Вольные птицы

Принесли новую порцию кофе. Игорь сделал глоток, чувствуя, как кофеин начинает разгонять нейроны в его мозгу. — Итак, я по прежнему считаю, что сообщников двое, это моя основная версия. Несмотря на то, что по всем признакам у нас одиночка. — Прослеживаются два разных мотива, значит сталкиваются сферы интересов двух людей. Игорь подхватил один из маркеров и на стене рядом с картой прямо поверх обоев написал «два сообщника». — Эм… Акинфеев… — Я не вижу тут доски, а мне нужно чтобы всё было наглядно. — Отмахнулся даже не оглянувшись Игорь. Ниже он подписал «отец и сын» и «любовники». Немного поразмыслив он дописал «два брата». Овчинникову оставалось только согласиться и смириться с порчей отельного имущества, но задавать вопросы и сомневаться в версии было частью привычной схемы поиска истины. — А вдруг у него раздвоение личности? — В жизни это встречается гораздо реже, нежели в книжках. Если зайдём в тупик, то я просто ради интереса задумаюсь и над этой версией. — В таком случае, если у доктора Крейна и правда есть сообщник, то он настоящий человек-невидимка, всё в стиле этой компашки из комиксов DC. Игорь не улыбнулся. — Невидимка… — Повторил он. — Вполне логично для всех преступных пар — сообщник остаётся полностью на вторых ролях, но что, если он тоже играет большую роль. Что если он вовсе не запуганная рабочая сила? Что если мотив всего исходит именно от него? — Хоть какие-нибудь доказательства этой теории? — Похищение Серхио. — Акинфеев принялся расхаживать перед Овчинниковым взад и вперёд, на ходу выдумывая версию. — Всё это время он был очень осторожен. Он месяцами обрабатывал жертв, тщательно всё планируя. Но с Серхио всё совсем по-другому. Почему? Его разозлило, что мы ему соврали. Он мог просто посмеяться над нашей несостоятельностью, он ведь знает, что его последняя жертва не умерла, но, вероятно, новость об этом уже успела расстроить второго из пары. — Полагаешь, он решил отомстить Серхио не за то, что он врал с экрана, а за то, что именно он принёс плохую новость? — Похоже на то. Сообщник не безмолвен, он чрезвычайно важен для нашего маньяка. Важен настолько, что он прибегает к весьма рискованной схеме похищения его обидчика. Акинфеев кивал сам себе. Картинка складывалась, постепенно вырисовываясь целиком из обрывков его предположений. — Если бы всё решал исполнитель, он бы наплевал на Серхио. Он не подходит под общий типаж, он может всё испортить. А месть обычно подают холодной. Он мог вполне подождать и придумать план получше, но человек в ярости по уровню сознательности сравним с бронепоездом потерявшим тормоза. На стене появилась новая надпись: «забота о сообщнике». — Что-то не вяжется. — Скривился Сергей Иванович. — Он пытает своих жертв, ты говорил, что он мстит за совершённое над ним насилие. Он озлобленный сукин сын, как он может о ком-то заботиться? — А что если месть — часть заботы? Глаза Игоря заблестели, он вновь принялся пачкать стену, рисуя чёрными буквами фразу «насилие над сообщником». Немного подумав он зачеркнул надпись «любовники». — Что ты задумал? — Вскинулся Овчинников. — Если он мстит за сообщника, то любовники сюда не вписываются. В этом случае сексуальное насилие над жертвами теряет смысл. — Значит пострадавший напарник приказывает ему измываться над жертвами? — Это вряд ли… — Задумчиво произнёс Игорь. — Что лучше для жертвы насилия? Узнать, что твой обидчик мёртв, ну или по крайней мере там, откуда он больше не сможет навредить. Если бы балом правил он, то мы находили бы лишь трупы. — Почему он сам не хочет их убивать в таком случае? Разве месть не подразумевает тоже самое убийство? — Эта месть — имитация! — Воскликнул Акинфеев, подскакивая к стене. Он зачеркнул надпись «отец/сын» и обвёл несколько раз «два брата». — Какой же я слепой! Ну конечно, он воспроизводит всё то, что произошло! Заключение, пытки, насилие, даже конечный результат! — Результат? Свихнувшиеся парни в парках? Игорь проигнорировал вопрос Сергея Ивановича и набрал на мобильном номер Набабкина. Трубку он взял практически мгновенно. На заднем плане слышалось гудение серверов, что означало, что он всё ещё на работе. — Ильзат с тобой? — Спросил он, не утруждая себя приветствием. — Только что ушёл. — Верни его! Он мне нужен. Я пришлю тебе список имён, мне нужно чтобы ты проверил, есть ли у всех этих людей братья и что с ними случилось. В ответ Набабкин презрительно фыркнул, без слов давая понять, что Игорь явно перепутал их каморку с волшебной страной ОЗ. — Хорошо. Поступим так. Мне нужно чтобы ты влез в базы данных психиатрических лечебниц, не важно больших или маленьких, и узнал не заказывал ли кто из этого списка на дом специфические лекарственные препараты. Не важно какие, важен сам факт обращения в учреждение. — За какое время? — Два года. Если ничего не найдёшь, то увеличивай срок давности. Позвони мне, как что-нибудь обнаружишь. Закончив разговор, он бросил телефон на кровать, рядом с Овчинниковым, подошёл к стене и вывел рядом с надписью «два брата» слова «старший заботится о младшем». — Игорь, ты уверен? — Подал голос Сергей Иванович. — Это самый логичный вариант. Сообщник важен, но не может приказывать, его власть косвенная, он — первая жертва, с которой всё началось.

***

— Мы думаем, что у него есть сообщник. Отец, или любовник. Костя глухо усмехнулся. Он снова сидел в углу, замотавшись в одеяло, и смотрел в ту часть темноты, где скрывалась страшная кровать. — Что смешного? — Спросил Серхио. — Ничего. Даня заставил меня поверить, что у него есть брат, которого он запугал и вынудил ему помогать. Я даже видел их совместное фото в коридоре, когда пытался сбежать. Но это всё оказалось очередной подставой. Он просто говорил со мной из-за двери чужим голосом, был добрым, сочувствовал… И я поверил. Ну не дебил ли? — Ты не дебил. — Значит идиот. Я даже начал жалеть его. Он говорил, что Даня тоже его бьёт. — Костя опять усмехнулся. — Я думал со временем втереться в доверие, развести его на то, чтобы мы сбежали вместе, но вышло, что это Даня развёл меня в который раз. — В этом нет твоей вины. Он очень умный, умеет манипулировать. К тому же садист, его заводят такие игры разума. — Пусть играет с кем-то другим, я то тут причём?! — Едва не вскрикнул Кучаев, и тут же осёкся, добавив уже тише. — Прости, я не имел в виду тебя. — Не извиняйся, Костя. Всё хорошо. — Я просто хочу домой. — Проскулил Костя и принялся тереть ладонью предательски намокшие глаза. Свет снова включился слишком неожиданно. Кучаев заморгал, медленно открывая глаза и привыкая к нему. Глаза заслезились сильнее, и он поспешил вытереть мокрые дорожки с щёк. Он посмотрел на кровать, и увидел, что Серхио приподнял голову, не сводя взгляда с двери, но та так и осталась запертой. Через створку в комнату просунули ведро. — Воробей, подойди к ведру. — Оглушительно загрохотал Данин голос в колонках. Покорно, но очень медленно, Костя скинул с себя одеяло, ничуть не смущаясь того, что он больше был не один, и поднялся на ноги, тяжело опираясь на стену. Сделав несколько осторожных шагов, он посмотрел на Серхио, и прикусил губу, заметив, что его белая рубашка во многих местах была испачкана длинными красными полосами от ударов трости. Вина грызла его и раньше, когда Рамос только заступился за него, навлекая на себя гнев Дани, но теперь, когда он собственными глазами увидел цену, которую пришлось заплатить Серхио за те слова, его накрыло снова. — Воробей, подойди к ведру, быстро. Кучаев увидел, как от громко отскакивающего от стен голоса Рамос скривился, и принялся крутить головой, наконец-то заметив камеры и колонки по углам. — К этому невозможно привыкнуть. Я думал смогу, но… — Тихо прошептал Костя и, покачав головой, двинулся дальше. Ведро уже знакомо встретило его горячей водой с плавающей в ней губкой. До носа долетел приятный запах каких-то цветов, не вызывая, впрочем, никаких приятных ассоциаций. Рядом с ведром на полу, он заметил аккуратно сложенное белое полотенце. — Воробей, помойся и вытрись. Костя послушно принялся выполнять приказ, смывая зачерствевшие следы сукровицы со следов от ударов трости, пот и, с каким-то придушенным удовольствием, прикосновения Дани. Думая о последнем, он принялся тереть себя отчаянней, до красноты. Как-то отвлечённо он успел заметить, что на ногах и в остальных местах начинают отрастать волосы. Они кололи и едва ощутимо царапали кожу, когда он задевал их рукой, вместо губки, а это означало, что совсем скоро Даня мог повторить процедуру с опасными бритвами. Закончив, он бросил губку обратно в ведро, и поднял с пола полотенце. На Серхио он так ни разу и не обернулся. — Воробей, передай ведро через створку. Костя снова выполнил приказ, и вместо ведра на пол комнаты упала стопка сложенной одежды. Он успел рассмотреть только лежавшую сверху белую рубашку с мелким принтом из каких-то птиц, и дверь распахнулась. На пороге стоял Даня. Кучаев заметил шприц в его руках и отпрянул назад, неосторожно перенеся вес на больную ногу и чуть не упав. — Стой на месте. — Даня подождал, когда Костя замрёт, восстановив равновесие, и продолжил, подняв шприц на уровень его глаз. — Это обезболивающее для твоего колена. Ты же будешь послушным, воробей? Кучаев быстро закивал, успокаивая себя тем, что Даня не стал бы ему колоть наркотики, пока он не привязан к кровати, или, по крайней мере пока та занята Рамосом. Он стоял, опустив руки по швам, наблюдая за тем, как Даня опускается перед ним на одно колено и вводит иглу ему в бедро, почти в то самое место, куда он вколол себе сам ненастоящее болеутоляющее. Закрыв глаза, он ожидал чего угодно, он не верил в то, что снова услышал не ложь, но колено и вправду стало неметь. Кучаев даже не заметил, как перестал концентрировать весь свой вес на здоровой ноге. Он открыл глаза. Даня стоял перед ним, шприца в его руках уже не было. — Теперь оденься. Даня указал на стопку одежды, и Костя наклонился за рубашкой. Она оказалась немного велика ему. Выстиранная до хруста, жёсткая настолько, что почти стояла колом на его худосочной фигуре. Под ней оказались чёрные трусы и обычные серые джинсы, тоже на размер больше, чем нужно. Ни носков, ни ботинок не было. Кучаев застегнул все пуговицы на рубашке, и принялся за манжеты, заметив на одном из них небольшое, тщательно застиранное бурое пятно. Когда он закончил одеваться, Даня подошёл ближе, и провёл пальцами по его шее. Костя заставил себя не вздрогнуть от этого прикосновения. Он всё никак не мог выбросить из головы увиденное на рукаве пятно. Что это было? Кровь? Он убил того, кому раньше принадлежала эта рубашка? А теперь он убьёт и его? Это такой извращённый ритуал перед тем, как… Даня спустился пальцами ниже, и расстегнул верхнюю пуговицу на воротнике. Сделав шаг назад, он придирчиво осмотрел Костю, и, улыбнувшись, кивком указал на дверь. — После тебя, Воробей.