Addiction

Дверь в комнату общежития тихо скрипнула. Джису, возможно, удалось бы незаметно прокрасться в столь ранний час, если бы её подруга ещё спала. Но Чеён уже бодрствовала, несмотря на свою привычку спать до последней секунды. — О... а ты почему не спишь? — Джису устало опустилась на кровать, отложив в сторону чёрный клатч. — Семь утра, Джису. — Голос Пак был полон скрытого раздражения. — Ты могла бы хотя бы позвонить, предупредить, что тебя не будет. Я тут вся извелась, места себе не находила, волновалась. — Прости, — тяжело вздохнула Ким, прикрывая глаза. — Было поздно, не хотела тревожить. Тем более сегодня пары. — Ты собираешься идти на занятия? — спросила Рози, удивлённо подняв бровь. — Угу, — тихо кивнула Джису, не открывая глаз. Её лицо выражало крайнюю усталость, словно она всю ночь не спала. Рози села на кровать и, закусив губу, внимательно посмотрела на подругу. Что-то было не так. — По твоему виду и не скажешь... Ты была с Чунменом до утра? — её голос прозвучал с лёгкой настороженностью. — Что? — Джису нахмурилась. — Ну да, с ним. — Она перевернулась на спину и потянулась, стараясь казаться непринуждённой. — Я хочу знать подробности, — с игривым огоньком в глазах произнесла Рози, многозначительно двигая бровями. Но Джису лишь нахмурилась, открыв глаза. — Будешь много знать — быстро состаришься, — пробормотала Джису, не скрывая раздражения. — Мы же подруги, мне интересно, — надула губы Рози, не понимая, что происходит. — Хватит, ладно? — неожиданно резко ответила Джису. Чеён замерла, ошеломлённая тоном подруги. — Ты всегда хочешь знать всё. Я не ребёнок, но каждый раз чувствую, будто должна перед тобой отчитываться. — Джису встала с кровати и, не глядя на подругу, направилась к шкафу. Рози сидела, недоумённо хлопая ресницами. — Я просто хотела узнать, как прошёл вечер... — пробормотала она, следя за тем, как Джису вытащила полотенце и домашние вещи. — К тому же, ты выглядишь не слишком счастливой после свидания с Чунменом. Джису замерла, прислонившись спиной к дверце шкафа. — Я просто устала, — тихо ответила она, не поворачиваясь к подруге. — Я в душ. С этими словами она вышла из комнаты, оставляя Рози в полном замешательстве. Да, Чеён всегда была допытлива, но сейчас её вопросы казались чисто дружескими. Почему же это вызвало такую реакцию? Она не понимала. **** — Чёрт, да сколько можно, — Чонгук с раздражением хлопнул по рулю, нервно перекатывая спичку во рту. Они застряли в пробке и уже прилично опаздывали на вторую пару. — Эти копуши просто бесят, — шикнул он, выбросив спичку в окно. Она рикошетом ударилась о дверь соседней машины и упала на асфальт. — Воу, полегче, Флэш на минималках, — усмехнулся сидящий рядом друг. — Может, это не люди копуши, а у тебя мозг притормозил после твоих «скоростей»? — Чонгук приспустил солнцезащитные очки, глядя на друга поверх них, пока До ехидно хмыкнул. — А… ну да, прости, там работать нечему. — Кённи, думаешь, я не смогу вытолкать тебя на встречку прямо сейчас и заставить шаркать пешком до универа? — Чонгук ухмыльнулся. — Говорят, пешие прогулки полезны. — Понял, понял, — Кёнсу притворно закрыл рот на "ключик" и бросил его под колёса спорткара, стоящего рядом. Они оба знали, что долго это его не остановит, но Кёнсу это напомнило о другой теме, которую он хотел обсудить. — Ты видел тачку Кима? — спросил он, и Чонгук кивнул, не отрываясь от дороги. — Не пойму, зачем он её так напичкивает. Его корыто слышно за километр. — И твоего железного монстра не слышно? — ухмыльнулся Чонгук, на что Кёнсу поднял бровь. — Может, он тоже любит прокатиться с ветерком. Движение на дороге, наконец, сдвинулось, и Чонгук облегчённо вздохнул: — Ох, слава богу. — С каких это пор ты веришь в бога? — С тех пор, как пережил жесткие отходняки. Разве это не чудо? — отшутился Чонгук, снова сосредоточившись на дороге. Они уже подъезжали к университету, лавируя между стоянками. Кёнсу внимательно разглядывал ряды машин, то ли в поисках ауди Кима, то ли чтобы найти свободное место. Но Чонгук всегда парковался на одном и том же месте, которое его «мерс» облюбовал с первого курса — с тех пор как кто-то с юридического факультета пару раз спустил ему колёса. — Вот же блядство! — выругался Чонгук. — Какой-то урод занял наше место. Кёнсу потянулся через друга, чуть ли не перевалившись через него, чтобы разглядеть чужую машину. Чтобы удержать равновесие, он ухватился за бедро Чона, но тут же понял, что зря. Чонгук, как всегда, не упустил случая пошутить. — Эй, До, я понимаю, ты жаждешь близости, но давай после учёбы, в более подходящей обстановке, — ухмыльнулся он, отклоняясь назад и смотря на друга с многозначительной улыбкой. — Да цыц ты! — нахмурился Кёнсу, снова взглянув на машину. — Знакомая тачка, но точно не из университетских... — Он на мгновение повернулся к Чонгуку так близко, что их лица почти соприкоснулись. — Хотя понятия не имею, чья она. Чонгук, который уже был на взводе, просто закатил глаза и поискал другое место для парковки. — Плевать, — вздохнул он, свернув на свободное место. — Один день моя малышка переживёт здесь. Кёнсу снял ремень безопасности и заметил, что Чонгук на какое-то время застывает, уставившись в одну точку. Он крепко держался за руль, будто глубоко ушёл в свои мысли. Такое бывало не впервые, и хотя Кёнсу привык к этим моментам, они всё равно его беспокоили. Чонгук часто уходил в себя, и никогда нельзя было предугадать, чем это закончится. — Я хочу кофе, — вдруг резко произнёс Чонгук, словно его мысли мгновенно переключились. Кёнсу даже дёрнулся от неожиданности. Его странные перепады в поведении стали привычными, но это не делало их менее тревожными. Чонгук продолжал: — Забежим в кафетерий к автоматам? *** Переполох в первые дни учебного года был всегда, но такая суета длилась в стенах университета не больше месяца. Со временем коридоры и аудитории пустели наполовину, потому что студенты быстро теряли запал и забивали на учебу. А в начале всё было иначе: все устали от долгого отдыха, и амбиции, смешанные с желанием увидеть университетских друзей, били через край. — Мне одному кажется странным, что эти двое вообще стали встречаться? — ворчал Кёнсу, наблюдая за новоиспечённой парочкой. Джису стояла, опираясь спиной о стену, а Чунмен шептал ей что-то на ухо, нависая над ней. Их приторная милота была настолько чрезмерной, что аж подташнивало. Или это был отвратительный университетский кофе. — Ну прям прелесть, — добавил До с сарказмом, закатив глаза. — А по-моему, они неплохо смотрятся вместе, — Чонгук невозмутимо сделал глоток кофе, не отрывая взгляда от парочки. Кёнсу нахмурился, словно Чон опять сморозил какую-то глупость, хотя тот всего лишь озвучил очевидное. Замечая взгляд друга, Гук сам нахмурился, копируя его недоверие. — Чё? Они же оба вижуалы на весь поток. Ты разве не слышал, что девчонки говорят? Джису чуть ли не идеал по корейским стандартам, как Юна из GG. — Охренеть, — безразлично фыркнул Кёнсу, делая глоток из стаканчика с кофе, который, как он подозревал, уже остывал. — Но всё равно, они выглядят фальшиво и раздражающе. — Тебе всегда всё так кажется. Напомни, когда последний раз кто-то удовлетворял твоего внутреннего эстета, и ты не ворчал, как старый дед? — ухмыльнулся Чонгук, успев стянуть стакан с двойным эспрессо из рук друга. Сделав глоток, он сразу же поморщился. — Фу, ну и моча, — он всегда удивлялся, как Кёнсу умудрялся пить такую дрянь. — Может, дело в том, что я всё ещё смотрю на мир трезвыми глазами, — съязвил Кёнсу, забирая свой напиток обратно. В его голосе скользнул укор, не нуждающийся в дополнительных разъяснениях. — Под порошками, конечно, всё иначе, не так ли? С этими словами Кёнсу направился к выходу — туда, где обычно стояли курильщики. — Эй, — возмутился Чонгук, провожая друга взглядом. — Как будто я сказал что-то обидное, — он шикнул вслед уходящему Кёнсу и, махнув рукой, сунул руку в передний карман. Чёрт, таблетки закончились. Плохи дела. — Реалист хренов, — пробормотал он, пнув ножку скамейки. Мир был ещё невыносимее, чем казался Кёнсу на трезвую голову. Но Чонгук знал один выход — жить под чем-то, что делало эту реальность хоть немного сносной. ***** Лекция была настолько занудной, что половина аудитории лишь изображала какую-то продуктивность, пока преподаватель читала лекцию по письменной журналистике. Женщина говорила монотонно и механически, словно сама не осознавала смысла своих слов, и её подача совершенно не увлекала студентов. От этого её речь раздражала, утрачивая любую полезность, и студенты просто игнорировали её, занимаясь своими делами. — Слышал, что если налепить на тетрадь с лекциями наклейки с Пороро, она будет делать поблажки? — спросил Чанёль, показывая свою тетрадь, украшенную наклейкой с персонажем Пороро. Чонин, сидящий рядом, только посмотрел на него как на полного идиота. — Наклеить, — равнодушно поправил его Чонин, не перенося ошибок в речи на профильных предметах. — Знаешь, как для сына полицейского ты уж слишком любишь коррупцию. Не уверен, что это законно, дорогой друг, — ухмыльнулся он, сложив руки на столе и скучающе вращая ручку в воздухе. — Думаю, там должно быть не только наклейка, но и несколько тысяч вон, как минимум, — добавил Ким, иронично приподняв бровь. — Зануда, — фыркнул Чанёль, также опираясь рукой о стол. В такие моменты излишняя «правильность» друга вгоняла в тоску сильнее, чем монотонный голос преподши. — К тому же, это всего лишь слухи, — Чонин, склонившись к уху друга с ехидной улыбкой, добавил: — Что ты за журналист, который верит слухам? — Ким Чонин, Пак Чанёль, — вдруг раздался голос профессора Че Рин, привлекая внимание всей аудитории, кроме Чонгука, который лениво сидел в солнцезащитных очках и изображал хоть какое-то участие. — Если вам хочется уединиться, делайте это не в моей аудитории! — сказала она с упрёком, вызвав смех студентов. — Или лучше вообще вне стен университета. Совсем стыд потеряли! Сбоку тихо хихикнули Кёнсу и Чонгук. Чонин лишь фыркнул, бросив на них недовольный взгляд. — Простите, профессор, — поспешно извинился Ким, отодвинувшись от друга. Ему не хотелось слушать долгие тирады на тему «бестактности поколения», что было бы ещё хуже самой лекции. Когда внимание к ним угасло, Чанёль продолжил: — Я пытался дозвониться тебе вчера вечером. — Был занят, — холодно ответил Чонин, отворачиваясь. Он не собирался рассказывать другу о гонках, особенно зная, что его отец — участковый полицейский. Увидев, как Пак приподнял бровь, Ким только вздохнул. Вероятно, тот уже успел вообразить, что Ким провёл вечер с какой-то красоткой, и ему просто не хотелось отвлекаться на телефонные разговоры. — Я знаю, о чём ты подумал, но нет. — Да брось, — не отставал Чанёль с елейной улыбкой. — Я всё понимаю, я же твой друг. Кто она? Или их было две? — Фу! — вмешалась сидящая ниже Минни, повернувшись к парням. — О чём ещё ты мог думать, Пак? — А тебе-то что? — протянул Чанёль, закатывая глаза. — Не волнуйся, девчонок хватит на всех, — он подпер подбородок руками, захлопав ресницами, будто поддразнивая её. — Спасибо, — с сарказмом улыбнулась она. — У меня больше шансов подцепить кого-нибудь, чем у тебя, — сказала она, вновь повернувшись к лекции, чем вызвала у Кима сдержанный смех. В этот момент дверь в аудиторию открылась, и на пороге появился староста третьего курса, Ким Ханбин. — Извините за беспокойство, — поклонился он преподавательнице. — Что-то нужно? — спросила она. — Нужно уведомить группу о следующей паре. У нас совместная встреча в телецентре KBC TV, собираемся у главного входа, — сообщил он, заставив Чонина напрячься. Название телецентра, где работал его отец, вызвало неприятные воспоминания. Он невольно встретился взглядом с Кёнсу, который криво ухмыльнулся. — А зачем это? — спросил Чунмен, сложив руки на груди. — И что будет тем, кто не придёт? — Тебе? Папочка отругает, — фыркнул Чонгук, откидываясь на спинку скамьи. — Или на колени в угол поставит, заставив перечитывать твою курсовую, — добавил он с тонким намёком на провальную предзащиту работы Чунмена в прошлом году. — Чон! — возмущённо выкрикнула профессор. Чонгук изобразил закрывание рта на невидимый замок и перевёл тему. — Простите, это по поводу лекции. Вы упоминали клевету в журналистике. Можете рассказать подробнее, как определить грань между критикой и клеветой? Профессор вздохнула, будто ожидая провокации, но ответила: — Клевета — это заведомо ложная информация, наносящая вред репутации. Критика же основывается на фактах. Грань между ними тонкая, но доказательства и аргументы — ключевые элементы. Обязательно проверяйте факты, чтобы избежать юридических последствий. — То есть, главное — иметь доказательства? Но в истории журналистики немало случаев фальсификаций ради сенсации, не так ли? — Если эти случаи известны, значит, они провалились, — пожала плечами преподавательница. — Некоторые думают, что они самые умные, пока не сталкиваются с последствиями. Закончив объяснение, она строго добавила: — И снимите, пожалуйста, очки в помещении, Чон. Чонгук закатил глаза за тёмными стёклами, но проигнорировал её требование. — Ты что, слушал её? — спросил Кёнсу с любопытством. — Ну да, — хмыкнул Чонгук. — Думаешь, она только методички читать умеет? — Он потянулся и буркнул: — Курить хочу. На несколько рядов выше Юци с Лукасом наблюдали за этой сценой. — Удивительно, как он что-то понимает, будучи под кайфом, — фыркнула Юци. — Думаешь, До тоже под чем-то? — спросил Лукас. — Не знаю, но он явно курит, и не факт, что только табак, — пробормотала она, бросив взгляд на Кёнсу. — А Джису с Чунменом? Вот это шок! — хмыкнул Лукас, вызывая смешок у подруги. Прозвенел звонок, и пара наконец закончилась. **** Полупустые коридоры университета в первый день — редкость, но Джису и Чунмен нашли тихое место в переходе между корпусами. Здесь располагалась кафедра, в которую редко кто заглядывал. — Ты хотела о чем-то поговорить? — спросил Чунмен. Девушка подошла к окну и откинулась на подоконник. — Да, о нас, — произнесла она с вздохом. — Меня немного волнуют слухи. Все обсуждают, будто я тебе не пара, и что между нами пропасть. Я боюсь, что твой отец... — Плевать на него, — резко перебил Чунмен. — Он всегда решает за меня: где учиться, с кем встречаться… Мне это надоело. Он упрекает мать, что она не так живет, и что в итоге? — Я просто надеюсь, что наши отношения — не способ бунта против твоего отца. Это не так? — она опустила голову. — Прости, просто не могу понять, что кто-то действительно хочет быть со мной, — продолжала она, не смотря на него. — А я не понимаю тех, кто не хочет, — он нежно убрал прядь волос за её ухо. — Когда ты взялась заниматься со мной в том семестре, я даже не думал, что влюблюсь. Я относился к этому скептически. Но ты оказалась такой терпеливой, даже когда я жестко тупил. И потом, как ты радовалась, когда я сдал этот чертов экзамен. Я был счастлив, что не подвел тебя. — Просто… у меня есть ощущение, что ты можешь бросить меня из-за общественного давления. Я знаю, что значит, когда наигравшись, тебя выбрасывают, как игрушку, — она хмыкнула. — Черт возьми, Джису, неужели я недостаточно делаю, чтобы такие мысли не возникали? — Понимаешь, сначала я старалась не привязываться. В моей голове нет ничего вечного, даже самые сказочные отношения. И это слишком больно, когда они заканчиваются. Но я ценю все, что ты для меня делаешь, — она подошла ближе, обвив руки вокруг его торса и прижимаясь к груди в теплых объятиях. — Просто… меня никто никогда не любил, и я до сих пор не верю, что это возможно, — она улыбнулась. — Возможно, — он чмокнул её в макушку. — Я тоже не верил, что могу кого-то полюбить. Обычно я просто тратил отцовские деньги, — усмехнулся он. — Но потом появилась ты, и знаешь, как мне приятно видеть, что могу тебя порадовать? Ты единственная, на кого мне не все равно. — Я с ума сойду, если тебе когда-нибудь станет все равно, — пробубнила она. — Не думай об этом, — вздохнул он. — Может, я вообще подумаю о свадьбе с тобой, — она стукнула его в грудь, рассмеявшись. — Дурак! — он тоже рассмеялся. — Что? — А может, я не соглашусь, — с улыбкой сказала она и направилась прочь. Чунмен снова улыбнулся. — А я настойчивый, — он опустил голову, чтобы скрыть веселье на своем лице, и, сунув руки в карманы брюк, последовал за ней. **** Кенсу и Чонгук стояли на перроне вместе с остальными студентами, дожидаясь преподавателя, который должен был сопровождать их в телецентр. Почему-то взгляд Кенсу зацепился за Джису, которая болтала с Чунменом, опираясь на его плечо, в то время как рядом с ними находилась Чеён. В этот момент Кенсу вспомнил, как видел её в клубе той ночью. Что она там делала? Рядом с Мёном она казалась типичной девушкой, готовой просить парня померить ладошку и купить ей киндер-сюрприз. Чонгук обернулся на разговор позади него. Лалиса Манобан с юридического факультета, одна из самых привлекательных девушек университета, оживленно обсуждала что-то со своей подругой Ким Дженни. Их разговор явно касался темы, о которой в обществе лучше не говорить. — …говорит, что либо поделим прибыль на троих девочек, либо я буду одна буду обслуживать весь этот генг-бенг, — произнесла она, её голос звучал с сарказмом. — А ты? — спросила подруга с любопытством. — Сумма, которую мне назвали, на дороге не валяется, милая, — ответила Лалиса с уверенным тоном. — Ви сказал, что я — бриллиант среди всей базы, — добавила она с такой гордостью, словно рассказывала о получении награды в номинации Мисс Мира. Чонгук фыркнул, переводя взгляд на друга, делая вид что ему абсолютно безразлична эта тема. — Думаю, сегодня навещу отца, — сказал Чонгук, перекатываясь с пятки на носок и обратно. Кенсу изогнул бровь, удивляясь такому заявлению. Он знал, что отец Чонгука — явно не тот человек, которого он будет навещать из искренней любви. - Может, он там уже подох, а я и не в курсе, — улыбнулся Чон. — Какой же ты все-таки... — улыбнулся До, подбирая слова. — Любящий сын... — Да, я такой, — ответил Чонгук, гордо вскидывая голову и подыгрывая сарказму друга. — Может, стоит пойти к нему, когда перестанешь хромать, как подбитая лошадка? — Кенсу докурил сигарету и выбросил её в урну, а Чонгук наклонился поближе к нему. — Я не могу нормально общаться с ним, если у меня не болит задница, — До намурился. Чонгук пожал плечами, и развел руками. — Знаешь, как говорят: иногда нужно будить своего внутреннего ребенка. А мой внутренний ребенок помнит только отцовский ремень, - он издал смешок. — Ага, только задница у тебя болит явно не от ремня, - послышалась нотка упрека в голосе Кенсу, - и как тебе опыт мальчика по вызову? - Чонгук отвел задумчивый взгляд в сторону, выпячивая губы. — Было бы лучше, если бы меня просто додушили, — вздохнул он, кидая окурок в урну. Кенсу не успел задать других вопросов, как к ним подошел преподаватель, вызывая студентов следовать за ним. **** — Ну, давайте быстрее! Эфир начнется через 10 минут! — подгонял студентов один из операторов, загоняя этот табун в зал. Чеён что-то увлеченно шептала Джису, пока та шла под руку с Мёном. Чонгук, вероятно, уже выпил полбутылки литровой воды, купленной внизу, из-за чего они немного задержались. Многие из студентов обсуждали атмосферу помещения. Половина зала была заполнена зрителями, в то время как вторая половина явно была отведена для студентов 2 и 3 курса журналистики Сеульского Национального Университета. Сехун понял, что, вероятно, именно по этой причине директор компании вчера посещал университет — его уведомили о прямом эфире. — Выключите свои телефоны! — указал звукорежиссер, когда до эфира оставалось всего 3 минуты. — И полная тишина в зале! — Лучше бы нас пригласили на какое-нибудь музыкальное шоу в качестве фанчира, — шепнула Чеён, наклонившись к Джису. Та кивнула, якобы соглашаясь. — Вот будешь работать в желтухе вроде Dispatch, тогда и на музыкальных шоу развлекаться, — ухмыльнулась сидящая рядом Минни. — Dispatch желтуха, потому что раскрывает отношения твоих онничек, которые тебе не достанутся? — язвительно вставила Розэ. — Потому что он делает из айдолов пешек, а тебе на заборе «хуй» напиши, ты все равно будешь утверждать, что это хуй, — не унималась Ниша, на что Чонин лишь шикнул в ответ. — Девочки, может, помолчите? — те закатили глаза, а Кёнсу, почувствовав напряжение в воздухе, ткнул Чонгука в бок. Но эффект этого жеста был минимален: тот продолжал жадно пить воду из бутылки, словно его мучила жажда несколько дней подряд. Эффект от веществ, видимо, потихоньку исчезал, и это сказывалось на его состоянии. — 3… 2... 1… — эфир начался с указания подать аплодисменты. В зал вышел ведущий шоу и представился. — Ваааау, это же Ким Хичоль! — восхищённо шепнул Чанёль, его круглые глаза стали ещё круглее. Чонин, сидящий рядом, лишь вскинул брови — простоты у того не занимать. — Приветствую всех! В эфире ток-шоу «Поговорим», и сегодня мы обсудим известные, весьма печальные случаи среди подростков, которые возросли с появлением нашумевших анонимных аккаунтов, так называемых «кураторов», получивших огромную популярность среди школьников и не только. По весьма печальной статистике они привели к нескольким десяткам смертей только за последний год. Почему это происходит, и что приводит детей к этим кураторам, мы обсудим с приглашёнными экспертами. — Я слышала об этих кураторах, мне младший брат рассказывал, — шепнула Чеён, — кто-то в их школе в это ввязался, но девочка отделалась реанимацией. Таблеток наглоталась… бедняжка, — рассказывала она Джису. — Представляю вам Чхве Соджуна — председателя образовательного комитета министерства Южной Кореи! — все демонстративно похлопали. — Психолог и автор бестселлера «Паноптикум» Ли Ю Бин, — за трибуну напротив предыдущего эксперта встала молодая девушка, сделав небольшое поклона. — Член социальной молодежной организации Пак Джихе, — она так же поклонилась, принимая аплодисменты. — А также известный журналист и, отнедавна, преподаватель факультета журналистики О Сехун! — тот кивнул ведущему, приветливо улыбаясь. — Слышал о нем, — произнес Чонин. — Он, кстати, был в Северной Корее. После ему дали награду «Журналист года» за интервью с одним из сбежавших заключенных оттуда. После его статьи несколько военных чиновников отправили в тюрьму за коррупционные связи с военными КНДР. — Жесть, — прокомментировал Чанёль. — Он кажется высокомерным, — шепнул Кенсу, сидящему рядом с Чонгуком, который почему-то подустал. Чон, в это время, шумно сглотнул и сделал глубокий вздох, глядя на последнего гостя. О Сехун. Его не так удивило то, что это тот самый «клиент», как то, что это имя он точно слышал и знал. Ведь именно оно стало его спасением, так и клеймом на следующие несколько лет после нашумевшей статьи, выпущенной им. И именно он вчера трахнул его. Прекрасно, Чонгук, тебя трахнул тот, кто по сути отправил твоего отца на нары. Он нервно ухмыльнулся, в носу неприятно защипало, а жажда снова стала мучить. Появилось желание незамедлительно вкинуться чем-нибудь, но, к сожалению, такой возможности не было. — Эй, ты здесь вообще? — А… да, — растерянно ответил Гук, обращая внимание на Кёнсу. Тем временем слово предоставили Чхве Соджуну. — Я считаю, что основная проблема кроется именно в интернете. В этих всех играх, которые порождают агрессию, в новомодной соцсети TikTok, которая угнетает самооценку нынешней молодежи, показывая все приукрашенно. Если бы дети больше времени уделяли образованию и думали о будущем, такого бы не происходило. Сехун, стоящий за трибуной, засмеялся. Ведущий жестом остановил аплодисменты и обратился к О. — Господин О, что вы думаете по этому поводу? — Эм… — попытался подобрать слова журналист, — я думаю, что господин Чхве несет несуществительную, методическую ерунду, — многие, кажется, возмутил такой резкий комментарий. — Извините за фривольность. — Прошу, объясните, — ведущий сдерживался, бросив взгляд на явно невоодушевленного чиновника. — Ладно, — вздохнул Сехун, — в зале есть родители? — человек десять в зрительском зале подняли руки. — Есть ли те, кто состоит в родительских чатах? — те же зрители снова подняли руки. — Обсуждались ли у вас в чате эти случаи с так называемыми «кураторами»? — он указал на женщину в первом ряду. — Допустим, вы, скольким людям отправляли сообщение на эту тему? — Ну… своей старшей сестре, у неё есть сын, своей подруге, детям, двоюродному брату, жене брата моего мужа, свекрови, она отправляла своей подруге… — Благодарю, — перебил Сехун. — Сарафанное радио у нас работает очень хорошо, — улыбнулся он, отступая широким шагом назад и обращаясь к аудитории, оставляя зрительницу слегка краснеть за попытку как-то пристыдить её. — Дальше у нас что происходит? Эти новости подхватывают СМИ, телеканалы, радио, тв. передачи, интернет-издания. Они раздувают это до огромных масштабов, делая из этого некого информационного козла отпущения. Все, наши дети в опасности, их доводят до суицида, — утрированно произнес он. — Но проблема кроется не в этих «кураторах» и даже не в стрелялках и соц.сетях. Всегда проще перекладывать вину на кого-то или на что-то, ведь признать свои ошибки — сложно. Проблема в том, что ребенок, который может доверять своим родителям, который может поговорить с ними и обсудить свои проблемы, не будет искать поддержку на стороне, которая в итоге может оказаться ошибочной и привести к наихудшим последствиям. Буллинг в школе из-за статуса, положения, успеваемости, внешности — вы не хотите слышать о проблемах своих детей, потому что автоматически считаете, что это вы где-то прокололись, вместо того чтобы принять это и решить проблему. Вы контролируете все: учебу, поведение, дисциплину, но не обращаете внимание на самое важное. И детям приходится справляться самим. Они ищут быстрый способ подавить свои тревоги, чтобы хоть как-то адаптироваться в социуме и закрыть свои нужды и порой это заходить далеко. Они находят тех, кто их слушает, но не всегда это хорошие люди. Вы и глазом не успеете моргнуть как кто-то, завоевавший доверие вашего ребенка вместо вас утянет его в пучину. В итоге наши дети находят пристрастие в зароботке легких денег, алкоголе, наркотиках, тусовках или же продают свои тела в эскортах. И в худшем случае, прислушиваются к таким вот «кураторам», в конце концов сводя счеты с жизнью, потому что это единственный выход, который они видят, понимая, что на самом деле они в этом мире одни. У меня все, — он поклонился перед зрителями. Мораль сказанного явно была понятна многим присуствующим. Зал взорвался аплодисментами, особенно со стороны приглашенных студентов, которые восхищенно выкрикивали свои впечатления. Вторая половина зрителей тоже подхватила овации. — Ну здесь и добавить нечего, — произнес Хичоль, с улыбкой глядя на публику. — Какой же он крутой! — восхищенно воскликнула Юци, продолжая хлопать. — Смотри, а то сейчас на мокром сидеть будешь, — прокомментировал Лукас, обратившись к Юци. За это он получил легкий удар по коленке от нее за лишнюю болтовню. Чонгук, наблюдая за происходящим, хлопал как-то вяло, улавливая в речи Сехуна легкую иронию. Когда эфир подошел к концу, Сехун задержался, чтобы пообщаться с другими экспертами, избегая, кажется, главного противника в дебатах. Он попрощался с ведущим и, тяжело вздохнув, посмотрел на поток студентов, стремящихся к нему. — Это правда было круто! — воскликнули несколько студентов. — Как часто у нас с вами будут лекции? А вы ставите автоматы? — звучал вопрос за вопросом. Сехун, сунув руки в карманы брюк, не оборачивался в их сторону. Внезапно его внимание привлекла фраза о том, что кто-то не пришел, и сможет ли он получить пропуск. «И правда ли, что за посещение сегодняшнего шоу будет дополнительный бал на экзамене?» — раздались голоса из толпы. С легкой усмешкой Сехун закатил глаза и произнес: — Слушайте, ребята, мне абсолютно не важно, сколько студентов будет на моих лекциях. Я хочу, чтобы их посещали те, кто готов к смелым, провокационным и опасным репортажам. Если вы здесь только ради диплома, — он обвел студентов оценивающим взглядом, зацепившись на одном из них. Тот самый "мальчик по вызову", опустил взгляд с ухмылкой, как только встретился с ним глазами, однако О решил сделать вид, что ему это было абсолютно безразлично, — Прошу вас, не тратьте ни свое, ни мое время. До свидания, — не отрывая глаз от Чона, произнес Сехун, после чего покинул съемочный зал. — Я бы хоть сейчас от него рожать пошла, — мечтательно вздохнула Чеён, беря Джису под руку и кладя голову ей на плечо. — Боюсь, если кто-то из нашей группы начнет плодиться, это будет худший вклад в генофонд страны, так что повремени с родами, Пак, — съязвил Кёнсу, за что словил неодобрительные взгляды одногруппников. — По себе людей не судят, Кён, — беззлобно улыбнулся Чонин, но в его голосе слышалось явное желание задеть парня. Впрочем, это не произвело никакого эффекта. — Именно поэтому мне хватает ума не планировать спиногрызов, — он обернулся к Чонгуку, который допил всю бутылку воды и тяжело вздохнул. — Хреново выглядишь. — Спасибо, — прохрипел Чонгук, закручивая бутылку. — Пошли уже. Они двинулись вперед, пытаясь догнать остальных. **** Кенсу надеялся, что вернувшись домой, его мать не заметит его появления. Она, вероятно, была готова устроить ему разнос за то, что вчера он демонстративно ушел из дома в сопровождении очередного скандала. Дом у них был большим, но даже в нем спрятаться от этой женщины считалось удачей. — Приперся, — произнесла она, зловеще останавливаясь у лестницы. Кенсу, наполняя легкие воздухом, закатил глаза. — Ты где шляешься, позволь тебя спросить? — её голос был полон предвкушения, но Кенсу лишь молча направился на кухню, наливая себе стакан воды из графина и выпивая его залпом, - я с кем разговариваю? — Понятия не имею, — развел он руками, оглядываясь по сторонам, не замечая никого кроме нее, - пару дней назад ты сказала что я пустое место? Разве нет? Ну вас не поймешь, мадам. — Подбирай выражения, когда с матерью разговариваешь, - сложив руки на груди, упрекнула она, - Твой отец слишком часто пропадает на работе, пуская твоё воспитание на самотек, — раздраженно прокомментировала она. Кенсу издал смешок. — А что ему делать? Терпеть твои бзики? - та возмущенно приоткрыла рот, а он оторвал с грозди винограда на столе виноградинку, закидывая её в рот. - а я видишь какой хороший сын. Терплю. А ты не ценишь, - иронизировал он, вызывая у матери лишь негодование. -Я ради тебя карьеру на кон положила, слегла с послеродовой депрессией, чтобы ты мне концерты устраивал? - спросила она. -Чего ты добиваешься, мам? - устало вхдохнул Кенсу, - я закончил школу с отличием, поступил в университет, как вы с отцом хотели, на журналиста, зарабатываю сам. Чем я не оправдываю твои ожидания, что каждый день мне приходится выслушивать как я испоганил твою жизнь? — Ну у отца на тебя больших ожиданий нет, - не отвечая на поставленный вопрос, не упустила она возможности напомнить сыну, что он в этой семье как Господь Бог, но среди атеистов. Кенсу фыркнул. — Больно я в них нуждаюсь, - Он ступил вперед, проходя к лестнице ведущей наверх, к его спальне, - но его мало-мальские ожидания это уже что-то, в отличии от твоих ожиданий, которые закончились на моменте моего рождения. — уголки губ Кенсу дернулись в чем-то, напоминающем улыбку, и он наконец скрылся от её взгляда. Сложно иметь стабильную самооценку, когда собственная мать каждый день напоминает, какое ты на самом деле ничтожество. Иногда Кенсу казалось, что он — ошибка. Ошибка, которую не скроешь под белой краской, но, возможно, выцарапаешь лезвием с листа тетради. Сколько бы он ни убеждал себя, что родители — взрослые люди, которые сами приняли решение его родить и воспитать, чувство вины не покидало его. Вина за то, что карьера матери пошла под откос, что из перспективной молодой актрисы она превратилась в актрису второсортных театральных постановок. Она потратила лучшие годы на роль матери, потеряла былую форму и просто уже была неактуальна и не востребована. Отец был холоден и отстранен, выполнял лишь базовые потребности как глава семьи. С рождением Кенсу, по словам матери, их брак пошатнулся. Отец стал видеть в ней лишь обременение, а не любимую женщину. Сколько лет Кенсу наблюдал, как они живут как соседи, совершенно чуждые друг другу люди. И он в этом виноват. Потому что родился. Да ещё и не таким. Как говорит мать: ни кожи, ни рожи. Конечно, он не такой, как Ким Чонин с высоким ростом, лицом как у модели и какой-то до ужаса раздражающей вездесущей харизмой, от которой девчонки ложатся табунами. Мать так часто говорила о том, как он ничтожен, что он сам стал в это верить. Ему легко внушить это чувство вины, несмотря на то, что он всегда старался сохранять твёрдый характер на людях. Находясь в спальне, Кенсу с отвращением смотрел в своё отражение в зеркале. Ещё большую ненависть к себе вызывали шрамы на теле. Исполосованные руки и бедра, скрываемые под одеждой, становились всё более заметными, стоило ему ощутить любой негативный эмоциональный всплеск, который он уже не мог контролировать. Он не имел права злиться. Злиться могли на него, потому что он — ошибка. А ему оставалось лишь стараться выцарапать эту ошибку лезвием, и, к сожалению, не на бумаге. Эти шрамы — его слабость, за которую он себя ненавидел. Хотя мать хотела, чтобы он был актером, его душа лежала к писательству. Поэтому он выбрал факультет журналистики, и отец здесь мало повлиял. Возможно, лишь его влияние сыграло роль в шансе на поступление. Когда-то он любил заниматься музыкой, но его гитара уже три года пылится в гараже. Было бы хорошо, если бы в этом занятии он нашел себя и смог монетизировать. Но, как бы это ни было иронично, он монетизировал своё тело. Сколько бы он ни осуждал Чонгука, он не лучше: вести NSFW блог на OnlyFans тоже дело не святое. Некоторые извращенцы действительно готовы платить за более пикантные приватные фото или трансляции. И пока кто-то думает что Кенсу живет за папины денюжки, он монетизирует свое "уродство". Но дело было даже не в деньгах. Его аккаунт насчитывал 10 000 подписчиков — это немного, но достаточно, чтобы понять, что есть те, кому он не отвратителен, а даже наоборот. Одна мысль о том, что он может кому-то нравиться, независимо от того, парни это или девушки, заставляла его обнажать своё исполосованное тело перед камерой снова и снова, лишь бы увидеть комментарии, подтверждающие, что он может быть привлекательным и желанным, несмотря на шрамы и отсутствие лица в кадре. И мог ли он осуждать Чонгука за его решения если сам не лучше? И мог ли он полюбить себя читая все хвалебные комментарии, когда он все равно ощущал ненависть к себе. **** Чонгук тяжело вздохнул, стоя у массивных, мрачных ворот южнокорейской тюрьмы. Стены, будто поглощающие свет, возвышались перед ним, источая угнетающую атмосферу. Он шагнул внутрь, ощущая знакомую дрожь — не страх, а скорее тяжелое осознание того, что скоро ему предстоит встретить того, кто разрушил его жизнь. Охранники, хоть и знали, кто он такой, встретили его холодными взглядами. Они никогда не были к нему дружелюбны, но и не проявляли враждебности — лишь сухая, равнодушная профессиональная холодность. Весь мир отвернулся от его отца, когда тот получил клеймо "предатель родины". Даже семья. Но Чонгук все же приходил. Почему? Он сам не знал точно. Проходя через металлодетектор, он почувствовал на себе десятки взглядов — как будто это он здесь был преступником, а не посетителем. — Какой смазливый мальчик... — прошипел кто-то из заключенных, показав в омерзительной ухмылке гнилые зубы. Чонгук сделал вид, что не заметил, стараясь не поддаваться раздражению. Внутри него закипала ненависть. Она нарастала с каждым шагом по длинному, мрачному коридору. Этот мир, состоящий из решеток, запертых дверей и приглушенных голосов, был олицетворением того мрака, что преследовал его с детства. Отец здесь, в своей "естественной среде". Это место, эта жизнь — результат его выбора. Но почему же у Чонгука внутри все еще нет покоя? Он вошел в комнату для посещений, где его отец уже сидел за стеклом. Взгляд мужчины был холоден, как лед, а лицо — мрачным, словно вырезанным из камня. Оранжевый комбинезон был единственным ярким пятном в этой безликой серости. Чонгук сел напротив, спрятавшись за своими черными очками, словно желая создать барьер между собой и человеком, которого когда-то называл отцом. Разговор начался с натянутых фраз, полных яда и непримиримости. Отец впивал каждое слово, словно капли яда, которые усиливали боль. Но Чонгук не собирался позволить ему сломать его. — Что нового, сынок? — произнес отец, делая особый акцент на последнем слове. Оно прозвучало с таким презрением, что мурашки пробежали по телу Чонгука. — Соскучился, — язвительно ответил тот, прикрывая усмешку. — Мы сегодня были в телецентре. Там кое-кто был. — Кто же? — ухмыльнулся мужчина, откинувшись на спинку стула и сунув руки в карманы своего комбинезона. — О Сехун. Знакомо имя? — Этот сучонок, — процедил отец, отводя взгляд. — Из-за него я здесь. — Ты здесь, потому что ты преступник, пап, — Чонгук усмехнулся. Отец никогда не признает свою вину. Даже если бы убил человека, он сказал бы: «так было нужно». — Ты так думаешь? — мужчина поднял бровь. — Родителей не выбирают, сынок. Когда ты был в начальной школе, с гордостью говорил, что твой отец — военный. И у нас всё было. — Всё, кроме психотерапевта, — фыркнул Чонгук. Отец нахмурился, но промолчал. Теперь Чонгук мог перечить ему: над отцом строгий контроль, а их разделяла стеклянная перегородка. — Не хочешь спросить, как мама? — Как мама? — Отлично. Живёт с новым мужиком. Много пьёт, — он постучал пальцами по столу, словно испытывая его на прочность. Отец вздохнул, внимательно глядя на сына: — Может, снимешь очки? Здесь не солнечно. Чонгук нехотя снял очки, откинув челку назад. Мужчина не отрывал взгляда от его глаз. — Что с глазами? — Не выспался. Учёба, — Чонгук потер лоб, щурясь без очков. Отец ещё больше нахмурился. — Ты меня за дурака держишь? — его голос стал холоднее. — Глазки бегают, пальцы нервные... Что ты употребляешь? — Лучше бы ты спросил, чего я не употребляю, — Чонгук ухмыльнулся, наклонившись ближе к стеклу. — Хочешь, перечислю? Ксанакс, фентанил, МДМА, кокаин, метамфетамин... Но не волнуйся, в вену не колю. — Он нарочно спровоцировал отца. Мужчина резко встал, с силой хлопнув по столу. Чонгук дёрнулся, а охранник тут же шагнул вперёд, готовый вмешаться. — Смелым стал, — сквозь стиснутые зубы прошипел отец. — Думаешь, раз я здесь, можешь делать всё, что вздумается? Чонгук наклонился вперёд, улыбаясь: — Да. Могу. Потому что я — здесь, а ты — там. — Его глаза сверкнули леденящим безумием. — Что ты мне сделаешь? Побьёшь? Запрёшь в комнате без света? Лишишь еды? Или у тебя появилось что-то новенькое? — Даже здесь я найду, как на тебя надавить, — отец говорил тихо, но с такой угрозой, что Чонгук невольно напрягся. — У меня ещё есть связи. Чонгук рассмеялся, покачав головой: — Тебе бы лучше о своём досрочном освобождении подумать. А не о том, как меня воспитывать. Он откинулся на спинку стула, взгляд скользнул по комнате для свиданий, словно ища спасения в этих серых стенах. — Не сомневайся, — отец усмехнулся. — Я работаю над этим с адвокатом. И когда выйду, наведу порядок. Начну с того журналиста, который лезет в мои дела. А потом займусь тобой. Всё вкладывал в тебя, а ты — наркоман и журналист... Ты всё делаешь назло? Чонгук сцепил зубы, скулы напряглись. Мужчина заметил это и усмехнулся. — Как догадался? — с сарказмом бросил Чонгук. — Лучше уж быть наркоманом и журналистом, чем таким, как ты. — Ты думаешь, ты лучше? Кровь не вода. Сгниёшь так же — если не в тюрьме, то от наркотиков. Отец рассмеялся, а по коже Чонгука пробежали мурашки. — Передоз не так страшен, как ты в моей жизни, — холодно сказал Чонгук. — Ты всегда хотел, чтобы я боялся тебя, уважал, был покорным. Но за что? Ты думал, что тебе всё можно. И где ты теперь? Мне уже не семь лет. Чем дольше ты здесь, тем меньше у тебя надо мной власти. — Это ты так думаешь, — отец прищурился. — Думаешь, если я выйду, я забуду о твоих загулах? О том, как ты сейчас себя ведёшь? Успеешь бросить — хорошо. Нет — я сам тебя исправлю. Но не рехабом. У меня свои методы. Чонгук улыбнулся, но в его голосе слышалась горечь: — Окей. Только выйди прежде чем я передознусь, ладно? - глаза отца вновь сверкнули в гневе, и Чон младший довольно улыбнулся. — Уводите его! — крикнул Чонгук охране, резко встав. Он направился к выходу, не оглядываясь. — Люблю тебя, пап, — пробормотал он, помахав рукой. Тошнота подступила к горлу. Хотелось выблевать весь яд, накопившийся за время этого разговора. **** — Спасибо, что согласился подвезти меня, и… за помощь, — поблагодарила Джису, чмокнув Чунмена в щечку. — Я рад внести свой вклад в такое хорошее дело, — по-доброму ответил Мён. — Я ненадолго, только передам подарки, поздороваюсь и вернусь, — улыбнулась она. Выйдя из машины, Джису подошла к багажнику и достала громоздкие подарочные пакеты, после чего встала перед небольшим домом в довольно непопулярном районе Сеула. Табличка «Детский интернат №10» мрачно встречала у входа, вызывая у Джису лишь сочувствие к тем, кто все еще там находится. Стоило постучать в дверь, как через минуту ей открыла госпожа Ли, воспитатель в детском доме. — Джису, дорогая! — улыбнулась женщина. — Так давно тебя не видела, заходи. Джису, проходя внутрь, оглядела знакомое пространство. — Ты зачем? Нужны какие-то документы? Мне позвать госпожу Хеён? — Нет, — ответила Джису с улыбкой, показывая на несколько больших пакетов в руках. — Я пришла с подарками. Новый учебный год, детям это будет не лишним. — Ох, милая! — радостно воскликнула госпожа Ли. В этот момент кто-то из детишек, увидев Джису, закричал остальным: «Джису-онни пришла!», и стадо детей ринулось к ней. Около десяти маленьких человечков тянулись к ней, желая получить объятия. Джису присела на корточки, чтобы поравняться с ними, улыбаясь каждому. — Вы хорошо себя вели? — Хорошо! — хором отозвались ребята. — Это замечательно! — продолжала она улыбаться. — Как обстоят дела здесь? — Ходят слухи, что интернат могут лишить финансирования, но это всего лишь слухи, — вздохнула госпожа Ли, и улыбка Джису померкла, пока кто-то не обнял её за шею. — Пока держимся лишь на частных инвесторах. — Этим вообще должно заниматься государство, — воскликнула Джису, чувствуя возмущение. — Что они изменят? Ничего. — Ты останешься с нами, онни? — спросила девочка, крепко обнимая её. — Нет, солнце, я пришла в гости, — успокоила Джису, погладив девочку по голове. — И… с подарками! — она указала на пакеты, стоящие рядом. — Вы же в этом году пошли в школу, да? Это вам пригодится! Дети радостно залепетали, и Джису снова обратилась к воспитательнице. — Я могу пройти в гостевую? — Конечно! Может, чаю хочешь? — Нет, спасибо, я ненадолго. Меня парень ждет, — на лице женщины появилась улыбка. — Нашла себе кого-то? — с гордостью спросила она, словно мать, радующаяся за дочь. — Ты красотка, я не удивлена! Может, скоро свадьба, а там, гляди, кого-то и заберешь, — тихо добавила она, чтобы дети не услышали. Джису горько улыбнулась. Она знала, насколько сложно усыновить или удочерить кого-либо. Опеку одобряют не всем, и это очень сложный процесс. Да и загадывать наперед не хотелось. Она присела на диванчик, вновь поставив пакеты перед собой, на каждом из которых была бирка с именем. — Так, этот — для Анны, — девочка подбежала, забирая пакет и чмокая девушку в щечку. — Это Мин Хвану, — пухлый мальчишка подошел и тоже забрал свой презент. Джису перечисляла имена, вручая подарки каждому, пока не раздала всем. Дети с нетерпением стали вытаскивать и разглядывать свои подарки. Пеналы, тетради, рюкзаки и другая школьная мелочь радовали детей, как и все новое, что они могли получить. Джису сама знала, каково это — вспоминала те чувства, когда благотворительные организации приезжали с подарками, и какое это было событие. — Я пойду проверю, как обстоят дела с ужином, — сказала госпожа Ли и вышла. — Онни, — одна из девочек протянула руки, просясь на руки, и Джису усадила её на колени. Это была Мина — очень милая девочка с большими глазами, в джинсовом комбинезоне и кофточке в сине-белую полоску. — Почему ты не останешься с нами? — Потому что вы младшенькие, — улыбнулась Джису. — А я уже взрослая, у меня учеба, — объяснила она. — А я тоже буду взрослой и красивой, как ты? — Даже лучше, — сказала Джису, щелкнув девочку по носу. Мина шикнула, будто бы от боли. Джису нахмурилась. Она лишь прикоснулась к ручке выше локтя, но девочка скривилась. — Больно. Джису оглянулась по сторонам, чтобы не было никого из старших, и попросила девочку протянуть ей руку. Закатав рукав выше локтя, она заметила пару гематом. — Милая, госпожа Ли вас бьет? — спросила Джису, и девочка опустила взгляд, отрицательно покачивая головой. — Ты снова дралась? — спросила она, и девочка кивнула, но Джису сомневалась в правдивости. Она знала, что это за место. — Расскажи, как у вас здесь дела? Кто-то приходит к вам? — Угу, — девочка снова опустила глаза. — Дяди. — Дяди? — нахмурилась Джису. — Что за дяди? — Разные, — коротко ответила она. — Плохие. — Почему? — старалась говорить тихо Джису. — Они... делают плохие вещи, — девочка сделала паузу. — Они не хотят стать нашими папами. Они просто приходят. — Солнышко, не все, кто приходит, это те, кто хочет усыновить, есть благотворители, те, кто хотят сделать вашу жизнь здесь комфортной. — Нет, онни, они... — девочка снова замялась. — Они трогают нас. Это не врачи, я знаю, у врачей белые халатики, а они... старые и трогают нас там, — она посмотрела вниз, и Джису нервно вздохнула, стараясь сдержать поток негативных мыслей. Ничего, черт возьми, в этой обители зла не меняется, и эти дети — единственный луч света, который продолжают гасить. — Они бьют вас? — спросила Джису, и девочка кивнула. — Тогда почему ты сказала, что сама ударилась? В этот момент в комнате снова появилась госпожа Ли. — Ну как вам подарки? — спросила она, и дети хором начали что-то лепетать. Кажется, они были счастливы. Хоть на мгновение. — Я так рада, что ты пришла, спасибо, — улыбнулась женщина. — А я рада, что смогла порадовать малышню, — ответила Джису, но за её улыбкой скрывалась злость. Как можно строить из себя святую, допуская такие ужасные вещи? Джису не понимала. — Ладно, меня ждут. — Онни, а ты еще придешь? — спросила малышка Анна. — Постараюсь, — улыбнулась Джису, послав всем воздушный поцелуйчик, направилась к выходу и села в автомобиль. — Ну как? — спросил Чунмен, видя, как девушка кусает губы, и к глазам подступают слезы. — Поехали в общежитие, — тихо попросила она, не желая отвечать. В голове крутились только мысли о том, что дети в этом месте продолжают страдать, а все на это закрывают глаза. Ей не хотелось говорить, поэтому всю оставшуюся дорогу она не проронила ни слова, стараясь держать внутри всю ту боль за этих невинных детей. А еще больнее было знать, кто мог за этим стоять.

****

Сехун стоял на кухне, сжимая горлышко пустой бутылки виски, когда его мысли вновь вернулись к событиям прошлого. Темный, сырой подвал без окон, где он провёл полтора месяца, был местом, которое навсегда осталось в его памяти. Там он впервые осознал, что такое истинный страх — и что значит не поддаться ему. Это был ад, в который он попал не только из-за своего стремления к правде, но и из-за хитроумного плана Чон Дживона, высокопоставленного чиновника, который решил раз и навсегда избавиться от неугодного журналиста. Дживон, замешанный в контрабанде, коррупции и передаче секретных данных северокорейским военным, знал, что если правда всплывёт, его карьера и жизнь будут разрушены. Поэтому он подстроил исчезновение Сехуна, отправив его на северокорейскую территорию — туда, откуда, как он рассчитывал, тот никогда не вернётся. Сехуна держали в подвале. Ему не давали еды, били, подвергали электрическим ударам, лишали сна. Его запугивали, говорили, что никто не будет его искать, что он исчезнет навсегда. Однако они недооценили его. Сехун не собирался просто сдаться. Каждую минуту, проведённую там, он анализировал всё, что происходило вокруг. Пытался понять, кто его похитил, какие у них цели, и что можно сделать, чтобы выжить. Он не просто терпел — он боролся. Когда его пытались заставить говорить, он отвечал вопросами, стараясь вытянуть из своих похитителей любую полезную информацию. Однажды он притворился, что потерял сознание, чтобы услышать, как охранники обсуждают между собой ситуацию. В другой раз он воспользовался тем, что кто-то из следователей проговорился о времени его возможной "передачи". Его пытались сломать, но он использовал каждый шанс, чтобы сохранить свой разум и собрать информацию. Он запоминал всё: обрывки фраз, имена, даже порядок смен охранников. В момент, когда он почти потерял надежду, его воля к жизни и стремление докопаться до правды не позволили ему сдаться. И когда через полтора месяца дверь подвала открылась, и ему бросили одежду с приказом уходить, он не испытывал облегчения. Вместо этого он чувствовал холодный огонь внутри. Он не знал, что именно привело к его освобождению — позднее он узнал, что это результат международных переговоров и редакции, но в тот момент он осознавал только одно: Дживон совершил ошибку, оставив его в живых. Вернувшись в Южную Корею, он сразу сел за работу. Теперь у него было больше, чем просто утечка данных или инсайдерская информация. У него были личные воспоминания, подтверждающие, как далеко заходила коррупция Дживона. Он включил в свою статью всё, что узнал за время плена, — детали, которые были не просто шокирующими, но и неопровержимыми. Статья стала сенсацией, а её публикация — ударом по всей системе. Дживон попытался оправдаться, но доказательства, собранные Сехуном, были настолько весомы, что против них не было шансов. Сехун выбрался из плена, но он знал, что часть его так и осталась там — в том подвале, среди криков, страха и тишины. Эта часть теперь жила в каждой его статье, в каждом слове, которое он писал. Стоило ли оно того? Он уверен что ни один студент не готов пройти через то, что прошел он чтобы подняться по карьерной лестнице и сделать себе имя, но это стоило ему почти что жизни. У него появилась жажда контроля. Он старается продумывать все шаги, лишь бы снова не сбиться с пути. Телефон подал сигнал. Сехун свёл брови, читая всплывшее на экране сообщение. «Раз уж я оказался вашим студентом, думаю, мне стоит представиться», — он устало вздохнул, продолжив читать. «Чон Чонгук. Приятно познакомиться». Чон. Его злейший враг носил ту же фамилию, вот ирония, черт возьми. Впрочем, сколько таких Чонов в Корее? Не более чем совпадение. Вдруг раздался звонок в дверь. Было ещё не слишком поздно, но Сехун никого не ждал. Он тяжело вздохнул и направился к входной двери. Открыв её, он увидел курьера. — Здравствуйте, вам доставочка, — сказал курьер, протягивая Сехуну большой конверт. О нахмурился. — Распишитесь, — парень передал ему ручку, и Сехун поставил подпись, вернув планшет. — Спасибо, — произнёс он, всё ещё недоумевая, что это может быть. Закрыв двери, он на ходу принялся распаковывать конверт, вытаскивая оттуда 4 листа А4 скрепленные степлером, принимаясь читать, даже не подозревая, что он может узнать из содержимого. **** Осень пришла неожиданно, и холодный ветер, словно ледяные руки, сковывал тело Чанеля. В футболке он уже чувствовал, как прохлада проникает под ткань, и, войдя в общежитие, с облегчением вздохнул, когда тепло помещения окутало его, как тёплый плед. На первом этаже он заметил комендантшу, госпожу Вон, погружённую в свои дела. Она вывешивала что-то на доске объявлений. Чанель, будучи по натуре любопытным, подошёл ближе, чтобы ознакомиться с новыми указаниями. — Что, новый устав? — спросил он с лёгкой иронией, улыбаясь. — Ага, а то вы совсем распустились! — возмутилась она, подняв на него строгий взгляд. — Шастаете, когда комендантский час уже наступил. Всё, веселье закончилось! Теперь буду лично в деканат докладывать! Чанель усмехнулся, едва веря в её напускную строгость. — Кстати, ты не разбираешься в электронике? — спросила она, будто между делом, а в голосе её прозвучала нота беспокойства. — Есть немного, — кивнул он. — Что, телевизор барахлит? — указал он на старенький кинескопный ящик в комендатской кабинке, недоумевая, как такое чудо техники всё ещё живёт в эпоху цифрового безумия. — Типун тебе на язык! — строго ответила она, словно это был самый ужасный грех. — Мыльные дорамы сами себя не посмотрят! — А что с камерами? — сменил он тему, заметив её беспокойство. — С ними проблемы, — вздохнула она. — Я за них головой отвечаю, а вот на первом и последнем этажах они не работают. Думаю, вызывать мастеров или, может, там что-то простенькое… — Контакты проверяли? Может, проводки отошли? — предложил Чанель, стараясь помочь. Госпожа Вон лишь моргнула и с лёгким раздражением ответила: — Да не разбираюсь я в этом! — буркнула она. — Понапридумывали своих этих... будто моего зоркого глаза им недостаточно! Чанель не удержался и рассмеялся, почувствовав лёгкое облегчение от её реакции. — Ладно, сейчас посмотрю, — любезно согласился он, теребя волосы на затылке. Он развернулся и направился к лестнице. Достигнув последнего этажа, он сразу заметил, что камеры на стенах были отключены. Подойдя к одной из них, Чанель внимательно осмотрел провода. Они выглядели целыми, и он быстро понял, что проблема заключалась не в физическом повреждении. Скорее всего, камеры были подключены к сети, и сеть дала сбой. Однако камеры не работали только на двух этажах, а он знал, что они есть на каждом. Возможно, они просто вышли из строя? Камеры были установлены недавно, а уже сломались? Почему только на двух этажах? Чанель поджал губы и спустился обратно, подходя к рабочему месту госпожи Вон. — Ну что там? — поинтересовалась она, и Чанель вздохнул. — Я могу глянуть подключение? — спросил он, и женщина опустила очки на нос, глядя на него с подозрением. — А ты мне ничего не сломаешь? — спросила она настороженно. — Конечно, доломаю остальные камеры, — отшутился он, и женщина закатила глаза, всё же пустив его, зная его юмор и то, что вряд ли он сделает что-то "на зло". Чанель сел за стол комендантши, открыв интерфейс системы видеонаблюдения. Ему всегда нравилась техника, и он чувствовал себя уверенно, разбираясь в компьютерах. Если бы не журналистика, он бы пошёл к отцу в киберполицию, но Пак старший был против того, чтобы сын связывался с этой сферой. Нужно проверить логи. Если кто-то пытался отключить камеры, это должно быть зафиксировано. Он выдал лишь задумчивое "хмм..." -Что-то видно? -Камеры отключены сегодня, около четвертого часа дня, - он закусил губу, - сегодня не было никаких сбоев света? -Нет, - отрицательно кивнула женщина, - и парень снова устремил взгляд в компьютер. - Это IP-адрес. Он принадлежит какому-то компьютеру, который не зарегистрирован в системе. Возможно, это внешний доступ, — нахмурился он. Кажется, будто кто-то взломал камеры. Поэтому доступ к подключению заблокирован. Он откинулся на спинку стула и почесал затылок. - А... ты можешь это как-то исправить? — спросила женщина, тревога в ее голосе становилась все явственнее. Чанель поник, понимая, что вряд ли может помочь, ведь здесь требовалась помощь тех, кто устанавливал камеры. - Скорее всего, вам придется связаться с теми, кто их подключал. Они смогут защитить сеть и исправить корень проблемы, — он вздохнул, чувствуя, что сделал все, что мог. - Ох, в любом случае, спасибо, дорогой, — она улыбнулась, и парень встал с места, предлагая женщине сесть. - Ах да... — вспомнил он перед тем, как уйти, — ко мне сегодня придет Чонин. Пропрессуйте его как следует у входа, чтобы он выглядел как "сомнительная личность". Пусть ему жизнь не кажется малиной, — женщина засмеялась, кивая студенту в ответ. Чанель, обрадованный ее реакцией, радостно выскочил из коморки и направился к лестнице. **** Кёнсу снова сбежал из дома, направляясь к общежитиям. По пути он забрал у одного из студентов третьего курса старые лекции — о них успел договориться ещё до эфира в телецентре. Время приближалось к десяти вечера, сумерки плотно заволокли небо, а на горизонте надвигались дождевые тучи. Возвращаться домой не было никакого желания. Кёнсу курил у входа в общежитие, равнодушно наблюдая, как люди входят и выходят. За последние десять минут это была уже третья сигарета — так он старался отвлечься от жгущей боли в правом запястье, туго стянутом бинтами. Пару царапин, оставленных под ними, решили проблему с небольшим стрессом. Очередной раз дверь общежития открылась, и Кёнсу прищурился, узнавая фигуру, появившуюся на пороге. Чонин собственной персоной. Кёнсу тяжело вздохнул: раз Пак Чанёль, закадычный друг Чонина, жил здесь, стоило ожидать этой встречи. Впрочем, процент ментально здорового населения КНДР его волновал больше чем их дела. Правда до тех пор, пока этот самодовольный чертила не решит опять докопаться до него — просто так, ради удовольствия. Не успел он об этом подумать, как Чонин тут же направился к нему, с руками в карманах и нахальной ухмылкой на лице. Вот черт, снова начинается. — Какие люди, и без охраны, — протянул Чонин с усмешкой. Кёнсу с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза на этот приторный тон, — А где твой дружок-марафонец? — продолжил Чонин, явно провоцируя и заглядывая за его плечо, будто выискивая приятеля Кенсу, - опять в пирата играет? Клад ищет? - Кенсу тяжело вздохнул. — Что-то я не припомню, чтобы я звал тебя составить мне компанию? — не обратив на вопрос внимания, Кёнсу флегматично стряхнул пепел с сигареты и посмотрел куда-то мимо собеседника. — Ну что ты сразу такой злой, — с наигранной обидой надул губы Чонин, — вообще-то я подошел похвастаться. — И чем же? Узнал, наконец, разницу между апелляцией и эпиляцией? Или научился завязывать шнурочки без посторонней помощи? — Кёнсу затянулся и выпустил в воздух клуб дыма. Это никогда не кончится? Может у него ещё и топографический кретинизм, и найти дорогу прочь для него непосильная задача? — Остряк, — с фальшивой улыбкой ответил Чонин. Он достал смартфон, быстро пролистал ленту и ткнул экраном прямо в лицо Кёнсу. — Читай. Кёнсу пробежал глазами по статье: «Телекомпания KNC TV начала сотрудничество с факультетом журналистики Сеульского Национального Университета». Он продолжал вчитываться: «Тема программы вызвала бурные обсуждения среди зрителей, подняв важный вопрос о проблемах воспитания современных подростков». Кёнсу поднял брови и откинулся на спинку лавочки. — И? — всем своим видом показывая, насколько ему это неинтересно. — И? Ты вообще понимаешь, что это значит? — Чонин возмущенно смотрел на него. — Знаешь, я не в настроении меряться письками наших отцов. Рейтинги телекомпании твоего папаши временно поднялись. Ну и что? DNC стабильно на высоте, чему я должен удивляться? Хайпу? Тому что KNC прекрасно знают что народ хавает любой популистический бред? Ну, что? Типа серьёзно, алмазно похуй, нефритово поебать, — Кёнсу потушил сигарету об урну и встал. — Это пока, — не унимался Чонин, хотя разговор едва длился пару минут, а раздражения у Кёнсу было, будто они неделю провели на одном квадратном метре. — Ну пока мне похуй, будь добр, съебись в ужасе, — холодно ответил Кёнсу, снова потянувшись за пачкой сигарет. Однако Чонин, заметив перебинтованное запястье, ухмыльнулся. — А это что? Пускал по вене с Чоном или вывихнул, когда дрочил? — усмехнулся Чонин, довольный своей шуткой. — По себе не судят, — съязвил Кёнсу, вспоминая, как Чонин сам использовал эту фразу против него в студии. — Просто пробовал фистинг на твоем бате, — Кёнсу прикурил новую сигарету и выдержал паузу. — ему не понравилось. — Тебе бы рот с мылом помыть, но, боюсь, уже не отмоется, — бросил Чонин. — Ну хуя твоего там не было, поэтому не все так плохо, — Кёнсу усмехнулся, видя, как Чонин напрягся. Отлично, хоть заткнулся, — Ты, кстати, зря кичишься рейтингами своего бати, как будто это твоя заслуга. — Кёнсу встал, проходя мимо Чонина. — Если это твой способ самоутвердиться — удачи. Лижи жопу дальше в надежде получить хоть какую-то работу на его канале. — Выпустив дым прямо в лицо Чонину, он пошел дальше. Но тот схватил его за больное запястье, и Кёнсу тихо зашипел от боли, резко сжав зубы. — Ты что, совсем ебанутый?! — Кёнсу вырвался, сцепив зубы. — Скажи мне, что из сказанного мной было неправдой? — Всё! — выкрикнул Чонин. — Да ну? Что не так? То, что ты до меня доебался со своей мнимой конкуренцией? То, что пытаешься всем доказать, какой ты охуенный? — Кёнсу уже не мог сдерживать голос. — Ты хочешь, чтобы я оказался ничтожеством, да? Но знаешь что? Мне плевать! Понял?! Плевать! — Он резко вырвался из хватки, чувствуя, как свежая рана на запястье снова начала жечь. Оба замерли, когда сверху раздался громкий крик. Они обернулись, и в тусклом свете увидели, как чья-то фигура сорвалась с крыши десятиэтажки. Через секунду раздался глухой удар. Они переглянулись, не веря тому, что произошло. В голове не укладывалось, но нужно было проверить. Парни сорвались с места и побежали к перрону. — Твою ж… — испуганно пробормотал Чонин, увидев тело девушки, распластавшееся на асфальте. — Это… Джису. — Да ладно, блять, — нервно прошептал Кёнсу, стараясь осознать произошедшее. — А я думал, это папа римский…