Легенда Карельского перешейка

Теплым медовым днем Оксана покидала гостиницу деревенского постоялого двора с весьма заметным сожалением. А дело было в одном совершенно невыносимом человеке, без которого она не мыслила своей жизни, и звался он Александр Христофорович Бинх. Тот самый Бинх, с которым ее батюшка непонятно где и когда успел свести дружбу; тот самый Бинх, что оказался давним лицейским другом руководителя их экспедиции Якова Гуро; тот самый Бинх, которому Оксана давно бы отдала свое собственное сердце, если бы он соизволил сказать ей хотя бы пару связных слов, вместо того, чтобы смотреть на нее с таким восхищенным, почти молитвенным благоговением… «Словно на икону из собора», — Оксана едва заметно поморщилась и ускорила шаг, слыша позади быструю поступь Степана, которого Яков Петрович выделил ей сегодня в сопровождение для посещения Сувенира. Постепенно безрадостные мысли о непробиваемом Бинхе отступили и, оправив оборки светлого летнего платья с пышными кружевными рукавами, Оксана с наслаждением вдохнула всем своим существом горячий летний день и устремилась между стройными гвардейскими соснами к далекому пока Сувениру. Дорога сама ложилась под ноги и Оксана, постукивая каблучками нарядных туфелек, обратилась мыслями к своему милому другу далекого детства — к Коле. «Мой маленький очаровательный принц в очарованном замке», — Оксана поморщилась, вспоминая, каким бледным и изможденным показался ей Коля в их первую встречу. Слава Всевышнему, теперь он больше не выглядел ни бледным, ни изможденным, но в этом, конечно, не было ее заслуги. Если кто и сумел вдохнуть в Колю искру жизни, то это была вовсе не она, а руководитель их экспедиции — Яков Петрович Гуро… И уж совсем некстати вспомнился ей очень давний, случайно подслушанный в Петербурге на одном из приемов разговор местных сплетников о том, что Гуро, завидного столичного холостяка с миллионным состоянием, никто и никогда не видел ни с дамой, ни с девицей, а лишь с юношами — симпатичными брюнетами с голубыми глазами. «Вряд ли это мое дело», — Оксана вновь поморщилась, прежде чем отозваться окликнувшему ее Степану. — Мы сюда шли, барышня? — спросил тот, указывая на неожиданно возникшие перед ними массивные ворота Сувенира, возле которых Оксанин острый взор сразу же приметил грузного человека с добрыми глазами. — Яким! — Отбросив тягостные думы, Оксана устремилась к старому слуге, радостно улыбнувшемуся при ее появлении. — Барышня Оксана! Давно хотел сказать, как же вы выросли, как похорошели, совсем невеста… — Яким стер слезу умиления, когда Оксана чмокнула его в твердую щетинистую щеку. — Коля ждет меня, Яким? — спросила Оксана, вместе с ним проходя в ворота. — Еще как ждет, барышня. Загонял сегодня слуг до кондрашки. Совсем как в приезд Якова Петровича, аккурат две недели тому назад. Радостно кивнув, Оксана огляделась по сторонам, примечая неизменные сосны и валуны, которые когда-то, в далеком детстве, казались ей огромными сказочными великанами, трепещущих прозрачно-перламутровыми крылышками стрекоз; крепкое, заново окрашенное здание конюшни и ожидающую ее лодочку, качающуюся в серых водах Финского залива. — Прыткая вы какая, барышня, — вновь умилился Яким, когда Оксана, напрочь забыв хорошие манеры, подобно сорванцу мальчишке одним ловким движением вскочила в лодку и уселась на корме. — Совсем как в детстве, когда играли с моим молодым барином. Молодой барин уже ждал их на причале острова с белеющими наверху готическими башенками Сувенира. Торопя севшего на весла Якима, Оксана не могла не улыбнуться и не помахать рукой: — Коля! — Оксана! — Отозвались ей. Видя, как юноша спустился к самой воде, Оксана прищурила глаза на неторопливого Якима, но тот, совершенно непрошибаемый подобно Бинху, даже не счел нужным поторопиться. Наконец, их лодочка причалила и Оксана быстро выбралась на пристань, сразу устремляясь к растерявшемуся от ее напора Коле. — Я так рада тебе! — Оксана сама обняла его за шею, и улыбнулась, почувствовав смущенное, но дружеское объятие в ответ. — Надеюсь, ты не против, что я так неожиданно решила тебя навестить? — Нет конечно, что ты такое говоришь? Я только недавно осознал, как, оказывается, скучал по тебе! — проговорил Коля, увлекая Оксану в тенистую аллею. — Детские воспоминания всегда придавали мне сил. — Что с тобой, Коля? — Оксана сразу встрепенулась, почувствовав какую-то грусть в его словах. — У тебя все хорошо? — Сейчас я отлично себя чувствую, но еще месяц назад мне сильно нездоровилось… Думаю, что это ваше появление здесь так благоприятно сказалось на моем здоровье, — улыбнулся Коля. — Знаешь, я почти смирился с тем что… что скоро умру… — Совсем с ума сошел! — Оксана топнула ножкой, вдруг вспомнив, что не далее, как сегодня утром Яков дал ей поручение присмотреться и приглядеться ко всему, что происходит в имении, только вот зачем, не объяснил. — Значит, не напрасно он о тебе так сильно беспокоится, что даже поручил доставить к нам врача их Петербурга, — вырвалось у Оксаны до того, как она успела прикусить язык. — Что? — Коля остановился так неожиданно, что по инерции проскочившая вперед Оксана была вынуждена вернуться на пару шагов назад. — Я говорю, что склонна поверить опасениям Якова Петровича. Он печется о твоем здоровье и безопасности, — проговорила Оксана, замечая, как неловко переступил с ноги на ногу, а затем чуть порозовел друг. — Он боится за меня? «Будто для тебя это новость». Оксана покачала головой на его смущение, но вслух сказала другое, увлекая друга подальше от открытых дверей Сувенира, к которому они уже успели подойти: — Конечно, беспокоится. Если бы ты был девушкой, я бы даже подумала, что… — Что? — спросил Коля, продолжая выглядеть ошарашенным словами подруги, когда она на секунду замолчала, словно решая, продолжать разговор или нет. — Что он в тебя влюблен, — тихо отозвалась Оксана, вглядываясь в лицо напротив. «Что она такое говорит?» Наверное если бы не Колино образцовое воспитание, он бы сейчас прокричал ей это прямо в лицо. Или нет, не так! Скорее развернулся бы, пряча глаза, и позорно сбежал. Но Коля тактичен и мягок, и слишком уважал и ценил Оксану, потому он просто сглотнул ком в горле и молча неспешно прошел к главному входу. «Значит, это правда!» Ему не примерещились эти нежные взгляды, мягкие необязательные прикосновения и тот поцелуй. Оксана тоже что-то увидела. То, что заставило ее проговорить вслух это невозможное: «Он в тебя влюблен». — Коля, — Оксана, догнав его, взяла за руку, одним этим дружеским прикосновением разрушая стену, которую юноша едва было не выстроил. — Прости, если я что-то не то тебе сказала. Но Яков Петрович — хороший человек, и… — Оксана замолкла, но все же решила быть честной до конца, опять вспомнив подслушанный ей разговор. — И никто никогда не видел его с девицами. Понимаешь? Возможно, это и неправильно, но я его не сужу. А ты сам… — Оксана вновь всмотрелась в лицо остановившегося юноши, — ты сам — ты ничего к нему не чувствуешь?.. О! Коля чувствовал к Нему столько всего, что уложить это хотя бы в пару страниц, даже не предложений, не представлялось возможным. Поэтому Коля сказал то, что посчитал возможным и приличным, лишь самую малость откровенным: — Я не знаю, Оксана… Пока не знаю. — Ну и ладно. — Оксана понятливо кивнула, улыбнувшись своей открытой яркой улыбкой, словно ставя точку в разговоре. — Пойдем-ка лучше покажешь мне Сувенир, по которому я так сильно соскучилась. Недостойно радуясь смене темы, Коля поспешил за подругой. — Здесь почти ничего не изменилось, — проговорила Оксана после того, как, осмотрев весь дом, они устроились в любимой Колей библиотеке за чаем с пирожными. — И я так рада, что сегодня здесь нет твоего дяди. Никогда не прощу его за то, как он тогда поступил со мной — точно с приблудной собачонкой, отослав к моим малознакомым московским родственникам. — Не может этого быть… — Коля выглядел искренне потрясенным, словно даже дышать перестал. — Но как же так… Дядя сказал, что тогда отослал тебя с верным человеком к отцу. Он еще переживал, как ты доберешься, и был очень рад, когда Леопольд Леопольдович в письме ответил ему что… что все хорошо. — Что??? Это ложь, Коля! — Оксана нехорошо прищурила глаза. — А о том, что твой покойный батюшка, наш дорогой Василий Афанасьевич, отписал моему отцу в завещании сто тысяч на раскопки, он тебе сказал? Или тоже промолчал? А про суд, на котором он с помощью какого-то своего доктора опротестовал последнюю волю Василия Афанасьевича в отношении моего отца — про суд что он тебе сказал? Коля почувствовал, как холодеет в груди и поспешил поставить хрупкий фарфор чашки на блюдце, иначе бы просто не удержал. — Суд? — почти прошептал он, потому что голос не слушался. — Но зачем? — Я не знаю, Коля, — Оксана горестно опустила голову. — Возможно, решил таким образом уберечь твое наследство. Скажи мне лучше вот что… — Оксана вновь прищурилась, пытаясь ухватить какую-то назревшую мысль. — Скажи мне, надолго ли уехал твой дядя? — Думаю, до сентября, — проговорил Коля. — Вчера с посыльным пришло письмо. Дядя пишет, что из-за болезни управляющего будет вынужден задержаться. — Послушай, Коля… — Отставив чашку, Оксана вдруг соскользнула к его ногам. — Может, тебе стоит пока перебраться к нам на постоялый двор? Сама я тебе точно не помощник, но там есть Яков Петрович, и батюшка мой, наконец. Они помогут, подскажут, как тебе дальше действовать с дядей, которому, как я понимаю, не следует полностью доверять. Я волнуюсь за тебя! — Ну что ты, Оксан… Не нужно так обо мне переживать. Я уже не ребенок. Да и дядя… Прости, но я не верю в то, что он замыслил нечто-то плохое. Он заботился обо мне столько лет… «Так сильно заботился, что я чуть не заплакала от сострадания, когда увидела тебя в первый раз», — подумала Оксана, но, взяв друга за руку, сказала иное: — Хотя бы на недельку, а, Коль? Да и к раскопкам это ближе. Поживешь недельку с нами, а там решим. Ну что, согласен? — Ну если только на недельку, — согласился наконец Коля. — И только потому, что просишь ты. — Вот и отлично. — Оксана радостно захлопала в ладоши, вновь превращаясь в юную девчушку, которую помнил Коля. — Тогда зови Якима, пускай соберет твои вещи. А мы с тобой пока прогуляемся по парку. Оксана действительно выглядела так, словно у нее гора с плеч свалилась, и Коля подумал, что как и много лет назад просто не может ей отказать. А еще Коля подумал о том, что судьба все снова решила за него, потому что теперь, будучи так близко к Якову Петровичу, он будет вынужден посмотреть правде в глаза и наконец решить для себя, что же действительно чувствует к этому удивительному мужчине. Вскоре, отдав все необходимые распоряжения явившемуся на зов Якиму, который сначала недоверчиво нахмурился, но потом все же согласился с желанием барина перебраться на постоялый двор к археологам, Коля присоединился к Оксане, уже надевшей шляпку и ожидающей его возле лестницы. Вместе, покинув дом, они вышли в небольшой, весь пронизанный золотыми солнечными лучами парк острова, где Оксана сразу увлекла Колю к далекой, нависшей над Финским заливом беседке, некогда так любимой Василием Афанасьевичем и его милейшим другом Бомгартом. — Я хочу открыть тебе один секрет, — проговорила вдруг Оксана, вместе с Колей устраиваясь на мраморном сидении беседки. — Только пообещай, что никому не скажешь и… не станешь меня осуждать. Коля удивленно поднял на нее глаза. — Я благодарен тебе, что спустя столько лет ты все еще считаешь меня человеком, которому можно доверить тайну, — проговорил он серьезно. — И конечно, я никому ничего не скажу. — Но я же тебя люблю… До сих пор люблю, как брата, — Оксана чмокнула его в щеку, как в детстве, а потом, помолчав некоторое время, рассказала внимательно слушающему ее другу про Бинха, про свои чувства к Бинху, и про его странные взгляды, которые она никак не может истолковать. — Вот скажи мне, Коль, неужели я ему совсем, вот совсем не нравлюсь? — тяжело вздохнула Оксана. — Или, может, он бы желал, чтобы я была как все эти светские дурехи — в кружевах и финтифлюшках, чтобы он наконец соизволил обратить на меня внимание? — Оксан, а тебе не кажется, что ты сейчас немного не по адресу, — светло улыбнулся Коля. — Для меня ты навсегда останешься самой чудесной девушкой на свете, а тех светских дурех я никогда в своей жизни не видел и мне не с чем сравнить. — Мне просто больше не с кем… не с кем поговорить об этом… О нём. У меня и подруг то нет, со всеми этими переездами и раскопками… — Оксана опять вздохнула, чувствуя, как друг осторожно обнял ее за плечи. — Надеюсь, он придет на сегодняшний погребальный обряд и у нас получится поговорить. А ты придешь? — спросила она, повернув к Коле свое очаровательное. загоревшее под северным солнцем личико. — Обязательно приду… Мне еще, наверное, нужно поговорить по поводу моего временного переезда со всеми участниками экспедиции? — Нет необходимости, — покачала головой Оксана. — Пустых комнат на постоялом дворе предостаточно, да и Яков Петрович с папой будут тебе очень, очень рады. А о расходах на стол и комнату не переживай… Если Яков Петрович не сочтет нужным оплачивать их из средств Академии, то ты не беспокойся — чего, чего, а уж за это мы найдем, как расплатиться. — Ты говоришь так, как-будто я щенок приблудный, — почти обиделся Коля. — Я вполне состоятелен, чтобы за все заплатить самому. — Тем более. — Оксана снова задорно чмокнула его в щеку, этим простым движением души разрушая назревающие обиды. — Тогда пойдем. Скорее всего, Яким уже успел собраться и ждет нас. — Пойдем, — согласился Коля и направился к дому по аллее. Ему было странно и волнительно, потому что он впервые готовился покинуть отчий дом так надолго, жить с чужими людьми, делить с ними кров и трапезу. — Я надеюсь, что когда дядя вернется, все недоразумения разрешаться. — Непременно,. — поддакнула Оксана, но Коля почувствовал, что она совсем в это не верит, но спросить ее об этом он не успел, потому что его подруга вдруг застыла, точно пригвожденная к месту маленькими, но цепкими глазками господина в неприметном сером костюме, в котором Коля сразу узнал своего домашнего доктора — Августа Ивановича Гофмана. — Куда-то собрались, Николай Васильевич? — неожиданно хмуро спросил Гофман, кивком головы указывая на вышедшего на крыльцо Якима, всего увешанного узлами, саквояжами и шляпными картонками. — Да, Август Иванович, хочу немного развеяться и пожить на раскопках. Дядя все равно отсутствует, а потому мне тоскливо здесь в одиночестве. Барышня Оксана будет постоянно со мной, чтобы вы не беспокоились о моем самочувствии. — Барышня Оксана имеет диплом практикующего врача? — Иронично и зло ответствовал Гофман, продолжая сверлить Оксану своими маленькими колючими глазками. — И сможет в случае чего облегчить ваш приступ, если таковой опять будет иметь место? — Смогу, не сомневайтесь. — Вмешалась в разговор как всегда решительная Оксана. — Конечно, если вы сообщите мне о диагнозе Николая Васильевича и назначенных ему лекарствах. Тусклое лицо Гофмана вмиг пошло алыми пятнами, он нервно дернул щекой, а потом, пробормотав: «Я пришлю вам рекомендации на раскопки», исчез в глубинах дома, едва не сбив с ног увешанного узлами Якима. — Что с ним такое, Коль? — недоуменно поинтересовалась Оксана, вместе с Колей, Якимом и всеми его тюками и картонками устраиваясь в ожидающую их лодку. — Я же просто пошутила. — Скорее всего, он просто не оценил твой юмор, — задумчиво проговорил Коля. — И давай не будем больше говорить о моих недомоганиях, особенно при Якове Петровиче. «Как скажешь…» Оксана безмолвно кивнула, унося с собой последнее видение из Сувенира — снова вышедшего из дома, зло смотрящего им вслед Гофмана.