Куда иголочка, туда и ниточка

Я не знал, что любовь – зараза,

Я не знал, что любовь – чума.

Подошла и прищуренным глазом

Хулигана свела с ума.

Руку на плече сильную чувствует и хочет уже повернуться, начав возмущаться, потому что Валеру ожидает там увидеть. Взгляд на пальцы чужие кидает и понимает, что рука эта - не его. Не он держит ее. От того страх просыпается глубоко в душе и диким зверем в ее глазах отражается. Теперь геройствовать не собирается, глаза вниз отводит и поворачивается к мужчине. Мельком на него внимание обращает, черный плащ замечает, тот самый, который на машине разъезжал перед ней. Хочет попросить отпустить, но рот открывает, как рыбка, в немой попытке какой-то звук издать, а не получается. Головой вертит, в надежде знакомую фигуру увидеть, но, как назло, все в дом культуры потоком устремились, на продолжение дискотеки. - Словил девчонку? – Спрашивает подошедший светловолосый молодой человек, и усмехается. - И она-то сумкой огрела Винта? – К компании еще один присоединяется, коричневую кожаную куртку с меховым воротником поправляя. - Она с Турбо Универсамовским ходит. Видел, пока пас. – Тот, кто держит смотрит на нее пристально, а затем, они хором смеяться начинают, заставляя балерину сжаться еще сильнее. Желание исчезнуть, провалиться сквозь землю, так, как будто ее и не было на этом свете никогда, проснулось. - Отпустите, пожалуйста. – Просит тихо, ей хватило и прошлого опыта с домбытовскими. Не отошла еще. С еще одним похищением она просто вены себе вскроет или из окна выйдет. Но нового позора не вынесет. - Любое необдуманное действие, красотка, имеет последствие. Турбо тебя этому не научил прежде, чем хороших и добрых пацанов сумкой ебашить? – А Варя резко ситуацию эту вспоминает, когда Пальто, в самом начале их знакомства, от неизвестной банды уберегла. Правда не подумала совершенно, что они должок вернуть решат. Еще и спустя такое количество времени. - «Хороших» — это тех, кто толпой парня гасит? – Не выдерживает и за словами, слетающими с языка, уследить не может. Осознание сказанного обухом бьет по голове, заставляя глаза поднять и на лица пацанов посмотреть. Они негодуют, закипают, но из последних сил сдерживаются. Больно и резко дергают девчонку на себя, напоминая, кто в этой ситуации имеет превосходство, а затем за собой тащат. По холодному снегу, совершенно не заботясь о ее здоровье – да им просто плевать на нее – окружив девчонку с трех сторон, они идут в сторону пристройки неподалеку от дома культуры. Сами шутят и смеются, пока Варя, откинув гордость в дальний уголок своей души, молится всем существующим богам и просит ее отпустить, в надежде что до совести их достучится. Но нет. Кажется, что двери их души закрыты плотно и пуленепробиваемо, раз не жаль им. Раз по понятиям отомстить хотят и сделают это. Дверь перед ней в деревянный сарайчик открывают, где за столом уже сидит тот самый парень, которому тяжелой сумкой по голове прилетело. В спину подталкивают ее, а Панина через порог перецепляется, чуть ли не падая. Мужчины усмехаются, до дрожи доводя и страха первобытного. Смотрят, как хищники на жертву, а затем тот, видимо, главный, голос подает. - Я считаю до десяти. Ты прячешься. Найду – мало не покажется, не найду – отпустим. – Хмыкает, понимая, что найдет обязательно. Тут только две комнаты, одна со столом деревянным, лавкой и печкой, а вторая пустая совершенно. – В твоем распоряжении та комната. Попытаешься сбежать – закопаю. – Угрожает, и Варваре кажется, что свою угрозу он выполнит. Не похож на того, кто такими словами разбрасываться будет. Вот только прима не понимает, почему с ней сразу не разберутся. Почему в кошки-мышки с ней играются. То выслеживали и житья не давали, то прятки по постройке устраивают. Хотят увидеть, как в клетке птичка бьется, когда надежда в глазах угасает? Так пусть смотрят. Они же дверь в пустую комнату ей открывают. Испуг видят. Пустоту видят. Осознание безысходности ситуации тоже видят. Как и понимание того, что целой и невредимой отсюда ей уже не выйти. Варя мысленно уже со всеми прощается. С мамой, с папой, с Алией Ильсуровной. С Валерой, который втянул во все это тоже. Признается, что любит всех, слышит ужасающую цифру десять, которую теперь ненавидеть будет всю жизнь, если выживет, и за дверь прячется. Зажигалку железную в руки берет, усмехаясь сразу же накатившим мыслям о том, что курить в этой ситуации совершенно не хочется. Вспоминает, как Туркин ее учил самозащите, смеясь, что девчонке это не пригодится, нормальный ровный пацан всегда рядом будет. Да вот, видимо, он и не ровный пацан, раз в такой ситуации его снова нет. Слышит в другой комнате смех гортанный и решает ловкостью своей воспользоваться. Как только парень незнакомый в комнату входит, зажигалку между указательным и средним пальцем перехватывает, надеясь, что так удар сильнее казаться будет, и со всей силы, что есть в слабых руках, бьет того по лицу. Слышит шипение и тихий мат, но пока он в себя приходит, ногой в пах, как брат учил, ударяет, и в дверной проем выбегает. Видит лица пацанов удивленные, дверь входную распахивает и со всех ног к дому культуры несется. Там же люди, помогут. - Да куда ты, дура?! Сказали же, что зароем! – Слышит вдогонку, оборачивается, видит, как амбалы за ней увязались и от этого второе дыхание просыпается. Еще быстрее в туфлях на каблучке по скользкому снегу перебирает. - Помогите! Помогите! – Громко горланит, а дорогу перед глазами пеленой застилает. Вдруг зря все это? Вдруг не убежит? Валера в кругу танцует нервно. Губу закусывает, брови хмурит, на предложение от бывшей девушки потанцевать отмалчивается. И Зима это замечает. Танцпол взглядом окидывает, Варькину макушку не видит. Сперва думает, что она в туалет отлучилась, как-никак ее подругу только что загасили, как вафлершу последнюю, а она же рядом с ней в тот вечер была. Вдруг воспоминания нахлынули, разревелась, как все девчонки, в туалет пошла макияж поправить. И Ольку свою туда отправляет, проверить. Но она ни с чем возвращается. Говорит, к самому уху наклоняясь, что ни в одной кабинке никого нет. Там пусто, ни души. И тогда Вахит поговорить с другом решает. - Что случилось? Прима где? – Интересуется, а друг глаза поднимает на него. - Вышла покурить на улицу, но ее уже долго нет. – Турбо плечами пожимает. Резко к стене поворачивается и со всей силы кулак в нее впечатывает. Не нравится ему все это. Дискотека эта тупая, с песнями уже прослушанными до дыр, ситуация с примой и Ахмеровой надоевшая уже так, что в печенках сидит. На душе тяжело, внутри что-то кричит, что случилось что. Вдруг опять украли? Она же не раз упоминала, что пасут ее, да и сам свидетелем был, как в квартиру ее вломились. - Может домой ушла? – Предполагает, а Туркин взгляд хмурый переводит. Из кармана два номерка гардеробных достает и перед товарищем машет. - Без шубы? Хуйню не неси. – Шипит и с места срывается, а Зима за ним. Не хочется потом перед Адидасом-старшим отчитываться, если смотрящий за возрастом натворит что. Двери тяжелые открывает и на морозный воздух выходит. Ежится сначала, затем в карманах роется в поисках пачки сигарет и спичек. Достает, между зубами палочку никотиновую стискивает и поджигает. Не с первого раза, ветер сильный огонь тушит. И затягивается. Турбо протягивает и тот, соглашаясь, себе сверток забирает. Осматривается взволнованно по сторонам и фигуру свою любимую не замечает. Слышит, как тонкий голосок о помощи просит и сразу же на него поворачивается. Видит, как за его Варькой трое пацанов бегут, а она в слезах вся. Запыхавшаяся, хромающая, совершенно не выносливая ко всему, что со спортом связано, громко кричит и спасение свое в двух пацанах видит. - Блять. – Ругается про себя. Сигарету выкидывает в снег и с места к ней срывается, а Вахит следом. Не бросит же он друга одного. Не по-пацански. Варвара из последних сил к спасителю бежит. Ногу больно подворачивает и почти падает в родные объятия. Пальчиками рукава чужого свитера сжимает крепко. Холодный воздух легкие обжигает, но Паниной кажется его мало. Она дышит часто и поверхностно. Красными глазками в мужское лицо заглядывает и пересохшими губами бесшумно умоляет: «Помоги…». А Валере несколько раз говорить ничего не надо. Он крепче женскую фигуру к себе прижимает, на пацанов за ее спиной смотрит и усмехается. Вахит нагоняет быстро, хмурится, не понимает, что они на чужой территории забыли, еще и безобразие какое-то устраивают с их человеком. - И че Аделька у нас на улице забыла? – Подает холодный голос Валера. Глазами стреляет почти убийственно, сорваться на них с кулаками готов, но сдерживающий фактор в его объятиях этого сделать не дает. - За девчонкой пришли. Расплатиться с ней надо. Она, видишь ли, нашего старшего сумкой по башке огрела. - Прима-то? – Туркин наигранно удивленное лицо состраивает. К Вахиту поворачивается. – Прикинь, Зима, на нашей территории с нашей девчонкой расплатиться хотели. Так еще и героями себя выставить пытаются. - Нехорошо. – Кивает в подтверждение слов друга Зималетдинов. – Так, глядишь, и война начнется. А надо эт кому? - Да вы нам девчонку отдайте, мы с ней разберемся, и миром разойдемся. – Пацаны дружелюбно руки вверх поднимают, мол, не при делах. А Туркин краем уха слышит, как из дома культуры пацаны с девочками своими выходить начинают. Дискотека закончилась уже. К Зиме Олька его подходит, не лезет, молчит, выжидая, что тут происходить будет. Турбо моментом пользуется, к девчонке поворачивается и балерину в руки отдает. Сейчас разбираться будет, с девушкой это совсем неудобно будет. - Вы, твари, видимо не знаете, к кому притрагиваетесь и кого себе просите. Я вас, пидорасов, по земле размажу и закопаю. – Рычит, усмехается, глядя на лица напротив, которые гримаса злости искривляет. – На хуй идите со своим миром. Бросает вызов и с места срывается. Знает, что если пацанов послать, то непременно по роже отгребешь, но этого и добивается. Хочет противников вывести на эмоции, что отлично получается, и кулак тяжелый заносит для удара. Одного по лицу бьет, а второго, который на Турбо со спины замахивается, Зима на себя берет. Восьмидесятые – годы такие, пацаны друг друга не бросят, западло же. Да и ломиться, когда вызов сам бросил, тоже не по-пацански. Они и сами по лицу получают, Олька отворачивается и глаза щурит, чтобы не смотреть, как на лицо ее молодого человека удары сыпятся. А Варя поверить не может, что пронесло, убежала, в объятиях любимых оказалась. Только вот надо ли ей такое – сомневается. Жизнь обычную прожить хочет, спокойную. Поворачивается, когда ее за локоть кто-то к себе разворачивает и в сторону дома культуры тянет. Руку ее не отпускает, пока до гардеробной не доходят и номерки на вещи не обменивают. И только сейчас Варя понимает, как сильно замерзла. Нос и пальцы красные, щеки от мороза колют больно, а рук вообще не чувствует. В шубку свою кутается сильнее и, не отпуская руку Валеры, в квартиру свою идет. Под ноги смотрит и тишину гнетущую не смеет прервать. Чувствует, что Туркин еще злится, но не понимает, на кого. У него губа разбита и бровь, на скуле ссадина красная, а костяшки на пальцах сбиты от ударов сильных. И Варе совестно. Если бы не их отношения, то не было бы этого всего. Не заступилась бы она за Пальто во второй день их знакомства, не пошла бы в видеосалон универсамовский, не украли бы ее, потом на дискотеке не плясала бы в их кругу, и, как итог, Аделькой украдена бы не была. Жалеет ли? Возможно, но потом все хорошее вспоминает, что за эти два месяца было, и понимает, что все не зря. Да, сложно, да увидела Валеру еще и с этой ужасной и аморальной стороны, но ей переспать с этой мыслью надо. Не знает, как действовать теперь. Вроде бы и девчонку Мараткину опозорил, а вроде бы и спас ее только что. Вроде и друга ее на дне рождении избил, но уже вину загладил. Противоречивый он до жути. Заставляет чужое сердце разрываться на маленькие кусочки. И метаться в мыслях о том, что может лучше все это прекратить? Не замечает, как в квартиру они уже поднимаются на лифте. Медленно, словно несколько таблеток сильного успокоительного выпила, ключи достает и дверь в квартиру открывает. Туркин с психом обувь снимает и в кухню проходит, оставляя ее одну в коридоре. Он чайник ставит, водой полностью наполненный, а Варя шубку снимает и, замерзшими пальцами, пытается сапожки расстегнуть. Удается с трудом и через боль. Поэтому она, не жалея себя, в ванную идет, горячую воду в кране открывает и руки под струи подставляет. Шипит от боли, плачет, тихо всхлипывая, но отмороженные пальце не убирает. - Дура, нахуй это делать?! – Слышит крик из коридора, а затем замечает, что вода уже кожу не обжигает. Перекрыл. Он выдыхает устало, стараясь и гнев весь с этим воздухом из организма вывести, а потом аккуратно чужие ладошки в свои берет и в полотенце заматывает. - Не было ничего. Я сбежать успела. – Оправдывается, будто Валера это услышать и хотел. А он, на самом деле, как Маратик сейчас. Ему никаких слов не надо, только крепче обнять приму хочется. И он обнимает. Прижимает ближе к себе и запах любимых и уже родных волос вдыхает. Одной рукой по голове проводит, второй по спине, успокаивая. Злится на себя, что защитить не смог, на этих аделевских, что полезли к его девочке, но никак не на нее. - Я так испугался за тебя. – Признается тихо, пока Варварка сокровенные слезы роняет. – Подумал, что все, потеряю тебя. Места себе не находил на дискотеке этой ебанной. Как чувствовал, что что-то не так. Ты ж ниточка моя, я без тебя уже дышать не могу. – Говорит то, что всегда себе в голове сказать боялся. Осознание, что без этого человека теперь никуда – больно колит в сердце. Даже представить боится, что будет, если она его бросит. Без улыбки ее, без этих маленьких худеньких ручек, серьезного зеленого взгляда и волос шелковистых, постоянно пахнущих дорогими импортными духами. Он из ванной комнаты ее выводит, крепко к себе прижимая, в спальню заводит, вещи из шкафа достает и на кровать кладет. Просит, чтобы Варя сама переоделась, потому что не хочет ее честь портить и обнаженной видеть. Неприлично же. И Панина переодевается. Футболку отцовскую натягивает на себя, лосины домашние, волосы расчесывает, которые запутались в мелкие, но многочисленные узелки. Уличную одежду складывает осторожно дрожащими руками и в шифоньер на полку кладет. Из комнаты выходит на кухню, где Туркин уже заботливо чай готовит, и на стул свой садится, ноги к груди прижимая. А Валера смотрит на это все и жалко ему девочку становится. Две кражи одна за одной психику подкосить могут, а навещать ее в больнице для душевно больных и видеть, как она медленно угасает, не хочется. Любит же сильно. Он кружку с горячим напитком ей пододвигает, а Варька в руки ее берет и ладошки греет замерзшие. Тогда Туркин с места поднимается, в зал идет, плед теплый берет и на кухню возвращается. Накрывает ноги ее и о подоконник облокачивается. Думает, что делать теперь и ждать ли от «Адельки» ответки. А еще о дискотеке думает, вопросом о правильности своего поступка по отношению к Айгуль не задается. Незачем ему это делать. Тем более человек ему не родной. На Варварку выжидающе смотрит. Ждет, когда она скажет ему что-нибудь, но девушка молчит. Чай сербает из кружки и в одну точку смотрит. Голова мыслями не забита, словно ее, как дынные семечки, ложкой вычистили. Сложно осознать произошедшее и, что чуть не попалась к пацанам этим снова. Кажется, ангел хранитель ее сильный до ужаса, раз все спасает и спасает от таких ситуаций. Но в третий раз судьбу испытывать не решится, тогда, кажется, не пронесет. Поэтому, даже не глядя на Туркина, даже не моргая, голос охрипший от криков подает: - Валер, почему любить стало опасно? – Интересуется, а Турбо словно ток прошибает. Дергается, кружку ставит и к Варьке своей подходит, на корточки присаживается и руки на ноги ее кладет, большим пальцем заботливо гладя. - Ничего не опасно, Варька. – Говорит, в глаза заглядывает, а Панина только усмехается на это. «Не опасно»? Смешной он, Турбо этот. Сейчас не то, что любить, сейчас жить опасно стало. Чай даже не допивая, прима с места встает, скидывает плед на пол и в спальню свою идет. На кровать залезает, накрывается одеялом с головой и глаза закрывает, позволяя слезам соленым по щекам катиться. А Валера за ней, как тень, по пятам следует. В дверном проеме останавливается, смотрит долго, видит, как одеяло хаотично поднимается и опускается, а потом, тихо выдыхая, на кухню уходит. Посуду моет, плед складывает и в гостиную относит, сигареты берет и на площадку выходит, знает же, что Варька против курения в квартире. На ступеньку присаживается, никотиновую палочку к огню от спички подносит и затягивается. Руками в волосы зарывается и дрожь его пробивает. Сложно как-то на душе становится. Ощущение неприятное тяготит, а мысль о том, что с ума сошел все сильнее на подкорке его сознания укореняется. Знал бы только, как сильно прима в его сердце поселится, никогда бы с ней не связался. Свободу свою пацанскую готов променять на красивую клетку ее рук, лишь бы всегда рядом была. А вот она, кажется, так не считает. Варвара первые несколько дней из квартиры не выходит. Телевизор смотрит пустым взглядом, книгу читает так, что одну страницу несколько раз перечитывать приходится, ест, как птичка. А потом собирается, Туркину ничего не говорит и в колледж возвращается. Там с подругами разговаривает, они интересуются о событиях последних в ее жизни, но прима только отмалчивается. Староста тогда говорит, что это ожидаемо от отношений с гопником, глаза закатывает и подругу приободряюще обнимает. В компании из одной аудитории в другую переходит, Артема Валеева видит, но тот глаза прячет и не здоровается в ответ, а Варваре это и не нужно. Устала уже. Она домой приходит, к телефону подходит, номер родителей набирает, разговаривает долго, маме выкладывает все как есть и не плачет. Наплакалась той ночью. Потом, по совету Ляйсан Филипповны, по заученным наизусть цифрам нажимает и гудок слышит. Кто-то на том конце трубку берет, а когда балерина спрашивает за Айгуль, слышит молчание и холодное: - Умерла она. С балкона сбросилась. – И все внутри обрывается.