Бездонный омут

На дворе стояла приятная погода: Пристань Лотоса цвела, цветочный запах приятно распространялся по округе. Торговцы всё чаще выбирались на главную площадь, дела шли довольно хорошо. Ночная охота и тренировки юных адептов, как никогда, заканчивались с особым успехом. Близилась середина лета. Лань Сичэнь регулярно навещал главу ордена Цзян, играя ему на гуцине. В первые несколько недель внешний вид Ваньиня становился более благородным, мужественным, таким же, как и до появления шокирующей болезни. Дела ордена также оставались стабильными, как и раньше. Разгребая все обязанности, Цзян Чэн прекрасно понимал, что вскоре случится что-то неизбежное, то самое, что гложило его каждый день с момента разговора с Лань Сичэнем. Их взаимоотношения заметно улучшились. Несмотря на то, что внешне Цзян Чэн шёл на поправку, искры Цзыдяня постепенно меркли, и это не могло остаться незамеченным Цзэу-цзюнем. На все его попытки поговорить Ваньинь хмурил брови, пронзительным взглядом впивался в мужчину и они оба замолкали. Потому что поднятие этой темы расценивалось, как прямое подтверждение слабости Цзян Чэна. Конечно же, ни Сичэнь, ни Ваньинь не собирались ссориться и старались обходить стороной неприятные моменты, если они не требовали срочного обсуждения. Иллюзия того, что всё идёт в гору вскоре распалась. Лань Сичэнь навещал главу Цзян несколько раз в месяц на пару часов. После игры песни «Очищения», они беседовали о делах ордена, о происходящем в мире Бессмертных. Таким образом, оба мужчины со временем могли смело сказать: они понимают друг друга с полуслова. Цзян Чэн, конечно же, был более молчаливым. Предпочитал все свои беспокойства, страхи, сомнения прятать куда-то очень-очень далеко, чтобы никто не добрался. Закрывал их на несколько десятков замков, надёжной цепью сковывал и даже самым близким не позволял разглядеть их. А вот Лань Сичэнь, к некоторому сожалению Ваньиня, смог. В одну из их постоянных, устоявшихся встреч случилось непоправимое. Когда Сичэнь почти дошёл до кульминационного момента — состояние Саньду Шеншоу заметно ухудшилось. Цзэу-цзюнь прервался, поднимая на мужчину обеспокоенный взгляд. У Цзян Чэна неистово хлестала кровь из носа, выражение его лица было достаточно хмурым, недовольным и гневным. Сморщившись, мужчина покачал головой, словно коря себя за что-то. Однако, с места он не сдвинулся. — Глава Цзян… — достаточно настойчиво обратился Сичэнь. — Примите лекарства. Цзян Чэн фыркнул: — Мне не нужны лекарства. Продолжайте игру, глава Лань. Разговор совершенно не завязался. Цзэу-цзюнь понимал, что как бы напорист он не был — у Ваньиня найдётся способ отмахнуться. Прерванная мелодия вновь эхом раздалась в покоях главы Цзян. Пристальный взгляд Лань Сичэня намеревался прожечь дыру в мужчине напротив, но тот и бровью не повёл в ответ. Песнь «Очищения» была завершена. К тому моменту Цзян Чэн добросовестно погрузился в сон, так как всякий раз игра на цине вызывала переполох духовной энергии, что не могло не утомлять мужчину. Лань Сичэнь оставался в покоях Саньду Шеншоу ровно до тех пор, пока не стемнело. — Вы пришли в себя, глава Цзян? Первое, что увидел Цзян Чэн, когда открыл глаза — это белый потолок цзинши. Он несколько раз моргнул, осознавая происходящее и повернул голову в сторону говорящего. Лань Сичэнь находился в противоположном конце комнаты, сидя за небольшим столиком, читая неизвестную Ваньиню книгу. Скорее всего, она относилась к тем немногочисленным произведениям запрещённой литературы Облачных Глубин. Цзян Чэн вновь повернул голову, впиваясь уставшим взглядом в потолок. — Сколько я проспал? — Не больше четырёх часов. Невозмутимое спокойствие и благородство Лань Сичэня порой утомляло ничуть не меньше этой пронзительной мелодии гуциня. Да, она приносила временное облегчение, в первое время и вовсе становилась единственной надеждой на спасение, но оба главы понимали, что вскоре эффект попросту исчезнет. Так оно и случилось. Если раньше Цзян Чэн позволял себе впадать в дрёму на пару минут, максимум — полчаса, то с каждым месяцем длительность сна увеличивалась, а внешний вид после пробуждения становился всё более болезненным. Сейчас Ваньинь с трудом мог пошевелить пальцами, испытывая пронзительную боль от каждой попытки привстать. — Вы оставите всё так, как есть? — Не выдержал продолжительной тишины Сичэнь. Цзян Чэн лишь метнул взгляд в его сторону. — Я о том, что Ваше состояние ухудшается. Вы нашли преемника? Вы знаете, на кого оставить орден? Ваш племянник, пусть и не говорит этого при Вас, но очень переживает. Ваньинь выдохнул. Конечно же, он прекрасно понимал беспокойства Цзинь Лина. Его взгляд становился более зрелым, суровым, во многом перенимающим черты единственного родственника, который воспитал его с пелёнок и всё время был рядом, это радовало. Но одновременно с тем и пугало. Цзян Чэн беспокоился, что после его неминуемой гибели Цзинь Лин останется совсем один, испытав точно такое же горе, как и он когда-то. — У меня есть адепт, способный не дать ордену угаснуть, — сипло отвечает Цзян Чэн, прикрывая глаза. За последние полгода он старательно тренировал юношей, воспитывая в них благородство и непреклонность характера. В меру, конечно же. — Юньмэн Цзян останется в надёжных руках… Но я сомневаюсь насчёт Цзинь Лина. Это был первый раз, когда Цзян Чэн открыто говорил о своих тревогах. — Вы и сами могли заметить, глава Лань, что мой племянник во многом походит на меня. Друзей у него, как видно, не так много. Жулань наверняка настойчиво держит всех на расстоянии под своей маской истеричной принцессы. Ваши адепты… — Нет причин для беспокойства, — мягко ответил Сичэнь. — Орден Гу Су Лань постарается оказать молодому господину Цзинь максимум поддержки и помощи… Вы чувствуете, что вскоре…? — Я уже одной ногой в могиле, — усмехнулся Саньду Шеншоу. Их разговор был закончен. Цзян Чэн молчал, потому что у него иссякли всякие силы на монотонные рассуждения о том, что произойдёт дальше. Он устало прикрыл глаза, не желая больше тяготить и обременять себя всеми тревогами ордена. Лань Сичэнь, понимая, что слова будут излишни — тактично поддерживал образовавшуюся тишину. Мелодия гуциня плавно наполнила цзинши. Трель музыкального инструмента звучала в последний раз. «Как иронично» — усмехался в мыслях Цзян Чэн, чувствуя то, как постепенно теряет контроль над собственным телом. — «В конечном итоге, я закончил ничуть не лучше Вэй Усяня» В голове Саньду Шеншоу — суматоха. Он совершенно не знает, над чем стоить сейчас взять больший контроль: беспокойствами, гневом или же воспоминаниями, пронзительно проносящимися перед глазами. Идеально выстроенная маска, отражающая только его высокомерие и надменность разрушалась на глазах, пока до ушей едва доносилась приятная мелодия гуциня. Цзян Чэн понимал, что сегодняшний его день — последний. От этого становилось неспокойно. — Глава Лань, — донеслось до Цзэу-цзюня. Он поднял взгляд на собеседника, который едва заметно приоткрыл глаза. Взор Цзян Чэна казался непривычно мягким, тёплым, что вызывало бурю эмоций у смотрящего. Сичэнь коротко откликнулся. — Позаботьтесь об А-Лине. Вы… Хороший человек. Я благодарю Вас за помощь мне на протяжении всех этих месяцев… — Глава Цзян! — Попытался его прервать Сичэнь. — Помолчите, — незамедлительно продолжил Ваньинь. — Я плох в выражении своих настоящих чувств и мне тяжело даётся вот так всё Вам выговаривать. Но я, правда, благодарен Вам за всё, что Вы и Ваш орден сделали для Юньмэн Цзян. Для меня… Впредь никогда, слышите? Никогда и ни за что не вините себя. Не ищите тех, кто будет пользоваться Вашей добротой и не помогайте им. Вы должны быть достойным главой ордена, а не тем, кто задохнётся в собственной добродеятели. Передайте Цзинь Лину, что если он будет абы как управлять орденом Ланьлин Цзинь — я с того света его достану и переломаю ему ноги! Даже несмотря на то, что Цзян Чэн был прикован к постели, он в самом деле грозился переломать ноги племяннику. Последнему человеку, связанному с ним по крови. Ваньинь нахмурил брови, но затем расслабил их. В его голосе едва различимо была слышна дрожь. — Отдайте ему Цзыдянь… Когда он посетит Пристань Лотоса, отдайте ему Цзыдянь. Лань Сичэнь смотрел на Саньду Шеншоу немигающим, взволнованным взглядом. В его глазах металось недоверие: неужели мужчина, что всегда казался ему сильнейшим, высочайшим и непреклонным сейчас едва сдерживает слёзы и давится собственным ощущением слабости? Неужели он, Цзян Ваньинь, проявил тот редкий момент, когда его истинные чувства вылезли наружу не злобными воскликами ненависти, а самыми искренними, болезненными просьбами? Цзэу-цзюнь не знал, что ему ответить. — Глава Цзян… Неверяще прозвучал его голос, прежде чем в цзинши воцарилась мёртвая тишина… Цзян Ваньинь, глава ордена Юньмэн Цзян, скончался.