Вольные птицы

Серхио остановился возле двери с матовым непрозрачным стеклом, деликатно постучался и распахнул её. Она вела в комнату, количество ноутбуков и компьютеров в которой в несколько раз превышало количество находящихся в ней людей. Людей было двое, мужчина лет тридцати и молодой парень возрастом слегка за двадцать. Стоило Игорю пересечь порог, как они синхронно повернули головы от мониторов, словно ими обоими управляло одно из устройств в этой комнате. Акинфеев мало представлял, как должны выглядеть хакеры, путаясь между образами одержимого наркомана в маске Анонимуса и прыщавым подростком, умещающимся лишь на двух стульях. Ни на одного из них ни парень ни мужчина похожи не были. Парень был смуглый. Смолисто-чёрные волосы были уложены в модную причёску, а миндалевидные глаза безо всякого интереса уставились на вошедших. Игорь поразился, как он вообще смог рассмотреть так много — блестящие золотые кроссовки и такой же золотой принт на чёрной футболке немилосердно отвлекали внимание. Мужчина был одет более скромно, в клетчатую рубашку и джинсы. Его светло-каштановые волосы в беспорядке торчали в разные стороны. — Познакомься, это Ильзат Ахметов и Кирилл Набабкин. — Представил хакеров Рамос. — Здравствуйте. — Сказали они хором. Акинфеев уловил в голосе Ахметова акцент. Это было логично, учитывая его имя, вдруг подумал Игорь, и тут же вспомнил, что у Серхио акцента не было. — Ну и кто из вас двоих круче? — Задал он вопрос. — Я! — На этот раз ответили они не совсем синхронно. Ильзат на долю секунды опередил Кирилла. Они резко развернулись друг к другу лицом, и завязался жаркий спор. Серхио приблизился к Акинфееву так близко, что тот вновь уловил сладкий аромат его Hugo Boss. — Это была провокация с твоей стороны. — С каким-то игривым осуждением прошептал он ему в ухо, и Игорю потребовалось мгновение, чтобы вновь взять себя в руки. Кто ещё кого провоцировал. — Конечно. Я не знаю, как должен выглядеть хороший хакер, а времени, чтобы это выяснить у меня нет. Вот и приходится пользоваться низкими, но проверенными способами. У кого из них самая большая коллекция сувениров «Звездных войн»? — У Ильзата. Правда, он фанат не «Звездных войн», а «Звездного пути», если ты понимаешь разницу. — Он говорит на клингонском? — На каком? — Переспросил Рамос, нахмурившись, но Игорь не ответил. — BIjatlh’e’yImev! — Заорал внезапно Акинфеев. Ильзат так резко замолчал, что кажется зубы в захлопнувшемся рту клацнули друг о друга. Он уставился на Игоря, как на инопланетянина. Серхио, в принципе тоже. — Вообще-то «bIjatlh’e’yImev» используется, когда ты говоришь «заткнись» одному собеседнику. — Неуверенно поправил Ахметов. — А если обращаешься к нескольким, нужно говорить «sujatlh’e’yImev». Да, я знаю. Я просто хотел привлечь внимание. — Улыбнулся Игорь и обратился к Кириллу. — Похоже сегодня не твой день, я выбираю Ильзата. — Потому что он говорит на клингонском? — Нет, потому что он моложе и уже родился в цифровом мире, к которому тебе пришлось привыкать. — Чем я могу вас порадовать, господин Игорь Акинфеев? — Ахметов говорил медленно, проговаривая каждую букву, и от этого невольно складывалось чувство, что он издевается. — Я сейчас спрошу, откуда ты знаешь мое имя, а ты продемонстрируешь мне свой интеллект. — Из интернета. — Усмехнулся парень, и неприятное чувство у Игоря пропало напрочь. — Понятно. Ты знаешь, над каким делом я работаю? — Ага, над делом Доктора Крейна. Акинфеев скосил глаза на Серхио, но не стал делать замечание, продолжив говорить с Ильзатом. — Наш маньяк ищет себе жертв в интернете. Мне нужно чтобы ты проверил их компы и мобильники на предмет чего-нибудь подозрительного. — Мы уже искали и ничего не нашли. — Потому что вы недостаточно хорошо искали. Когда будете искать в следующий раз, то исходите из того, что он умнее вас и способен не только запустить аську. И если вы будете чуть более внимательны, я обещаю, что вы что-нибудь да найдёте. — И наверняка вам это нужно ко вчерашнему дню. — Конечно. Серхио открыл перед Игорем дверь, и тот услышал протяжный выдох-стон в исполнении Ахметова. — Qapla'. — Гортанно бросил Ильзат ему в спину, и дверь за ними закрылась. Чуть опередив Акинфеева в узком коридоре, Серхио обернулся. — Это он тебя сейчас нахер послал? — Вообще, прямой перевод этого слова — «успех». Этим словом обычно принято прощаться. — Если ты пошлёшь кого-нибудь, кто говорит на клингонском, нахер — считай ты принял предложение смертного боя. Кстати, я не знал, что ты умеешь ругаться. — Я, конечно, ещё и не такое умею, но это ты смеешь удивляться моему лексикону? Откуда ты знаешь клингонский? — Телевизор смотрю. Рамос фыркнул, явно ожидав более развернутого ответа. — Ботаник. — Гопник. — Парировал Игорь, и оба не удержались от улыбок.

***

Фантомная боль всё ещё ощущалась, свербила, словно выжженная на коже метка. Всего таких меток было четыре. Одна — на шее, куда Костю укусил Даня, вторая — сбоку на рёбрах, где его ногти оставили три уже бледнеющие полоски, ещё по одной было на груди и бедре. Кучаева до сих пор трясло. Всё это напоминало страшный сон, в котором нет ничего особо пугающего, но отчего-то всё же испытываешь животный ужас. В таких снах обычно ноги немеют и невозможно убежать. И в один из таких снов и попал Костя, отказываясь верить, что это могло происходить с ним в реальности. Даже сейчас, проснувшись, он всё ещё помнил, как ему было страшно. И возможность пережить это снова ввергала его в настоящую панику. Его пугало всё — ощущение чужих пальцев и ладоней на своём теле, тяжесть, придавившая его ноги к холодной гладкой поверхности плёнки, и контраст этого самого холода с обжигающими прикосновениями мокрого языка. Всё, что было чуть больше этого, приносило вместе со страхом нестерпимую боль. Впившиеся в бедро пальцы отозвались в отравленном наркотиками мозгу болью, словно в ногу вонзили сразу несколько толстых швейных игл. Не удивительно, что Костя потерял сознание, когда зубы сомкнулись на его шее. Он был уверен — Даня выдрал из его горла кусок мяса. Пока он был без сознания, Даня расстегнул ремни, но больше ничего с ним не сделал. Не воспользовался им. Он остановился, как только Костя перестал кричать. Кучаев лежал на кровати, свернувшись клубком, так и не найдя сил с неё подняться. Ему было холодно, губы покрыла неприятная корка от обезвоживания, но страхи, просочившиеся из его сна в реальность, сгрудились под кроватью, только и ожидая, когда он наконец-то облажается и раскроет им, что он всё ещё жив, и тогда они набросятся на него всем скопом. Резко загудели зажёгшиеся лампы, и Костя дёрнулся, как от удара. Дыхание снова сбилось, он почувствовал, как заполошно забилось о рёбра его сердце. Свет словно выжигал кислород из его лёгких. Ему захотелось спрятаться. Кучаев кубарем слетел с кровати, не удержавшись на ногах, и упал, больно приложившись коленями о плитку. Голова страшно кружилась от остатков наркотика в крови, но он заставил себя доползти до стены, и, цепляясь за неё, кое-как доковылять до угла. Затравленно озираясь, Костя зацепился взглядом за бездушный глазок одной из камер в углу под потолком. — Да что тебе от меня надо?! — Вырвавшийся из горла хрип возвестил, что он сорвал голос. Костя сполз по стене на колени, закрывая лицо руками. Только сейчас он понял, что ждёт его в этом подвале. Это никогда не прекратится. Он больше никогда не сможет расслабиться, никогда не проведёт приятно вечер с друзьями, не выпьет пиво в парке, не съездит на море, не увидит солнце. Всё, что осталось в его недолгой уже сознательной жизни — это непрекращающийся кошмар, который сведёт его с ума. Теперь, вся его жизнь — это клетка двадцать на двадцать метров, с холодной плиткой на полу и огромной кроватью, с матрасом обёрнутым плёнкой. И его будущее целиком зависит от извращенных капризов Дани. — Перестань! — Кучаев попытался дать себе ментальную пощёчину, чтобы хоть немного прийти в себя. — Хватит! Идиот! Хватит! Поняв, что говорит сам с собой, Костя резко замолчал, перестав даже дышать. Только психи так делают, неужели он уже начал сходить с ума? Так быстро? Маленькая створка на двери щёлкнула, и Кучаев едва не вскрикнул, инстинктивно вжавшись в угол. Ужас от мысли, что Даня вернулся так скоро, буквально парализовал его. Но это был не Даня. В комнату всего лишь осторожно выставили ведро, и дверка снова закрылась. Колонки молчали. Костя подождал немного, пытаясь восстановить собственное дыхание и ожидая приказа. Что ему нужно сделать на этот раз? Он перевёл взгляд на кровать — та казалась чистой, плёнка весело бликовала под яркими лампами, но это не было гарантией того, что его не заставят снова всё хорошенько помыть. С каким-то прискорбием Кучаев понял, что мысли о неповиновении даже не возникают в его голове. Он почувствовал смесь жалости и отвращения к самому себе. Колонки всё ещё молчали. Костя подождал ещё немного, на всякий случай, опасаясь, что Даня всё же объявит о себе, но ничего по прежнему не происходило. Такое случалось только однажды… Робкая надежда кольнула в груди, заставив сглотнуть вязкую слюну. Кучаев поднялся на ноги и, всё ещё немного опираясь на стену, стараясь оказаться как можно дальше от кровати, подошёл к двери, заглянув в ведро. В нём была вода с небольшой шапкой пены, почти скрывшей плавающую на поверхности губку. Рядом с ведром лежало туго свернутое в аккуратный рулон белое полотенце. — Тебе станет лучше, если ты помоешься… смоешь с себя… — Неуверенно прошептал Федя из-за двери, и Костя ощутил накрывшую его волну облегчения. Он медленно опустился на колени перед створкой. — Спасибо. — Я слышал, как ты кричал. Мне жаль, что Даня делает это с тобой. Я просил его оставить в покое хотя бы тебя, но он только смеётся надо мной. Какой же я идиот… — Ты не идиот, Федь. — Идиот, идиот, идиот… — Костя услышал стук, словно Федя, злясь, ударил кулаком по полу. — Федя, а Даня знает, что ты здесь? Молчание в этот раз длилось очень долго, и Костя уже подумал, что ему не ответят. Если бы не было этой мёртвой тишины, отсутствия шуршания с той стороны и быстро удаляющихся шагов, он бы и вовсе решил, что Федя ушёл, вновь оставив его одного. Но он ответил. — Он уехал. Он сказал, что до его возвращения ты должен помыться. Пожалуйста, сделай это, а то у меня будут неприятности. Кучаеву показалось, что даже в голосе Феди он слышит пропитавший стены этого дома страх. Он не мог себе представить, насколько тому ужасно было жить с Даней. Он провёл тут день или два, и уже начал сходить с ума, опасаясь собственного дыхания. Каково же было жить с этим психопатом годами? Не был ли в перерывах между жертвами извне постояльцем этой комнаты сам Федя? — Не бойся, Федь, я всё сделаю. Костя достал губку из ведра, машинально сжав её пальцами и избавив от лишней влаги, и принялся водить ею по коже. Вода была горячая и вкусно пахла ароматизатором из добавленного в неё моющего средства. Секунду поколебавшись и бросив взгляд на одну из камер, Кучаев всё же провёл губкой у себя между ног. Пальцы задели лишенную волос кожу и он вздрогнул — было всё ещё слишком непривычно, всё ещё слишком резало восприятие. Костя остановился. Прокатившаяся по телу дрожь заставила его вспомнить об одеяле. Оно лежало возле кровати, аккуратно сложенное в несколько раз. Он бросил губку обратно в ведро и тщательно вытерся полотенцем, собираясь уже подобрать одеяло, привычно накинув его на плечи, но перевёл взгляд на створку. Говорить сейчас с Федей не хотелось. Но он был просто обязан не закрываться в себе и использовать каждую возможность расположить к себе свой единственный шанс на спасение. — Знаешь, Федь, если бы мы познакомились… немного иначе, я уверен, что мы стали бы хорошими друзьями. — Нет, не стали бы. — Каждое слово Федя буквально отрезал. — Ты бы даже не обратил на меня внимание. — Почему ты так думаешь? Я знаю, ты хороший парень, Федь… — Ты меня совсем не знаешь! Прежде, чем Костя успел что-то возразить, свет резко погас и в коридоре донёсся звук быстро удаляющихся Фединых шагов. Он убегал от двери его клетки, явно разозлившись, и громко топая по ступенькам ведущей наверх лестницы. Твою же мать! Молодец, Кучаев, просто зашибись! Костя обругал себя последними словами — это же надо было так облажаться! Не умеешь в риторику, лучше просто молчи! Он вздохнул, понадеявшись, что Федя ещё вернется и ему удастся хоть немного восстановить их хрупкие отношения. Без них, без самого Феди, ему ни за что не выбраться отсюда. Он отвернулся от двери, уже собираясь пойти и подобрать одеяло — мокрая кожа успела остыть и покрыться мурашками — когда вдруг понял, что чего-то не хватает. Что-то было не так в том, как ушёл Федя. Это случилось слишком быстро, он просто вскочил, включил свет и… Костя незряче уставился в ту часть темноты, где должна была быть пластиковая створка. Он не слышал, чтобы её в этот раз заперли.