Твои чувства – мои чувства

No you don't have anything better to do Everything you ever loved has tried to escape you So why would I want anything to do with you Fuck you. "Fuck you" Silent Child

***

   – Блядь, блядь, блядь!!!    Прямо как при реальной жизни, вокруг Джонни все разбивалось. Снова. Предметы, мечты, принципы, люди. Возле Джонни все разлеталось либо на мелкие осколки, либо взрывалось, полыхая адским пламенем. Нужно было уже привыкнуть и смириться с тем, что некоторые вещи, некоторые люди не меняются. А он всё верил, всё надеялся, что сможет измениться, стать лучше, хотя бы ради Ви.    Джонни, словно торнадо, носило из одного угла воспроизведенной комнаты в другой. Кошка мотала головой из стороны в сторону, следя за передвижениями Сильверхенда, как будто тот был игрушечным мячиком.    Мужчина тяжело дышал, оттягивал по старой привычке отросшие волосы на голове. Он не мог понять, что с ним происходит, что с ними происходит. С чего это всё началось? Почему они пришли к этому? Как они, блядь, пришли к этому? Джонни ничего не понимал. Он чувствовал, как пульсирует прилившая к щекам кровь и внушал себе мысль, что лицо краснеет от злости, а не от столь не присущего ему смущения. Только вот злиться было не на что, и хоть рокера это никогда не останавливало, сейчас он чётко видел, что в нём нет ни малейшего намека на злость, вечную ярость и привычный гнев.    Здесь, в голове Ви, он чувствовал все слишком чётко, слишком реально для обычной цифровой копии. Электронный конструкт не должен чувствовать опаляющий жар у лица, он не должен дрожать всем телом и ощущать бабочек в животе. Джонни не был великим умом современных технологий, но был абсолютно уверен, что подобного точно не должно быть.    – Твою мать, – зло выплюнул он, подходя к зеркалу.    Он опирается руками на раковину, смотрит в стекло зеркала долго, угрюмо. Разочарованно, словно ожидал увидеть там все ответы, Джонни отворачивается.    А в темноволосой голове крутится рой не самых приятных для самолюбия мыслей.    "Смущение. Очень, блядь, смешно, – фыркает про себя Сильверхенд. – Отродясь его не было, а тут, сука, появилось. С какой радости? Столько женщин было, на пальцах хуй пересчитаешь. Ну и пара мужиков, чего уж таить, был грешок. И не один хер не заставлял меня краснеть! И сейчас не заставит".    Он снова подходит к зеркалу и понимает, что врёт себе, слишком бездарно врёт. Стоит моргнуть и в отражении он уже видит наёмника. Его не пугают подобные махинации цифрового пространства: он пробыл здесь слишком долго, чтобы удивляться подобным изменениям текстур.    – Ты не особенный, – шипит он, приближаясь к изображению Ви в зеркале. – Слышишь, Ви? Ты не особенный для меня! Если бы не одно тело, я бы грохнул тебя при первой встрече. Особенно после той выходки с сигаретой, – после упоминания их недопоцелуя у Джонни побежали искры по позвоночнику. – Блядь, – Сильверхенд разбивает зеркало.    Осколки не ранят живую руку, не оставляют царапин и ссадин – чертов цифровой мир. Чертово тело – проклятая клетка. Тело было тем, что их объединило, оно является барьером их нормальных отношений, и рано или поздно оно станет тем, что поставит их по разные стороны барикад. Так ведь?    Джонни не хотел об этом думать, но разве он мог? Он не был из тех, кто любил лишний раз мысленно загоняться о чем-то, обычно он брал ствол и решал все проблемы весьма действенно. А сейчас – что он мог сделать? От бессилия мужчина заскрежетал зубами.    – Ладно, хер с тобой, может быть, ты мне немного дорог. Может быть, но не факт. Вот только это ничего не меняет, ты не особенный, не другой, ты для меня обычное пустое место, которое я боюсь, что кто-то может забрать. И нет, не в том смысле, что тебя кто-то может "увести". Мне поебать, трахайся, с кем хочешь. С Панам, Джуди, Бестией да хоть бы, блядь, с Евродином! Мне нет до этого дела. И, когда ты ебался с этим отельным ублюдком, мне было насрать.    Джонни скрипнул зубами. После упоминания мужчины из отеля в груди начало жечь.    – Ревность? Влюблённость? Я, блядь, похож на пятнадцатилетку? Или на нежную пизду? Да пошел ты!    – Ты никогда не изменишься, Джонни, – услышал он голос Бестии, еще молодой, прямиком из двадцатых. Кажется, она говорила это, когда он снова изменил ей. – Я люблю тебя, но ты неисправим. Думаешь, твоя Альт понимает, что у тебя на душе? Даже я не понимаю, а мы с тобой одного поля ягоды. Ты не изменишься. Один за другим люди тянутся к тебе как к анархисту, как к мессии, как к кумиру или просто красивому мужику, но, как бы они тобой ни дорожили, как бы ни любили тебя, ты всех посылаешь нахер. Чего ты так боишься, Джонни? Хотела бы я сказать, что война тебя изменила, да вот только пиздеж это. Ты всегда был озлобленным ублюдком.    Джонни закрывает глаза, сжимает веки сильнее, хочет отделаться от воспоминаний.    – Еще одна такая выходка и ты пойдешь нахуй из группы, Джонни! – голос Керри. – Я понимаю твою ненависть к корпоратам, но одно дело петь об этом, а другое – завалить пиджака во время концерта! Ты подставляешь нас всех! Ты не один в этой ебучей группе! Ты, что, опять обдолбанный?! Открой, блядь, свои глаза! Ты не центр Вселенной, а, в пизду, я трачу время. До тебя все равно не достучишься, ты неисправим.    Джонни хочется кричать, но все, что он может, это сдавленно рычать, сжимаясь всем телом.    – Опять с гитарой, – от этого хриплого голоса внутри все сворачивается, руки дрожат. – Ублюдок, твоя мать на двух работах корчится, чтобы ты опять все просрал на струны. Сколько ты уже играешь? А звучишь все так же хуево, брось это дело, не твоё это. Да и писанина твоя нахуй никому не сдалась.    – Bçё, хвåтит! – голос сквозит помехами.    – Я не понимаю тебя, – прошептала Альт. – Никогда не понимала. Сначала это было забавно, – Джонни все еще чувствует прикосновения ее рук к своим щекам, – я словно приручила бешеного зверя, обуздала адское пламя. Но потом я поняла: я даже рядом с этим не стояла. Чем больше пытаешься взять тебя в узду, тем более неконтролируемым ты становишься. Приручить Сильверхенда сможет лишь тот, кто буквально побудет в его шкуре, тот, кто увидит его мысли и почувствует все то, что Сильверхенд чувствует. Но это невозможно. Жаль, ведь это значит, что никто не сможет тебя приручить, Джонни, никто не сможет понять тебя.    Джонни замер, последние слова Альт продолжали прокручиваться в его голове.    "Приручить Сильверхенда сможет лишь тот, кто буквально побывает в его шкуре".    – Неважно, что я хочу думать, – выдыхает Джонни. – Ты единственный, кто все чувствовал, кто видел, что я представляю из себя внутри. И ты, правда, запал на это?..    Джонни трёт щетину, странная уверенность начинала просыпаться в нём.    – Ви, да ты грёбаный псих.    Тем временем в реальном мире...    – Реджина, блядь! – Ви вдавливает педаль газа в пол, варируя между черными грузовиками.    – Кто знал, что они возят в сумочке устройство, способное отслеживать сигнал взрывчатки?! Твою мать, Ви, главное выживи!!!    – Дружки из "Кан-тао" не просто мне в затылок дышат! Блядь! – Ви рефлекторно пригнулся, когда пуля пролетела у его уха. – Пиздец, в жопу такие заказы, Реджина! Если я выберусь живым, не звони мне больше! Никогда!    – Главное выберись, Ви!    После этого наёмник сбросил вызов.    – Твою мать, Ви, – руки энграммы крепко обнимают за талию. – Я оставил тебя одного на гребаный час! Один, блядь, час!!!    – Джонни?! – у мужчины сердце сделало сальто. – Теперь ты видишь, чем это черевато: оставлять меня одного. Я думал ты больше не придёшь, после...    – Не сейчас, Ви, – обрывает рокер, следя за малейшим движением корпоратов. – Поговорим об этом позже. Если, блядь, конечно, выживем!    – А если нет?! – Ви еще никогда не проворачивал таких трюков на байке, чем непредсказуемее и резче он будет поворачивать, тем больше шансов скинуть хвост. – Может, другой возможности не будет и сейчас наш последний шанс?!    – Хуй тебе, а не разговоры, если собираешься сдохнуть от пули корпа.    – Кто бы говорил, – буркнул Ви, за что получил болючий тычок в рёбра. – Ладно-ладно, понято-принято.    Ви просматривает возможные маршруты, которые простраивает оптика "Кироси": не один из них не помог бы сбросить хвост. Впереди наёмник увидел резкий поворот вправо, который закоулочными путями через дворы вёл к другой трассе. Поворот резкий, проход узкий.    – Джонни, – Ви едва заметно снижает скорость. – Тебе это не понравится!    – Не понравится что?..    Ви набирает скорость приближается к повороту, так что стенка здания, стоявшего на углу, едва ли не касается его бедра.    – Како-о-ого-о хрена-а?! – Джонни прижимается к Ви всей поверхностью тела. – Ви, сворачива-а-ай!!!    Секунда до столкновения. Ви сжимает руль левой рукой, из правой руки появляется легендарный клинок богомола. Со всего размаху Ви впечатывает лезвие имплантированного клинка в стену, тянет на себя. Громко взвыв, байк подлетает, разворачивается в воздухе, направляясь ровно по узкой дорожке. Клинок, к сожалению Ви, подобного трюка не оценил и разломился на две части.    – Ха-ха-ха, – Джонни прижался подбородком к чужому (?) плечу. – Мы чуть не сдохли, но это того стоило! Просто охеренно, Ви!!! Ха-ха, эти уёбки даже сообразить не успели!    – Реджи, мы живы! – тут же на радостях позвонил Ви.    – "Мы"? – в голосе очень чётко слышалось непонимание.    – Ну и палишься же ты, придурок, – прошептал на ухо Сильверхенд.    – Я, – исправился Ви.    – Мг, – задумчиво протянула Джонс. – Ладно. У фиксеров с наёмниками тут намечается вечеринка в "Посмертии". Я там буду, заскочишь?    – Меня как-то не приглашали, – Ви аккуратно выехал на основную дорогу, ребят из "Кан-тао" и след простыл. – Не знаю, стоит ли мне там появляться.    – Бестия звала тебя, – Реджина сделал паузу. – Ви, с кем ты постоянно вместе? То есть тогда ты сказал "мы" и Бестия сказала: "Знаю, что Ви сейчас работает с тобой, позови их вечером". Кого их и кто мы?    – О, да вы с Бестией друг друга стоите, – обреченно простонал Джонни. – А у Реджины мозги на месте, внимательная баба.    – Забей, Редж, просто не бери в голову. Скажем так, то, что сидит в моей башке, мало кому нравится, – Ви не видел, но был уверен, что Джонни закатил глаза. – Так, когда приходить?    – Езжай хоть сейчас. Бестия, я, Эль-капитан уже тут.    – Я подъеду чуть позже, есть незаконченное дело.    – Это как-то связанно с твоим "мы"?    – До встречи, Реджина, – Ви поспешно сбросил звонок.    – Мастерский игнор, — съязвил Джонни. – Мы едем домой?    "Мы едем домой?", – от одного этого вопроса Ви хотел в приступе неконтролируемой нежности наброситься на Сильверхенда с объятиями.    – Угу, – все, что он сказал вслух.    Остаток дороги они провели в абсолютном молчании, оба, видимо, думали о том, что буду говорить друг другу. Что говорить, как говорить, чем этот разговор обернется для них.    Ви заходит в квартиру. Дверь закрывается за ним, отрезая помещение от всех посторонних звуков. Тихо, даже слишком тихо. Джонни появляется не сразу: он как будто выходит у Ви из-за спины, проходит в глубь квартиры и садится на диван, закидывая ноги на стол.    – Чего как чужой? В своей же квартире, – Джонни старается не выглядеть взволнованным, но Ви знает, Ви чувствует, как переживает энграмма. И наёмник тоже волновался, в сумме их беспокойство могло привести сердце Ви в херовое состояние, но здоровье мужчины и без этого не было замечательным, так что он побыстрее постарался успокоиться.    Ви все еще мнётся у порога и Джонни его не торопит. Оба хороши: оттягивают момент, который в любом случае наступит. Должен наступить.    – Ну, – Ви пытается успокоить дрожь в пальцах и сердце, что колотилось со скоростью мотора нового "Арча". – Что скажешь?    Джонни медленно вздыхает, чуть прикрывая глаза. Он не знает, что говорить, у него не было и мысли о том, как начать разговор. Все-таки душевные откровения это не его.    – Я слышал твои воспоминания, – вдруг говорит Винсент. – Бестия, Керри, Альт.    Джонни щурится, и Ви начинает казаться, что он зря затронул эту тему, что сейчас Сильверхенд пошлет его и замкнётся. Но он молчит, и Ви решается:    – В конце – тот мужчина... это был твой отец?    Джонни как-то болезненно кривится.    – С чего ты это взял?    – Не знаю. Почувствовал?    – Я никогда его так не называл, – Джонни раскуривает сигарету.    – Вы не ладили.    – Да нет, были лучшими подружками, бои подушками каждую субботу, кафе по средам, – язвит Джонни, но Ви отчетливо видит разбитость за этой токсичной иронией. – Почему ты спросил про это?    – Надо было с чего-то начать, – врет Ви.    – Ви. Спроси уже.    – Почему ты вернулся? Как ты относишься к тому, что я сделал? Ты в бешенстве, да? Теперь мы никогда не сможем общаться, как раньше? Я всё проебал, да?    – Спокойней, Ви, – поднимает руки вверх Джонни, останавливая поток нескончаемых вопросов. – По одному.    – Ты вернулся, почему?    – Мы сидим в одной башке, рано или поздно пришлось бы. Вопрос ведь не совсем в этом, так? Кхм, ну, – Джонни опять начинает чувствовать жар на лице. – Просто я всё обдумал. И да та выходка, в жопу ее себе засунь, но, не смотря на то, что я, вроде как, чувствую то, что ты чувствуешь, не мог бы ты мне сам об этом рассказать? Я имею в виду, я хочу услышать, что ты об этом думаешь.    – Хочешь унизить меня, да? – смеется с горечью Ви. – Ладно. Хорошо. Погнали. Ты ебнутый на всю голову, Джонни, ты эгоцентричный, самовлюбленный, наглый уебок, который поначалу пытался меня убить. И чем больше я о тебе узнавал, тем больше во всём этом убеждался. Я тебе уже говорил это: иногда ты само обаяние, но чаще всего просто напыщенный мудак. Но стоило попасть в твои воспоминания, примерить твою шкуру, как все показывалось под совершенно другим углом. Не самовлюбенная легенда, а разбитый человек, надежда которого трещала по швам от страха, выливавшегося в вечную агрессию. Я видел человека, который не позволял себе привязаться к кому-то, чтобы не разбить им сердца, чтобы не разбить себе. Не террориста, а идиота, который не знал, куда выбросить всю ту боль и ненависть, что были внутри. Не рокера-анархиста, а музыканта, что почти опустил руки, потому что люди не слышали того, что он вкладывал.    На несколько секунд повисает тишина. Мимо окна с шумом пролетают ави, кошка тихо сопит.    – Знаешь, – Джонни криво ухмыляется, – я сейчас разрываюсь между тем, чтобы послать тебя и тем, чтобы сделать тебе предложение.    Винсент закатывает глаза.    – Я не знаю, почему я начал чувствовать что-то такое к тебе. Ты меня бесишь.    – Я тебе нравлюсь, – Джонни оказывается совсем рядом.    – Бесишь настолько, что нравишься?    – Нет, – Джонни кладёт ладони на запястья Ви. – Нравлюсь настолько, что бесишься.    Ви бегает взглядом по лицу Сильверхенда, пытается понять, что у того в голове. И наконец до него доходит: в голове у Джонни то же, что и у него.    – Так, а что насчет тебя? – тянет Ви, из последних сил сдерживая порывы собственного тела.    – Лжец, – хрипло смеётся энграмма. – Я же чувствую, что ты всё понял.    Джонни хватается за светлые короткие волосы металлической рукой и притягивает наёмника к себе. Он целует властно и напористо, влажно и страстно, без единой мысли о смущении. Ви от этого кружится голова: от сжатых пальцев на собственном затылке, от тёплой руки, скользящей по груди, от контраста мягких губ и колючего подбородка. Биочип выдаёт ошибку и Ви снова чувствует прикосновения рокера больше чем просто реально, они становятся больше, чем просто настоящими. Они словно прожигают кожу, разносятся электроимпульсами по каждому нерву. И Винсент видит, что Джонни тоже это чувствует: все-таки тело у них одно на двоих и любые физические ощущения, искажаясь призмой чужого восприятия, передаются второму.    Джонни доводит их до кровати, опрокидывает тело в постель, нависая в поцелуе, который они все никак не могли разорвать.    – С-стой, – Ви задыхается, нажимает на чужие плечи, отодвигая Сильверхенда. – Стой, Джонни. Что ты собираешься... то есть как бы понятно что, но... как?    – Буду импровизировать, – Джонни проходится ладонями вверх от коленей по бёдрам Ви. – В процессе разберемся.    И они снова целуются. У обоих от этого момента сносит крышу. Хотя нет, крышу им снесло, как только они оказались в одной шкуре, а сейчас же они просто начали получать удовольствие от того безумия, в котором топили друг друга день за днём.    Ви стаскивает с себя куртку – она летит в корзинку кошки, та, недовольно зашипев, перебежала на компьютерный стол. После мужчина кое-как стащил майку, запутавшись в ней руками на несколько секунд.    Чувствительность подлетает до невообразимого, когда руки Сильверхенда очерчивают обнаженную рельефную грудь, а чип снова сбоит. Ви кажется, что еще чуть-чуть и он просто не выдержит всех этих ощущений, и Джонни это чувствует.    – Слишком... чувствительный, – может, Ви кажется, но раньше хрипотца Джонни никогда не достигала такого низкого тембра. – Херово, если мы отключимся.    – Ради такого, – Ви снова притягивает его ближе, – и потерять сознание не жалко.    Оптика высвечивает: "Звонок от Бестии Амендиарес".    – Блядь, – одновременно выдыхают наёмник и энграмма.    – Сбрось, – фыркает Джонни, кусая за изгиб плеча.    – Не думаю, что смогу воскреснуть второй раз, Джонни.    Сильверхенд закатывает глаза, отстраняется от Ви, сжимая губы от разочарования, что всё, как всегда, не пошло по его плану.    – Да? – Ви старается успокоить собственный голос.    – Я так поняла, тебе теперь нужно личное приглашение, Ви, – по голосу оба понимают, что Бестия недовольна. – Чтобы был в "Посмертии" через пятнадцать минут. Я жду.    Звонок обрывается.    – Ладно. Беру слова назад. Беги, Ви, беги.    Винсент смотрит на энграмму с каплей вины, целует Джонни в уголок губ и, подхватив майку и куртку, вылетает из квартиры.