Легенда Карельского перешейка

— Яша, побойся бога, — говорил так неожиданно вернувшийся к ним Бинх, глядя в остановившиеся, глядящие с жадным ожиданием, умоляющие глаза Якова. — Дай хотя бы переодеться, а уж потом и допрашивай. — Нет уж, выкладывай! — Глаза Якова недобро сверкнули — Ты же не просто так заявился? — Не просто так, Яша, — Бинх тяжело вздохнул. — Я вернулся сообщить тебе, что нашел Колю. Тишина, что внезапно стала оглушающей, раскололась надтреснутым: — Что? — покачнувшегося Якова, и задушенным: — Я так и знала. — Оксаны. — Теперь отпустишь меня переодеться? — поморщился усталый и промокший Сашка. — Обещаю, Яша, это будет быстро. А когда вернусь — поговорим. Яков только кивнул и отвернулся к окну, хотя хотелось совсем другого. Схватить друга за грудки и вытрясти все новости немедленно. Тонкие струи воды, скользящие по стеклу, сливались, перемешивались и торопились все ниже, являя воспаленному сознанию Якова любимый образ, что почти каждую ночь мерещился ему в беспокойных черно-белых снах… На Якова смотрели любимые нежно-голубые глаза, но сейчас они не искрились счастьем, не возносились к небесам поволокой страсти и не будоражили искренними чувствами, они смотрели куда-то сквозь застывшего Якова… Драгоценный горный хрусталь таял слезами и болью безысходности, а потом к ужасу Якова исчез, превратившись в древние руны, которые он не успел распознать. — Яша, — прозвучал совсем близко знакомый голос. — Что с тобой? — проговорил Бинх, мягко придержав за предплечье покачнувшегося Якова. — Ээ… Нелепица… Ни-ничего Саша, все хорошо, просто устал уже ждать тебя и твои новости. Говори. — Нечем мне тебя утешить, Яша. — Бинх покаянно склонил голову. — Коля — твой Коля в Скорбном доме в Ярославле, куда его упрятали Гофман вместе с Данишевским. Яков на мгновение ослеп и глох, а потом просто осел в кресло, едва не промахнувшись мимо темного бархата сиденья. — Предчувствия меня не обманули… Но как? Как ты его нашел? И почему ты один? — Я нашел его там, потому что сразу предполагал, что именно там он и будет. — Присев рядом с рухнувшем в кресло Яковом, ответил Сашка. — А один я потому что пока только в общих деталях представляю, как вытащить его оттуда… А еще потому, что сам пока не смог туда пробраться. — Саша, пожалуйста, — прошептал Яков, хватая друга за руку. — У тебя же связи, обученные люди… Если я могу чем-то помочь… Проси все чего хочешь, только вытащи Колю… В долгу не останусь — ты знаешь. На плечо Якову мягко легла уверенная, сильная ладонь. — Вытащу, Яша, обязательно вытащу, — серьезно ответил Бинх. — А Степан мне поможет — твой Степан Тесак, которого я сумел пристроить в эту больше похожую на тюрьму лечебницу в качестве санитара. — И что именно он успел узнать? — подобрался Яков, с надеждой глядя на друга. — А вот что… — Сашка сжал руку на плече напряженного Якова и рассказал, что дважды в неделю в монастырь приезжает телега из соседнего монастыря. Правит ей старик -возничий, которого непременно сопровождает монахиня… — Они, видишь ли, заботятся об этих скорбных постояльцах, — рассказывал Бинх, — готовят на них, стирают, да и душу порой врачуют своими утешениями и молитвами… — И ты собираешься послать туда телегу, якобы от монастыря, — догадался наконец внимательно следивший за рассказом друга Яков. — Я правильно тебя понял? — Все правильно, только возничим на ней буду я. — Отозвался, кивая, Бинх. — А монахиню? — спросил его Яков. — Где ты возьмешь монахиню, Саша?.. — А монахиней, Яков Петрович, буду я, — прозвучало из-за приоткрытой двери спокойно и уверенно. Яков даже привстал от неожиданности, когда дверь кабинета открылась, явив им бледную, но решительно настроенную Оксану. — Ни в коем случае, Оксана Леопольдовна! И… подслушивать дурной тон, — процедил сквозь зубы Яков. — Вы не станете подвергать себя опасности. Я не позволю. — Да ну вас, — отмахнулась от него Оксана, и обратилась к мужу, который молча, с интересом наблюдал за ними обоими: — Я пойду с тобой, Саша. И это не обсуждается. — Она пойдет со мной, Яша. И это не обсуждается, — спокойно резюмировал Бинх. Яков изумленно вздернул бровь: — Сговорились значит! Бинх, не обратив внимание на его реплику, продолжил: — Лучше подумай, Яша, нет ли у тебя какого портного на примете, чтобы пошил Оксане монашеское одеяние…

***

Через неделю, когда немногословный месье Луи закончил монашеское одеяние для Оксаны, двор особняка Якова покинули две кареты. Первая уносила в Царское село Андрея и Бомгарта с покаянным письмом Якова для матушки, и просьбой принять и спрятать у себя Колю, если им удастся вырвать его из этой скорбной богадельни. А вторая, совсем неприметная, отправлялась в Ярославль, везя его самого, Оксану, Бинха, и, конечно же, Якима, которого Яков не мог не привезти с Карельского перешейка, и который теперь нетерпеливо рвался выручать своего, попавшего в беду барина. — Волнуетесь, Яков Петрович? — спросила Оксана, наблюдая за тревожно смотревшим в окно кареты, за которым проплывали поля и перелески, Гуро. — Я думаю, что мы все волнуемся сейчас и по другому быть не может, — отозвался хмурый Яков, впервые за долгое время чувствуя себя человеком, а не неприкаянной тенью. А в это время там, куда они отправлялись, проснулся темноволосый юноша с хрустальными глазами. Он удивленно прислушался к себе, понимая, что больше не чувствует той горькой, сводящей с ума тяжести ни в теле, ни на душе. И вдруг он замер, глядя, как слетает со знакомой ветки тот самый, последний желтый лист.