Покорись мне

Увы, ни за ужином, ни после ужина они не встречаются. Как не встречаются ещё две недели подряд. Рыжая макушка всегда мелькает где-то в толпе, но ускользает. На занятиях Пруэтт всегда оказывается рядом с ней, а потом Эванс или очень быстро уходит, или, наоборот, собирается подолгу. С прошлого полнолуния минуло ровно три недели, Римусу пора начинать пить зелье, верно? Поздно вечером, буквально за час до отбоя, Эванс занимается несвойственным для себя делом. Со скоростью первокурсницы, гонящейся за мальчишкой, укравшей её портфель, она несётся по галереям седьмого этажа. За одним поворотом происходит непредвиденное — она влетает во что-то, плещет белый шелк чужих волос, Эванс здоровается со стеной. Оседает и больше никуда не бежит. — Да что не так со мной?! — Если ты позиционируешь себя как снаряд средней тяжести, то спешу тебя заверить в том, что в этом качестве с тобой всё просто прекрасно и ты восхитительна. Мне, например, ты точно только что едва ли не переломала кости, Эванс. Причём, довольно качественно. Голос Нарциссы раздаётся в метре от Эванс. Он звучит сдавленно и чуть надсадно. Блэк всё ещё пытается осознать себя в мире насущном после столкновения. Что не мешает ей сыпать иронией в сторону рыжей. При этом блондинка лежит распластанная на полу и умудряется выглядеть флегматично и царственно, словно так и было задумано. Осталось только достать магический ежедневник и отметить, что лежание на полу — сделано. Сделано — а значит, пора и честь знать. Нарцисса приподнимается на локтях, затем садится. Морщится, щурится , оглядываясь по сторонам в поисках отлетевшей куда-то волшебной палочки. Находит ту взглядом и призывает к себе невербальным "Акцио". Пока она делала всё это, прошло всего с десяток секунд. — Но если ты спрашиваешь о своих недостатках, как человека, то на этот вопрос я тебе ответить не в силах. На мой взгляд, особых недостатков в тебе нет и вопрос можно закрыть и считать риторическим. Однако, смею предположить, что с моим взглядом ты не согласна, раз твой голос звучит настолько отчаянно и ты несёшься по коридорам к выручай-комнате всего за час до отбоя. До сих пор настолько активно в последние две недели ты старалась скрыться только от меня, а не от каких-то там проблем. Или я много на себя беру? Нарцисса, наконец, поднимается с пола, твёрдо встаёт на ноги. Делает шаг к осевшей Эванс, протягивает той тонкую руку, расчерчённую голубоватыми тропинками вен. — Если тебе есть, что рассказать, то предлагаю обсудить это в выручайке, а не посреди коридора. Вставай, Лили. — голос блондинки смягчается и будто теплеет на пару тонов. Недавно она была готова снять с Эванс скальп, но сейчас она — просто рада её видеть, несмотря на, кажется, плачевное состояние рыжей. Эванс нервно рассмеялась. Вероятно, если бы она добралась до искомой комнаты без помех, то выждала бы положенное время, а потом немедленно устроила бы истерику, едва за спиной захлопнулись двери. А теперь вот, посмотрите. Сама на полу, Нарциссу уронила. Хоть плачь, хоть смейся. В ответ на все колкости Эванс только кивает. — Снаряд из меня отличный, сама знаю. А из тебя получилась неплохая мишень, мисс Блэк. И, кстати, я от тебя не пряталась. Вернее, не только от тебя. Просто всё так вышло, что... В общем, пошли. Лили хватается за тонкую руку скорее чисто символически, чтобы почувствовать опору, а поднимается самостоятельно. А потом перехватывает ладонь и тянет за собой с упорством тягача. Перед стеной прохаживается положенное количество раз, появляется дверь и Эванс любезно распахивает её перед Нарциссой в комнату, созданную соответственно её потребностям. Комната небольшая. Диван нейтрально-песочного оттенка, кофейный ковёр, камин. Ничего зелёного, серебряного, золотого или красного. Даже обои просто светлые, а заколдованное окно проецирует вид из любого нормального окна в вечернее время суток. — Я, честно, не хочу говорить о человеке гадости за его спиной. Тем более, выносить на обсуждение собственные отношения. И вообще это звучит всегда ужасно. И это звучит как слова человека, который сейчас откажется говорить о чём-либо вообще. Эванс рушится в один из углов дивана, прислоняется спиной и скрещивает вытянутые ноги. — Мне иногда кажется, что, если бы Джеймс был воспитан в духе тех чистокровок, кто считает себя едва ли не поцелованными Мерлином, он первый бы меня гнобил. Но вот всё не так, и его... настроения противоположны. Он никак не может понять, что... Вообще ничего не может понять. А я ещё в кофте этой. Которую ты сделала. Ну, а почему нет, в конце концов? Магия не рассеивается, вещь симпатичная. Не суть. Взъелся. Потому что я тогда пришла в этой кофте. Потом с кулоном этим. Я ему не сказала, что он такое, но ясно в общем, откуда вещь. А теперь вот — я, видите ли, не понимаю, с кем связалась. Я, видите ли, не знаю, кто я, и с кем мне надо общаться! Сириус и тот не выдержал. Римус зелье принял. Все мы — дураки, один он умный и молодец, знает, что кофта меня ночью задушит, кулон поработит волю, а зелье отравит Римуса и сделает из него покойника. А всё потому, что я дура. И должна быть осторожнее. И вообще. Зато с Римусом всё будет нормально. Эванс утыкается в раскрытые ладони лицом, растирает щёки и лоб несколько секунд, а потом уже смотрит на Циссу гораздо осмысленнее. — Слушай. Я тебя точно не зашибла? — Отчего же? Зашибла. Но всё это ерунда, пройдёт через пару дней. От синяков ещё никто не умирал. Кстати, в защиту поцелованных Мерлином, хочу сказать, что не все из них становятся высокомерными эгоистами, которые считают, что их мнение должно стать истиной в последней инстанции для любого из окружающих, а уж тем более для тех, кого они считают для себя хоть сколько-нибудь близкими, не говоря уже о том, что решения, ими принимающиеся, вообще в понятии подобных не должны подвергаться сомнению и оспорению. Но в большинстве своём , если ты обратишь, конечно, внимание, волшебники из так называемой высшей аристократии, предпочитают холодный нейтралитет демонстрируемой власти и авторитету. По сути людей, считающих себя центрами, можно пересчитать по пальцам. Но, конкретно тебе, Эванс, похоже, не повезло оказаться рядом с одним из них. Я не сомневаюсь, что в отдельные моменты Джеймс душка и просто прелесть, но мне могу называть себя также совершенно слепой. Тем более, понять тебя мне легче, потому что и сама я нахожусь примерно рядом с таким же человеком. Могу смело тебе заявить, что уверена, у тебя тоже временами появляется желание сломать Джеймсу нос. Мне интересно, будет сильно смешно, если я скажу, что в общем-то оказалась в этих коридорах тоже из-за ссоры, только с Люциусом? Нарцисса поднимается с дивана, другой угол которого она оккупировала, пока слушала Лили и пока говорила сама, оглядывается в комнате. На самом деле она несколько лукавит. Ссоры с Люциусом у неё на этот раз не было. Ссоры с Люциусом вообще происходят у Нарциссы крайне редко в виду того, что она, как умная девушка, не проявляет своё несогласие так отчаянно, как Эванс. Когда у блондинки с будущим (не дай Мерлин) супругом возникают разногласия, она начинает спорить с помощью аргументов и женских уловок, и спорит до тех пор, пока Люциус вообще не забудет, о чём они говорили изначально. Но о подобной мелочи вовсе необязательно знать рыжеволосой. Достаточно того, что в сказанном блондинкой — большая часть правды. — На самом деле, я уже была в этой комнате. У меня есть к тебе почти деловое предложение. Давай выпьем? Нарцисса подходит к камину, присаживается на корточки, тихонько стучит палочкой по кирпичной кладке в левом нижнем углу, тому, что ближе к стене и... Открывает тайник, извлекая из него бутылку отменного ирландского огневиски. Демонстрирует бутылку Лили и приподнимает выразительно брови в вопросительном жесте. Мол — будешь? — Серьёзно? Это не укоризненно-строгий, а скорее недоверчиво-восхищённый вопрос. Ни до каких тайников они с ребятами не додумывались, и уж если был повод выпить, то проносилось это всё извне. Эванс сбрасывает уложенные было на диван ноги, поднимается, чтобы тут же устроиться на ковре. Пока речь Нарциссы, пламенная и текучая, не закончилась, Лили терпеливо слушала её, чувствуя, как мысль от неё безнадежно ускользает. Нет, то есть, она не идиотка и поняла всё, что пыталась донести до неё Блэк, но. Рыжая могла бы сказать нечто похожее в словах "Знаешь, милая, бывают аристократы адекватные, а бывают - заносчивые задницы. И мудаков, вообще-то, мало. А один из них — твой Поттер." Но Эванс хватает мозгов никак не комментировать вышесказанное в таком ключе. Она только кивала да мотала на ус, тем более, Нарцисса в большей степени подтверждала её собственные мысли. А ссора с Люциусом — это уже, кстати, интересно. Лили прислоняется спиной к дивану, удобнее устраиваясь на ковре, склоняет голову набок и с доверительным видом сообщает: — То, что ты оказалась здесь из-за ссоры с Люциусом, ничуть не смешно. Хотя бы потому, что все парни — козлы. Лили действительно не хватало этой... женской хитрости, что ли? В Японии существует такое понятие: "ямато-надэсико". Японская гвоздика. Это понятие используют для определения настоящего японского идеала женщины. Скромная, хрупкая, обладающая японским боевым духом, но так не выглядящая. Никогда не перечит мужу, даже если он не прав, а вместо этого хитростью заставляет поступать его правильно. Так вот в этом плане Нарцисса была именно "ямато-надэсико", а Лили — простая и прямая, как топор. — Ты говоришь, уже здесь была. Это странно. Я имею в виду, Выручай-комната преобразуется под потребности человека, значит, тебе тоже необходимо было нечто похожее, значит и мы не настолько уж разные. Так что можно и выпить. Тем более, если речь идёт об ирландском огневиски. Из-за чего вы поссорились? Лили не выворачивается финтами в духе "не будет ли это наглостью с моей стороны, если я спрошу", а просто спрашивает, думая, что Нарцисса либо проигнорирует вопрос, либо ответит на него. — Примерно за того же, из-за чего и вы с Поттером. Люциус считает, что не всем моим знакомым есть место в кругу моего же общения. Если дело касается людей, с которыми я никакими узами не связана, то здесь я, как правило, остаюсь спокойной и отстаиваю свою позицию, не повышая тона. Но недавно он заявил, что мне стоит меньше общаться с Сириусом. На минуточку, Сириус — мой кузен. Нет, я честно некоторое время пыталась добиться весомых аргументов в пользу мнения этого заносчивого идиота, но всё, что он мне сказал — так это то, что ему так подсказывает интуиция. Да и вообще. Мол, Сириус гриффиндорец. Нарцисса уже успела откупорить огневиски и разлить его по чашкам, не особо утруждая себя трансфигурацией последних в пузатые бокалы. На самом деле, подобный разговор и правда имел место быть, но довольно давно, ещё в прошлом году, когда у Люциуса и Сириуса случился какой-то очередной конфликт. Нарцисса тогда расстроилась, но убедила Малфоя в его неправоте. А сейчас, когда вспоминала, даже злилась. Настолько, что буквально через две секунды после последней своей фразы раздражённо выпалила: — Ну охренеть теперь! Прости. Просто это бывает невыносимым. В такие моменты я хочу натравить на Люциуса своего филина. Но мне нельзя. Я же леди. А вот, кстати, интересно... Ты не так давно упоминала, что в связи со своим статусом, ты не обязана заботиться о том, как выглядит твоё поведение со стороны. Так вот. Скажи, пожалуйста. Ты когда-нибудь лупила Поттера?.. Нарцисса поднимает на Лили взгляд смеющихся любопытных глаз. А ещё она поднимает свою чашку с огневиски, немым жестом предлагая сделать первый глоток. Лили следует за её жестом, поднимает свою чашку и подносит краем к чашке Нарциссы. Раздаётся звон, но не как от хрустальных бокалов, конечно же. Глухой, одиночный. Вообще, довольно забавно. Учитывая, что пару-тройку веков назад традицию "чокаться" использовали для того, чтобы, если кто-то вздумал тебя отравить, вино хлестнуло через край в кубок отравителя и он тоже склеил ласты, Джеймс был бы доволен. Лили на мгновение поморщилась собственным мыслям, а потом Нарцисса задала этот свой нелепейший вопрос и рыжей оставалось только весело и многообещающе фыркать. Мол, ща-ща-ща, только выпью, и расскажу. Она пригубила напиток. Всегда осторожно относилась к огневиски, потому что жгло, крепкое, да и вообще. А это оказалось неожиданно вкусным, настолько, что внутрь пролилась пара больших глотков. Резко стало жарко и хорошо. Смеющиеся глаза Нарциссы нравились Эванс больше, чем упрёки и гадости в исполнении Джеймса, сверкавшего на неё из-под очков прямо-таки грозовыми очами. Отдышавшись, Лили заговорила. — Вообще-то да, и не раз. Разве не все девочки младше двенадцати лет этим занимаются? Мы были как дети-переростки. Он дёргал меня за косы, я била его учебником по травологии за первый курс. Это потом, летом перед шестым курсом он появился на девять и три четверти, выросший чуть ли не в два раза, и додумался подарить мне цветы... Хотя всё равно ему доставалось. Однажды за Северуса он получил такую пощёчину, что, клянусь, профессор Предсказаний еще сутки могла раскрыть мне моё будущее с помощью хиромантии по отпечатку на его лице. Две девицы под окном поздним вечерком... нет, не пряли. Всего лишь с особым тщанием перемывали кости своим официальным парням. — И ты только что выругалась. Я действительно плохо на тебя влияю, да? Эванс, только недавно готовая разбить пару предметов обихода и вообще испортить себе нервы и настроение окончательно, теперь беззаботна и весела. — А по поводу Сириуса... Он у вас вообще особенный. Рассказывал, что за лето залепил все обои гербового цвета плакатами и символикой Грифа. Просто не слушай Люциуса. Думаю, тебе это сделать даже проще. — Сириус потрясающе наглый мальчишка. Ему хватает смелости и дерзости переступать через мнение всей старшей четы нашей семьи. И да, он говорит правду. Maman ещё долго потом таскала нас с сёстрами по комнатам, тыкала пальцем в эти в злосчастные плакаты читала лекции о том, что это поведение недостойно семьи Блэк, и что мы никогда не должны так поступать. Мне хотелось выслать Сириусу разом две совы — одна с громковещателем о том, что он несносный эгоист и наш визит в его дом превратился в фестиваль занудства благодаря его выходке, вторая — с коробочкой шоколадных лягушек и благодарственным письмом, потому что мне давно хотелось рассердить Друэллу, а как — я не знала. Ему это — удалось. А насчёт Люциуса — в половине ссор я просто его забалтываю. И он вообще забывает, что ругался. Он забывает, а я запоминаю и позже свершаю возмездие. Это, пожалуй, самая любимая часть наших ссор. Сначала злится он, страдаю я, а потом злюсь я, а страдает он. Только я знаю, из-за чего я страдаю и в чём по его мнению я не права, а Люциус — вообще не понимает, в чём дело. И из-за этого страдает вдвое больше. Ну должны же быть отомщены мои нервные клетки? А вообще мы да, для остальных всегда идеальная пара. Maman настоятельно учила в любых отношениях не выносить сор из избы и оставаться хладнокровной. Это несложно. Со временем это въедается в кожу и ты голосом ангела учишься говорить mon cher своему врагу. Нарцисса слегка иронично и горько усмехается, затем встряхивает белой шевелюрой, тоже делает два решительных больших глотка. Со советской лёгкостью перескакивает с накипевшего и больного на тему учёбы, потом на новые интересные вещички, которые видела в витринах магазинов Косой Аллеи, потом на что-то ещё. Всё это время они с Эванс не прекращают своей небольшой, чисто женской пьянки. Откуда-то даже появляется шоколад и зефир. Точнее, не откуда-то. Просто Нарцисса, с не присущим ей безрассудством, вызвала прямо в Хогвартс собственного домового эльфа и попросила его немного почистить полки кладовых в доме Друэллы. Время летело с немыслимой скоростью и уже после одиннадцати лично Нарцисса абсолютно отчётливо понимала, что в гостиную ночевать она не вернётся. Здесь было слишком славно, интересно и вообще — двигаться куда-либо было лень. Блондинка поймала то чудное состояние опьянения, когда тебе ещё не плохо, но голова уже слегка кружится. Ты гораздо более раскован, чем обычно, и на первый взгляд просто потрясающе контролируешь себя и свой язык... — Слушай, а как это? Вот ты говорила, ты Люциуса забалтываешь... А потом, я помню, давно ещё, когда я по этажу после отбоя шарахалась, ты его отвлекла. Ловко так. Ты им крутишь, как умеешь, а я так не умею. Вот не умею. Можешь мне рассказать эти ваши... женские штучки? То есть эти твои. Эти наши..? Лили никогда не отличалась сугубой крепостью организма. То есть, нет, она не начинала ползать по потолку, не совершала ничего бредового, не размахивала палочкой, творя чудеса направо и налево. Но говорила уже с трудом, соображала сквозь пелену непроницаемого тумана. Они чесали языками о шмотках, учёбе, трепались обо всём том, о чём положено трепаться подружкам. И Лили было удивительно уютно. Внутри кипела обида на Поттера, за Римуса не приходилось волноваться, и, слава богу, она давно не на третьем курсе, старшие не следят за тем, чтобы все по ночам были в своих спальнях хотя бы потому, что старше семикурсников никого в принципе нет. А значит, она имела полное человеческое право остаться в этой комнате на ночь. Почему, собственно, нет? Тем более сейчас, когда ей уже хорошо, легко, Нарцисса оказалась таким замечательным собеседником. Она даже улыбалась рыжей и иногда посверкивали темные глаза. А теперь ей, Лили, захотелось задать этот вот животрепещущий вопрос. Научи меня, Нарцисса, всем женским хитростям, которые нормальные девушки впитывают едва ли не с молоком матери. Или хотя бы тогда, когда за матерью наблюдают в малолетстве. Старшая Эванс, к слову, была так же бесхитростна, и если ей что-то не нравилось — по дому летала посуда. Просто и наглядно. А муж любил её, просто любил и старался, чтобы супруга принималась за уничтожение утвари не слишком часто. — Просто ты его только поцеловала и всё, он не имел больше никаких претензий к тому, кто нарушает дисциплину. Как? Вот — как? Эванс постаралась собраться в кучу, усаживаясь в более вертикальном положении, чем прежде. Выпрямилась, подогнула ноги под себя, как послушная ученица на занятии уставилась на Нарциссу. Выжидательно: белоснежная королевна должна была начать вещать. Нарцисса занимает положение полугоризонтальное. Расслабленно опирается лопатками-крыльями о диван, откинув голову назад, на сиденье, и закрыв глаза. Не то, чтобы Блэк сложно научить её эти женским хитростям, но. Первое — это её коронные секреты, и делиться ими Нарцисса, в общем-то, до сих пор ни с кем не собиралась. А второе — у Нарциссы уже слегка заплетается язык и она прекрасно понимает, что как бы хорошо она себя не контролировала, где-нибудь да собьётся, оплошает. А выглядеть хоть сколько-нибудь несовершенной Блэк не любила. Блондинка открывает глаза, поворачивает голову в сторону Эванс и выдыхает. — Мне лень. Рассказывать слишком долго. Да и словами всего так не объяснишь. — цокает языком девушка, вглядываясь в лицо Эванс. На заметно порозовевших скулах рыжеволосой пляшут отблески огня. Они же играют искрами в чуть пьяно поблёскиващих зелёных глазах. У Лили слегка растрепались волосы. Точнее, то, что было косой, уже давно превратилось в абсолютно небрежную причёску. Взгляд блондинки останавливается на будто бы искусанных розовых губах . Нарцисса вдруг отчётливо представляет себе, как зарывается тонкими пальцами в рыжие пряди, чуть оттягивает голову гриффиндорки вниз и целует эти самые искусанные губы. Нарцисса приподнимается на локте, щурит потемневшие серые глаза, в которых огонь в отличие от глаз Эванс, пляшет и даже будто бы потрескивает, огонь не рыжий, а холодный серебряный, но от этого будто бы ни на йоту менее жаркий. Блондинка склоняется ближе к рыжеволосой, чувствуя, как сердце ухнуло вниз, а потом снова с силой забухало в клетке ребер, как вдруг налился лёгкой, волнующей тяжестью низ живота, как прилил жар к кончикам вечно холодных пальцев. — Хочешь, покажу на практике? — шёпотом спрашивает блондинка, умудряясь всё ещё держаться на той золотой грани расстояния, когда недостаточно близко, чтобы поцеловать, но достаточно интимно, чтобы пожелать сближения. Это похоже на безумие. Потому что в крови разбушевался тот самый зелёный змей, на которого грешат спившиеся, потому что Нарцисса... Просто потому что Нарцисса. Эванс привыкла быть ею восхищённой. За короткий срок, как-то незаметно, но привыкла. И как приличная, два года позволявшая Поттеру тискать её исключительно за руку, умница, вся-из-себя-правильная Эванс умудрилась правильно трактовать слова Блэк? Ну, наверное, намёк просто не мог быть ещё более прозрачным, а рыжая не дура. И отчего-то это кажется ей отличной, просто шикарной идеей. Задумка года, кто-нибудь, несите Нобеля. Хмельной мозг подводит параллели — уж если за поцелуй Нарциссы Люциус готов забыть обо всем, в том числе и о вопиющей наглости придурков, гуляющих по Хогвартсу ночью, то что-то в этом есть особенное, да? Может, если она попробует, то узнает. Узнает эту вот тайну, если хотите, особый секрет. Фирменный ингредиент, делающий блюдо гораздо, г о р а з д о вкуснее. К тому же, глаза Нарциссы снова горят, и это уже становится почти привычным состоянием. Хотелось бы думать, что рядом с ней Цисса хотя бы иногда забывает обо всех этих её... дурацких запретах. — Хочу. В Эванс нет насмешливости, лёгкости или игривости. И даже флирта как такового не наблюдается. Неожиданно зачарованный, серьёзный, слишком пристально наблюдающий взгляд. Всполохом вспоминается касание рук Нарциссы тогда, давно, в лаборатории, ночью, после истории с каким-то там идиотским ядом. Касание и мурашки, смутная тревога. Вот оно, да? Было же? Было. А потом Эванс подаётся вперёд и кладёт ладонь на скулу Нарциссы. Её кожа — белоснежная, атласная, мягкая. Пальцы касаются виска, вплетаются в волосы. Какой-нибудь идиотский звук, хруст опустевшей коробки, звон сбитых чашек, треск костра в камине — всё, что угодно, могло разрушить "момент". Но этого не случилось. Лили тянется к ней, в голове пусто и звонко, и нет никаких душевных терзаний о том, правильно это или нет, ей всё равно. Она сделает это. Поцелует девушку перед собой. В конце концов ей просто интересно. Да? Неудивительно, если Цисса слышит, как у рыжей внутри, под рёбрами, стучит сердце. А потом это просто происходит. Губы касаются губ, копна рыжих волос водопадом льётся, щекоча кожу Блэк, и Мерлин всех побери в этой чертовой школе. Это в о с х и т и т е л ь н о. Это восхитительно для рыжеволосой, до сих пор придерживающийся целомудренного образа отношений, это – бьёт по нервам умевшей использовать отношения, как средство для достижения цели, Нарциссы. Блондинке становится вдруг разом жарко и тут же её продирает озноб, словно от холода. Нарцисса берёт себя в руки только в следующее мгновение. Пока Эванс путается в белом шёлке её волос, блондинка — тоже поднимает руки и путается пальцами в рыжей шевелюре, окончательно распуская уже ни на что не похожую косу, пока прочёсывает волосы от затылка и вниз. Возвращается, пальцами слегка сжимая пряди на макушке и привлекая ближе к себе. Кладёт ладонь на узкую спину и сама тоже подаётся ближе. Чувствует, как почему-то у неё срывает дыхание, но не останавливается. Не даёт углубить поцелуй, некоторое время только дразнясь и лишь слегка прихватывая губы Лили своими губами. И только потом вдруг даёт себе волю, разом протолкнув в маленький доверчивый рот язык и позволяя ощутить полноту и жар поцелуя в полной его красе. На кончике языка всё ещё послевкусие ирландского огневиски, и это тоже подливает горючего во внутренний костёр. Нарцисса скользит ладонью вниз по спине, пересчитывая позвонки, вынуждая прогнуться себе навстречу. Забирается пальцами под край кофты и проводит ладонью вдоль талии, посылая по коже разряды тока и эйфории — прямо к сердцу. Одним резким, но чутким движением дёргает Эванс на себя. Из Нарциссы вышел бы прекрасный инструктор. В практике мисс Блэк потрясающе хороша. Веселье в том, что и сама Нарцисса сейчас будто теряет голову и ощущает себя так, как никогда до сих пор. Она держит в руках рыжую крепко, словно цепляется за спасательный круг. Ей горячо и жжётся, как будто бы она подошла слишком близко к огню. Ей хорошо. Ей трепетно. Нарцисса скользит языком по нижней губе Лили, мягко прихватывая губами верхнюю. Огонь смешивается с плавленым серебром на чужих плечах — белых и золотисто-загорелых. Во власти новых эмоций остается тонуть или пытаться выбраться. Но тратить на что-то силы? На осознание, на какие-то мысли? Зачем..? Зачем, если совершаешь для себя неожиданное открытие — руки могут начать дрожать от безумного удовольствия, даже если человек касается просто оголённого участка кожи. Не чувствительной шеи, не нервного затылка и даже не бёдер, а просто прижимает пальцы к спине, пересчитывая позвонки. Конечно, если этот человек п р а в и л ь н ы й. С миром происходит что-то странное. Он, кажется, искажается, сжимается вокруг них, или что-то вроде того. Он сходит с ума, или это все её дикое воображение заставляет его... танцевать? Лёгкие руки массируют затылок, Эванс готова свихнуться от того, какой кайф ловит от волос Нарциссы — шелковистых, густых, струящихся. А ещё больший кайф от её губ, целующих так открыто и смело. Лили бы сейчас согласиться со своим положением, быть ведомой, позволить всему случаться уже теперь без её участия, а она только уворачивается от чужих губ, своими прижимаясь к щеке, подбородку, и в немыслимой позе, прижавшись плотнее, упав почти на Нарциссу, прикусывает тонкую жилку. На мгновение, почти неощутимо. Какой-то внутренний стоп-кран — следов не должно остаться. И не важно, что такие синяки свести может даже она, не слишком тщательно изучавшая целительское колдовство. Отпуская кожу, целует. Скорее изучая и экспериментируя, пока можно. Пальцы Нарциссы под её кофтой, и это, вообще, значит она может позволить себе нечто... Большее. Да? Нарцисса так удачно полулежала, упираясь в диван, и было удобно оказаться слишком близко, нависнуть, целуя горло и губы, а потом, почти в ответку за пальцы на спине, вот уже действительно нерешительно нашарить край блузки и коснуться ладонью живота. Руки рыжей мягко оглаживают кожу, она на несколько секунд приподнимается, чтобы просто посмотреть в плавящиеся серебряным огнём глаза. Убедиться, что здесь не одна сумасшедшая, а целых две. Ладонь уже касается выемки между половинами ребер, а Лили всё вглядывается в лицо Блэк. Губы медленно растекаются в улыбке. Секунды текут. Секунды текут. У Блэк н е п р а в и л ь н о сбито дыхание из-за того, что вытворяет рыжая девчонка. Нарцисса смотрит в глаза Эванс и сейчас, в алкогольной эйфории, осознаёт едва ли не с ужасом, что её игра словила в капкан её саму. Потому что Блэк хочет зайти дальше. Хочет просунуть тонкие пальцы под пояс джинс рыжеволосой и ощутить на кончиках горячую влагу, зайти ещё дальше и проникнуть глубже, в тесную узкую глубину. Блэк одновременно и страшно, и так не хочется останавливаться. Но остановиться нужно. Потому что всё это рано. Потому что хладнокровная, мать её, Нарцисса потеряла разум и она не готова морально! Не готова к последствиям, хотя тянется к Эванс всей душой. И не только душой. Она прогибается в пояснице и втягивает живот, прерывисто выдохнув из-за пальцев Эванс. Не думай о секундах свысока. Наступит время, сам поймешь, наверное, — свистят они, как пули у виска, Мгновения, мгновения, мгновения. Мгновения измеряются в трёх секундах, в трёх тиках часовых стрелок. Нарцисса усилием воли берёт себя в руки, растягивает губы в лисьей улыбке и щурит серые глаза. Глаза, секунду назад горящие серебром, а сейчас вдруг умело спрятавшие внутренний огонь в плавящуюся ртуть. — Ну что, Лили. Успела разгадать мой секрет? — севшим, низким голосом интересуется Нарцисса, выдыхает, заправляет за ухо рыжий язычок пламени и мягко, но настойчиво отстраняет от себя Эванс, вынуждая её откатиться в сторону. Протягивает руку к бутылке и жадно приникает к узкому горлышку, делая внушительный глоток и зажмуриваясь от крепости, ощущая, как огненный шар прокатывается вниз по пищеводу и рушится в желудок. — Нам нужно это добить и укладываться в постель. Спать. Иначе, прощай завтра первая пара, а нам надо будет ещё зайти в гостиные и привести себя в порядок. Если тебе до башни добираться быстро, то мне нужно одолеть кучу лестничных пролетов, прежде чем я дорвусь, наконец, до подземелий. Эванс согласно кивает. У неё припухшие губы, бешено блестящий взгляд, встрёпанные волосы и попытки утихомирить дыхание. Вдох на шесть счетов, выдох на пять, и так несколько раз подряд. А руки дрожать не перестают. И раз уж тут такой повод... Девушка протягивает руку и перехватывает бутылку. Задумчиво встряхивает её из стороны в сторону, прикидывая, что не так уж и много осталось на дне. Бутылка закончена парой больших глотков, а Эванс окончательно развозит. В конце концов, каждый знает, да и Лили сама это видела в гриффиндорских женских спальнях, что девочки учат друг друга целоваться. Допустим, Нарцисса не учила целоваться Лили и наоборот, напротив, они обе продемонстрировали друг другу, что вполне владеют этим умением. Ладно. Она сейчас взорвётся. Им просто. Просто нужно спать. Эванс закрывает глаза на мгновение и обращается к Выручай-комнате. Это ещё один симпатичный её секрет — видоизменять помещение можно по воле заказчика. Через несколько секунд диван трансформируется в двуспальную постель и жить становится как-то проще. Лили всё ещё не сказала ни слова, но смотрела нормально. То есть, без неприязни, без "о-боже-что-мы-тут-натворили", без сожаления. С частью насмешки, с любопытством, мягко. Зато ей вполне удается подняться на ноги, хотя она и раскачивается из стороны в сторону. Потом — успешно падает на постель. — Перебирайся. А секрет твой простой. Ты просто Нарцисса Блэк. Лили вздыхает, переворачивается на живот, подтягивает к себе коленку и зарывается в подушку. Всё. Гасите свет.