На белом покрывале

— Андрей! Слышь! Марат раздраженно свистнул, и швырнул наспех сваянный снежок в спину, очевидно, избегающего его, друга. Он хотел крикнуть еще что-то, но заметил выходящую из школы Айгуль. Поэтому маршрут пришлось перестроить, и сделать лицо посветлее. — Привет, — Айгуль уже привычно подает ему чехол со скрипкой, мягко улыбаясь. Марат быстро перекинул свою сумку за плечо и подхватил ее ношу, тут же галантно предлагая свой локоть. — Чё, завтра опять музыкалка? — Марат ловит чужой кивок и притворно вздыхает. — А на дискач пойдешь завтра со мной? — Разве ты не видеосалоном будешь заниматься? — Айгуль приподнимает брови, а потом машет рукой своей подруге — Дамире, которая, завидев ухажера Айгуль, попрощалась и побежала за остальными одноклассницами. Она уже дважды приходила к универсамовским, чтобы помочь с кассой. Марат отнекивается, а потом на всякий случай оглядывается — Андрей уже сбежал. Падла. — Пойду, — она улыбается — нежно, а глаза светлые смотрят хитро.

***

На сборах Андрей отмечает приподнятое настроение пацанов — бизнес с видеосалоном приносил деньги, Вова делил все поровну и честно — иначе быть не могло, их старший был справедливым. Сам он пропустил уже три дня показов, но по уважительной — раздрая в его семье было выше крыши, и за дверью уже маячила инспекция, грозя забрать Андрея с Юлей в детский дом. Адидас лишь ободряюще сжал его плечо, а потом разрешил пока не втягиваться в работу с салоном — скорлупы для этого было достаточно. Тот хадишевский, Равиль, шел на поправку, Адидас сказал, и дышать стало чуть легче — отъехать на нары из-за этой твари Андрею не хотелось. — Андрей, — тот поворачивается к Марату, который толкает его плечом, обращая внимание на себя. — Ты чё сбежал от меня сегодня? — Я не сбегал, — отвечает Васильев, косясь на Турбо, который пристально оглядывал скорлупу. — Дела были. — Какие? — Марат понижает тон и шмыгает носом. — Опять к ментовке своей гонял? Ты же помнишь, чё я тебе говорил? Что бывает с теми, кто с мусорами сотрудничает? Андрей поводит плечами, а потом раздраженно смотрит на Марата. Ему надоедает это поведение Марата: сам только со своей Айгуль носится, а потом — когда вздумается, пристает к Андрею. — Я не сотрудничаю с ментами. Она о нас заботится, — и вновь смотрит в сторону Турбо. Тот, к счастью, уже был занят гляделками за Белухой. Марат тихо фыркает — облачко пара доносится до Андрея — Марат опять курил перед сборами. Точно бессмертный. — Смотри мне, лично пропишу — если чё узнаю. — Чё узнаешь? — вторит ему Андрей и засовывает руки в карман — Марат его в последнее время все сильнее раздражает, когда рядом. Но и когда не рядом — тоже раздражает. Андрей думал, что его раздражение заключалось в том, что раньше они с Маратом всегда находили общее дело для двоих после сборов — сгонять в качалку, покурить в падике у дяди Толи или на заброшенном птичнике, настрелять деньжат для мороженого, посидеть у Марата, изображая занятия английским — и Андрею было так хорошо находиться рядом с Маратом, что он забывал про все неприятности своих дней — и про бесявую Ильгизу Адиповну, которая грозилась вышвырнуть Андрея из музыкалки после отчетных, и то, как тяжело было теперь общаться с мамой, которая смотрела на него так. Андрея всегда пробирало от этого ощущения — мама смотрела разочарованно. С Маратом было непривычно легко, Андрей восхищался его непринужденностью и смелостью тоже, — он брал от жизни то, что хотел. Когда-то желание стать похожим на Марата, хоть Андрей пытался отрицать это, и заставило его пойти пришиваться. Он был уверен, что Марат такой из-за того, что был пацаном. И Андрей старался во всем ему подражать — ему хотелось дотянуться до той же смелости. А теперь этого времени вместе стало катастрофически мало — и хоть Андрею с проблемами в семье было немного не до беготни и мелкого воровства, тем не менее, отсутствие Марата в его квартире и под боком в школе, было заметно. Просто болтовня ни о чем, громкий гогот и подзуживающий горячий шепот на ухо с «давай, Андрюх, не ссы, погнали» были своего рода успокоением в этом мире мрака. Теперь Марат после сборов сбегал к Ахмеровой, а из-за случая с шапкой его перевели в другую школу, так что теперь Андрей был совсем один. И это было тоскливо. Правда, тоскливо. Отсутствие Марата в жизни Андрея ощущалось примерно так же, как мамино. И это Андрея пугало. — Ну, что сотрудничаешь с ментами, — отвечает Марат, а потом хмурится и замолкает — Зима смотрит прямо на них. — Пропишешь? — злобно отвечает Андрей — он не знает, почему злится. Он правда ужасно взвинчен в последние дни. — И всё? Ты же как говорил? «Козлов гасят так, что чушпаны потом здороваться не будут». А теперь грозишь только фанерой? — он оборачивается на Марата, у того взгляд такой непонимающий. — Не ссы, Ира нормальная. — Ира? — Марат хватает его за плечо, цепляясь почему-то не за предъяву про фанеру. — Ты чё, Пальто? Шашни с ней крутишь? Вова заканчивает сборы, и Турбо гонит всех в качалку перед салоном, отпуская только тех, кто будет сидеть на кассе — Гвоздя и Али, поэтому Андрей разворачивается к Марату всем корпусом, поджимая губы. — Нет, — вместо едкого ответа о том, чтобы Марат шел нахрен с допросами ментовскими, Андрей почему-то отвечает честно. — А даже если да, тебе-то чё? Тебе с Айгуль своей можно, а мне нет? — выходит почти как-то обиженно. Андрей сам слышит себя и свои нелепые предъявы. — А Айгуль тут причем? — Марат вскидывается, грозно глядя на Андрея. — Это ты чё-то морозишься в последнее время, вот я и спрашиваю. Нихрена не отвечаешь, шкеришься от меня по углам, как дебил… Андрея цепляется за одну фразу. — Я морожусь? Марат, может, ты что-то путаешь? — Андрей нервным движением скидывает чужую руку с плеча, а потом сует руки в карманы пальто. — Это ты как с Ахмеровой ходить начал, морозишься. Соскакиваешь вечно, чуть что, несешься к ней! И это я дебил? Пошел ты, — добавляет он уже тише и разворачивается в сторону качалки. Марат резво догоняет его, хватает за воротник и разворачивает к себе, целясь прямо в нос. Андрей отшатывается, перехватывая чужую руку. — Какого хера… — Ты чё посылаешь меня? Потасовка выходит какой-то глупой: Марат ему все-таки в лицо заезжает, и Андрей сплевывает на снег, а потом вцепляется в воротник чужой куртки, замахивается кулаком, медленно только почему-то, заторможенно, и Марат — конечно же — успевает перехватить его запястье, скрутить. Но вместо того, чтобы залепить по роже, бьет в грудь кулаком — несильно, даже не больно было. Андрей опять вцепляется в воротник дебильной синей куртки и дергает Марата на себя. — Ты достал меня со своими заскоками! Хорош! Что ни день — то предъява, да еще херня какая-то! Сам морозишься и херней маешься, я-то тут причем? Ты меня кидаешь, не я тебя, — вновь дергает за воротник, подтягивает чужое лицо ближе. У Марата меж бровей залегает складка, острые углы челюсти выделяются сильнее обычного — злится, значит. Ну, и отлично. Андрей смотрит прямо в чужие глаза — те блестят, искренне возмущенно. Взгляд внезапно опускается ниже — на четкий контур очерченных губ, которые были сейчас поджаты — Марат так делал, когда ему не нравилось, что ему перечат или заставляют делать то, что ему не нравится. Весь такой своевольный, блять. И Андрея будто током прошибает — на нижней губе корка от очередной раны, а на верхней — трещинки, опять небось на холоде их облизывал. В голове резкий шум появляется, предвестник такой нехороший — Андрей сам непроизвольно облизывает свои губы. У Марата губы сухими кажутся, и ему вдруг хочется… Пиздец. Андрей вздрагивает и замечает, что Марат положил свои руки на запястья его, пытаясь высвободиться. Андрей моргает и поднимает взгляд — у Марата в глазах вопрос. Выглядит Васильев сейчас неимоверно тупо. Вместо того, чтобы вмазать — схватился просто за ворот и не отпускает. Вместо того, чтобы вмазать — ему хочется сухие губы в кровь разодрать. Но вовсе не кулаками. — Ты чё де… — Марат хмурится пуще прежнего и резко ахает, когда вдруг Андрей лбом дает ему прямо в лоб. Андрей выпускает чужой воротник, не чувствуя окоченевших от холода кончиков пальцев, и молча разворачивается, почти бегом несясь к спортзалу. — Пальто! Ты ахуел?! — слышится ему вслед. В спортзал они влетают кубарем, Марат налетает сзади, и Андрею приходится ужом вертеться, чтобы вылезти из чужого захвата. Беспредел заканчивает Зима, ловя Марата за шкирку, и отвешивая подзатыльник. — Чё за разложение дисциплины? — орет он в ухо Марату, и отпускает того с цоканьем. — Скорлупа, я так смотрю, вы совсем оборзели. Картавое знаменитое «р» в этот раз здорово остудило пыл, и Марат исподлобья зыркнул на Андрея, но больше попыток отомстить за удар не предпринимал.       Андрей позже опять сбежал, прикрываясь Юлькой, которую нужно было забрать из садика, и эту возможность он использовал и с корыстной целью — он хотел забыть их дурацкую потасовку с Маратом и те мысли, которые мелькнули у него в голове. Глупости. Глупости-то какие. Ну, че за дела? Он же просто…перенервничал. Да. Разозлился на Марата, тот же реально херню творит в последнее время. А что он делает? Кидает Андрея все время, будто бы теперь и не друзья вовсе — бегает со своей скрипачкой, и вообще весь из себя стал такой. Андрей бы так не сделал. Даже если бы ходил с кем-нибудь, ну, типа, там, с Ириной той же самой если бы ходил — Марата бы не бросил. Андрей с остервенением жмет на картофель, и одна долька отпрыгивает к стенке. Он невидяще смотрит на нее, поджимая губы. У Марата и правда губы красивые — даже когда в кровь разбиты. Контур такой красивый, и наверняка мягкие, хоть и обветренные всегда. Он рубает ножом со всей силы по столу. Остановись. Что это за мысли? Андрей кусает дрожащую губу и смотрит на нож, пытаясь переключиться на мысли об Ильдаре. Он сегодня видел того — сказал, что поможет им с Юлей. Хорошо же, да? Даже если это Ильдар. Андрей, на самом деле, этому правда рад. Хотя бы минус одна проблема, остальное можно потерпеть. Ему как раз к маме уже завтра можно будет сходить. Юлька засыпает быстро, поев жареной картошки перед сном, и обнимает Андрея за шею, тихо сопя. Он смотрит на нее с мягкой улыбкой, кончиками пальцев поглаживает шелковые волосы, и аккуратно целует в лоб. Андрей закрывает глаза, надеясь также быстро уснуть, но, конечно же, такого не происходит. Что-то тяжелое повисает в груди, Андрей зовет это чувство раздражением. Оно у него уже давно. Когда он видит Марата — это чувство часто появляется. С другими пацанами такого не бывает, но никто из них особо и не звался лучшим другом. На суперов и средних он раздражаться уж точно не может, а из скорлупы он всегда был с Маратом только. Андрей думает про сегодняшний день — почему ему вообще такие мысли в голову полезли? Из-за злости? Хотелось что-то вот такое сделать, чтобы Марат вообще в край ахренел? Может быть. Но не пидорские шутки же использовать. Андрей поворачивается на бок, закусывая губу. Нет, нет. В голове навязчиво возникает картинка лица Марата — темные глаза смотрят как обычно колюче, а на нижней губе все та же ранка с корочкой, и сухие, обветренные губы — Андрей сам себе дает щелбан. Нет. Хватит. Он закрывает глаза, считает до десяти. Это все просто из-за волнений: за маму, за Юльку, за себя. Столько всего навалилось, еще эта Ирина со своим америкосом — хоть вовсе он и не америкос, Марат его так просто зовет. Да, точно. Андрей просто хочет Ирину поцеловать, а не получается — а у Марата же со своей Айгуль все есть. И поцелуи точно тоже были. От этой мысли почему-то раздражение становится почти невыносимым и дерет где-то в горле. Андрею приходится закусить край одеяла, чтобы прийти в себя. Он завидует. Да. Что у Марата все хорошо с его любовью, а Андрей как чушпан какой-то. Точно. И эта мысль сегодня о том, что чужие губы в кровь разодрать хотелось — просто от зависти и обиды. Завидовать Марату ему не впервой: семья, брат, статус, теперь еще и девчонка. Андрей засыпает с трудом, и где-то уже на периферии ускользающего сознания он думает о том, как странно, что Марат ему не врезал в промежутке ожидания, что Андрей сделает с его воротником.

***

В четверг Андрей сидит на кассе, грызя семечки вместе с Зимой, они собирают шестьдесят четыре рубля, и он почти забывает о вчерашней странной истории. Сегодня дискач в ДК, куда все пацаны свалили, кроме тех, кто остался с салоном — Андрею даже не хотелось никуда идти, он знал, что Ирины там не будет, а Марат опять будет с Айгуль. — Всё, хорош уже, — говорит где-то рядом с ним Зима, и Андрей с ним мысленно соглашается. Хорош уже. Зима включает «Екатерину», сам с упоением глядя в экран, и Андрей оглядывает полный зал салона — после восьми вечера эта кассета становилась уже традицией. Он переводит взгляд на чуть рябящий экран, вспоминая первый просмотр этой кассеты. Ну только не это, пожалуйста. Он же уже видел, что за дела… Тогда Андрею не то, чтобы не понравилось — он просто не знал, что в сексе можно как-то еще. Ну, типа, кроме такой позы, где ты просто лежишь на девушке и всё (не то, чтобы он много знал о сексе). Реакция организма противоречила здравому смыслу, и Андрей самым первым сбежал в туалет, почувствовав предательское возбуждение в штанах. Тогда ему это не показалось странным — за ним там очередь потом еще выстроилась, единственное, что его смутило — наличие Марата в этой самой очереди. Типа, не то, чтобы он удивился — все парни там были, но что-то странное и волнительное было в этом виде друга — он кусал покрасневшие губы и глаза его горели так…странно. Когда они встретились взглядами, Андрея почти пробрало: Марат выглядел…красиво? Андрей тогда сам своей мысли и шуганулся. Неприлично так о друге думать, не по-пацански как-то. Но эта мысль не отпускала до конца вечера, даже когда Марат непринужденно болтал о четырех пальцах, способных вырвать сердце, Андрей смотрел на него, думая о том, что возбужденный Марат выглядел совсем иначе. Типа…реально красиво? С горящими и затуманенными глазами, с покусанными губами, он был будто из фильма. Андрей не знал точно, из какого, но какого-то классного. Наверняка, такие есть. Потом он уже подумал, в своей кровати, что совсем повернулся на восхищении Маратом, что даже мысли в подобном русле себе позволил, и пристыдил себя, что о возбужденном друге думает в каком-то таком ключе. Стоя в туалете и умываясь ледяной водой, безуспешно пытаясь согнать пелену возбуждения, Андрей гнал от себя заедающую мысль, что во всех его размышлениях всегда есть место Марату. *** На следующий день Андрей после сборов — немного затянувшихся — так как супера крутили какую-то идею, сразу пошел в садик за Юлькой. Сегодня на кассе вроде сидел Марат, хотя Андрей помнил, что Марат говорил, что у папы день рождения на неделе. Может, в субботу, Андрей мог перепутать. В подъезде опять разбили лампочку, и Андрей поднимает Юльку на руки. Когда они приближаются к своей квартире, он видит перед собой Ильдара. Тот пьян — сразу видно, сидел на ступеньках, и в тесном затхлом подъезде запах перегара чуялся за версту. — Не открывает дверь, на звонки не отвечает….нельзя так, — пробормотал Ильдар, и Андрей на секунду его пожалел. Так же, как когда-то ему было жаль Кирилла — от чего Андрей даже не смог плюнуть в него. — Маму в больницу забрали, — говорит Андрей. — Куда? — На Волкова. — Так это же дурка, — Ильдар встает, подходя к ним. Смотрит сперва на Юльку, потом на Андрея. И Андрей тяжко вздыхает, вдруг чувствуя, что его не держат ноги. Внезапно, словно секунда слабости. — Они Юльку забрать хотят, — в голосе что-то надламывается. Ильдар осоловело смотрит на них, а потом сгребает в охапку и Юльку, и самого Андрея. — Никто вас никуда не заберет, — говорит он, и Андрей хочет ему верить. Хоть во что-то ему хочется верить. *** Он бежит в качалку просто чтобы чуть отдохнуть от серой унылой реальности, и даже не ожидает увидеть кого-то в такое время. Для десяти ночи движение было слишком активным, и Андрей влетает в середину зала, оглядывая встревоженного Турбо, у которого волосы на затылке были слипшимися от крови. Рядом стоящая девушка пыталась обработать рану. — Чё случилось? — хрипло выдает Андрей, во все глаза глядя на лужи крови и окровавленные бинты в спортзале. — Это от тебя…? Турбо машет головой, кивая в сторону подсобки. — Вон там. Андрей кидается в сторону подсобки, замечая там Зиму…и Марата. Он спотыкается на входе, мельком взглянув на Вахита. У того на шее красовались длиннющие раны, а лицо было — хоть и отмыто — в кровавой гигантской ссадине. Но потом он перевел взгляд на Марата и ему будто ударили под дых. — Что… — Андрей почувствовал, как у него защемило сердце. Прямо по-настоящему. Словно внутри что-то туго стянуло и помешало заново задышать. — Марат… Он подсел на край дивана, где сидел друг, почему-то вдруг растеряв все слова. Окровавленная рубашка, куртка, уже пропитавшийся кровью бинт, перетянутый через виски, и лицо — не лицо, почти кровавое месиво. Андрей вдруг ощутил себя дрожащим, словно температура резко упала до нуля. Он потянулся руками к лицу Марата, почти не контролируя свои действия, и повернул к себе его лицо. Прерывистое дыхание опалило руку, и на Андрея смотрел какой-то другой Марат — в глазах отголоски боли блестели разбитым стеклом, а бледность кожи резко контрастировала с яркими жуткими гематомами. У Андрея сперло дыхание опять, ему резко захотелось прижать Марата к себе, но лишний раз потревожить раны не решился. — Что… — Андрей запинается, глядя на перебинтованную сторону головы, где кровь сочилась даже сквозь толстые слои бинта. — Что случилось? — Видак сперли, — Зима отвечает хрипло, и Андрей вздрагивает. Он забыл, что здесь есть еще кто-то. — Домбытовские. Мы поехали говорить — а они там всей толпой. Вон Маратику… Марат пошевелился, и Андрей заметил, что у него связаны руки. Он словил предупреждающий взгляд Зимы, и не стал спрашивать — к чему это. Ответы сами шли к нему. Внутри заклокотала ярость — самая настоящая, она затопила всю его грудь злобой на Желтого и всех этих мразей. Андрею хотелось вскочить прямо сейчас и помчаться к домбытовским. Отрезать руки лично тому, кто резал ухо Марата. Зима прерывался лишь для того, чтобы затянуться, а потом рассказывал еще, но Андрей уже не слышал его — ненависть к домбытовским уже оглушила его, кровь шумела в ушах, и Андрею некстати вспомнился ствол в сейфе Кащея. Им да прямо меж глаз всадить всем мразям — он бы с удовольствием посмотрел, как бы те подохли прямо у него на глазах. — С видаком так и непонятно, — бормочет непонятно откуда взявшийся Турбо, и Андрей чуть выдыхает сквозь сжатые зубы. Он понимает, что сжал челюсть так, что у него опять заныли зубы. — Видак? — слово вылетает со свистом. — Какой нахуй видак? — с яростью шепчет Андрей, чуть сильнее сжимая руки на шее Марата, забывшись, и тот тихо стонет от боли. Андрей вскидывается, сразу вспоминая, что делает. — Чёрт, прости… Правило «пацаны не извиняются» быстро забывается, потому что в этот же самый момент дверь в спортзал открывается и в него вваливается Адидас с Айгуль наперевес. Турбо с Зимой вскакивают, наперегонки несясь к старшему, а Андрей остается с Маратом, который от слабости уткнулся лицом в плечо Андрею, из-за чего тот старался не двигаться, чтобы не задеть раненое ухо. Когда Андрей поднимает глаза и смотрит на Вову, то пугается — тьма и что-то такое жуткое притаивается на дне черных глаз. Вова усаживает Айгуль в кресло, и смотрит на Андрея, который непроизвольно обнял одной рукой Марата, и слегка повернулся боком, будто пытаясь закрыть Марата. От его же брата? — Отпусти его, — мертвецким тоном говорит Адидас, и Андрей на секунду хочет огрызнуться. «Не отдам» — набатом бьет в голове, и Андрей чуть сильнее прижимает к себе Марата. — Марат… — Вова тихо зовет брата. — Принимай свою. Марат шевелится, и Андрей его отпускает, понимая всю абсурдность своих действий. Что он сейчас делал? Васильев оборачивается на Айгуль, и лишь на секунду встретившись с ее глазами, его сердце ухает вниз. В глазах девочки совсем, его ровесницы, что-то безнадежное и безжизненное, как выжженная пустыня после пожара. Он на автомате помогает Марату развязать руки, и тот тут же забывает про свою боль, падает на колени рядом с Айгуль, пытаясь заглянуть ей в глаза. Андрей встает с продавленного дивана, оставляя их двоих наедине. Вова дает обработать свои раны девушке Турбо, — Андрей честно не помнит ее имени — а потом зовет Марата и говорит, что нужно отвезти Айгуль домой, а потом в больничку им, за перевязкой. Так они втроем и уходят, оставляя за собой ворох непроясненных вопросов. Андрей не слышит разговоров пацанов, а слышит только биение собственного сердца, заглушающее все остальные шумы. Что-то произошло там с домбытовскими? Определенно. И что-то страшное. Андрей гулко сглатывает, глядя на кровь Марата на своих руках — Турбо толкает его в сторону душевых. Андрей моет руки автоматически — из него словно выкачали воздух после того, как Марата забрал Вова, и все эмоции будто испарились. Он поднимает взгляд потемневших глаз в пошедшее разводами зеркало над раковиной. Он думает о том, что его удивительно совсем не трогает вся эта ситуация с видаком, побитый Зима и Турбо, который явно заработал черепно-мозговую травму. Ему так похер. Единственным отголоском эмоций сейчас в Андрее отдается только гнев на домбытовских за Марата. В голове проблесками ярости чужие болезненные стоны, пропитанная кровью повязка, алые кровоподтеки на лице. Это так привычно, да. Боль, кровь, пот — это так обычно для их пацанской жизни. Но все это было для Андрея не больше, чем обычной рутиной. Он уже наполучал столько, что это для него просто как сходить в школу. Вот только боль за Марата почему-то сейчас воспринялась остро, впилась куда-то в области легких как осколки. Потому что сейчас Андрей понимал, что это не просто обычный замес — Марат пострадал, и пострадал серьезно. Он мог остаться без уха, он мог умереть совсем — трое против толпы шакалов домбытовских. (Почему, кстати, те остановились? Что случилось?) Это больше не было разборкой района на район с кулаками и камнями, то было уже знакомое и даже безопасное в его представлении. Это было больше рядового замеса — и Андрей ощутил это по-настоящему. Когда он очнулся в больнице после хадишевских, и все бормотали о серьезности последствий — Андрею было немного плевать, перед мамой только чуть совестно, но воспринималось это все как сложная, болезненная, но увлекательная игра — бой за благородные цели, война во имя отмщения. Всё это было для него легким, ему было все нипочем — рядом были Марат и Турбо, они спасли Адидаса, Андрей отомстил Исакову. Но теперь, когда он вспоминал бледное лицо Марата — ему было тяжело, как никогда. Он никогда не видел, чтобы Марат получал настолько серьезные травмы. Тот выходил из любого замеса как новенький, был всегда бодрее и помогал Андрею. Из-за этого Андрей чувствовал себя неуязвимо — ведь Марат живенький, счастливенький, рядом и вот уже тащит на себе друга. Это все было игрой до того момента, пока Андрей не увидел, как боль предстает в лице близкого человека. Он вновь посмотрел в зеркало — мысль о том, что он бы с радостью поменялся с Маратом местами, чтобы тот так не пострадал сегодня, прошила мозг с неистовой силой. Марат мог не вернуться сюда живым, и Андрей почувствовал, как у него вновь сердце ухнуло вниз только от этого представления.