня, Ваньинь. Ты хоть головой подумал, когда отправлялся на тренировки с таким переизбытком духовной энергии? Кто в тебя вообще столько вбил, что твои каналы едва не разорвались?! Его прошибает осознанием. Цзян Чэн мгновенно замирает, словно судорожно соображая, в какой же момент его состояние так ухудшилось. А ответ был очевиден! Каналы духовной энергии, по которым она циркулировала, не могли так быстро расшириться. Как оказалось, вместе с переносом души тридцатилетнего Цзян Чэна в тело шестнадцатилетнего юноши влилась ещё и вся та ци, которая оставалась в нём в последние дни его жизни. — В таком случае, — издалека начинает юноша, поднимая взгляд. Он снова спрашивает всё то же, что и пару минут назад у Цзян Яньли. — сколько я пробыл без сознания? — Три дня, — незамедлительно отвечает Юй Цзыюань. Пазл сложился в цельную картину. Так вот оно что! Всё то время, что физическое тело Цзян Чэна пребывало в агонии и страданиях, он находился в бессознательном состоянии, поэтому и не ощущал чрезмерной боли. Лекарь, как оказалось, выводил из него избытки духовной энергии, которая осталась после переселения душ. Одновременно с тем, сам Цзян Чэн подводил итоги ситуации в которой он оказался и, в конечном итоге, сумел прийти в себя только благодаря чрезмерно сильной воле. Проще говоря… он победил смерть. — Три дня, — глухо повторяет Цзян Чэн, когда вся смута в его голове оказывается развеяна. Он уточняет время только по той причине, что в реакции разных людей могли бы оказаться весьма своеобразными. Например, Цзян Яньли на вряд ли бы рассказала ему правду, если бы Цзян Чэн проспал куда больший срок. Как минимум, потому что ей явно не хотелось бы лишний раз перенапрягать и беспокоить своего младшего брата. А Юй Цзыюань, в силу пылкости своего темперамента, высказывала всё напрямую. Коротко кивнув, Цзян Чэн продолжает: — Неужели Вы, матушка… — Молчи! — Перебивает его Мадам Юй. — Послушай, Цзян Чэн, даже если этот оболтус не признаёт тебя, — речь определённо шла о Цзян Фэнмяне, — ты не обязан перенапрягать себя! Твои духовные каналы вот-вот разорвутся! Как же ты не понимаешь, Цзян Чэн… Почему ты всякий раз так стремишься достичь невозможного? Пересиливаешь себя, только чтобы оправдать ожидания какого-то самоуверенного придурка, который даже не замечает своих единокровных детей?! Женщина печально поджимает губы. Её лицо искажает гримаса искреннего волнения и переживания, а всё высокомерие мгновенно слетает с лица, стоит ей стать искренной. Даже её суровый взгляд смягчается. Юй Цзыюань притягивает к себе сына, ласково поглаживая по волосам, и обессиленно выдыхает. Это правда, что она не находила себе место на протяжении всего того времени, что Цзян Чэн был без сознания. В отличии от Цзян Фэнмяня, даже несмотря на все свои проблемы с выражением искренних чувств, Юй Цзыюань трепетно относится к своим детям, готовая стоять за них до последнего. Цзян Чэн даже не удивляется, но его ошеломляют подобные действия со стороны матушки, которая прежде никогда не высказывала к нему особой заботы, кроме… того времени, когда горела Пристань лотоса… Воспоминания отзываются болью, и Ваньинь вздрагивает. Его руки незамедлительно обнимают женщину в ответ, а из головы пропадают все мысли. Юноша даже не пытается думать о том, что будет дальше и сумеет ли он уберечь всю свою семью от той ужасной участи, от которой не смог их спасти в прошлом. Сможет ли он, несмотря на отсутствие надёжной опоры за собой, стать достойным заклинателем, хотя бы немного поспособствовавшим подавлению ордена Цишань Вэнь? Эта тяжёлая ноша, которая ложится на его плечи, вызывает бурю смешанных эмоций. Цзян Чэн не знает, как правильнее поступить и отреагировать, но он уверен — ему стоит показать себя только с достойной стороны. Без сомнений и страхов. С гордо поднятой головой и взглядом, не терпящим пререканий. — Цзян Чэн, ложись отдыхать. Чтобы до твоего полного исцеления я тебя ни разу не видела на тренировочных полигонах! — Сурово фыркает Юй Цзыюань, разрывая объятия. Несмотря на всю резкость её тона, Цзян Чэн знает, что это своеобразное проявление материнской заботы. — Но, матушка, я не могу откладывать свои тренировки до полного исцеления. Может быть, хватит пары дней? Юй Цзыюань сводит брови к переносице: — С чего бы тебе, Цзян Чэн, так стремиться к ним? — Недолго помолчав, она широко распахивает глаза. — Только попробуй мне сказать, что ты собираешься в Облачные Глубины! Цзян Чэн лишь непреклонно качает головой. Раньше он, конечно же, и слова против бы не обронил против воли Юй Цзыюань, но это было в прошлом. Сейчас его психологическая закалка гораздо выше, чем в шестнадцать лет его прошлой жизни. Поэтому и поведение Цзян Чэна более непреклонно и самоуверенно по сравнению с прежним. Он прекрасно понимает возмущение и гнев матери, но мириться с ним не собирается. Атмосфера в цзинши заметно потяжелела. — Цзян Чэн, — сурово начинает женщина, — кто дал тебе право перечить родной матери?! — Матушка! — Повысил голос Цзян Чэн, но лишь немного. — Послушайте и меня. Моя воля — превзойти любого, кто встанет на моём пути. Я не собираюсь мириться со своей нынешней слабостью и позволять Вэй Усяню вытирать об себя ноги! Разве не Вы постоянно ставили меня перед вопросом, кто из нас двоих будущий глава ордена? Разве не Вы говорили, что я должен стать лучше, чем он?! Тогда почему сейчас, когда я набрался достаточно решимости, чтобы превзойти Вэй Усяня, Вы запрещаете мне тренироваться? Юй Цзыюань уязвлённо поджимает губы. Ей попросту нечего не ответить на столь резкий выпад, но бывалая гордыня даёт о себе знать, и она разгорячённо, гневно воскликивает в ответ: — Глупый мальчишка! Да кто тебе хоть раз указал на то, что у тебя недостаточно решимости, чтобы превзойти Вэй Усяня?! Ты всегда будешь вторым для Цзян Фэнмяня! Ему нет до тебя никакого дела, как же ты не понимаешь? Не понимаешь и того, что этот мальчишка!.. — Матушка! — Рычащим голосом перебивает Цзян Чэн, сжимая кулаки до побелевших костяшек. — Я сам решу, как мне правильнее поступать и по отношению к Вэй Усяню, и по отношению к отцу! Перестаньте прививать мне лишь Вашу точку зрения! Их разговор на повышенных тонах на этом заканчивается. Разгневавшись в конец, но прекрасно понимая возможные последствия Цзыдяня, Юй Цзыюань презрительно фыркает. Лицо искажает болезненная гримаса, которая, однако, вскоре сменяется напускным безразличием. Не проронив больше ни слова, женщина покидает покои сына. Цзян Чэн обессиленно падает обратно на кровать. Последняя палочка благовоний догорает, свеча тухнет. Устало прикрывая глаза, юноша только и может, что в который раз рассуждать на тему того, почему же всё складывается столь неприятным образом. Начиная с нежелательных встреч и разговоров с Цзян Фэнмянем, заканчивая излишней пылкостью Вэй Усяня… «Всё это так давит на меня, что ещё немного — и я в самом деле погибну от искажения ци», — с иронией думает Цзян Чэн. Тяжёлый вздох срывается с его уст. Всё, что мешает ему жить — это осознание того, что он собственными руками вырыл могилу своим родителям, сестре и брату. Что именно он стал причиной, по которой последний погиб. Что именно из-за его самоуверенности цзе смогла выйти в тот день, и в конце концов… все чувства смешались. Он не хотел винить во всех бедах Вэй Усяня, но ведь именно из-за него всё и произошло! Почему этот тип не мог устоять на месте? Почему он поступил как эгоист, тогда, в пещере Черепахи-губительницы?! Как же болезненно осознавать это всё… Цзян Чэну не хочется больше открывать глаз. Меньше всего ему сейчас нужно продолжать баталии с кем-то из тех, кто оставил нестираемый отпечаток на его взрослом подсознании. Ваньинь проваливается в сон, ощущая небывалую боль в грудной клетке.