Куда податься

      — Харэ смолить, внимание привлекаешь, — Дино легким и быстрым жестом достал сигарету изо рта Али и выбросил на землю.       — Ты че, охренел?       — Нас щас спалят из-за тебя.       — А то ж по всей Казани ни одного курящего не найти, бля!       — Ну если ты у гаража блять куришь, который мы вот-вот обчистим, ну ты мозги включи, а.       — Замолкните оба, — Зима привалился к толстой холодной коре дерева, тяжело вздохнув. — Сено сейчас пойдет.       Андрей вгляделся в ночь: Сено было совсем не видно. Он стоял на шухере, прогуливаясь от одной стороны дороги к другой, и выглядел так, будто его кинула девушка. Неудачливый герой-любовник, блин. Зима сунул руки в свои глубокие карманы, натягивая дубленку с внутренней стороны. Встретился с Андреем глазами и легко, озорно ему подмигнул.       Условились о жесте с поднятой рукой, чешущей затылок, чтобы показать, что никого в округе нет. Тогда можно было бы начинать.       К гаражам подходили по отдельности, с разных сторон, и по пути Андрей пересекся с двумя разъездовскими, но те ничего ему не сказали — посмотрели недовольно и зло и прошли мимо, оставив его за спиной.       Дино держал плоскогубцы в руке, размахивая ими как попало.       — Да осторожней ты, — Гвоздь придержал его за запястье. — Ща раньше времени покалечишься.       — А если не унесем? — тихо спросил Андрей у Зимы.       — Главное, чтоб ноги унесли, если облава будет. Не боись.       — Да я не…       — Не сомневаюсь, — Вахит слабо улыбнулся. — Бери что подороже и сваливай.       Андрей кивнул, смотря себе под ноги.       — Пацаны, — Зима обратился уже ко всем, чуть повысив голос. — Берем всё что можно и расходимся. Тоже желательно по отдельности или вдвоем, встречаемся в качалке. Ясно всем?       — Так точно, — оскалился Али.       Зима похлопал его по плечу.       В этот момент мимо них и прошел Сено — даже не глянул в сторону гаражей, бездумно и молча почесал затылок, опять сунув руки в карманы. Остановился и закурил — последнее Андрей видел лишь краем глаза, потому что рванули, как сорвавшиеся с цепи, пошли быстрыми уверенными шагами к выбранному гаражу.       Выбирали сначала наобум. Дино с Гвоздем спорили, какой из двух будет поприличней, потом пришел Зима, окинул их недовольным взглядом и выбрал третий, чуть в стороне. Сказал, что земля вокруг хорошо так вытоптана, двери чистые, свежая кирпичная кладка сбоку — значит, за гаражом следят, и шанс откопать что-то стоящее увеличивается.       Толпились у дверей, вскрывая. Пару капель с покрытой листом металла крыши упало прямо Андрею на голову — стало холодно и тревожно.       — Вот срань… — выругался Зима. — Резать надо. Кто пилку брал?       — Я брал, — тут же ответил Андрей.       — И я тоже, — Али вытянул из-под куртки.       Резали долго, муторно. Менялись два раза: сначала пилил Андрей, потом Дино. Когда замок ослаб, появилась большая зарубина, Зима легко оттолкнул Илдуса рукой.       — Дай посмотреть. О, хорош! — он одобрительно похлопал Дино по спине. — Лом у кого?       Лом был у Гвоздя. Вставил сверху, налег всем телом, Али подошел с другой стороны, тоже налег, покрутил из стороны в сторону, раскачивая. Зима уже курил, наплевав на предосторожности. Андрей прятал замерзшие руки в карманы.       — Чего кислый такой? — шепнул Вахит, наклоняясь к Андрею. — Работка не по душе, а, Пальто?       — Не, отлично всё.       — Дома нормально?       — Вполне.       — В школе не обижают? — Андрей усмехнулся и Зима понимающе хохотнул. — Ну да, тебя попробуй обидь.       — Готово, пацаны!       Замок поддался, соскочил на землю, глухо ударившись о грязь. Дверь открывалась медленно, грохотал засов. Андрей поморщился, Вахит зашипел:       — Тише, блять!       — Да нормально всё, — отмахнулся Илдус. — Зима, смари-ка!       Андрей выглянул из-за плеча Гвоздя, пытаясь увидеть, что внутри. Было темно, и в центре удалось рассмотреть только трехдверную желтую Таврию, наполовину укрытую холщовкой.       Вахит прошел первый, шепнув Али остаться у дверей. Дино, Гвоздь и Андрей шагнули за ним, вдыхая сырой, холодный воздух, запах масла, железа и пыли. По бокам, на больших обшарпанных тумбах, скамейках и ящиках лежали вещи, сваленные одной здоровой грудой хлама. Андрей поддел ящик пальцами, не заметив замка. Протянул руку в пустоту и темноту гаража.       — Дай лом.       Гвоздь, перебиравший вещи на качающейся неустойчивой лавке, протянул железку Андрею.       Замок поддался практически сразу, соскочил, хлипкий и ненадежный. Внутри было почти ничего не видно, и Андрей передвинул ящик поближе к выходу, прямо под переднее колесо Таврии.       Внутри лежали запчасти. Еле-еле поблескивали в ночном свете, тяжелые и дорогие.       — Красава, — Вахит положил свою увесистую ладонь Андрею на плечо. — Забирай всё.       Андрей начал с шаровых опор: раскладывал их по карманам, а когда места стало не хватать — сбегал до Али, отдав ему пару.       — Подшипники брать? — спросил у Вахита.       — Да хер с ними.       Андрей достал какую-то длинную, промасленную деталь, покрутил в пальцах и протянул Гвоздю. Спросил у него:       — Это что?       — Рычаг подвески. Бери.       Рычаг Гвоздь сунул к себе в карман.       Зима держал в руках радиоприемник, из кармана у него торчали несколько гаечных ключей, огромные плоскогубцы, ножницы. На шее висела мыльница. В сухом остатке у Вахита была одна свободная рука, и именно ей он шарился по полкам, подносил какую-то выуженную только что вещь в глазам и откладывал обратно. Андрей видел, как он подбросил в руке небольшую зеленую лампу, оценивающе осматривая ее. Решил что-то, пошел на выход, к Али, и провод тянулся по земле, путаясь под ногами. Лампу отдал в руки Али вместе с радиоприемником.       Андрей распихал себе по карманам несколько отверток и молоток. Нашел на табуретке, под холодной, аккуратно сложенной клетчатой рубашкой пятнадцать рублей. Видел краем глаза, как Гвоздь сунул за пазуху пару консерв. Дино в самом углу примерял старую потрепанную обувь — грязные пыльные ботинки из задубевшей кожи. Влез в них и удовлетворенно кивнул. Свои собственные связал шнурками и перевесил через шею.       Взяли пару телогреек. В руках держать их было неудобно, поэтому Зима накинул одну на плечи себе, одну — Андрею. Дино достал старую, поеденную молью меховую шапку — и тоже сунул за пазуху, и Зима, увидев это, заржал.       — Слыш, модник, — позвал его, протягивая тяжелый деревянный ящик со всяким хламом. — Сгоняй к Сено, ему в руки дай, а то не унесем всё.       Андрей взял себе большую, массивную аптечку с кучей бинтов и двумя банками спирта — в качалке пригодится. Нашел какой-то походный набор посуды и тоже забрал с собой.       Гвоздь вертел в руках кожаный портфель. Смятый, почти плоский, со сломанной застежкой, он все равно мог пригодится, и Андрей, встретившись с Гвоздем глазами, кивнул ему. Что-то было волнительное в том, чтобы ходить по чужому гаражу, набирая разные вещи в карманы и руки — будто в далеком детстве ходил с мамой по магазинам, представляя, что бы взял, если б можно было взять всё.       Пьянящая смелость оттягивала карманы вместе с барахлом. Андрею на несколько минут сделалось так спокойно и легко, почти что весело этой темной морозной ночью — так, как не было последние несколько дней.       Чувство держалось прохладным безразличием в груди, легкой приподнятностью настроения, совсем простой и понятной, как ценность украденных вещей. Можно было не думать ни о чем, кроме копошения Зимы за спиной и желтой Таврии сбоку. Андрей только теперь понял, почему Радио, как-то пересравшись с родаками, свалил в качалку пиздиться, а потом рванул на воздух трясти чушпанов и вернулся с кучей смятых надорванных рублей, от души пополнив общак. Потому что когда думаешь о том, как бы тебе не прописали по ебалу или твои делюги не заметили доблестные менты — как-то не остается возможности думать ни о чем другом. Нет проблем кроме тех, которые создаешь себе сам. И это очень удобно.       Андрей отдыхал.       — Всё собрал уже?       Пальто вздрогнул. Пропустил момент, когда Зима подошел вплотную и теперь опасно дышал в спину.       — Придурок, блять, — на выдохе произнес Андрей.       — Как со старшими разговариваем? — руки у Зимы были заняты, и вместо подзатыльника он ударил Васильева в спину локтем — несильно и необидно. — Как думаешь, управимся здесь?       — Ты еще один цепануть хочешь? — спросил Андрей.       — А че б нет? — Вахит пожал плечом. — Ща Дино с Али нагружу, чтоб в качалку несли всё, а мы уже втроем за второй возьмемся. Твоя ж идея была, а, Пальто?       Андрей согласился, поудобней перехватывая большую тяжелую аптечку.       — Не вижу радости на морде лица. Че случилось-то, Андрейка? Второй день загруженный ходишь, у покойников лица веселей.       — Их-то ниче не трогает…       — Оп-па здрасьте! А тебя че трогает, дорогой?       Зима навалился на Андрея плечом, и Андрей знал, что если б не занятые руки — Вахит бы обязательно его приобнял.       — Да нормально всё, — Андрей выдавил из себя улыбку, повернувшись к Зиме лицом.       От него очень сильно пахло сигаретами, и Пальто каждый раз поражался, как легко можно было уловить этот запах от Вахита, даже когда сам курил каждый день.       — Ну молчи, партизан, — Зима сделал шаг назад. — Но если что — мы впишемся, не забывай.       — Тихо всем! — зашипел Али, шагнув внутрь гаража. — К Сено тачка подъехала.       — Менты? — сплюнул Гвоздь.       — ОКОД, походу.       — Не высовывайтесь, — громким шепотом приказал Зима. — Если что — все врассыпную, в качалке встретимся. Догонять будут — скидывайте балласт.       Дино поглубже спрятал за пазуху меховую шапку. Али прижал старый радиоприемник к груди.       — Ну че там?       — Да базарят о чем-то. Бля, Сено, не подведи…       Сено не подвел только в одном: крикнул во все горло «Шухер, пацаны!» и рванул со всех ног в сторону, держа ящик перед собой.       За ним побежали двое — остальные как-то заметались около машины, не зная, с какой стороны подойти к гаражам. Али с Гвоздем свалили направо, Дино рванул напролом, забрался на крышу гаража и побежал по ней, и каждый его шаг был слышен на много десятков метров вокруг. За Дино бежала девчонка — невысокая, она даже не попробовала забраться наверх, топтала землю вдоль гаражей, не упуская Дино из виду. Она — налегке, в распахнутом пальтишко и с бойкой, честной решимостью во взгляде, Дино — по шею нагруженный чужим барахлом, медленный и неповоротливый.       Андрей больше ничего не замечал — Вахит толкнул его в спину, рявкнул на ухо:       — Сваливай, блять!       И побежал, только когда увидел, что начал двигаться Андрей.       Долго смотрел в бритый затылок Зимы. Его дубленка заканчивалась меховым воротником, а шапка, в суматохе как-то подскочившая к ушам, открывала часть бледной шеи и головы, и Андрей смотрел Зиме в спину, как смотрят на ориентир.       Сзади, наверное, догоняли. Слышал быстрые отчаянные шаги преследования, и сердце тоже билось очень быстро, сердцу было понятно и хорошо, ему было знакомо это пьянящее чувство трепета погони, это чистое желание бежать, не останавливаясь, зная, что убежишь.       Зима свернул. Андрей не видел, куда — проскочил поворот, и разворачиваться уже не было времени. Слышал, что за ним всё еще бежали. Пытался вспомнить, где следующий поворот.       — Стоять! А ну стоять! — кричал кто-то в спину. — Вы ответить должны!       Сердце забилось так часто-часто, а голова по-прежнему была холодной, внимательные глаза цепляли любые возможности, и у Андрея было, росло в нем чувство полного контроля над ситуацией. Даже если догонят — один на один он справится. Окодовцы совсем беззубые, только раскидываются высокопарными речами и грозят пальцами, Андрей их не боялся, и убегал-то только от внутреннего азарта, проверяя себя.       Но гаражи завели его в тупик.       Было даже время чертыхнуться, беспомощно оглядывая высокую кирпичную стену, за которую хрен зацепишься.       — Это кража! Тайное похищение личного имущества по сто сорок четвертой РСФСР! — Андрей закатил глаза. — А если по предварительному сговору группой лиц, это, молодой человек, до пяти лет лишения свободы.       Это был Коневич. Андрей выцепил взглядом красную повязку и разметавшиеся кудри. Он остановился напротив Васильева, преграждая собой дорогу, и тут же согнулся, пытаясь отдышаться.       — Ты себе всю жизнь перечеркиваешь, — на выдохе сказал Коневич. — И ради чего? Ты тут рублей на сорок максимум набрал. И то навряд ли.       Андрей на пробу сделал шаг вперед — Денис тут же отреагировал, бесстрашно дернувшись в его сторону. Васильев поджал губы, остановившись: ясно было, что без боя никак.       Андрей знал, что с Коневичем проблем в драке не будет. Пару ударов максимум, чтоб разбить очки, толкнуть, повалив на землю — и свалить себе спокойно до качалки. Плохо было, что Коневич запомнит его лицо.       — Подожди-ка… — Денис прищурился через огромные круглые очки. — Андрей?..       Пальто молчал, сжимая аптечку в руках. Наброшенная Вахитом телогрейка поверх собственной куртки жарила спину — было волнительно и душно.       — Андрей Васильев, с ума сойти! — Коневич звонко хлопнул себя по ляшкам. — Ирина надеялась, ты человеком станешь. Она за тебя ручалась.       Он еще раз глубоко выдохнул и протер большим и указательным пальцами усы.       — Тебе стыдно бывает, а? Андрей? — Коневич дружелюбно поднял руки. — Я просто не понимаю: за тебя женщина ручается, крышу над головой дает, работает, чтоб троих прокормить, а ты вот так ей платишь.       Андрей сжал свободную руку в кулак.       — Ты знаешь, что если тебя посадят, у нее на работе об этом узнают. Вопросы будут. Что это за опекун такой, от которого в детскую колонию улетают?       — Она не виновата, — сквозь зубы процедил Андрей.       — А кто в этом разбираться будет? — Коневич сделал небольшой шаг вперед, и Пальто сразу скользнул взглядом к его ногам, подобравшись. Денис понимающе остановился. — Кому до этого дело есть, скажи мне на милость.       — Вы мне тут лекции читать будете? — насмешку в голосе скрыть не удалось — острую такую, режущую насмешку, которая была не больше, чем лекарством от обиды. — Или задерживать?       Коневич медленно кивнул.       — Задерживать.       — Не получится.       — Скрываться будешь? — Денис выгнул бровь. — По месту жительства не придешь, что ли?       — Я не…       — Сейчас может и не получится, какая разница. Тебе не привыкать решать вопросы агрессией, мне не привыкать эту агрессию от вас получать. Только закон выше кулаков, — Коневич легко улыбнулся. — Он равняет и сильного с слабым.       — Я со слабаками за один стол не сяду.       — Андрей, — Денис снова шагнул к нему — теперь на расстояние удара. — Сильнее большинство. И если ты когда-нибудь будешь не в его числе — ты тоже будешь слабым.       — Дух сильнее.       — И много духу нужно было, чтоб гараж втихую вскрыть? А чтобы от нас по подворотням бегать? — Коневич снисходительно улыбнулся. — Может быть, у тебя тогда дух найдется, чтобы отшиться от улицы и Ирину Сергеевну не подставлять?       Андрей молча, не двигаясь, смотрел на него. Сжимал свободную ладонь в кулак, заряжая руку. Сердце билось как обычно, Денис по-прежнему не представлял угрозы, но какое-то странное, дикое отвращение поднималось к горлу, комом засев в гортани. Это было даже хуже, чем с Ильдаром Юнусовичем — к его агрессивной манере и ментовской цепкости Андрей как-то привык, а вот к этому — к вычурному беспокойству, затачивающему нож, привыкнуть не мог.       — Человек работал, — Денис поправил волосы, лезущие в глаза, и кивнул на барахло, зажатое у Андрея в пальцах и распиханное по карманам. — Честно и порядочно, чтоб потом эти вещи купить. Как Ирина работает, как мать твоя работала. Чтобы потом такие как ты пришли и забрали, не спросив. Ты же на их месте был, Андрей.       — Не был я на их месте.       — Может и не был, — Денис кивнул. — Надо честь иметь, чтобы на их месте оказаться.       Стояли еще несколько секунд, смотря друг на друга. Андрей готов был ударить в любую секунду, но Коневич совсем не выглядел агрессивно или напористо — скорее, нелепо в своем коротком пальто, распутавшемся шарфе и слегка запотевших очках.       — Здесь некуда бежать, — медленно проговорил Денис, кивнув Андрею за спину. — Можешь пройти со мной до поворота, оставить там всё, что ты у честных людей украл, и уходить.       Андрей открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Коневич перебил:       — Это для Ирины Сергеевны, не для тебя. Ты должен будешь. Пойдем, Андрей?       Он так легко, не задумываясь, повернулся к Андрею спиной, шмыгнув носом. Будто не чувствовал угрозы вообще, будто это Андрей был беззубым и беспомощным.       Васильев шел за ним, отстав на полшага, чтобы атаковать со спины, чтобы иметь ничтожное преимущество, а чувствовал только, будто идет за взрослым, сам будучи совсем ребенком, которого только и остается, что вести по этому миру. Чувство было неприятное, уязвимое, даже немного стыдное, и этот стыд накладывался на отвращение — и от всего очень сильно кружилась голова.       — Я про Марата спросить хотел, — начал Коневич, не оглядываясь. — Он не говорит, кто избил.       Андрею казалось, что за последние пару дней контроль снова вернулся, и теперь получалось не вздрагивать при упоминании чужого имени. Но все рассыпалось в труху со словами Коневича — вздрогнул, да еще как. Как будто током ударили. Как будто земля из-под ног ушла или объявили смертный приговор — как-то совсем по-болезненному, страшно и сильно вздрогнул, и сердце сжалось, заболело, дыхание сбилось, всё вернулось, накатило волной.       Даже вопроса не понял, прослушал. Замедлился и тратил ничтожные секунды обманчивого доверия Дениса, чтобы прийти в себя.       — Ты знаешь?       Андрей покрепче сжал аптечку в пальцах, резко качнув головой.       — Он и мне не говорил. Точнее, сказал, что не видел.       — Но это не ты, значит? — Коневич оглянулся.       Он внимательно, пристально вглядывался в лицо Андрея, будто пытался учуять ложь.       — Я бы никогда…       Коневич даже не дослушал — улыбнулся, кивнув сам себе, и тут же отвернулся.       — Да понятно всё с тобой, — сказал как-то легко, и Андрея как холодной водой окатило. Будто Коневичу могло быть понятно вообще всё. — Просто у твоей группировки мотив, сам понимаешь. Ну и картина нападения очень характерная, не грабеж все-таки, — он пожал плечами. — Я это так, рассуждаю. Вот ты про силу говоришь — а много ли силы надо со спины напасть? Даже я бы смог.       Он остановился, показательно отвернувшись от Андрея.       — А ты вот нет. Это хорошо, Андрей, — Денис вздохнул, быстрым движением коснувшись дужки очков. — Давай сюда вещи… ничего себе ты набрал!       Коневич протянул обе руки, и Андрей совершенно бездумно вложил в них инструменты: гаечные ключи, молоток, отвертки. Стянул с себя телогрейку. Отдал аптечку.       — Я могу идти? — спросил неуверенно.       — Можешь, конечно, — Денис поудобней перехватил телогрейку, сползавшую с руки. — Подумай о том, что я говорил. В следующий раз так не повезет.       — Хорошо.       — Андрей, — Коневич сощурился, поджав губы. — Где-то тормозить надо.       Андрей сделал один дерганный шаг назад, отходя спиной. Сделал второй, отвернулся. Прошел несколько метров, оглянулся, чтобы убедиться, что Денис Коневич остался там, посреди гаражей, нагруженный чужими отвоеванными вещами, с красной повязкой на плече, запотевшими очками и своей правдой, которая никак с правдой Андрея не вязалась и оттого казалась неправильной.       Не смог выдержать напряжения — сорвался и побежал. Теперь быстро, налегке, и только неотданные шаровые опоры били по телу на каждом шагу, и Андрей бежал так долго, пока воздух не закончился, пока легкие не перестали справляться со своей работой, пока тревога не отступила совсем, взбодрив легкостью вырвавшегося сердца.       На подходе к качалке встретил своих — и не смог сдержать смеха, когда Дино достал из-за пазухи подъеденную молью меховую шапку.       — Че ты ржешь? С боем добыл! — он покрутил вещь в руке. — Бабке отдам, она жаловалась, что платок не греет ни хрена.       — Ты че за мной не повернул, Пальто, блять? — подскочил Зима. — Там же тупик был!       — Я через верх, — соврал Андрей. — Но всё с карманов повываливалось, пока лез.       — Бля, совсем ничего что ли? — расстроено нахмурился Али. — Не фортануло.       — Ну, почти.       Андрей полез в карманы, достав две шаровые опоры, и Вахит с улыбкой обменял их на сигарету. Пальто с удовольствием затянулся, нашарив еще украденные пятнадцать рублей — совсем про них забыл, протягивая остальные вещи Коневичу.       — Вот еще.       — Хрена се, — Зима закивал, пересчитывая деньги. — На́ пятерку за старания.       — Всё, Зим, мы отсыпаться, — Дино протянул Вахиту руку. — До завтра.       — Давайте, пацаны.       Идти домой Андрею не хотелось. Долго, медленно гулял по знакомым улицам, сунув руки в карманы. Снега больше не было, фонари светили очень слабо, и ближе к ночи становилось совсем холодно и темно. Андрей курил не в затяг, просто чтобы заняться хоть чем-нибудь.       Только на середине своей бездумной прогулки понял, куда ведут ноги. Не свернул, упрямо дошел до его дома. Сел на лавку во дворе, около деревьев, метров за сорок-пятьдесят у подъезда — и долго смотрел себе под ноги, ковыряя носком ботинка подмерзшую землю. Чувствовал себя так, будто подсматривал за девушками в раздевалке, будто делал что-то стыдное — хоть и не делал ничего.       Тоскливо было до ужаса. До паники, подступающей к горлу немым криком. Накрыло каким-то абсолютным, страшнейшим чувством непонимания, что делать дальше. Универсам казался так же далеко, как был еще в начале зимы — потерялся последний приют. Юля росла, впитывая в себя женскую мягкость Ирины, и с каждым днем Андрей всё лучше видел, как они обе сближаются, оставляя его за бортом. Или Андрей оставался там сам. Некуда было идти. Никуда идти не хотелось.       Казалось, просидел бы так всю свою долгую жизнь: с видом на чужой подъезд. Следил бы за соседями, высматривал бы Марата. И что-то внутри каждый раз бы удивленно замирало, когда он открывал дверь.       Стирал сигаретами вкус его губ, делая вид, будто помнил его — не помнил на самом деле. Только соленый привкус чужих слез во рту.       Помнил только то пьянящее трепетное чувство — знал, что после него всё остальное померкло, потеряло яркость, как земля с растаявшим снегом.       Не было страха — заморозилось всё. Прогуливался по улицам, по инерции делая следующий шаг, будто кто-то в начале пути толкнул его в спину, и теперь приходилось идти, не останавливаясь, говорить с пацанами, воровать, драться, бежать. И тем страшнее было чувствовать, что всё потеряло цель, всё было бессмысленно, непонятно ради чего.       Андрей затянулся, наконец подняв голову — и сразу нашел глазами чужие окна. Зажженный в комнате свет манил далеким уютом. Хотелось, чтобы хоть у Марата сейчас всё было хорошо. Чтобы он не чувствовал потерянности и чтобы ему не слишком досталось от отца за убранные вещи. Желал ему здоровья, затягиваясь сигаретой. Желал ему спокойствия. Желал хороших оценок, бесконечной любви матери и места в жизни. Долго и тоскливо всматривался в чужие окна, пока в них не погас свет.       Желал спокойной ночи.