Тёмный соблазн Орин

      Орин и Шэдоухарт, сидя на каменистом пригорке, смотрели на закатное побережье Врат Балдура. В низине под ними краснели черепичные крыши Ривингтона, посёлка возле подъезда к городу. Ривингтон тянулся справа налево, следуя за течением Чионтара, широким и мутным в устье. Река лениво вливалась в бескрайнее Море Мечей, раскрашенное в розовый закатными лучами. Берег уходил к горизонту пологой дугой гавани. Там, где полоса терялась в сиреневой дымке, белели внешние стены Врат Балдура. Из-за них виднелись горбы холмов, сплошь усеянные домами, особняками, башнями, храмами и всем тем, что составляло пёстрый хаос вольного города.       Но Орин волновали вовсе не красоты побережья. Слева от неё, на обрывистом острове в устье реки, возвышалась «Скала Змея». В облике могучей цитадели и правда виделось нечто драконье: серая чешуя крепостных стен, острые башни-зубцы, ворота — стальная пасть. Над башнями вились штандарты с чёрным драконом на золотом щите. От вида цитадели Орин пробрало уже знакомое тяжёлое чувство. Вот он, трон предателя. В подземельях этого замка Горташ держал её в заточении и пытал многие месяцы. Он и сейчас, небось, там сидит — где ещё ему быть?..       Шэдоухарт, прикрывая ладонью глаза от солнца, с улыбкой проговорила:       — Дом уже близко, хвала Леди Шар! Ещё совсем чуть-чуть, и я, наконец, заберусь в горячую ванную. Ты соскучилась по Вратам Балдура, Орин?       Та не ответила. Её взгляд был неотрывно прикован к реющим на ветру драконьим знамёнам.       — Орин?..       Белые глаза зло сузились.       — Я наточу клинки так, чтобы резали пёрышко на лету. Я дождусь самого тёмного, самого тихого часа ночи. Я залезу в замок Горташа, как змея в птичье гнёздышко, и вместо ванной хорошенько выкупаюсь в его свеженькой крови.       Улыбка пропала с лица Шэдоухарт. Она покачала головой, всем своим видом выражая сомнения.       — Когда мои братья и сёстры тебя вызволяли из замка, погиб почти весь отряд. Судя по тому, что я о нём слышала, легче пробраться в сокровищницу Маммона, чем в «Скалу Змея».       Орин подбросила в руке кинжал и ловко поймала.       — Что ты знаешь? Про замок, про самого тиранишку? Расскажи.       — В Анклаве одно время ходили слухи, что Мать-Исповедница думает о союзе с Горташем. От этой затеи она отказалась — сочла его слишком опасным. Он сделал огромное состояние на торговле оружием и рабами на чёрном рынке, но этого ему оказалось мало. Теперь он хочет ещё и власти. Ложь, лесть, угрозы и подкуп — его инструменты. Если они вопрос не решают, в ход идут Стальные Часовые.       — Кто они?       — Скорее, «что». Это железные големы. Довольно… неприятные создания, если ты меня спросишь. Лорд Горташ сам их изобрёл — он занимается изготовлением автоматонов и конструктов, в числе прочего оружия. Наверняка мы их увидим на въезде в город. Они охраняют и «Скалу Змея» тоже. Смертоносные машины, бездушные, неутомимые, не знающие ни жажды, ни голода. Говорят, в сражении один Часовой стоит отряда обученных воинов… А главное, они безукоризненно послушны своему хозяину. Храни меня тени Шар от такого врага.       — Ты так говоришь, — подозрительно прищурилась Орин, — будто боишься Горташа.       — Я боюсь за тебя, — Шэдоухарт спокойно встретилась с ней глазами. — Не хочу, чтобы ты погибла напрасно после всего, что мы вместе прошли. Однажды Горташ уже поймал тебя. Потому заклинаю тебя, ради Тени Шар — будь осторожна.       Орин неохотно кивнула.       — Правда твоя. Я пока что не знаю, как ему удалось меня обхитрить… Заманить в ловушку. Вспомнить бы для начала хоть это.       — О возвращении своей памяти можешь не беспокоиться. Я сразила предателя Торма, я несу легендарное Копьё Горестей. В Анклаве меня встретят, как героиню. Мать-Исповедница не откажет нам в помощи.       — С чего ты так уверена? — усомнилась Орин. — Не ты ли мне говорила, что нрав у неё дурной?       Шэдоухарт подняла руку перед собой. На миг у неё в глазах отразилось чёрное пламя, затмив золотой блеск заката. В бледной ладони жрицы соткалось уже знакомое Орин копьё. От оружия, осенённого силой Шар, веяло холодом.       — Я до сих пор тебе не объяснила, почему Копьё столь ценно для Анклава. Легенда Тёмных Юстициаров гласит, что ударом оно забирает у жертвы горе. Скорбь каждого убитого питает мощь Копья. Эта тёмная жатва идёт веками, с древности, и будет идти до конца времён. В час последнего затмения сама Леди Шар возьмёт его и сойдётся в битве с Селунэ. Теперь понимаешь важность Копья? Тот, кто его несёт, отмечен самой Богиней.       — И этого будет достаточно, чтоб убедить твою «матушку»?       — Более, чем достаточно. Наконец-то она увидит, на что я способна. Она поприветствует меня с радостью, с гордостью, как свою лучшую ученицу… как дочь.       Шэдоухарт снова мечтательно улыбнулась. Невзирая на это, Орин в себе ощутила холод сомнений. Эти сомнения она выбрала отогнать. Шэдоухарт лучше знает нравы шарранов. Какие у Орин остались варианты, как не довериться ей?       Для последнего ночлега вместе они выбрали берег дикого озерца. После долгого пути по Землям Тени было приятно снова ловить на коже живое дыхание неба, чувствовать запах травы, слушать стрёкот сверчков. Тёплый вечер постепенно перетекал в такую же тёплую, тихую летнюю ночь.       Пока Шэдоухарт раскладывала свои вещи на подстилке, Орин в задумчивости разглядывала спокойное озерцо. Оно, как зеркало, отражало тонкие деревца на галечном пляже. Легко потрогав воду пальцами ноги, она бодро окликнула Шэдоухарт:       — Я до сих пор тебя не поучила плавать.       Шэдоухарт кисло отозвалась:       — Жалко, что мы забыли. Сегодня уже не получится — я устала до смерти.       — Да брось! Давай-ка попробуем хоть чуть-чуть. Это почти как твоя любимая ванная.       — У меня нет купального костюма…       — Ты что, шутки шутишь? Мы же купались нагими уже не раз!       Орин расстегнула пару цепочек, державших её костюм, и сбросила на камни куски красной кожи. С хихиканьем она подбежала к воде, развив за спиной косу, и лихо прыгнула, разбила с размаху зеркальную гладь. Вода, нагретая за день, оказалась теплее сумеречного воздуха — прямо как свежая кровь. Орин проплыла немного вперёд, раздвинула бледные водяные лилии у середины озера. Она сорвала одну, самую свежую, ослепительно белую, и вставила в волосы. Затем она возвратилась к берегу и весело плеснула в сторону Шэдоухарт:       — Давай ко мне!       Шэдоухарт по-прежнему переминалась с ноги на ногу на берегу. Орин же продолжала её дразнить:       — Ты Избранная Шар, несущая легендарное Копьё Горестей. Ты сразила предателя Торма. Ты одолела самого Миркула, Владыку Костей! Неужели ты до сих пор боишься воды?       — О, Тени!.. Ты ведь не угомонишься, правда? Твоя взяла, баалово отродье! Иду я, иду!       Шэдоухарт стянула дорожный чёрный костюм. Неловко ступая по мелкой гальке, она вошла в воду по грудь. Орин подплыла к ней поближе.       — Не так уж страшно, правда? А теперь смотри, как я гребу…       Шэдоухарт, поначалу хмурая и зажатая, быстро освоилась. Вскоре над озером полетел заливистый смех и звонкий плеск волн. Маленький урок плаванья здорово затянулся. Из воды подруги выбрались, когда отсветы солнца уже окончательно сгинули, и сквозь деревья над холмами показался жёлтый ломоть луны. Они развели костёр, присели к огню поближе. Шэдоухарт наблюдала за танцем оранжевых языков, размышляя о близком доме. Орин в белой рубашке, под роскошным пологом из собственных распущенных волос, вертела в руках кровавый клинок. Её губы изредка беззвучно шевелились, словно она что-то нашептывала мечу. Шэдоухарт не раз за ней замечала эту привычку. Словно ребёнок, играющий с куклой… или отшельник, который привык говорить с неживыми предметами.       — Шэдоухарт, — Орин, подняв глаза от кинжала, нарушила тишину. — Ты однажды спросила, были ли у меня друзья. Я её вспомнила.       — Вспомнила — кого?       — Мою подругу. Я не помню её имени, но помню лицо, острое, как у лисицы. В Храме Баала старшие запрещали детям со мной играть. Они боялись меня, боялись моего дара. Только она не боялась. Мы вместе ходили охотиться в Нижний Город на сластолюбцев. Одна заманивает в тёмный закоулок: «Дяденька, я не кушала так давно, я сделаю, что хотите, за два медяка на хлеб… Хотите меня потрогать за два медяка?». Вторая прыгает на него из засады и режет горло. Чик! — Орин, улыбаясь, провела по воздуху «Тысячей Болей». — Сколько их ходит, ублюдков, по вечерам — ты б не поверила. Полчища, как тараканов в канализации Нижнего Города. Кто-то ещё и цену до одного медяка сбивал.       — Весёлые у тебя были игры в детстве.       — Весело, — Орин передёрнула плечиком, — но не всегда. Однажды я провинилась чем-то — взбесила Владыку… своего деда. Не помню, что именно я натворила, но он был по-настоящему зол. Он сказал, что за проступок меня надо хорошенько поколотить. Да только во мне — кровь бога, и бить меня — святотатство. Потому отныне за мои провинности наказывать будут мою подругу. В тот же день её избили плетью. Я помню, как она кричала. Я тоже кричала. Я просила, чтоб били меня, не её. Это пришлось Владыке по вкусу. С тех пор он только так меня и наказывал… до моих двенадцати лет.       — Что же случилось в твои двенадцать?       — Владыка послал меня вместе с подругой на первое настоящее испытание. Он отправил нас далеко за город, в старое подземелье. Он сказал, что там Отец явит нам свою милость.       — Припоминая всё, что я слышала о твоём «Владыке» — закончилось дело скверно…       — В руинах мы убили нескольких бандитов и добрались до центральной комнаты. Там мы нашли алтарь, а на нём — алый клинок… вот этот, — Орин пробежала по багряному металлу пальцами. — Надпись на алтаре гласила: «Требует смерти». Мы рассудили, что это и есть милость Отца. Но едва я коснулась его рукой, как двери зала накрепко закрылись. Из стен выскочили шипы, а сами стены начали сдвигаться.       — О, Тени Шар!..       — Я помню, — лицо Орин дрогнуло, — как стены на нас ползли обманчиво медленно. Помню, как моя подруга сама легла на алтарь. «Ну же», — сказала она, — «убей меня, Орин. Скорей. Только одна из нас выйдет отсюда живой. Мы обе знаем, что это должна быть ты. Ты нужна Ему, ты Его дитя». «Но как же так», — закричала я. — «Владыка обещал, что Отец явит нам милость!». А она ответила: «Твой Отец на милости скуп. На двоих не хватит». Она всегда была рассудительнее меня. Хладнокровнее… и смелее. И я… Я убила её. Вонзила этот клинок в её сердце.       Орин широко распахнула глаза, и по её щекам сбежали две слезы.       — «Тысяча болей». Тысяча моих болей. Она испытала их за меня… А потом умерла — за меня. Я помню. С тех пор у меня не водилось друзей.       Шэдоухарт подалась вперёд и обняла её крепко-крепко.       — Мы прощаемся уже завтра, — тихонько всхлипнула Орин. — Я не хочу, чтобы ты уходила.       — Мы встретимся снова, и очень скоро. Я не оставлю тебя — никогда, никогда. Обещаю.       — Спасибо, Шэдоухарт… Спасибо за всё.       Этой ночью Орин спала тревожно. Она не единожды просыпалась, садилась на лежаке и подолгу высматривала вдали «Скалу Змея». Живого сердца она лишена — что же тогда тяжелело в её груди? Было ли это злобой, жаждой скорей поквитаться с врагом? Нет, нет, — её пожирал не голод, не ненависть, но тоска. Огромная тоска, грусть, горечь, от которой хотелось выть. Что на самом деле произошло между ней и её заклятым врагом?       Глупый вопрос. Предательство — вот, что произошло, и думать здесь не о чем. Энвер Горташ — предатель.       Предатель?       Ранним утром солнечные лучи осветили толпу, протянувшуюся по тракту до городских ворот. Похожая издали на огромную пёструю гусеницу, толпа состояла из представителей разных рас Фаэруна, а также повозок, вьючных волов, лошадей и прочего транспорта.       — Сто шестьдесят золотых? Да это же настоящий грабёж!       Голос Зевлора, полный ярого возмущения, разлетелся над головами. Вместе с Карлах и Уиллом он спорил со стражей на въезде в город. Караул у Врат Василиска состоял из четвёрки Огненных Кулаков в кольчугах и красных плащах. Один из них имел на шлеме плюмаж, отмечающий офицерское звание. Сопровождала наёмников пара Стальных Часовых. Машины были выше человеческого роста в два раза, а в ширину — как здоровый вол. Внешне они более всего напоминали рыцарей в тяжёлых латах из чернёной стали. В щелях шлемов, где должны виднеться глаза, зияла пугающая пустота. И всё же эти монстры зорко «наблюдали» за толпой, поворачивали железные головы. Каждый поблизости чувствовал их холодный пристальный взгляд.       — Вы хотите, — ровно проговорил Кулак-офицер, — чтобы мы пропустили в город тридцать два визитёра. Документы у вас отсутствуют. Пошлина за въезд без документов — пять золотых на каждого. Извольте уплатить.       Зевлор всплеснул руками:       — Взгляните на моих людей. Откуда у них, по-вашему, документы и золото?       Офицер равнодушно скользнул глазами по беженцам Изумрудной Рощи. Их вид не произвёл на него особого впечатления.       — Правила въезда для всех одинаковы.       — А это правило — оно новое? — Уилл выступил вперёд. — Как урожденный балдурианин, я всегда гордился тем, что мой город открыт для каждого гостя. Такого не было ещё год назад.       — Эдикт лорда Горташа от десятого января девяносто второго года. Мера против бродяжничества на улицах.       При упоминании этого имени Карлах так и взвилась:       — Горташ?.. Ну конечно — кто ж ещё! Только последний подонок будет драть деньги с беженцев! Дайте-ка угадаю — золото отправляется прямо к нему в карман?       Головы обоих Стальных Часовых повернулись к Карлах. Щели шлемов загорелись пронзительным жёлтым светом.       — Предупреждение, — громыхнул механический голос правого. — Оскорбления неприемлемы.       Левый лязгнул, подхватывая «товарища»:       — Повторное нарушение наказуемо.       — …Чтоб вас! — Карлах гневно сцепила зубы. Как знал по опыту Уилл, ярость напрочь гасила в ней чувство страха.       Офицер раздражённо возвысил голос:       — Повторяю — платите пошлину или же уходите и не задерживайте движение.       Зевлор, однако, не отступил:       — Мы проделали весь этот путь по Землям Тени не для того, чтобы нас завернули здесь! Разве мои люди недостаточно настрадались? Мы никуда не уйдём!       Очередь отозвалась недовольным ропотом. Другие ожидающие всё настойчивей напирали на спины беженцев Рощи, сгрудившихся за своими защитниками. Обстановка на пропуске накалялась с каждой секундой. Уилл, придав тону побольше уверенности, снова обратился к стражнику:       — Вам известно, кто я такой? Уилльям Рейвенгард, сын эрцгерцога Рейвенгарда.       Кулаки недоумённо переглянулись.       — Младший Рейвенгард?.. Он же уехал из города. Подался в вольные приключенцы.       — Всё правильно. А теперь я вернулся — и требую, чтобы вы позвали своего старшего.       — «Требуешь»? Ты не вправе ничего требовать. Даже будь ты действительно Рейвенгардом, он больше не наш грандмастер.       — Неужели Кулаки так скоро позабыли имя моего отца? Он двадцать пять лет возглавлял гильдию — четверть века! Он сделал вас теми, кто вы есть сейчас. Послушайте — …       — Нет, ты послушай, мальчишка, — офицер, всё больше раздражаясь, перешёл на резкий командный тон. — Я здесь не для того, чтобы вести с тобой споры. Мы не пустим в город твоих приятелей-оборванцев. Ты тоже лучше ноги уноси, пока цел. Лорд Горташ предпочёл бы, чтобы ты не возвращался.       Уилл и глазом моргнуть не успел, как Карлах гневно прорычала в лицо офицеру:       — Горташ — грязная крыса! И сами вы — хуже крыс! Трясёте деньги с бедняков, как распоследние бандиты в загаженном переулке! Неужто самим не противно? Тьфу!       И тотчас Стальной Часовой громыхнул:       — Повторное нарушение. Задержание.       Блеск его шлема сменился с жёлтого на оранжевый. С неожиданной резвостью он шагнул к Карлах, и механическая перчатка схватила её за запястье.       — Не трожь меня, груда мусора-а-а-А-Ах!       Рука Часового сверкнула искрами электрической магии. Разряды заплясали по телу Карлах. Она отчаянно вскрикнула, судорожно задёргалась, её глаза закатились. Через мгновение она повисла на этой железной руке без сознания.       — Вы что творите? — только и ахнул Уилл. — Это же беззаконие! Она ничего не сделала!       Офицер отрывисто велел второму Часовому:       — Прогони нарушителей.       Голем, повинуясь приказу, шагнул вперёд. Железный голос, точно гул огромного колокола, разнёсся над головами беженцев:       — Предупреждение. Покиньте охраняемую зону. Иначе будет применена сила.       Уилл и Зевлор были вынуждены отступить. С бессильной горечью они наблюдали, как двое Кулаков подхватывают Карлах под руки и утаскивают прочь, в сторону «Скалы Змея».