Твои чувства – мои чувства

Я вдыхаю сигаретный дым через твои губы, Эти игры во взрослых людей Когда-нибудь погубят нас, Но я вдыхаю дым через твои губы, Через твои губы, через твои... Совергон "Не курю".

***

   Ви открывает глаза. Солнце пробивается через мерцающие многоэтажки за окном. Свет скользит по синим простыням вниз, перепрыгивает на чью-то темную спину.    Наёмник моргает пару раз, сразу узнавая место, но не понимая, как он тут оказался. Дом, милый дом. Корзинка кошки стоит у подножья кровати пустая, сам сфинкс сидит на коленях у рокера, только что казавшимся мутно-тёмным силуэтом. Кошка громко мурчит, утыкается мордочкой в грубые руки и от всей нежности и ласки, что ей дарит Сильверхенд, готова лезть ему на голову.    – Джонни? – тихо зовёт его мужчина.    Сильверхенд оборачивается мгновенно, смотрит удивлёнными глазами, а кошка тычется в шею, недовольна, что внимание Джонни переключилось на кого-то другого.    – Ви? Как ты тут, – Джонни хмурится, но потом до него словно что-то доходит и он не договаривает. Презрительно кривится. – Что, неужто тебя затрахали до потери сознания?    Ви садится на кровати и до него наконец начинает доходить, что произошло. Ви вспоминает отель, вспоминает Джея, пришедшего к нему, вспоминает, что отдал все в руки случая. Он помнил, как выцеловывал чужую кожу, оставляя на ней грубые следы, помнил, как они срывали друг с друга одежду, как сначала трахал он, а потом трахали его. Он помнил все это, а еще помнит, что при этом всём видел в мужчине того, кого хотел видеть. Только его.    Джонни сжимает зубы, не дождавшись ответа. Отвернувшись, мужчина подхватывает кошку и пересаживается на диван: боком к Ви, словно сейчас не хочет быть рядом с ним, а уж тем более видеть его.    А еще Ви вспоминает, как получило разрядку его тело. Но... это всё было не то. Он получал обычное сухое физическое удовольствие, но в голове все время звучало: "не так", "нет, по-другому", "он бы сделал иначе", "он бы". Он, он, он...    И это было только верхушкой айсберга. Обычно, когда Ви занимался сексом с кем-то: с любимым человеком, с красоткой из бара, с проституткой – всегда было ощущение страсти, желания, но тогда... было другое. Была вина, было разочарование, были ревность и досада.    – Я отключился, когда он ушёл. Я встал, а меня словно выключили, выдернули провода.    – Хах, – Джонни всё ещё не смотрит ему в глаза. – И... как оно?    – А ты будто не почувствовал?    – Я ушел сюда, как раз чтобы не почувствовать...    – Ну, – Ви смотрит под ноги, – как обычно. Только в груди жгло, как от обиды или... ревности. Не знаю, Джонни. Странно было.    Джонни смотрит украдкой, приоткрывая рот. Он понимает, что чувствовал Ви, понимает, потому что это его чувства. Он минуту колеблется, словно хочет рассказать, хотя бы попытаться поговорить об этом, но гордость тут же наступает на горло, пронзая каблуком сердце.    – Короче, не понравилось?    – Типа того, – тянет Ви. – Джонни? А где мы вообще?    – В воспоминаниях о доме. Это самая чёткая локация в твоей голове. Но вообще я здесь из-за кошки. А ты здесь, потому что я сказал, что буду здесь. Или просто потому что я здесь.    Ви встаёт, пересаживается на диван поближе к Джонни. Кошка мурчит громче: внимание сразу двух мужчин к своей персоне ей явно льстило. Ви гладит пальцем ей за ухом и она перелазит к нему на колени.    – Она ведь ненастоящая.    – Как и всё здесь. В воспоминаниях даже ты ненастоящий, самый настоящий тут я. Потому что теперь по-настоящему настоящим я могу быть только среди ненастоящего.    Ви прикрывает глаза, кладёт руку ему на плечо.    – Лучше заткнись, Джонни. Ты одной фразой мне чуть мозги не поплавил.    Сильверхенд ухмыляется. Молчит.    – Джонни? Ты никогда... ну, знаешь, не задумывался о том, чтобы так всё и оставить?    – Сдаться?    – Скорее, смириться.    – Сдаться, – кивает Джонни, оказываясь в ту же минуту возле окна. – Хочешь прекратить это всё? Пустить пулю нам в лоб?    – Нет. Дожить сколько осталось. Вместе.    – Сколько осталось? – переспрашивает Джонни, а Ви слышит, как в его голосе начинает расти злость с примесью страха. – А сколько нам осталось, Ви? Если мы ничего не сделаем, сколько ты еще протянешь? Месяц? Два месяца?    Кошка перебегает в корзинку.    – Я прожил тридцать лет, потом еще пятьдесят лет в "Микоси". Но ты... Ви, ты еще слишком молод.    – Технически не на много-то ты и старше.    – Да я тебе вообще не об этом и ты это знаешь! Ты жив, молод, полон энергии, я хочу, чтобы ты таким был еще как минимум лет двадцать, блядь!    – Ладно, – тяжело вздыхает Ви. – Давай просто не будем об этом.    – Ви, – Сильверхенд мотает головой, снова оказывается сидящим рядом на диване. – Я останусь с тобой, буду рядом до конца, но мне важно знать, что я... что мы хотя бы попытались, понимаешь?    – Знаешь, – Ви сжимает кулаки, смотрит на побелевшие костяшки, – думаю, правда в том, что после всего, что мы пережили вместе, мне просто страшно в один день проснуться с осознанием того, что я больше не услышу твой блядский голос. Гораздо страшнее, чем просто не проснуться.    – Крепко мы с тобой привязались друг к другу, да?    Джонни достаёт из воздуха сигарету, раскуривает её двумя затяжками. Облачки дыма, вылетающие из его рта, кажутся синеватыми из-за рассвета.    Ви смотрит на грубые руки Сильверхенда, на пальцы в гитарных мозолях, на мигающий огонёк сигареты. Медленно вздохнув полной грудью, Ви тянется к чужим рукам, перехватывает сигарету из твердых пальцев и затягивается как никогда глубоко.    У Джонни в глазах читается очевидное удивление, но он молчит, лишь смотрит, как наёмник выпускает большую струйку дыма из сжатых губ, закидывая голову назад.    Ви затягивается еще несколько раз, чувствуя словно с каждым вдохом он все больше впускает Сильверхенда в своё сердце.    – Впервые вижу, чтобы чье-то курение напоминало ментальный стриптиз.    Ви закашливается, смеется хрипло, выдыхая сбитый клочок дыма.    – Ментальный стриптиз? Что это, блядь, вообще значит?    – Ну, ментальный, – начинает Джонни, – потому что ты словно снимаешь не одежду, а оголяешь душу и мысли. А стриптиз, ну, – видеть колеблющегося Джонни было слишком странно, – если это не твоя работа, а я знаю, что ты, вроде как, не стриптизёр, то это всегда провокация.    Джонни буквально из губ выхватывает обратно свою сигарету. Да, курят они совсем по-разному. У Ви это, действительно, выглядело как-то завораживающе возбуждающе, действительно провоцирующе, чуть ли не эротично. У Джонни это выглядело скомкано и грубо, показывая, что курит он только от нужды привычки, чтобы сбросить напряжение.    – Провокация? – Ви забирает сигарету после затяжки Джонни и затягивается сам. – Поясни.    – Если парень или девчонка, когда вы наедине, раздевается, к чему это ведёт? Ты знаешь. А вот к чему ты ведёшь, я вижу смутно, Ви.    – Думаешь, я тебя провоцирую на что-то?    – Не знаю, Ви.    – Знаешь, о чём я думаю? – Ви ухмыляется как-то по-сильверхендовски, Джонни молчит, просто смотрит, ожидая продолжения фразы. – Если мы не знаем, сколько нам осталось, что мешает нам жить так, как будто каждый день – последний?    Джонни откидывает голову назад на спинку дивана, копируя позу Винсента. Повернув голову к наёмнику, Сильверхенд долго щурится, вглядывается в глаза напротив, пытаясь понять, что тот имеет в виду.    – И как это, по-твоему? – сдаётся всё же энграмма.    Ви снова ухмыляется, забирает сигарету, затягивается в последний раз глубоко-глубоко и откидывает ее в сторону.    – Вот так, – шепчет наёмник и за шею притягивает Джонни к себе.    Ви прикрывает глаза, чувствует, как соприкасаются их губы, как колет подбородок чужая щетина, и выдыхает. Джонни вдыхает сигаретный дым с чужих губ полной грудью, прижимаясь губами еще ближе, ударяясь зубами.    Ви слышит сердце: своё, его – было не ясно. Ви слышит сбитое дыхание. Ви слышит резкий звон поставленного на нужное время будильника, но ему все равно, он хочет ближе-ближе-ближе, но Джонни – нет. Он толкает Ви в грудь, сильно, словно со злостью, отталкивает от себя.    В то же мгновение Ви распахивает глаза: он лежит на полу возле синей кровати на все том же блестящем белом ковре. Сердце бьется быстро и болезненно, глаза лихорадочно бегают по номеру отеля в поисках знакомого призрачно-цифрового силуэта. Но рядом никого... И никто не появляется.    Ви сжимается всем телом у подножья кровати, прижимая колени к груди, и винит себя за поспешность, за импульсивность и глупость. Он прячет лицо в ладони и его хватает лишь на опустошенное, глухое:    – Блядь.