Сгорай

      Когда окончательно удалось осознать и принять тот факт, что больше нет необходимости бояться воспитателей, а на улицу можно выходить в любой момент, никого для этого не уговаривая, то я с головой ударился во все возможные направления, которые меня интересовали.       Сначала моей новой любимой привычкой стало просто так, без повода выходить ночью или поздним вечером на улицу. Людей к тому моменту было уже крайне мало, а редкие прохожие не вызывали во мне чувство дискомфорта.       Я мог часами рассматривать звёзды, пока соединял их в собственные причудливые образы. Лишь позже Элиот рассказал про созвездия, которые уже были открыты учёными.       Интернет и книги давали мне бесконечный мир для изучения. В какой-то день я окончательно просмотрел все существующие созвездия, узнал про их виды и то, что даже таким невероятным космическим объектам дан какой-то срок. А если звезды уже нет, мы всё равно не скоро сможем узнать о её смерти, ведь между нами многие световые года.       Мне показалось это чем-то грустным, пока не стала приятна мысль о том, что таким образом наш мир скрыт от посторонних глаз. Никто в него не вторгнется, пока само время не решит «пора».       За то долгое время, что я провёл в интернате, моей главной страстью стали книги. Они могли дать мне сотни миров, которые не шли ни в какое сравнение с собственной жизнью.       Одно было печально: немногие дети читали, и от того книг там было совсем мало. Я прочитал их все по нескольку раз, пока не вырвался оттуда.       Теперь же мне были доступны не какие-то детские книжки с примитивным весёлым сюжетом в скудном количестве, а целые миллионы творений, где я мог сам выбрать то, которое мне было больше по душе.       Я заполнял строками из книг всё своё свободное время: не было посетителей в кафе, закончилась смена, дорога до дома, время за ужином, ночная бессонница. В любой из этих ситуаций мои руки хватали твёрдый приятный коже переплёт.       Чем больше удавалось прочитать, тем сильнее я понимал этот мир за пределами стен подобия «детской тюрьмы». Отношения между людьми строились совершенно иным образом, а не только на исполнении правил и соблюдении чужого пространства. Деньги порой решали намного больше, чем сами люди. Заработать можно было любым способом, помимо обычной работы в привычных мне общественных местах. Многие люди искали счастья и любви.       Конечно, оба этих слова были далеки от моего понятия. Но сейчас моим главным счастьем и любовью были книги. Они давали мне радостные и приятные эмоции, вызывая у меня ту самую искреннюю улыбку, которой я был лишён с момента гибели семьи.       По началу Элиот не понимал этой моей дикой тяги к книгам, но позже стал сам привозить мне всё новые произведения, расширяя домашнюю библиотеку. В какой-то момент я даже стал читать быстрее, чем он успевал их покупать. Тогда мы условились на точном их количестве раз в месяц.       Параллельно книгам Элиот открыл мне мир кино. В интернате не было даже обычного телевизора. Моё детство протекало где-то далеко от интересных передач и мультфильмов.       По началу было тяжело сосредоточиться на движущейся картинке в прямоугольном экране, одновременно пытаясь успевать за словами персонажей. Позже данная способность пришла сама собой, как только я перешагнул порог в несколько короткометражек.       Но между чтением и просмотром мой выбор всегда останавливался на бумажных страницах, где любая деталь зависела лишь от моего представления и фантазии. В фильмах же не покидало чувство, что я бы изобразил всё иначе. А на любое событие и диалог в голове возникал образ того, как бы это было написано в книге.       «Она в ярости и отчаянии шла раскачанной походкой со стуком каблуков к бирюзовой машине, пока он упрекал её в этой поездке. Мужчина размахивал руками, а девушка всё сильнее сжимала свою сумку, надеясь на окончание этого бессмысленного диалога».       После той моей неудачной попытки выпить, Элиот предложил альтернативный выход из положения. На каждую прочитанную книгу я имел право на один вопрос ему.       Сначала это было что-то банальное про место рождения, любимые цвета и занятия. Выяснил, что его отец был родом из Дании, а мать — русская женщина, хотя сам он родился в Италии. Любимые цвета — коричневый и изумрудный.       Он редко ездил на работу, а в свободное время сидел дома за ноутбуком и читал статьи на английском. Книгам он больше предпочитал американские сериалы, а ещё отлично знал всяких знаменитостей.       Иногда уходил с друзьями в ночной клуб. Считалось везением, если в такие дни он не приводил домой хотя бы одну красивую девушку. Было без разницы, что именно они делают, пока он занимался всем этим на своей части квартиры. Хотя порой всё же просил меня уйти погулять по улице на пару часов.       В очередной из таких дней я сделал сам для себя вывод, что, скорее всего, он ищет ту, которой так же нравятся сериалы, как и ему. Потом они смотрят около восьми или десяти серий, и она уезжает к себе домой. Иначе я не мог объяснить его хорошее настроение следующим утром.       Поздняя ночь холодной весны. Прошёл уже час, как Элиот выпроводил меня из квартиры, закрывшись с очередной поклонницей мира кино.       Мои пальцы выстраивали пирамидки и нечто похожее на здания из снега, который покрыл перекладину ограждения реки.       Вдалеке слева виднелся купол Художественного музея. Ночью он был особенно красив в свете ночных огней. Я свесил руки на ограждение и посмотрел в тёмную воду, которая словно совсем не двигалась. Чёрное зеркало, в котором не видно отражений. Лишь отблески света фонарей.       Я зевнул, прикрывшись рукой, и повернулся, чтобы выдвинуться в сторону дома, но замер. Передо мной стояло двое мужчин, которые точно чего-то хотели от меня, но почему-то молчали.       Мне всегда было неловко начинать диалог первым, но ситуация вынудила:       — Плохо говорю по-немецки. Вы что-то хотели?       — Отлично выглядишь, — сначала я было воспринял это за комплимент, но рука неизвестного мне мужчины резко двинулась в мою сторону.       Я отшатнулся и снова замер. Холод стал чувствоваться сильнее обычного. Повисло напряжение, которое мне ещё не приходилось испытывать. Что делать? Не помню, чтобы хоть в одной из книг происходило что-то подобное. Сердце ускоренно било пульсом в висках. Адреналин.       Один из мужчин встал между мной и одним из путей к отступлению. У незнакомца позади свернуло что-то в руке, когда ноги взяли всю инициативу на себя и понесли меня прямо вдоль длинного здания по направлению к дому.       Всегда думал, что хорошо бегаю, но, обернувшись, огорчился тому, что мужчины уверенно догоняли меня. Если бы я повернул в привычном мне направлении перед Траурным мостом, то чужая рука тут же схватила бы меня, поэтому пришлось ускориться и бежать дальше прямо.       Но это помогло ненадолго, потому что на лестнице перед статуей меня уже одёрнули за одежду, тем самым повалив на ступени. Боль в ногах от удара не давала встать. Я повернулся и застыл, когда передо мной снова стояло два тёмных силуэта.       — Валуа? — один из них говорил с французским акцентом, когда кратко произнёс фамилию.       Тело дрогнуло и с трудом дало сглотнуть.       Видимо, это было отличным ответом, раз они кивнули друг другу и сделали ещё по шагу в моём направлении. Один из них намеренно наступил на и без того больную ногу.       Я вскрикнул от боли, пытаясь подавить в себе слёзы, которые рвались от страха наружу, и зажмурился, боясь ощутить чужое прикосновение. Каких-то три месяца свободной жизни, чтобы снова услышать фамилию, которая причиняла мне боль.       В воздухе прозвучал резкий хлопок. Улицы эхом продолжили его звучание, а по земле ударил глухой звук. Я открыл глаза и увидел тело, лежащее у нижних ступеней лестницы. Что?       Второй мужчина быстро двинулся в моём направлении, резко дёрнул за руку и грубым движением поднял на ноги. Он отшатнулся от неизвестного источника, а я снова рухнул на ступени.       Перед моими глазами разворачивалась картина, которая ещё пять минут назад даже не имела права на своё существование: Элиот навис над неизвестным мне человеком и наносил ему удар за ударом, пока тот не обмяк в его руках. Два мужских тела застилали асфальт, где от первого стекала едва заметная тёмная лужица.       Парень громко издал выдох и двинулся ко мне. Я дёрнулся назад. Оба замерли.       — Всё хорошо, — это был скорее вопрос, чем утверждение, но его голос заметно успокаивал.       Я схватился за голову руками, выпустив слёзы, которые всё это время сдерживал в себе. Элиот двигался ко мне настолько незаметно, что удалось почувствовать его прикосновение уже только тогда, когда он был совсем близко. Мы просидели так ещё около пяти минут, пока я окончательно не успокоился.       Голову заполнил бесконечный поток мыслей. Как они узнали, что я здесь? Почему приехали именно сюда? Откуда знали, что буду стоять у реки? Чего они хотели?       Элиот медленно встал и спустился к телам. Его нога слегка пнула руку, которая безжизненно застыла.       — Что ты делаешь?! — изо рта вырвался крик. Мне всё ещё было страшно.       — Хочу проверить живы ли они, — он наклонился и проверил пульс на шее каждого из них, а потом подобрал пистолет с земли, который, как казалось, принадлежал кому-то из них.       Рука Элиота подобрала с земли ещё один металлический ствол. Он выпрямился и забросил его в реку. По воде пошли круги, которые никак не хотели заканчиваться, словно специально просили случайных прохожих вокруг обратить внимание.       Прошла ещё минута, прежде чем я понял, что произошло: у Элиота есть пистолет. Он выстрелил и убил человека. Убил человека. Передо мной лежит труп. Убил их.       — Ты убил их, — в моём голосе звучал холодный страх.       — Иначе бы они навредили тебе, — его руки стали очень быстро протирать тканью одежды все возможные места, где могли остаться отпечатки. — Они что-то успели сделать?       — Нет, — сердце в груди начало биться с новой силой после осознания случившегося.       — Нигде не болит? — Элиот посмотрел мне прямо в глаза, словно пытаясь прочитать ответ в них.       — Нет-нет, — я схватился за ногу, которой не мог двигать от боли.       Взгляд парня проследовал за моими руками.       Пока я сидел, пытаясь справиться с оцепенением, Элиот сталкивал тела к реке, прилагая все свои силы из-за веса, с которым ему было необходимо справиться. Ещё минута и один мужчина с громким плеском провалился в чёрную от ночи воду. Второй скатился по склону следом за ним. Руки моего соседа максимально крепко сжали металлическое ограждение, пока он пытался отдышаться. Я чувствовал, что так он пытается избавиться от собственных эмоций, но выступившие вены и пот выдавали его.       Ноги попытались подняться, но боль, стрельнувшая в сухожилие, снова опустила меня на холодные ступени. Я взялся за голову, пытаясь справиться с участившимся дыханием. Сейчас было важнее быстрее добраться до дома.       Весь путь Элиот придерживал меня, чтобы я мог понемногу идти.       — Когда провожал девушку, те двое спросили у неё про парня из Франции с голубыми глазами лет семнадцати. Стало как-то не по себе. Ты упоминал про странных людей, которые приходили и спрашивали тебя в интернате. Пришлось быстро возвращаться в квартиру, чтобы взять хоть какое-то оружие. Всегда стоишь тут, поэтому я сразу побежал сюда, — он рассказывал всё это спокойно, словно ему это помогало успокоиться.       — Откуда у тебя пистолет? — этот вопрос волновал меня сильнее прочих.       — Работа такая.       «Точно из полиции», — подумал я и молча продолжил идти, пока мы не добрались до дома. Но какая полиция будет умалчивать об убийстве? Моя рука отпихнула Элиота, чтобы мне удалось просто упасть и сесть на ступени подъезда. Парень вздохнул и послушно опустился рядом со мной.       — Я хочу переехать, — такой вердикт удалось вынести.       Если пришли одни, значит, придут и другие. Денег на самолёт нет, а оставаться на прежнем месте опасно и страшно. Придётся уволиться, чтобы окончательно закончить свою историю в этом районе. Не страшно. Смогу найти новую работу и съёмное жильё.       — Прости, что так вышло. Я никому не расскажу, что ты сделал. Завтра начну смотреть варианты других квартир, которые можно снять.       Глаза Элиота уставились на меня и смотрели, не моргая.       — Больше не причиню тебе дискомфорта, — едва я успел договорить, как он схватил меня за плечи, начав трясти.       — Я найду квартиру. Уедем оба. Или ты реально думаешь, что я теперь дам тебе быть одному с каким-то неизвестным типом, которого знать не знаю, — он обнял себя, пытаясь согреться. — Ты меня не бесишь. Будем дальше жить вдвоём.       Это звучало слишком абсурдно, потому что он не успел подумать, прежде чем начать говорить. Сначала я хотел отказаться, но, немного поразмыслив, принял тот факт, что Эл прав. Проще жить с кем-то, кого знаешь, чем бросаться в неизвестность. За три месяца у нас не было ни одной ссоры или недопонимания в плане совместного проживания. Он уважал мои границы, а я не лез в его.       Я судорожно вздохнул от холода и кивнул. С этим решением закончилась эта ночь на улице. Уснуть удалось лишь под самое утро, а до этого эмоции и воспоминания о случившемся просто сжирали меня насквозь.       Весь сон до пробуждения составил каких-то жалких два часа. На будильник пришлось встать из-за наличия работы. Состояние убитое. Разумеется, я не знал, каково чувствовать себя, если тебя переехал поезд, но сравнить хотелось именно с этим. Раздавлен.       Моя голова едва повернулась в сторону окна, подоконник которого полностью покрывали башни из прочитанных мною книг. В другое обычное утро я тут же бросился бы читать, параллельно готовя себе завтрак. Не сегодня. Хотел сжечь или порвать одну из книг, или сразу несколько. Какая разница, если их невозможно будет забрать все, пока мы будем переезжать на новое место?       Апатия — новое чувство, с которым мне пришлось столкнуться. Оно неприятное, но в то же время было абсолютно всё равно. На работу идти не было никакого желания. Плевать, если уволят за прогул. Книги не вызывали сейчас во мне никакой тяги, с которой я до этого бросался на них. Голод организма вымер. Ноги не вставали, а мысли заканчивались на том, какой же ровности стена передо мной.       Так я просидел ещё пару часов. Теперь работать точно можно было не идти: уже опоздал.       Я заставил своё тело встать, медленно дойти до двери и выйти в гостиную. Элиот не спал, что-то постоянно вбивал в своём ноутбуке, иногда запивая всё это крепким кофе. Он не пил его, разбавляя молоком. Только арабика, сваренная до пенки в турке четыре раза на плите.       Его холодный взгляд остановился на мне:       — Утро.       Да, ведь теперь оно не было добрым.       Я помотал головой, глядя на него, и прошёл до кухни, где снова упал в сидячее положение. Пальцы перебирали волосы на голове. Гладкие и мягкие, как у матери. Помню, как они подсвечивались у неё на солнце.       В глазах выступили слёзы. Но я не плакал. Теперь нет. Всё, что можно было из себя выдавить, кончилось ещё ночью. Кто бы мог подумать, что на слёзы тоже есть свой ресурс. Надо было успокоиться. Для этого я начал вспоминать крайние прочитанные книги, пока упрямо смотрел в одну пустую точку перед собой.       Мужская рука настойчиво махала вверх и вниз перед моими глазами. Я хмуро глянул на её владельца и проводил взглядом до стула.       — Это даже не смешно, — осуждающе сказал я.       — Какой серьёзный. Сейчас от страха описаюсь, — он был, как всегда, в своём репертуаре. — Чего злой-то?       — Я специально не явился на работу, хотя всегда и везде соблюдал правила. А ты всего лишь убил двух человек на моих глазах, сделав меня соучастником. Если не учитывать эти факты, то в принципе, день удался, — во мне бушевала злость на него и самого себя.       Была возможность остановить его или более удачно сбежать, но вместо этого я потерпел сокрушительное фиаско, молча отсиживаясь на земле. Если я злился, то позволял говорить себе больше, чем обычно. Вероятно, ради этой разговорчивости Элиот порой даже специально выводил меня.       — Собираешься всю жизнь жить по правилам? — он прервал мою самокритику резким высказыванием. — А наслаждаться своим существованием когда будешь? Нет ничего глупее, чем твоя покорность закону и прочим бумажным тупостям.       Даже боковым зрением было видно, как его тёмные брови поднялись от возмущения. Мне было страшно смотреть на него, поэтому я стал очень внимательно изучать стену. Действительно стена. Ровная, немного шершавая от краски. И белая.       — И ты мне соврал, — Элиот поднялся со стула и направился к плите, где максимально дёргаными движениями начал готовку кофе. — Насчёт имени.       — Не врал.       — Тогда что это?! — включилась кофемолка.       Я осмелился посмотреть на него и открыл рот, ожидая, когда звук утихнет. По моим привычным подсчётам на измельчение зёрен до тонкого помола уходило примерно двадцать секунд.       Как только отсчёт закончился, я задал вопрос, который уже подготовил в голове:       — Какая вообще разница?       — Ничего гениальнее придумать не мог? — справедливый ответ вопросом на вопрос. — С тобой хотели сделать что-то явно не очень хорошее из-за твоего имени. Ну, либо я совсем глухой и тупой, но на такой вариант можешь не надеяться.       Турка уже заняла своё законное место на плите, а я взялся рукой сзади за шею и наклонился, чтобы точно избежать зрительного контакта, пока буду говорить.       — Я не врал. Моё полное имя Райан Ренуа Каплине де Валуа, — по звуку было слышно, что Элиот снова повернулся в моём направлении. — Просто взял только половину.       — Валуа, - его голос сделал особый акцент, протянув букву на конце.       Я начал слабо раскачиваться телом, имитируя кивание.       Словно родители специально дали мне двойное имя, предвидя будущее, в котором их сыну не придётся врать, выдумывая несуществующие имя и фамилию.       Это была моя маленькая свеча, которую я всегда закрывал от чужих глаз. Её тепло должно было греть и освещать лишь мои руки. Всегда проще притвориться глупым и недоговорить информацию о себе, чем рассказать её всем, чтобы позже ходить и оглядываться в страхе.       Это было главным правилом: никому никогда не говорить своё полное имя. Оно известно лишь по французским документам. За пределами Франции я могу быть кем угодно. Но Элиот с треском разбитого стекла всё испортил. Мне было страшно не ответить ему, зная, что только этой ночью он убил двоих. А ещё у него есть свой пистолет, который сейчас находится где-то в этой квартире. Квартире, которую делил с ним Я.       — И какого тебе жить с этим именем? — его вопрос вынудил меня выпрямиться, чтобы понять истинный смысл этих слов по глазам.       В какой-то момент я понял, что одновременно люблю и ненавижу подобный ему цвет глаз. По этому серому оттенку с едва серебристым отблеском было слишком тяжело прочитать истинные эмоции или мысли человека.       — Ещё не знаю.       Это была очевидная ложь. Я начал догадываться, что страх и напряжение собираются постоянно составлять мне компанию. Будь они людьми, было бы проще. Людям можно отказать или попробовать с ними поругаться, тем самым оставив о себе не лучшее впечатление. Лучшие методы, чтобы избавиться от надоедливых личностей: прикинься тупым, глухим или конфликтным.       Со своим последним ответом я покинул кухню, отказавшись от любого приёма пищи. За спиной остался Элиот, издавший недовольный вздох, когда кофе в очередной раз пробежал через край, напомнив про наше первое совместное утро в этой квартире.       Сегодня ещё предстояло увольнение и сборка вещей. Было логично, что мой сосед уже нашёл новую квартиру. У него нет привычки оставлять ноутбук открытым. Но в этот раз было иначе, поскольку он ровно так же не привык, чтобы я уходил из кухни первым. Проходя мимо гостиной в сторону выхода, мне был прекрасно виден сайт с арендой квартир.       Опасение выходить на улицу и нежелание оставаться тут боролись между собой, пока моя рука не взяла куртку.       Стоило лучше подготовиться к гневной реакции начальника. Сильные эмоции людей пугали меня. До вчерашней ночи. Теперь было всё равно. Я стоял молча и отрешённо смотрел на своего работодателя, который от злости даже слюни пускал. Всё правильно, не его же вчера хотели убить. К нему просто не вышел на смену основной сотрудник.       — Даже не мечтай о новой работе! Я тебе такую рекомендацию составлю! — наверное, примерно это он говорил, но с моим не поспевающим переводом слов на такой скорости речи мне приходилось довольствоваться лишь его злобной интонацией.       Левая рука быстро заполнила заявление об увольнении по образцу из комнаты для персонала, после чего я просто спокойно ушёл, не дослушав мужчину в клетчатом коричневом пиджаке с чёрными пуговицами, на которых вместо четырёх привычных отверстий было лишь три. Даже не знал, что такие бывают.       Направляясь обратно в сторону места «пока что ещё дом», я намеренно выбрал путь через уже знакомый мне бар. Немного поразглядывав птичку в бокале, зашёл внутрь. Было на удивление пусто. Оба раза, когда пришлось здесь оказаться, было не пройти.       Взор зацепился за уже знакомый силуэт. Он повернулся на звонок двери и замер, завидев меня.       — А-а! — протянул слегка радостно парень. — Тот самый, чьего имени я не знаю!       Это был Филипп. По непонятной причине мне захотелось зайти сюда, чтобы в будущем точно не возвращаться в этот район. У меня не было мыслей встретить тут кого-то знакомого.       Я нехотя подошёл к нему.       — Чего хромаешь? — он обратил внимание на мою больную ногу.       — Вечер на задался, — ответил я, усаживаясь за барную стойку. Теперь торопиться было некуда.       На лице Филиппа проскользнула улыбка:       — Небось отрывались всю ночь?       — Ты о чём? — мне было непонятно, что за чушь он несёт.       — Твои знакомые из Франции вчера спрашивали...       Губы Филиппа вдруг стали немы для меня, хотя он продолжал говорить, не останавливаясь. Из всех мест и людей мне довелось попасть именно сюда, к человеку, из-за которого всё это произошло.       Почему-то я был готов поспорить, что он не специально всё так выложил незнакомым людям. Филипп ведь и сам ничего обо мне не знает. Они очень грамотно убедили его в том, что мы хорошие знакомые. А он, как самый добродушный человек, которого я только видел, рассказал всё честно и открыто.       — ...у всех французов такой нелепый акцент? А почему тогда у тебя его нет? — он всё продолжал говорить.       — Когда это было? — мой вопрос прервал его.       Он начал смотреть в потолок, задумчиво раскачивая головой:       — Вчера утром.       Они так быстро нашли меня? Здесь точно больше нельзя оставаться. С этими мыслями я встал с барного стула и двинулся к выходу.       — Куда ты? Тейлор сегодня придёт? — внезапное упоминание этой фамилии заставило меня остановиться и повернуться в его сторону.       — Почему я должен знать что-то о планах Элиота?       — Ну, вы же типа знакомые. Вместе прилетели.       Чем больше он говорил, тем сильнее я впадал в ступор. Прилетели? Вместе? Я же узнал его впервые только сидя в этом самом баре.       — Разве Элиот не живёт здесь? — будь у меня больше времени, я смог бы придумать более грамотный вопрос.       — Он позвонил и сказал встретить его в аэропорту, а если задержится, то забрать тебя и подкинуть по этому адресу.       Подо мной словно лёд провалился. Я молча вышел из бара, игнорируя попытки Филиппа окликнуть меня.       Улица встретила моё тело приятным холодком, который немного помог вернуться в чувства. Всю дорогу до дома мир будто замер вокруг, из-за чего я пару раз столкнулся плечом с прохожими.       Вся эта информация имела какой-то общий смысл, до которого именно сейчас не было даже сил построить какую-то логическую цепочку.       Тяжело собирать случайные фрагменты пазлов, не видя всей картинки под рукой. Но это не та ситуация, где можно подглядеть на тонкую картонку, упростив себе задачу в сборке.       Я был уверен, что уже хорошо знаю Элиота. Три месяца жизни в одной квартире дали неплохую почву к изучению. Так мне думалось до вчерашней ночи. Теперь не было уверенности даже в том, точно ли он работает в местной полиции. Его наличие пистолета могло объясняться и другими причинами, которые не давали никакого утешения, в отличие от моей первоначальной версии.       Что-то ограничивало от мыслей о том, чтобы связать Элиота с чем-то плохим. Я помнил одну из наших прогулок, на которой мы случайно нашли котят на улице. Он потом ещё больше недели ходил по два раза в день и кормил их. Даже специально отдельно покупал им корм и набирал бутылки воды, которые позже брал с собой.       В его детстве не было животных, а отец строго запрещал тащить домой кошек и собак с улицы. Так он вырос, стал жить отдельно, но запрет на питомцев продолжал крепко сидеть в нём.       Как человек, который с таким усердием пристраивал котят с улицы, может быть связан с чем-то незаконным? Видно, я совсем голову потерял, раз стал сомневаться в нём, после того, как он спас меня от тех, кто не поскупился бы в жестокости.       Когда нога перешагнула порог дома, до моего слуха донёсся яркий женский смех. Девушка курила сигарету в одном нижнем белье и с улыбкой продолжала смотреть на меня.       Она воздушно прошлась до меня и небрежно коснулась лица, словно я был для неё каким-то экспонатом, а не человеком.       — Какой красивый. Это твой? — она смотрела в сторону прохода, из которого вскоре показался Элиот.       Я скинул с себя женскую руку и закрылся от сигаретного дыма, который резал своей терпкостью каждый вдох. Длинные чёрные вьющиеся волосы покрывали тонкую женскую фигуру. Мой взгляд проследовал от её плеч до самых пяток. Мне всё никак не удавалось понять причину такого её внешнего вида. Зачем было раздеваться? На улице ещё холодно, несмотря на медленно подступающее тепло весны.       Наши с Элиотом взгляды пересеклись:       — Надо было позвонить, а не вламываться, — какая-то совершенно незнакомая интонация прозвучала из его уст.       Он упрекал меня в том, что я вернулся? Или в том, что надо было догадаться, что он здесь не один?       Я вздохнул, помотал головой и ушёл в свою комнату. Край свитера помог стереть следы женского прикосновения, от которого остались неприятные ощущения, а тяжёлая дверь надёжно защитила от остальных звуков в квартире.       Тело обдало холодом, который явно не был никак связан со сквозняком.       Как вообще можно было помешать их совместному просмотру сериалов, если я просто вернулся в квартиру? Даже мысли не было как-то шуметь, а меня осудили с самого порога.       Почему та девушка задала такой странный вопрос Элиоту? Что он подразумевает? Я же не какая-то вещь, которая принадлежит ему. Может, она просто не договорила и целый вопрос должен был звучать хотя бы так: «Это твой друг?»       Ещё эти слова постоянно про внешность. Уже кажется, что нет ни одного человека, который бы не сказал что-то про то, как я выгляжу. Чем таким определяется красота, если для каждого человека она выражается индивидуально?       Я задремал на подоконнике, дочитав очередную для себя книгу. Усталость от недостатка отдыха сморила меня, погрузив в сон.       Внизу холма передо мной расстилался невероятный вид на разрушенный безлюдный город. Из разбитых окон стекали водопады зелёных листьев. Ветер играл со степной травой, наклоняя её из стороны в сторону. Тёплое яркое солнце освещало всю долину.       Я поднялся выше по крутому склону и сел недалеко от густого леса, оставив его за своей спиной. Страх чужого присутствия заставлял постоянно оборачиваться, пока моя голова не замерла в одном положении, тщательно вглядываясь в тёмные ряды деревьев. Там было что-то, чего стоило бояться, если бы нога перешагнула этот тонкий порог тени и света.       Почему-то в своих кошмарах меня всегда тянуло на какие-то отчаянные поступки, на которые бы я не решился в жизни. Потому поднялся и уверенно зашёл в чащу.       Здесь было всё не так. Никакого плавного перехода из редкого леса в густой и тёмный. Только сумерки. Изумрудные, но такие безжизненные деревья. Мокрая, близкая к болоту земля, мешавшая нормально идти. Даже если бы я решил повернуть обратно прямо сейчас, нечто выскочило бы и без проблем догнало бы меня.       Мои шаги продолжались. Я искал хоть что-то, кроме того, что было видно и так. Ни одного человека, птицы или животного. Что-то ужасное уничтожило этот мир, оставив в живых только растения. Бесследно. Никаких костей или даже намёков на останки.       Я повернул голову и застыл. Нечто огромное и чёрное стояло поодаль, в густой непроглядной чаще леса. У него не было видно рта и глаз, но почему-то было понятно, что оно прямо сейчас смотрит на меня. Ноги повернули тело лицом к неизвестному.       Нечто в один прыжок сократило между нами дистанцию и с громким звоном ударилось о прозрачную стену, заняв всё пространство в паре сантиметров передо мной.       Множество таких и прочих кошмаров вступили в мою жизнь сразу после потери семьи. В семь лет я уже мог наблюдать гибель человечества в прямом эфире, разрывание людей на части и ужасных созданий, от которых ребёнок в диком страхе начинал уносить ноги, а в итоге просыпался в холодном поту, лёжа в обычной постели посреди других спокойно спящих детей.       Раньше боялся, убегал, прятался и пытался проснуться. К своим шестнадцати я уже научился разделять сны и реальность, ставя вокруг себя мысленный барьер, превращая всё происходящее из кошмара в интересное кино. Из некоторых моих снов могли бы получиться шикарные фильмы, если бы они состояли лишь из каких-то пятнадцати минут экранного времени.       Рука потянулась вперёд, когда возникло желание коснуться чего-то неизвестного и устрашающего передо мной, но из сна резко выдернул непонятный звук хлопка около ноги.       Я продрал глаза, борясь с желанием снова их закрыть, пока не увидел Элиота. Он возвышался надо мной, напоминая об этой несправедливой разнице роста. Пока я сидел, она ощущалась в разы сильнее. Пришлось сдвинуть ноги ближе к окну, чтобы он смог сесть.       Вот она, реальность. В своих снах, пусть и жутких, я был богом. А здесь лишь мечтал быть таким, как там. Уверенным и хладнокровным.       Некоторые могли ошибочно считать, что мне плевать даже сейчас, но я просто привык покорно молчать. Самым страшным кошмаром для меня оставались люди. Эти существа вели себя самым непредсказуемым образом в сравнении с теми же животными. Пока я не был уверен в следующей реакции собеседника, проще было держать рот на замке.       Моя рука оттолкнула книгу ближе к ногам Элиота:       — Дочитал, — у меня уже был заготовленный вопрос. — Что значит «красивый»?       Я согнул и обнял ноги, давая ему откинуться спиной на окно. Голова легла на руки, заняв удобное положение, чтобы услышать ответ.       Элиот откинулся назад и запрокинул голову, не сводя с меня взгляда. Словно оценивал, достоин ли я этой информации.       — Ты же про себя спрашиваешь?       Вместо кивка я моргнул. Уголок его губ немного приподнялся.       — А что является красотой для тебя?       Да он издевался. Где мой заслуженный ответ?       — Это уже второй вопрос. Давай ты просто ответишь, — я хмуро отвернулся к окну, начав провожать проезжающие внизу машины по улице.       У дороги стояла женщина с маленьким мальчиком. Он вдруг остановился и начал падать на землю, закатывая скандал. Мать остановилась, наклонилась к нему, и не отругав, не упрекнув, просто обняла своего ребёнка. Да, вот она хорошая мама. Некоторые могли бы у неё поучиться, вместо того, чтобы постоянно орать и повышать голос на детей.       — У тебя уникальная внешность. А этот постоянный взгляд куда-то вдаль вместе с твоим цветом глаз её дополняет, — на этой паузе я повернулся обратно, одёргивая его за крайние слова. — Правильные, аккуратные черты лица, выразительный взгляд. Красивые волосы, которые, чёрт, в любом положении смотрятся на тебе хорошо, хоть у них и смешанный цвет. У тебя очень красивые глаза. Плевать, что ты постоянно смотришь куда-то мимо меня, будто я прозрачный, — он отвернулся и нервно скрестил пальцы рук, дополнив это вздохом. — А телосложение своё видел? Ты же даже не занимаешься, а выглядишь так идеально и стройно, словно модель какая-то.       Он резко встал, заставив меня дёрнуться от неожиданности.       — Понял теперь? Родись ты раньше, точно бы взяли сниматься в Титанике. Видел Ди Каприо?       Я помотал головой.       — Вот ты чем-то похож на него в молодости. Такой же тип внешности, — он развёл руками. — И не беси меня больше такими вопросами.       — Почему тебя это раздражает? — теперь я смотрел ему прямо в глаза.       — Знаешь, чего стоит уломать девушку, чтобы привести её к себе домой? Хотя откуда тебе знать, — его рука недовольно взмахнула вверх. — Тут заваливаешься ты, который ничего для этого не делал. И сразу же самый красивый и лучший для неё. А это я поил её дорогими коктейлями, травил шуточки и любезно подвозил. Я! — на каждом пункте он указывал на себя пальцем.       Почему-то мне было забавно наблюдать за такой его реакцией. Он не злился и напоминал ворчливого старика, у которого только что сорвалась рыбка с удочки. Какая она плохая! Наживку съела, а сама уплыла дальше. Я улыбнулся, представив эту картину с ним.       — Ты невыносим. Вот что такого смешного? — его самого пробирало на смех, но он заметно сдерживался.       Я отвернулся к окну, пытаясь спрятать улыбку, расползающуюся по моему лицу, но вдобавок к этому начал тихо смеяться себе под нос.       — Хах, — прозвучал искренний выдох Элиота. — Ты хоть понял, о чём я?       — Пока что не очень, — я положил голову боком на руки, продолжая слегка улыбаться.       Чтобы понять смысл его слов о моей внешности, мне нужно было встретить кого-то, к кому бы я смог подобрать такое же описание.       — Ты что-то хотел, — мне вспомнилось, что изначально он заходил сюда с какой-то целью, но проснувшись, я тут же задал ему этот нелепый вопрос.       — Да не, забудь, — так он повернулся ко мне широкой спиной и просто должен был уйти, но почему-то остановился. — Скажи, а для чего, по-твоему, сюда приходят девушки?       Обычно из его уст звучали более интересные и умные вопросы, нежели этот. Зачем вообще такое спрашивать, если всё и так логично?       — Ты любишь смотреть фильмы. Но одному, наверное, скучно. А мне больше нравятся книги. Вот тебе и приходится искать кого-то, с кем можно разделить эмоции от просмотра, — после ответа я вновь посмотрел в его сторону.       Как оказалось, он всё это время смотрел на меня через плечо со взглядом, в котором на сей раз было невозможно прочитать эмоции. Мои предпочтения сошлись на том, чтобы счесть его просто задумчивым.       — Понятно.