Легенда Карельского перешейка

За окном в ярком свете морозного заката неспешно кружились снежинки, когда в своем уютном кабинете под треск свечей, рядом с погрузившимся в свои изыскания Леопольдом Леопольдовичем, Ксения Алексеевна Гуро вполголоса читала долгожданное письмо от сына. Он сообщал, что их дело начало благополучно разрешаться, потому что Бинху удалось задержать в Выборге одного из подручных Данишевского — доктора Гофмана, и что тот, естественно, почти чистосердечно дал полные признательные показания. А после, благодаря его показаниям удалось задержать и главного подозреваемого — Данишевского, который укрылся у одной из своих многочисленных любовниц в Ярославле… — Яша пишет, — проговорила Ксения Алексеевна чуть громче, — что вскоре будет суд, и надо заранее позаботиться о судьбе Коли… с которым они решили остаться жить в Москве, и сейчас как раз занимаются покупкой дома… а еще просит меня взять опекунство над Колей… — И что вы на это ответите, дорогая Ксения Алексеевна? — поднимая голову от бумаг, спросил ее Бомгарт, когда она дочитывала, что Яков с Колей планируют закончить с делами как раз к концу декабря и к Рождеству прибудут в Царское… чтобы встретить его с ними вместе. — А что я могу ответить единственному любимому сыну? Конечно, что во всем его поддержу и помогу в таком сложном вопросе, как опекунство. Вот только… Только для этого мне будет нужен уважаемый супруг, — проговорила Ксения Алексеевна. — Что вы об этом думаете Леопольд Леопольдович? Мне в короткие сроки нужно отыскать достойнейшего… — Я готов, — проговорил вдруг Бомгарт так решительно, словно только и ждал её вопроса. — Если, конечно, такая прекрасная женщина как вы, примет мое неожиданное предложение. Зашедшая к ним спустя четверть часа Оксана с открытым ртом наблюдала за нежными объятиями своего обожаемого батюшки и разрумянившейся словно девчонка, но безусловно, счастливой Ксении Алексеевны.

***

Ясным морозным днем по дороге в Царское катился крытый теплый возок, в котором со всем удобством расположились красивый темноволосый мужчина с агатовыми глазами и его хрупкий юный спутник. — Не тревожь себя, свет мой, — заботливо укрывая вечно мерзнущего Колю теплой медвежьей полостью, сказал ему Яков. — Они оба получат по заслугам. — Я не сомневаюсь. После того, что сделали вы с Александром Христофоровичем, мне остается лишь благодарить вас до конца жизни и ждать заслуженного ими возмездия за все, что они сделали со мной, Оксаной, папой, и другими несчастными, о которых мы даже не знаем... — Ты знаешь, Коленька, я хотел найти и убить его, — очень тихо сказал Яков, еще крепче обнимая прижавшегося к нему Колю. — Но… теперь я рад, что Бинх тогда отговорил меня. Коля слушал гулко бьющееся в груди сердце любимого и радовался, что тот не обагрил свои руки кровью и не взял грех на душу. Дядю ему было жаль самую малость, его добрая душа все еще пыталась найти его жестоким поступкам оправдание… Но так и не нашла… Теперь дело было за судом, что должен был вскоре состояться. — Должен ли я буду явиться в суд? — спросил Коля чуть слышно. — Ведь мои показания важны. — Надеюсь, что из-за несовершеннолетия тебе этого делать не придется, свет мой, — успокоил его Яков. — Достаточно будет того, что запишет за тобой Александр Христофорович, и… слов твоего нового опекуна. Коля ярко улыбнулся, вспоминая милейшую Ксению Алексеевну, к которой проникся с самой первой встречи и даже был готов назвать мамой. И надо же было случится такому удивительному повороту в судьбе — сейчас эта удивительная женщина действительно станет его новой мамой до совершеннолетия — опекуншей. — Подъезжаем, свет мой, — прерывая его мысли о Ксении Алексеевне, заметил Яков. Коля с детским любопытством, которое продолжало пленять Якова, приник к окну. Царское село зимой было не менее примечательно, чем летом, только сейчас здесь царила особенная зимняя тишина, погребенные под снегом сады, деревья и дорожки смотрелись сказочно-прекрасно в зимнем белоснежном безмолвии. У одного из домов, куда свернула их крытая карета, обнималась молодая пара, и этих двоих Коля узнал мгновенно. — Сашка! — крикнул Яков, на ходу распахивая дверцу кареты и спрыгивая прямо в снег. — Ты давно приехал? — Полчаса как, — ответил Бинх, хлопнув по плечу обнявшего его друга, и добавил, улыбнувшись спустившемуся из кареты Коле: — Добрый день, Николай Васильевич. — Александр Христофорович, Оксана! Как же я рад вас видеть, — Коля так спешил обнять подругу, что едва не запутался в полах теплого плаща. — Ты чудесно выглядишь, Оксана! Правда же, Яша? — Даже очень хорошо, — внимательный взор Якова скользнул сначала по Оксане, затем по Бинху, улыбающемуся с какой-то затаенной гордостью, потом вернулся к Коле. — Но сдается мне, что их теперь не двое… а трое, свет мой. — Твоя правда, Яша, — усмехнулся Бинх, кивком головы указывая на вышедшую на крыльцо Ксению Алексеевну, сопровождаемую Леопольдом Леопольдовичем. Коля поклонился укутанной в лисью шубку хозяйке дома, обернулся на Якова и только после этого обрел дар речи: — Трое? Неужели… у меня будет маленький племянник? Или племянница? Тот лишь тонко улыбнулся, указав глазами на что-то шепнувшую мужу и шагнувшую к другу Оксану. — Думаю, Оксана Леопольдовна сама тебе все расскажет, свет мой. — Спасибо, Яков Петрович, — ответил чистый Оксанин голосок, пока ее пальчики уверенно тянули Колю за собой, в тепло дома: — Коленька, пойдем со мной. Выпьем чаю и поговорим. Коля, завороженно последовавший за подругой, был расцелован Ксенией Алексеевной и Леопольдом Леопольдовичем, а потом раздет в четыре руки и усажен рядом с Оксаной в натопленной небольшой гостиной за накрытый к чаю стол. Столовое серебро блестело в свете многочисленных свечей, а мягкий аромат хвои и шоколада, идущий от стоящей в бальной зале ели, напоминал о том, что Рождество придет к ним уже завтра. — Даже спрашивать тебя не буду, счастлив ли ты, Коленька, — разливая чай, заметила Оксана. — Потому что сама вижу, что счастлив. — И добавила: — Расскажи мне о себе. О, Коле было, что порассказать внимательно слушавшей его подруге! О Москве с ее провинциальной тишиной, колокольным звоном и уютными кривыми улочками. Об их с Яковом внезапной дружбе с ее, Оксаниным, дядей и со всем его семейством. О доме, который они сперва снимали, а теперь были заняты его покупкой. Об бесконечных долгих вечерах — вдвоем, наедине с Яковом, который все больше и больше увлекал Колю варягами и своей любимой археологией… — Никогда не сомневалась, что однажды он и тебя сделает самым настоящим археологом, — мягко констатировала Оксана. — После его увлекательных рассказов даже сфинкс захочет стать археологом, — рассмеялся Коля. Кивнув, Оксана вдруг охнула и, отложив откусанный ей пирожок с малиной, положила руку на живот. — Видимо, мой маленький Николай Александрович не слишком любит пирожки с малиной, — виновато сглотнув, заметила Оксана. — Нет, не волнуйся, Коленька. Это просто приступ тошноты. И скоро он пройдет. Вскочивший было Коля потрясенно опустился на стул, чашечка в его руке жалобно тренькнула: — Нико-лай Александрович? Вы уверены, что будет мальчик? — Мне хотелось бы, — лукаво улыбнувшись, ответила Оксана. — А ты, как его будущий крестный, конечно же согласишься, чтобы его звали так же, как тебя. — Конечно! Я... Я просто растерялся от неожиданности, — проговорил Коля, ласково глядя на округлившийся живот Оксаны. — Это же мой первый племянник… Я обещаю быть лучшим дядей на свете. — И обязательно выполните свое обещание, Николай Васильевич, — прозвучало от открывшейся двери, явившей им Якова и улыбающегося Бинха. — Я похищу у вас свою супругу, если вы не возражаете, — с обожанием и гордостью взглянув в красивое личико Оксаны, сказал Бинх, а Яков подошел к поднявшемуся при их появлении Коле: — Моей матушке не терпится показать нам наши комнаты, — мягко обнимая, прошептал он, когда Оксана и Бинх уже покинули малую гостиную. — Давай не будем ее разочаровывать, свет мой. — Конечно, я буду только рад, — прильнул к любимому уставший с дороги Коля. Ему очень хотелось остаться с Яковом наедине, но обидеть невниманием прекрасную Ксению Алексеевну он тоже не мог. Матушка Якова, отмахнувшись от вездесущей Фифи, сама проводила их в отведенные им комнаты, куда расторопные слуги уже успели доставить их багаж и легкий ужин. Коля смущенно оглядывался по сторонам, радуясь, что удивительная Ксения Алексеевна держалась просто и делала вид, что не замечает его зардевших щек, словно и вправду показывала любимой невестке и сыну со вкусом и любовью подготовленные для них комнаты. — Я очень надеюсь, Коленька, что вам здесь понравится и вы будете часто меня навещать, потому что от Яши я раньше слышала лишь отговорки. — Конечно, я попробую на него повлиять, — улыбаясь, проговорил Коля, чувствуя, как поддерживающая рука на его талии сжимается чуть крепче. — Вот и славно, а теперь я вас оставлю, отдыхайте и высыпайтесь, мои дорогие, — Ксения Алексеевна многозначительно взглянула на сына. — Завтра нас ждет бессонная ночь. Яко, клятвенно заверил, что выполнит все наставления и чинно поцеловал матушке руку, в то время как глаза обоих смеялись, и Коля подумал, что если бы не был уже влюблен в своего Яшу по уши, то влюбился бы прямо сейчас, вот в такого, уютного, домашнего и открытого. Ксения Алексеевна вышла за дверь, кликнув слуг, чтобы помогли гостям с омовением, а Яков поспешил утянуть Колю на широкую кровать с воздушной периной. — Ну что же ты снова засмущался, свет мой? Тебя здесь никто не обидит и даже не посмеет глянуть криво, иначе будет иметь дело с моей матушкой, которая страшна в гневе. Коля, утвердительно угукнув, уткнулся в крепкое теплое плечо. — Ты даже не представляешь, Яшенька, как я рад что у меня появилась настоящая семья, Ты, Ксения Алексеевна, Александр Христофорович с Оксаной и её чудесный отец. А скоро и малыш появится… — Я живу ради твоей радости и счастья, родной. А теперь умываться и спать, у тебя глаза слипаются… Засыпая на теплых, пахнущих хмелем простынях, после умиротворяюще горячей ванны, под завывания ветра за окном Коля предвкушающе улыбнулся, услышав сквозь дрему: — Завтра тебя будут ждать сюрпризы, свет мой.

***

Утром Колю действительно ждал сюрприз вместе с объятием и сладким поцелуем в губы. — Просыпайся, свет мой, — поглаживая его отрастающие волосы, шепнул ему Яков. — Просыпайся и посмотри на свой подарок. Коля успел только сесть в постели, как приехавший с ними Андрей внес подарок и Коля неверяще ахнул: от Якова он мог ожидать всего что угодно, но такого… нет, такого он не ожидал. — Когда же ты успел? — разглядывая полный портрет прелестной юной девочки со свято хранимой им шкатулки, спросил Коля улыбающегося ему любимого. — Не я, а нанятый мной живописец, — ответил донельзя довольный Яков, поднимаясь и увлекая за собой откликнувшегося улыбкой Колю, прежде чем добавить: — Одевайся, свет мой. Нам пора присоединиться к остальным. Поспешно одеваясь с помощью Андрея, Коля вдруг почувствовал себя неуютно. После такого значительного, а главное - желанного подарка, его старинный томик о викингах казался чем-то незначительным, но от сердца отлегло, когда, едва увидев, что же скрывается за упаковочной бумагой и шелковой лентой, Яков просиял. — Я очень давно хотел эту монографию. Как ты узнал об этом? Читаешь мои мысли? Ответить Коля мог только поцелуем. Вечером, за праздничным столом, среди свечей, куропаток, горячих пышных пирогов и дорогого французского шампанского, им всем явился еще один сюрприз: объявление о помолвке Леопольда Леопольдовича и Ксении Алексеевны. — Дорогие мои дети, — с волнением проговорила хозяйка дома, глядя на молодые пары за столом. — Я думаю, что могу уже вас так называть. У нас для вас возможно неожиданная, но я надеюсь, очень приятная новость… Мы с Леопольдом Леопольдовичем приняли решение быть вместе. После всеобщих поздравлений, слов одобрения и поддержки сияющая Оксана явила всем собравшимся свой сюрприз: приехавшего на вечер скрипача-виртуоза из Петербурга, с котором когда-то сдружилась в одной из светских гостиных. Скрипач был настолько хорош, что заслушавшийся Коля расчувствовался и не сразу понял, когда именно в гостиной зазвучал тот самый «их вальс», а к нему с поклоном подошел самый любимый человек в его жизни. — Хотите потанцевать, Николай Васильевич? — блеснул обращенный к Коле лукавый темный взор. — И не говорите мне, что не умеете. — Ну только если с вами, Яков Петрович! — чувствуя себя всемогущим, ответил Коля, принимая протянутую руку. — И конечно, Я умею. У меня был самый лучший учитель! — Не здесь, свет мой, — шепнул, улыбаясь ему, Яков. — Пойдем на улицу. Коле оставалось только кивнуть, принимая теплый плащ. В заснеженном саду отчетливо слышалась музыка, долетавшая из выставленного окна гостиной. В окружении пушистого легкого снега под светом полной луны вальсировали двое, празднуя пришедшее к ним, самое счастливое Рождество…