Куда податься

      Весна теплела. Дожди почти прекратились, солнце светило целыми днями и на улицах приходилось щуриться практически все время. На коробке играли в футбол. Потом, пропотевшие и разгоряченные, скидывали с себя верхнюю одежду и гоняли с голым торсом, пока не станет совсем холодно. На спор подтягивались на турниках — кто больше. Смену в магазине стали брать с неохотой, потому что теплая, радостная весна звала в свои объятья, обещая приятную мягкость ветра и раздолье. Даже в школе учиться стало как-то по-особенному лень — и Андрей все чаще ловил себя на мысли, что просто смотрит в окно.       Многие не хотели возвращаться с улицы домой — Андрей каждый раз поражался, скольких парней суровая зима сдерживала своими холодными щупальцами. Оказывается, некоторые ночевали в качалке.       Андрей много и часто слышал про весеннее обострение и боялся, что маме станет хуже, но ей было по-прежнему — никак. С горечью видел, как Юлька все более нехотя собирается на встречу с ней. Юля росла, и непривычное поведение матери, ее заторможенная, навязчивая ласка Юльку пугали. Она очень по-взрослому терпела прикосновения к своим волосам и каждый раз смотрела на маму исподлобья, подняв вверх свои тонкие, почти незаметные брови. Андрею иногда казалось, что мама узнает Юлю больше, чем Юля ее.       Однажды, когда выходили из больницы на Волкова, Юлька первым делом рванула на детскую площадку во дворах, с визгом раскачиваться на качелях. Андрей с Ириной шли следом, бок о бок, совсем рядом.       — Она будто рада, что мы ушли, — пробубнил Андрей.       — Она отвыкает, — Ирина смотрела себе под ноги. — С детьми часто так.       — Это, наверное, к лучшему?..       — Это к лучшему, Андрей. Меньше переживать будет.       Андрей посмотрел на нее. На ее худое, немного страдающее лицо. На короткие волосы, заплетенные в низкий хвост. На великоватый китель, будто снятый с чужого плеча. Сказал несмело:       — Это неправильно.       Она улыбнулась, покачав головой.       — В мире много неправильного, Андрей. Или того, что принято считать неправильным. Но это не значит, что это всегда плохо, — она посмотрела на Андрея каким-то совсем мягким, растаявшим взглядом. — Только если не противоречит УК РСФСР.       Последняя слякоть высохла под солнцем. Исчезли даже самые глубокие лужи, земля зазеленилась яркой, молодой травой. Появились первые жучки, где-то можно было встретить пчел и больших мохнатых шмелей. Юлька их боялась, особенно когда залетали ей в комнату. Андрей, если честно, тоже побаивался, но исправно ловил в трехлитровую банку и потом выпускал на улицу. Юля махала шмелям на прощание из другого конца комнаты. Андрей покупал ей игрушки с денег за магазин, покупал новые платьица и колготки. Ирина качала головой.       — Откуда у тебя деньги?       — Да я там помогаю…       — Где? На улице помогаешь людей грабить?       — Нет, Ирина… — стало неприятно, что первым делом она подумала об этом. — В магазине одном деду помогаем иногда. Он там вообще еле ходит, а мы тяжести всякие разгружаем, когда товар привозят. Ну и он часть отдает, получается.       — Откуда отдает, с зарплаты своей?       — Я не знаю, откуда.       — Ты не можешь еще работать по закону.       — Ну помогать-то ему мы можем.       Ирина внимательно, ищуще вгляделась в его лицо. Видно было, что работу она не одобряла, искала подвох — и была, в сущности, совершенно права. Но Андрей спокойно ее взгляд выдержал. Ему не привыкать было врать, и оттого, как с каждым разом ложь давалась все легче и легче, стало не по себе.       Когда на смене был кто-то другой — Универсам все чаще появлялся на улице, и Андрей не мог не поддаться всеобщей радости тепла, вываливаясь вместе со всеми на свежий воздух и бестолково шатаясь во дворах. Эта была новая, неизведанная весна. Трепетало в груди.       Изредка шакалили чушпанов. Отбирали сущие копейки, с их теперешним заработком стало совсем не нужно, и делали больше ради азарта и подтверждения собственной силы. Совсем мелких Андрей не трогал, а вот ровесников вытряхивал спокойно. В груди ничего не екало. Подстригся снова — под ноль три, на этот раз заплатил, и было странно и отчего-то приятно иметь собственные деньги и распоряжаться ими.       Курить стал меньше — будто чтобы надышаться весной.       — Ты халтурил тогда! — выкрикнул Али, когда бродили по улицам, только уйдя от турников.       — Как, блять, на выходе можно халтурить? — ухмыльнулся Дино. — Ты просто кашки мало ел.       — Пальто, ну халтурил же? — Али развел руки в стороны. — Подтверди.       Андрей с улыбкой покачал головой.       Шли в магазин, на смену. Зима, по просьбам учащихся и тех, кому хотелось больше времени проводить на улице, теперь стал делить дневную смену на две части. Первая стояла с восьми утра до трех дня, вторая — до закрытия. Это делалось во многом потому, что большей части скорлупы нужно было закрывать четверть, и как бы группировка ни была важна — оставаться на второй год за неуспеваемость не хотелось.       Андрей почесал бровь, сунув руки в карманы. Он шел с уроков, в который раз прогуливая музыкалку, и совсем легкий, как весна, портфель, бил по ногам. Дино, в этом году заканчивающий школу, старался не прогуливать, разве что учебники даже не носил, а таскал пару потрепанных тетрадей и один вечно незаточенный карандаш. Али закончил восемь классов, поступил в техникум и вылетел оттуда через полгода — а теперь примкнул к улице и слышать об учебе не хотел. Андрей не понимал, почему: Али был очень толковым и, на самом деле, знал дохрена. Смотрящий за возрастом, уже давно ходивший в суперах, спокойный, вполне человечный и всегда видящий берега — Андрей видел, как быстро Зима негласно объявил его правой рукой и в случае чего — оставил бы Универсам на Рустама.       Но Рустам довольствовался своей ролью и в старшие не метил. Может быть потому, что прекрасно понимал Вахита с этим свалившимся лидерством и ответственностью, нести которую не хотелось.       Проехавший мимо автобус выплюнул горстку людей на освещенные солнцем улицы. Мелькнула синяя куртка — легкая, осенняя, с белой каемкой на воротнике. Андрей просто его увидел — так же, как видел каждый день. Ничего не екнуло, не удивился, не испугался, и даже когда Марат пересекся с ним взглядом — Андрей еще ни черта не осознал.       Ударило, как обухом по голове, уже после, когда Дино тихо протянул:       — Нихрена се кто у нас тут ходит.       Марат шел к ним навстречу — спокойно, держа руки в карманах расстегнутой куртки, и Андрей еще долго убеждал себя, что ему нужно просто пройти мимо, что он сейчас свернет вместе с людьми, спешащими по домам, исчезнет в очередной арке, они не пересекутся и не начнут разговор, не сойдутся в драке.       Али прищурился.       — Совсем страх потерял.       — Он тоже на этой улице живет, — напомнил Андрей.       — Я б на его месте переехал, — фыркнул Дино, расплываясь в улыбке, когда Марат был уже совсем близко.       — Ты не будешь на его месте, — тихо сказал Али и уже после, обращаясь к Суворову: — Сказано же было тебе на глаза не попадаться!       Марат посмотрел на Рустама — прямым, хищным взглядом. Это был взгляд группировщика. Это был взгляд того Марата, которого Андрей встретил в автобусе в первый раз.       — А ты не охренел? — фыркнул Марат. — Слыш, где хочу, там и хожу, улица общая.       Он стоял ровно, на расстоянии пары шагов, и ничего в его теле не выдавало даже волнения. А вот готовность к драке выдали руки, которые он достал из карманов. Кулаки не сжимал — но пальцы держал собранными, и Андрей отчетливо видел по изменившемуся дыханию, по опорной ноге, по серьезной, злой концентрации — готов.       Марат на него больше не смотрел, вообще не замечал, будто Андрея здесь не было, и оттого еще страннее было не сводить с Суворова глаз, отмечая каждое его движение. Сердце билось слишком часто, отдавало ударами под горлом, отбивало ребра, и Андрей неуютно сглотнул, готовясь влететь в драку вместе со всеми — и еще даже не понимал, что собирается в этой драке делать.       Али покачал головой.       — Проваливай быстрей. В первый и последний раз говорю.       — Пошел ты, — выплюнул сквозь зубы.       Дино дернулся вперед — и Андрей, абсолютно неосознанно, на рефлексах, придержал его за локоть.       — Ты как, падла, разговариваешь? — он еще раз дернулся в руках Андрея, и Марат быстро скользнул взглядом вниз, оценивая, как долго еще Васильев сможет его удерживать. — Давно с мордой разукрашенной не ходил, уебок? Забыл уже, как в арке корчился, когда ногами пиздили?       — Только толпой гасить и умеете, — Марат сплюнул.       — Я тебе и один пояснить смогу, крыса ментовская, — Дино рванул руку еще раз, теперь сильнее, оглянувшись на Андрея через плечо. — Да отпусти ты, блять!       — Дино, пусть он идет, — процедил Андрей.       — Еще чего!       Али ничего не говорил. Илдус, взбрыкнув, высвободился — и тут же рванул на Марата. Дино был выше, старше и сильней, но Суворов, уже давно готовый к удару, просто увернулся, поднырнув под руку. Дино пролетел, громко чертыхнувшись, и Марат от души ебнул ему по лицу — знакомый хук с правой у него был поставлен идеально. Илдус отшатнулся, с носа сразу же потекло, и Марат, то ли не подумав, то ли не найдя варианта лучше — полез в ближний бой, сокращая дистанцию, стал месить по корпусу, отбил хорошую двойку, забыл про блок и тут же поплатился: получил по челюсти со всей дури. У Андрея заболело тоже — и он неосознанно сделал шаг вперед.       — Куда ты на помощь рванул? — ухмыльнулся Али. — Илдус и сам неплохо справляется.       Разошлись, пытаясь отдышаться. Руки оба держали поднятыми. Дино сплюнул кровь на асфальт, Марат дрожаще выдохнул — сосредоточенный, злой, по-знакомому красивый.       — Прекрати это, — вполголоса попросил Андрей. — Марат с ОКОД-ом ходит.       Али только качнул головой.       — Он это не ради ОКОД-а полез, — Рустам ухмыльнулся. — Кулаки чешутся.       Сошлись снова — и на этот раз Марат держал дистанцию. С губы у него шла кровь, чуть отросшие волосы взъерошились, а через пару часов на челюсти расцветет синяк. У Дино по-прежнему шла носом кровь — стекала на верхнюю губу и красила кожу в алый. В остальном — оба выглядели вполне прилично, и когда пошел первый размен ударами, это действительно выглядело, как хороший, качественный бой — уворачивались, уходили, подлавливали друг друга. Илдус стремился сократить дистанцию, Марат уходил от него с окровавленной улыбкой.       Это не было пустым избиением, и потому смотреть на Марата Андрею было не сложно. Не жалел его — видел этот хищный, знакомый азарт, эту когтистую злость и волчий взгляд, это гибкое тело, которое Андрей знал руками, эту пружинящую легкость каждого шага — видел запал драки, знакомый и жаркий.       Сошлись опять, Марат подцепил ногой Дино, схватился за его куртку, пытаясь повалить, но не хватило сил, пришлось отступать снова, и вдогонку ловить кулак в дыхло. Марат согнулся, Андрей зачем-то следил, чтобы Илдус не попал ему по ребрам, и с каждым ударом по корпусу незаметно вздрагивал сам. Знал уже, что бросится разнимать, если увидит, что Марат проигрывает, но Марат держался — отбил троечку по почкам, опять попробовал завалить, и на этот раз Илдус здорово пошатнулся, запутавшись в ногах. Теперь дистанцию увеличить будет сложно — Андрей видел, как Дино схватился за чужую синюю куртку, как заехал сбоку по ребрам и сразу же — залетел быстрым и жестким хуком в бровь. Голова у Марата дернулась, и на долю секунды Суворов совсем перестал ориентироваться, тут же пропустив еще один в голову. Потом, правда, очухался, притянул Илдуса за грудки и долбанул лбом по носу.       На ногах не удержались — Марат повалился на спину, утягивая Дино за собой. Положение чертовски неприятное — и Дино этим прекрасно воспользовался, сел на Марата сверху, начал гасить по лицу — почти не разбирая, куда бьет. Марат закрывался, выставлял вперед локти, пытался держать блок, но шансов у него практически не было. Илдус был заметно тяжелее — скинуть его у Суворова бы не получилось, и потому получал по морде раз за разом, пока Андрей не рванул к ним, слыша удивленный окрик Али в спину.       Не обратил внимания. Не думал. За Марата тоже вдруг перестал волноваться, не было страха, видел, что Марат еще держится, знал его возможности и злое упрямство, знал, что Суворов полез бы еще раз, окажись они оба на ногах.       Ни о чем не думал. Схватил Илдуса за плечи, рванул назад, стаскивая с Марата.       Рявкнул ему на ухо:       — Да всё, блять, хватит уже!       Дино непонимающе дернулся у Андрея в руках.       — Ты че, Пальто, охренел?       — Куда ты его гасишь посреди улицы, — прошипел Андрей. — Щас ментов кликнут, как разбегаться будете?       Андрей все еще держал Илдуса за плечи, медленно оттаскивая от Марата — и потому не заметил, как Суворов, отлежавшись на асфальте, поднялся и рванул на Дино снова — и сразу же достал левой в глаз, пока Дино, все еще сдерживаемый Андреем, не успел ни увернуться, ни ответить.       Андрей его отпустил, и они опять сошлись, теперь на ближней дистанции, лицо у Марата было в крови, текло с рассеченной брови на глаз, но кулаки Суворов держал собранными, стойка по-прежнему была хорошей, уверенной, прошлые удары не выбили его из колеи, не погасили запал — и стали знакомо месить друг другу морды, от души и со всей злостью. Андрей стоял рядом, чувствуя себя в эпицентре урагана, спрашивающе посмотрел на Али — и словил его удивленный, слегка насмешливый взгляд. Рустам помогать не будет, это ясно.       Не влетать в драку под носом было не просто странно — невозможно. Кипела кровь. Знакомое подрагивающее возбуждение ютилось в суставах, готовых к движению, и было не продохнуть, таким жаром веяло от них двоих, сошедшихся в бою непонятно за что. Хотелось туда, в этот водоворот, в эту пьянящую боль удара, там где перехватывает дыхание и звенит в голове блаженной бессмысленной пустотой.       Кровь на чужих лицах и иллюзорный привкус собственной во рту. Подрагивали кончики пальцев. Ужасно сложно было просто смотреть. Пытался вдохнуть, пробить сквозь сжатые зубы воздух, не отзываться на пропущенные Маратом удары — и ни черта не мог.       Не знал, что будет делать, когда решился на первый шаг. А потом оказалось понятно — снова схватил Дино за плечи, развернул, швыряя в сторону, толкнул в грудь рванувшего на него Марата, и наконец встретился с ним глазами, почувствовав какое-то странное облегчение.       — Да разойдитесь, блять!       Марат сделал шаг назад — больше по инерции, чем специально. Андрей обернулся на Илдуса, выставляя вытянутую руку вперед.       — Разобрался? Всё? — спросил Андрей, непривычно повышая голос. — Пошли на смену, а то Зима за опоздание предъявит.       — Реально, Дино, — спокойно сказал Али. — Хорош.       — Катись, псина, — сплюнул сзади Марат. — А то старшего разозлишь.       Андрей закатил глаза.       — Улицу нарку отшитому продали, сами теперь под ним ходите и делюгами его промышляете, от заебись, наверное, а? — Марат стер кровь с губ — больше размазывая широкий след по щеке. — Ниче не жмет, законы пацанские блюсти?       Когда Дино снова бросился на Марата — первый удар по морде Андрей ему не задумываясь простил. Но боя не было: Суворов почти тут же свалился на асфальт, и Илдус опять начал гасить его по голове и корпусу, и Андрей готов был влететь снова, не думая, чем это ему обернется. Но, только сделав шаг вперед, услышал резкое:       — Атас, пацаны!       Сработало, как удар током. Дино дернулся, отпустил Марата, Али уже сбега́л в сторону под визг ментовского свистка, Андрей задержался, схватил Марата за локоть и грубо вздернул на ноги.       — Активней давай!       Суворов заморгал, щурясь от крови, стекающей с брови на глаз.       — Бежим, блин!       Андрей рванул его на себя, потом толкнул в спину, и Марат, сделав пару неуверенных тяжелых шагов, все-таки побежал — медленно, чертовски медленно, Андрей слышал топот чужих грубых ботинок, нервный приказной окрик в затылок и еле сдерживался, чтобы Марата не обогнать. Подстраивался под его темп. Ни Дино, ни Али не было видно. Андрей решил, что это к лучшему — и все-таки обогнал Марата, хватая того за запястье.       Теперь можно было контролировать темп — и Андрей пытался бежать быстрей, чувствуя, как Марат тут же начинает отставать. Повернул налево, во двор. Пробежал вдоль подъездов, свернул в арку, вышел в следующий двор и наконец оглянулся, рассматривая людей вдалеке.       Не менты — на плечах у догонявших алели повязки.       — ОКОД-овцы твои, — сказал Марату, осматривая его с ног до головы. — Пойдешь к ним?       Марат качнул головой, и капля крови с носа сорвалась ему на ворот куртки.       — Они б в больницу может отвезли. Иди, Марат.       Андрей чуть не вытолкнул его из арки, но Суворов прижался спиной к стене, упершись ногами. Сплюнул на пол кровавую слюну, снова покачав головой.       — Ну их нахрен. Нормально всё.       — Тогда ко мне пошли.       — Юлька дома?       — Нет.       — Ментовка твоя?       — Да нет никого, идем.       Андрей снова схватил его за запястье, дергая в противоположную от ОКОД-овцев сторону. Сердце все еще частило, но теперь как-то по-иному, лучше, легче, проще. Без страха и трепета, без тяжелого, перехватывающего дыхание волнения.       Солнце светило, и избитое лицо Марата выглядело ужасно. Андрей тяжело вздохнул. Знал, что ситуация станет лучше, сто́ит его обработать, промыть и остановить кровь — и все равно лишних вопросов не избежать. Разукрашенная морда будет синеть фингалами еще долго. Марат на ходу пытался вытереть с глаза кровь, и Андрей, с каким-то мелочным злорадством, дернул его за руку на себя, прошипев сквозь зубы:       — Быстрее иди.       — Да я не вижу ни хрена.       — Ты и не думаешь особо, и вон — ниче, тебе не мешает.       Марат ухмыльнулся.       Андрей злился на него — по-страшному. И злоба была такая странная, такая бессильная, от которой не хотелось драться, не хотелось воевать — не знал, что делать с этой злобой и потому просто смотрел, как она отравляет сердце, мешая вдохнуть. Сильнее сжимал пальцы на запястье Суворова — и только спустя полпути словил себя на этом, ослабил хватку, не оглядываясь на Марата.       До дома дошли быстро. Андрей видел, как на них оглядывались люди. Заметил, как какая-то женщина разочарованно покачала головой, рассмотрев окровавленное лицо Марата — и Андрей посмотрел на нее таким страшным взглядом, что она тут же стушевалась, опустила глаза в пол и отвернулась. Хлопнула подъездная дверь. В лифте Марат прислонился плечом к двери, прикрыв глаза. Его мокрые, слипшиеся от крови ресницы. Он на пробу сделал глубокий вдох — и Андрей тут же напрягся, внимательно вглядываясь в его лицо.       Проскочила тень боли, брови сошлись на переносице, Марат сжал губы, на секунду зажмурившись.       — Блять.       — Блять, — согласился Суворов.       В квартиру зашли в молчании. Марат сразу же рухнул на шаткую табуретку, прислоняясь лопатками к стене. Андрей мельком посмотрел, оставил ли он разводы крови на обоях.       Присел на корточки перед ним. Положил ладонь на колено.       — Плохо?       Марат сморщился.       — Тошнит?       Марат пожал плечом.       Андрей вздохнул, покачав головой.       — Сотряс, походу. Поздравляю тебя.       Марат попробовал наклониться, и Андрей остановил его, упершись ладонью в плечи. Вернул обратно к стене.       — Сиди уже.       Андрей снял с него обувь, медленно расшнуровывая каждый кроссовок. Мельком взглянул на сбитые костяшки — окровавленные, они, оказывается, выглядели слишком привычно, как и избитое лицо Суворова. Показалось, что теперь он чуть больше свой, чем был раньше, и стало легче — но Андрей тут же прогнал эту мысль, не позволяя себе подобного. Марат не выбрал улицу — и потому нельзя было тащить его обратно. Нельзя было хотеть его обратно. Андрей помог стянуть ему куртку и сразу отнес ее в ванную. Замочил в холодной воде и уже собрался было возвращаться, как Марат сам пришел к нему, опершись плечом на косяк. Стоять ровно ему по-прежнему было сложно, но взгляд теперь не казался таким далеко затуманенным — он был здесь, спокойный и будто бы отдохнувший.       — Я сейчас тебе стул принесу.       — Да не надо, — Марат махнул рукой. — А че ты, не боишься, что Зима тебе за опоздание пропишет?       — Он мне и так пропишет.       — Ну тебя никто не заставлял мне помогать.       Андрей посмотрел на него в упор — казалось, что из-за шумевшей воды они друг друга плохо слышали. Но это было совсем не так.       Что-то больно дернуло за мышцы у сердца и так и тянуло вниз.       — Это че, проверка от тебя была такая? Кого я выберу типа?       Марат стушевался, как-то замер всем телом, и медленно покачал головой.       — Нет, ты что?..       — Тогда нахрена лезть было? — Андрей цокнул языком, с досадой рассматривая его избитое лицо. — Промолчал бы — и прошел мимо.       — А ты бы промолчал?       — Али тебе русским языком сказал, чтоб ты проваливал. Никто не заставлял драться.       Марат хотел было что-то ответить, но Андрей взмахнул рукой, затыкая его. Пропустил Суворова к раковине, сказав:       — Умойся, я щас аптечку принесу.       Когда Андрей вернулся снова — лицо Марата уже не выглядело так ужасно. Раны были небольшие, разве что с губы текло очень много, и Марат все лил себе холодной водой на шею и лоб, промакивал пальцами виски.       — Голова кружится?       — Чутка, — Марат кивнул.       — В обморок не свалишься?       — Да не планирую пока.       Когда он говорил — Андрей видел только его окровавленные зубы. Васильев положил аптечку на полку рядом с зеркалом и схватил Марата за лицо.       — Посмотри-ка на меня, — дождался, пока Суворов взглянет ему в глаза. — Улыбнись.       Андрей сам растянул его верхнюю губу в сторону, пытаясь не обращать внимания на то, как Марат морщится.       — Да я сам чувствую, — проговорил Марат, в общем, не пытаясь вырваться.       — Четверка сколота.       Марат тут же провел языком по всей кромке верхних зубов. Андрей постучал пальцем по сколотому премоляру, сильнее оттягивая губу вверх. Марат задержал дыхание. С носа у него все еще текла кровь Андрею на пальцы.       — Не шатается вроде.       Марат снова наклонился к раковине, стирая кровь. Сплюнул, поработал челюстью, пытаясь понять, насколько болит. Болело, очевидно, не слишком сильно — потому что его хитрый, знакомый взгляд был вздорным — и уж точно не предвещал что-то серьезное.       Марат еще раз ткнулся языком в сколотый зуб.       — Когда целоваться будем, скажешь, чувствуется или нет.       Андрей фыркнул, сдерживая смешок.       — Марат, я тебе зубы не считаю, когда мы целуемся.       Марат улыбнулся — снова окровавленными зубами. Снова было — легко. Легко оказалось не думать о случившемся. Еще легче было стирать комком ваты кровь с его брови, прикладывать замороженное мясо к щеке, смотреть, чтобы часть попадала и на глаз.       — Что маме скажешь?       — Правду.       Андрей вздрогнул. Посмотрел ему в лицо, нахмурившись, придержал Марата за подбородок, сильно сжав пальцы. Суворов медленно улыбнулся.       — Скажу, что нарвался и получил. Расслабься, нормально всё будет.       Андрей снова стер кровь с уголка губы. Кровь осталась на пальцах. Марат опирался бедром на раковину. Воду выключили, от рук Андрея пахло спиртом. Запах был знакомый, хотя в качалке лечили друг друга водкой, спирта почти никогда не водилось. Бровь у Марата опухла и покраснела, часть удара пришлась на висок. Синяк будет огромный.       Андрей взялся за ворот его рубашки. Прикоснулся к первой пуговице, отчего-то не решаясь действовать дальше.       Кивнул вниз.       — Снимай, — сказал охрипшим голосом. — Посмотрим, что с ребрами.       — Ты че, рентген? — веселился Марат. — Да нормально всё, по-другому болело, когда трещины были.       — Уверен?       — Не очень, — он пожал плечами и раскинул руки в стороны. — Снимай.       Андрей закатил глаза, но не послушаться не смог. Потянулся к верхним пуговицам на рубашке, мысленно прикидывая, как справляться с непослушными пальцами и через сколько расстегнутых пуговиц можно будет стянуть ее через голову. Чувствовалось странное волнение. Он редко Марата раздевал. Даже дрочили друг другу в основном быстро, постоянно куда-то торопясь, а гладить его можно было и не раздевая, научился как-то задирать рубашки, не снимать олимпийки с плеч, целовать только в шею, все время куда-то спеша. Марат делал то же самое, и вот так получилось, что видеть его обнаженным до сих пор было волнительно, и Андрей судорожно сглотнул, касаясь воротника. Прочувствовал дернувшийся под пальцами кадык. Марат прикрыл глаза, и на его разбитых губах теплела легкая, полуосознная улыбка. Андрей расстегнул рубашку до ключиц — и не выдержал, легко поцеловал Марата в шею, спустился ниже и так действовал еще несколько раз, расстегивал пуговицу и тут же целовал открывшийся участок кожи. Дошел до груди, и Марат задышал часто-часто, как дышал после драки. Андрею было ужасно неудобно сгибаться, чуть не рухнул перед ним на колени — уже хотел, расстегивая следующую пуговицу, но взгляд зацепился за покрасневшие ребра, и остальные пуговицы расстегнул быстро, не задумываясь, сосредоточенно рассматривая красную кожу.       — Где трещины были?       — С другой стороны.       Андрей коснулся пальцами ребер. Марат напрягся, но не отстранился.       — Точно не так, как в прошлый раз болит?       — Да точно. Только не тыкай, бля.       Андрей убрал руку.       Марат повел сначала одним плечом, потом — другим. Рубашка скользнула вниз. Андрей задержал дыхание, подхватил ее у бедер и стянул с рук. Бросил в ванную к куртке.       В раковине лежало замороженное мясо. С брови Марата по-прежнему текла кровь, но теперь не так сильно, собиралась понемногу в большую каплю, и Суворов стирал ее прежде, чем она падала ему на ресницы. Полуобнаженный Марат сбивал с мысли — хотелось куда-то от него деться, не смотреть, не падать взглядом к голой груди и мерно вздымающемуся в такт дыханию животу.       Андрей пересилил себя, замучено возвращаясь к его глазам.       — Ты это имел в виду, когда говорил, что драться за нас будешь? Очень умно.       Марат сжал зубы и отвел взгляд. На губе опять проступила кровь. Стояли близко, так близко, как не стоят для таких разговоров, как стоять можно было только для поцелуев — и все-таки Андрей ждал ответа.       Марат сдался.       — Не это, просто… — он неловко взмахнул рукой, нахмурившись, и кровь опять выступила с ранки на брови.       Андрей понятливо кивнул. Спросил:       — Злишься?       — Очень. Иногда так сильно, что аж переёбывает.       — На меня?       — Да причем здесь ты? На группировки эти злюсь, что словами вертите, как захочется, что хуйней занимаетесь, что с людьми не считаетесь, один урон от вас, — Марат поджал губы, как-то просящее посмотрев на Андрея. — Что ничего, кроме силы, у вас нет, а они почему-то все равно в плюсе. Что ты часть всего этого — больше всего злюсь.       Андрей наклонился к нему — не поцеловал, только стукнулся лбом о его лоб, чтобы не смотреть в глаза. Это было честно — и все равно оказалось, что Андрей не готов был слышать подобное. Стало больно — ловить честность Марата его вдохами и быть не в состоянии на нее ответить. Не знать ответа даже для себя.       Марат потянулся его обнять. Потерся о щеку, сжал руками крепко-крепко, будто это Андрею нужна была поддержка, будто это всё он — злился и жалел.       В отчаянной, порывистой злости Марата было требовательное «Я злюсь, что ты выбираешь не меня», и Андрей, немой, отвечал губами ему в плечо и не отвечал вслух.       В болезненном взгляде Марата читалось тяжелое, уничтожающее, безнадежное «Мне жаль, что ты не выбираешь меня полностью», и Андрей, онемевший, каялся в его окровавленную теплоту кожи, прижимая ближе к себе.       Марат был прав. Марат всегда был прав, но от этого делалось только хуже.       Постепенно отпустили друг друга, разжали руки, и кровь у Суворова опять выступила на лице везде, где были раны. Опять текло с носа, размазалось по щеке из-за разбитой губы, с брови опять натекло на ресницы, и Марат прищурился, часто-часто заморгал.       — Свертываемость пиздец у тебя, конечно.       Марат улыбнулся — снова окровавленными зубами.       Тяжелая сжатость сердца прошла — отпустила, отскочила от грудины, дала вдоху возможность сбыться своей полнотой. Марат отвернулся, повернул кран, снова смыл кровь холодной водой, и она зарозовела на долю секунды, тут же утекая в слив. Кусок мяса по-прежнему лежал в раковине. Андрей изучал глазами его спину. Перекатывающиеся лопатки. Линию плеч. Еле заметные родинки, разбросанные повсюду. Вел глазами по линии позвоночника — так медленно, будто бы целовал. Смотрел на ямочки на пояснице. На очертания ребер по бокам.       Марат разогнулся, стал ровно, и капли с лица и шеи частью скатились ему на плечи, потекли вниз, он поежился — и Андрей не удержался, шагнул вперед, совсем близко и однозначно. Марат еле заметно вздрогнул, когда Андрей коснулся носом его волос на затылке. Легко поцеловал в седьмой позвонок. Долго прижимался губами, потом ушел ниже, подловил капли языком, согрел дыханием позвоночник. Марат оперся руками на раковину, сжал ее побелевшими пальцами. Андрей положил руку ему на талию, целовал в плечи, стараясь не наваливаться на него слишком сильно. Марат сам прижался ближе, спиной к груди, лопатками к ключицам, закинул голову Андрею на плечо — и Васильев долго целовал его в щеку, минуя синяки.       Так было понятней, чем говорить. Так можно было передать свои чувства, не подтверждая их словами. Андрей тяжело вздохнул. Сомкнул руки у Марата на животе, поцеловал за ухом. Нашел губами старый розово-белый шрам. Стало опять — много и жарко. Изучал его руками, дотянулся до губ, но так целовать было неудобно, привкус крови осел на языке, Андрей сглотнул, пытаясь не морщится. Целовал его в шею. Водил руками по животу, изредка проскальзывая пальцами под резинку штанов.       Ничего серьезней не хотел, возбуждение было какое-то фоновое, необязательное. Сосредоточенно изучал его губами, целовал в отросшие волосы. Запоминал горячую, жаркую кожу под пальцами — будто держал руку над огнем. Пытался не смотреть на них в зеркале над раковиной — и все равно скользнул туда глазами, встретившись взглядом с Маратом.       Он довольно улыбнулся. Алела большой толстой каплей кровь у него на брови. Под носом кровь запеклась, сошлась тонкой коркой — снова придется размачивать, чтобы стереть. Марат прикрыл глаза, глубоко вздохнув.       Спросил, не открывая глаз:       — Ты бы хотел… — он замешкался, подбирая слова — и не нашелся, просто прижался к Андрею ближе, вжался в него спиной. — Ну, по-настоящему?       Андрей нахмурился. Спросил, чтобы выиграть себе время:       — Сейчас?       — Нет, — Марат качнул головой, открывая глаза. — Но вообще.       Андрей замолчал, кусая губы. Поцеловал Марата в шею, погладил по груди, осторожно, кончиками пальцев, не зная, где и насколько у него болит. Марат прижался к нему ягодицами, слегка, почти неощутимо прогнулся в спине — с однозначностью невысказанного предложения. Андрей судорожно вдохнул.       Ответил, не думая, что его ответ что-то решает:       — Вообще — да.       Это казалось далеким и несбыточным — а теперь замаячило где-то на периферии реальностью, и в сердце что-то затрепетало, какое-то волнение от неумения, от неопытности, где у него останется только желание и больше ничего, и нужно будет действовать наугад — страшно и непонятно. Не был готов — но не сказал, и Марат улыбнулся на высказанное вслух, не зная о его опасениях.       — Хорошо, — кивнул, снова прикрывая глаза. Наклонил голову набок, подставляя шею под губы Андрея. — Я тоже.       И от того, что ему, Марату, хотелось, что он был готов — даже больше, чем Андрей, готов — что не терзался страхами, не смущался неопытности — пёр в своих желаниях напрямик, доверяясь, — от всего этого перехватило дыхание, накрыло, окунуло с головой в такую сильную, благодарную нежность, что не хватало сил вдохнуть. Дышал им, целуя в плечо. Гладил его по телу широкими, размашистыми движениями.       Марат плавился под его руками, подставлялся, постоянно шевелился. Андрею не хотелось от него уходить. Не хотелось куда-то идти, мог бы остаться здесь, оглушенный шумом воды и прохладным кафелем стен.       — У тебя смена, — прошептал Марат, легко разворачиваясь в его руках. Андрей стер кровь у него под носом, поцеловал в уголок губ без раны. — А мне домой еще идти.       — Нет.       — Что нет?       — Не иди, только маму напугаешь.       — А здесь Юлю напугаю.       — Думаешь, она не привыкла?       — С таким-то братом, — Марат фыркнул, сложив руки в замок на пояснице Андрея. — Я пойду.       Андрей поцеловал его в лоб, взъерошив волосы.       — Я раньше Ирины приду. С Юлей. У нас оставайся, маме своей можешь позвонить, предупредить. — Марат выпутался из его рук, снова наклонился над раковиной и быстро смыл оставшуюся кровь. — И спать ложись, если у тебя сотряс.       — Да нет у меня сотрясения.       — И ребра не сломаны, и вообще ты орел, — Андрей вышел за ним из ванной, остановившись в коридоре. — Я тебя сейчас закрою, серьезно.       Марат вспыхнул, закатил глаза, прищурился, но попытки уйти следом за Андреем оставил.       — Я тогда аптечку далеко не прячу? — спросил, когда Андрей уже держался за дверную ручку.       — Думаешь, так плохо всё будет?       — У Вахита рука тяжелая, — пожал плечами Марат. — И Али с Дино, как я понимаю, в суперах сейчас.       Андрей кивнул.       — И охота тебе получать?       Андрей не ответил. Марат ответа и не ждал, вопрос был чисто риторическим, Суворов только покачал головой, опираясь голым плечом на стену. Сложил руки на груди, посмотрев на Андрея исподлобья.       Сказали одновременно:       — Я приду скоро.       — Ты так просто не уйдешь.       Андрей замер, спрашивающе смотря на Марата. Тот, покачав головой, продолжил:       — Я по себе помню. С улицы так просто не уходят, кто бы что ни говорил. Что-то случиться должно, переломить. Что-то должно случиться.       Он смотрел на Андрея до конца — уставше и обессилено. Андрей закрыл за собой дверь, быстро сбегая по ступеням вниз — чтобы только не помнить его расстроенный взгляд. Весна обрушилась на голову, потекла по плечам и на секунду даже показалось, что заслезились глаза — потом, конечно, прошло. Отпустило.