Слива и персик.

      Он еще помнил, какого то было; за ним хотелось идти, бежать за руку, чтобы не отставать ни на шаг, пока пытался нагнать ускоряющийся темп шагов, ловил глазами каждого солнечного зайчика, бродившего по ярчайшим кудрям, ребяческие прыжки от земли. То новое дыхание и рокот неспокойный под грудью, образующуюся робость по щекам пятнами красными, когда переплавленный в золото свет глаз оглядывался на него, перебирающие моментально в улыбку губы на яркую и открытую от Укуна, его зазывающих за собой слов. И как Солнце скатывалось в его голову, вбирая каждый неспокойный лучик, развиваясь ленточками по шерстинкам.       Они пойдут на Нефритового Императора; Укун горел ярче солнца в зените над их горой, его кудри взбодрились и готовы были хитро ослепить, губы в уверенной, довольной улыбкой сложились и не могли умолкнуть - все уши так и были забиты этими разговорами. Макак только слушал выплескивающиеся энергией слова, длинные легкие молниеносные предложения, что скакали друг через друга, подхватывал шестью ушами перебивчивое от того дыхание; создавал из этого простые образы, рисовал ему плоские изображения из объемных пламенных фигур. Было приятно улавливать его нескончаемую энергию и вертлявость хвоста под боком. Укун всегда был Солнцем, но тогда был чем-то ярче.